Выходя из такси, которое остановилось напротив большого здания, Антон прикрывает лицо рукой, таким образом прячась от вспышек фотографов и вопросов назойливых журналистов. Одной рукой он придерживает сумку со спортивным инвентарём, а другой задирает воротник чёрной куртки выше и опускает на глаза кепку, чтобы остаться незамеченным.
— Скажите Антон, как вы добились такого успеха?
— Расскажите ваш секрет успеха на соревнованиях.
— Как ваш тренер относится к вам? Поддерживает?
— Слишком устаёте на тренировках?
Вопросы подобного плана Антон слышит каждый день по сотне раз. Он терпит и не обращает внимания на это, не отвечая, а просто изредка улыбается.
Он бы и рад рассказать как проходят тренировки. Но что он скажет? То, что тренер, не давая отдохнуть, заставляет три часа подряд откатывать один и тот же номер? Или то, что он каждый раз гнобит Антона, что тот ни на что не способен и что может он намного лучше? Нет, такого Антон точно не хочет рассказывать. А кроме как об этом, говорить не о чем.
Парень молча заходит в огромное белое здание, стараясь прикрыться всем, чем только можно. Резкий запах покрытия полов бьётся в нос и заставляет устало выдохнуть.
Антон уже давно в фигурном спорте, но вот с новым тренером познакомился буквально год назад. Он был молод и, как казалось Антону, слишком жесток и требователен. Он не давал парню и секунды на передых. Заставлял прыгать аксель до тех пор, пока ноги не будут идеально прямыми, а они, как на зло, были кривыми и костлявыми. Когда у Антона что-то не получалось и он падал, то никакого сочувствия не видел, лишь презрительные взгляды и что-то наподобие: «слабак, ты можешь лучше» или «тряпка ты, Шастун». Но юноша сдерживал свой порыв ярости на тренера.
Вот и сейчас Антон идёт с пониманием, что сегодня его ждёт порция отборного словесного говна и укоризненный и холодный взгляд голубых глаз. Антон знает и то, что выйдет с тренировки уставший и потный, кое-как доволочет свое тело до такси, а затем, дай бог, и до кровати. А не как обычно до коридорного коврика.
Антон заходит в раздевалку, кидая сумку на пустующую скамейку. Он приехал слишком рано, чтобы здесь уже кто-нибудь был из фигуристов, зато толпы журналистов и фотографов забили проход.
Шастун расстёгивает объёмную сумку и достает коньки, лежащие в тряпочном мешочке. Далее выуживает оттуда и спортивный комплект одежды: черные облегающие брюки, тканевую кофту такого же цвета и тёмно-синий жилет. Он не спеша переодевается и, запихнув сумку с обычной одеждой и кроссовками в шкафчик, подхватывает мешок с коньками и отправляется на лёд.
Антон подходит к тяжёлой железной двери, из-за которой веет холодом. За ней и находится каток, на котором он через стекло в двери видит своего тренера. Тот стоит за бортиком, и, опершись на него руками, потягивается. Видимо, сам только что пришёл и ещё не успел проснуться.
Антон толкает от себя дверь и аккуратно заходит в большое пустое помещение, по которому звук от открывшихся дверей разносится громким эхом.
— Здравствуйте, Арсений Сергеевич. — здоровается парень и спускается по ступенькам к нижним рядам лавочек.
Зал пуст, и его не слишком тяжёлые шаги отчётливо слышны. Арсений продолжает стоять около бортика и смотреть прямо, разминая плечи и шею. Он пропускает мимо ушей приветствие подростка и начинает говорить сразу по делу.
— Две минуты и ты должен стоять на льду.
Антон закатывает глаза и хмурит брови. Он не понимает такой грубости в свою сторону от тренера. Ничего плохого за время их знакомства Шастун не делал. На тренировках всегда присутствовал и ничего не пропускал, на соревнования ехать согласился, хотя его и не спрашивали и даже не отбирали, тренеру не хамил, но зато тот с радостью хамит ему.
— Не нужно закатывать глаза, Шастун. — вставляет брюнет, не поворачиваясь к младшему лицом, и тому остаётся лишь гадать, как тренер понял, что глаза парень действительно закатил, и был крайне недоволен таким приветствием. — Если бы ты не опаздывал, лучик, то и сейчас бы не спешил.
Тренер наконец поворачивается лицом к Антону и облокачивается бёдрами о перила. На лице всплывает его лисья улыбка, от которой Антону каждый раз становится тошно. А это тренерское «лучик» совсем выворачивает фигуриста. Хоть он и привык к данному прозвищу, всё равно становилось мерзко при его упоминании в свою сторону. Антон считал, что так Арсений Сергеевич его называет из-за того, что парень вечно носит кучу колец, от которых при любой возможности отскакивают солнечные зайчики. Этим мужчина вечно его поддевал. А также всё списывалось на то, что с каждых соревнований Антон привозит призовые места. И как бы впускает лучик света в серые будни тренера своими победами.
