***
Он нежно успокаивает ее и нежно гладит по спине. — Дыши, Харли. Я здесь, ты в безопасности. Ей требуется некоторое время, но в конце концов она доходит до того, что больше не гипервентилирует. Однако он все еще чувствует ее слезы на своей коже. — Опять Джокер? Она энергично качает головой, отказываясь смотреть на него и вместо этого зарывшись лицом в пространство, где его шея встречается с плечом. Ну, если это был не Джокер, что еще могло быть? Он хмурит брови, пытаясь найти ответ. Ой. Рука на ее спине замирает, когда он внезапно понимает, что именно ее беспокоит. Он тут же жалеет, что сказал ей о своей почти смерти. Он меняет тактику. — Послушай меня, Харли, я здесь. Это был просто кошмар. В ответ она только сильнее рыдает. Он хватает ее руку и кладет себе на грудь, где его сердце бьется ровно. — Ты чувствуешь это? Я здесь, я еще жив. Ты можешь доверять своему собственному мозгу. Он продолжает побуждать ее дышать, и в конце концов ее слезы останавливаются. Наконец она поднимает на него взгляд и кладет руку на его щеку. — Ты обещаешь, что ты настоящий?***
Требуются огромные усилия, но Харли заставляет себя поднять глаза. Она чувствует щетину за несколько дней под своей ладонью и не может не думать, что она рада, что он наконец избавился от этой ужасной растительности на лице, которая у него была раньше. — Черт возьми, я настоящий, Харли. Это кажется реальным? — Да, — говорит она, но это звучит как вопрос. Черт возьми, как бы она хотела, чтобы она могла просто доверять своему собственному гребаному мозгу. — Что я могу сделать, чтобы убедить тебя? — Поцелуй меня? — застенчиво спрашивает она. — Ты уверена? — спрашивает он, убирая прядь волос с ее лица. — Пожалуйста, — она умоляет. — Я просто хочу чувствовать что-то кроме гребаного ужаса. Он переворачивается так, что оказывается сверху и лежит между ее бедрами. Она сосредотачивается на его теплом весе, прижимающем ее к матрасу. А потом она теряется в ощущении его губ на своих, в прикосновении его щетины к ее щеке, в запахе дешевого мотельного мыла, смешанного с его дезодорантом, который каким-то образом все еще липнет к нему даже после душа и двух раундов секса. Поцелуи Рика движутся вниз, и Харли полностью перестает думать.***
После этого она крепко цепляется за него, не желая отпускать его и просто желая быть как можно ближе к нему. Он перекатывается в сторону, и она оказывается прямо на нем. Она прижимает ухо к его груди и слышит глухой стук его сердца. Образ куска фарфора, торчащего из его груди, вспыхивает в ее сознании, и она зажмуривает глаза и пытается сосредоточиться на ощущении его рук на ее голой спине. Наконец ей удается выдавить: — Он ударил тебя ножом. Прямо в сердце. Она чувствует, как он целует ее в макушку. — Да, но он этого не сделал. Я все еще здесь, Харли, и никуда не уйду. Правда в том, что мысль о потере Рика страшнее всего, что Джокер когда-либо мог причинить ей, лично или в ее голове. Она пережила Джокера. Она не знает, сможет ли она справиться с потерей Рика. Как бы банально это ни звучало, она не может не чувствовать, что он ее родственная душа — успокаивающее присутствие в ее жизни, которое поддерживает ее (в основном) в здравом уме, человек, который помогает ей исцелиться, тот, кто заставляет ее хотеть быть лучше. Он поднимает руку и начинает проводить пальцами по ее волосам, и она удовлетворенно вздыхает, сосредотачиваясь на этом чувстве. Он останавливает свои движения, чтобы нежно поцеловать ее в висок. — Поспи немного, Харлс. Я люблю тебя и никуда не уйду надолго. Ее глаза закрываются. Она морально истощена после пережитой ночи — сначала из-за травмы Джокера, а теперь из-за этого — так что легко потеряться в ощущении его руки в ее волосах и звуке его сердцебиения. — Я тоже тебя люблю, — бормочет она, прежде чем погрузиться в блаженный сон без сновидений. Кошмар долго не возвращается.