На самом деле доля размышлений Антона была правдой. Он действительно вносил в будни тренера лучик света как своими победами, так и своей лучезарной широкой улыбкой. Арсений, когда год назад пришёл на замену старого тренера и увидел катающегося Шастуна, сразу разглядел в нём огромный потенциал и стал выжимать из парня все силы во время тренировок. Двухчасовые тренировки он превращал в трёхчасовые, а трёхчасовые растягивал до пяти часов. Требовал от парня идеально выполненных движение и чёткого катания. А когда в первый день, ещё не являясь знакомым с парнем похвалил его, увидел на лице того улыбку. В этот момент в голове пронеслось: «Какое солнце. Нет, не солнце. Лучик. Лучик солнца». Из этого и пошло такое прозвище Антона. Но оба воспринимали его по-разному.
Шастун спустя три минуты встал с лавки, наконец зашнуровав коньки. Он подошёл к Арсению и встал перед ним лицом к лицу.
— Если бы вы, Арсений Сергеевич, не затягивали тренировки до одиннадцати вечера, а потом бы не назначали их на полшестого утра, то я бы высыпался и приходил вовремя. — съязвил он, слащаво улыбаясь и смотря в холодные, усмехающиеся над ним, глаза Попова.
— Живо на лёд, Шастун. — проигнорировав слова Антона, своим повседневным голосом ответил Арсений.
Антон, сдерживаясь, чтобы не плюнуть тому в лицо, миновал Попова и подойдя к двери, ведущей на каток, снял пластмассовую защиту с лезвия коньков. Отложив ярко оранжевые чехлы на скамейку, Антон ступил на скользкое покрытие, а после, быстро разогнавшись, начал нарезать круг за кругом, одновременно выполняя не сложные движения — разминаясь.
— Закончили, Шастун. Становись на начало номера. — слышится спустя десять минут громкий голос тренера, который разлетается по пустому помещению.
Антон, выставляя острые лезвия, из-под которых вылетает ледяная стружка, вперёд, останавливается и гордо смотрит на Попова. Выезжает на центр катка и поднимая руки над головой, а ноги перекрещивая, ожидает музыки, под которую завтра должен будет катать номер на очередных соревнованиях. Тем временем Попов берёт в руки небольшой планшет и провод. Его один конец он подключает к планшету, а другой к колонке. После, видя, что спортсмен готов, кивает и кидает напоследок:
— Будешь катать до тех пор, пока я не увижу идеального результата.
— Купи себе очки, а то так и не увидишь никогда, — бубнит под нос Антон, зная, что его никто не услышит. После его слов включается музыка, и парень двигается с места, начиная делать круг. Руки он вытягивает назад и старается держать спину ровной.
— Спину ровнее, шпала. — всё равно слышит он.
Шастун разворачивается на сто восемьдесят градусов и оказавшись к тренеру спиной, широко расставляет ноги, выворачивая ступни. Руки вытянуты струной, а голова повёрнута вправо. Он скользит в согнутом положении несколько секунд, а после выпрямляется и начинает набирать скорость.
— Булки втяни, ты не расслабляться сюда пришёл! — кричит Попов, наблюдая как Антон делает кораблик и вновь выпрямляет спину, выпячивая задницу.
Антон слышит его слова и старается исправиться, а потом сразу же совершает двойной тулуп. Он прыгает, делает вращение вокруг вертикальной оси и готовится уже приземляться, но ноги запутываются и он падает.
— Мешок с картошкой ты, Шастун. Ещё раз прыгай! — вновь делает замечание Попов.
Антон тут же встаёт и снова набирает скорость, чтобы повторить элемент. Но его вновь ждёт неудача. Внутренне он сердится, но не показывает своих эмоций, а старается как можно скорее встать под ругательства тренера.
Тренировка номера никак не может сдвинуться с этого чертового тулупа. У Антона уже начинает кружиться голова, но его тренера все равно что-то не устраивает. То ноги кривые, то спина горбатая, то голова опущенная, то у Шастуна совсем нет мозгов, раз он не может сделать такой простой элемент. Антон слушает и молчит, продолжая совершать вращения и, когда в один момент не слышит никаких претензий со стороны Арсения, выполняет номер дальше, но Попов тут же находит к чему придраться.
Антон никак не может высоко поднять ногу, по его словам, делая петлю. Хотя кажется, что нога у Антона уже выше головы.
— Девяносто градусов, Антон! Девяносто, а не двадцать пять! Покажи мне, что ты на что-то способен! — грубо кричит он, размахивая руками, а потом тихо добавляет, сложив руки в замок около рта. — Давай, лучик, не подведи.
***
День соревнований выдался насыщенным с самого утра. Из-за длительной и усердной вчерашней тренировки, которая длилась с полшестого утра до шести вечера без перерыва, Антон не смог нормально отдохнуть и выспаться. Поэтому сейчас он, трясясь в такси на пути к главному городскому катку, старался не закрыть глаза. Последняя надежда оставалась на противных журналистов, которые своими вопросами должны были хоть немного взбодрить парня.
Так и случилось. Сегодня возле катка было в десять раз больше людей, которые фотографировали спортсменов и сыпали их вопросами. Из-за общего гула корреспондентов, репортёров, журналистов, фотографов и просто зрителей и болельщиков Антон взбодрился. Кто-то ему в руки сунул плюшевую игрушку в виде жёлтого солнца. Антон улыбнулся, оценив подарок, и, помахав всем с порога здания, скрылся за дверью, где был пойман холодным взглядом голубых глаз.
— Когда-нибудь ты перестанешь опаздывать, идиот?! — тихо прошипел на ухо парню Попов и, взяв под руку, чуть ли не бегом, потащил в сторону раздевалок.
Антон, снова пропуская мимо ушей слова тренера, поддавался его манипуляциям и шел вместе с ним. Он рассматривал игрушку, которую ему подарили с таким восторгом, который не удалось скрыть от Арсения.
— Лучик, ты что маленький ребёнок? — недовольно поинтересовался тренер, выхватывая из рук парня маленькое солнышко и пихая себе в карман. — Сконцентрируйся на соревнованиях.
Антон лишь выдал протяжное «эй» и, обидевшись, отвернулся от Арсения, выпутываясь из его цепких рук и убегая переодеваться. А Арсений, закатив глаза и сделав максимально гневное лицо, отправился к судьям регистрировать спортсмена.
***
Антон сидел на небольшом диване вместе со своим тренером и даже не смотрел в его сторону. Тот тоже не уделял ему никакого внимания, лишь причитал, что если будет также как вчера, то выйдут они с катка с полнейшем позором. А парень пялился в экран, на котором транслировались выступления других фигуристов.
В турнирной таблице Шастуну выделили пятнадцатый номер, а это означало, что следующий выход - его.
— Пойдём, скоро твой выход. Не сделаешь всё чисто, вылетишь из фигурного катания и пойдешь продавать бананы. — он встал и подал руку Антону. Но тот, ударив тренера по ладошке и одарив его презрительным взглядом, встал сам.
— Я вам не барышня. — возмущается он и под ухмылку тренера направляется к трибунам.
Они становятся около скамей. Антон расстегивает короткую спортивную кофту и отдает в руки Арсу. Тот её принимает и перекидывает через руку. Свои ладошки он кладет Шастуну на плечи и массируя их, шепчет на ухо:
— Давай, не подведи. Упадешь или споткнёшься, буду всю жизнь тебя бревном называть. — он слегка посмеивается, а Антон, слыша его слова, отстраняется и смело шагает к выходу на каток. — Мой гордый лучик. — тихо бормочет Арсений, взглядом провожая шатена на лёд.
— На ледовую арену выходит Антон Шастун. — слышится из рупоров, и зал в ту же секунду заливается громкими овациями.
Антон снимает чехлы с лезвий коньков и сует в руки тренера, который уже успел подойти к нему. Потом открывает пластиковую дверь и выходит на лёд, поднимая ладоши вверх, приветствуя зрителей. Он становится на центр катка, вновь поднимая руки над головой и скрещивая ноги. Готовясь выступать, он выдыхает и собирается с духом.
Арсений подходит ближе к перилам, слегка высовывая голову за бортики. Он внимательно смотрит на Антона, сложив руки в замок и облокотившись локтями о перегородку. Облизывает губы и начинает чаще дышать, когда слышит заигравшую музыку и Антон трогается с места.
Парень выполняет кораблик и вновь становится прямо. Лицо его сосредоточенно. Он разворачивается, делая круг, и прыгает, заходя на тулуп. Арсений видит как парень тянет ноги и вохищается его идеально ровными руками. Антон хочет приземлиться после второго оборота, но не успевает развести ноги, чтобы встать ровно и, путаясь в ногах, с грохотом падает на лёд.
Арсений, до этого наблюдавший за парнем, сейчас с дрожью в руках наблюдает как юноша падает и скользит по льду, оставляя красный след, и спиной врезается в бортик. Весь зал замирает и не слышно не одного возгласа, лишь громкое дыхание тренера.
Арсений срывается с места и, не смотря на неподходящую обувь, летит к Антону по льду.
— Лучик! — он падает перед бледным телом на колени и аккуратно касается его головы ладонями. Видя, что юноша не поднимает веки, глаза начинает мерзко щипать, а щеки становятся всё более мокрыми. — Очнись, пожалуйста… — шепчет он, пока двое врачей отодвигают его в сторону. У Арсения перед глазами всё плывет, а в ушах образуется вакуум.
***
Пищание кардиографа и звук капельницы разрезают звенящую тишину. Арсений уже вторые сутки ничего не ел, лишь пил кофе — кружку за кружкой. Он сидит около кровати Антона с каменным и безэмоциональный лицом. Яркие голубые глаза потухли и стали практически серыми. На плечи накинут медицинский халат, а на ногах уже протершиеся бахилы. В руках мужчина вертит плюшевое улыбающееся солнышко.
Он рассматривает каждый его лучик, а потом переводит глаза на свой лучик. Парень лежит без сознания уже второй день. С момента падения его забрали на скорой, обследовали, а потом положили в реанимацию. Арсений всё это время, не смотря на запреты врачей, был рядом с ним. Вот и сейчас сидит и молится всем известным богам, чтобы Антон очнулся.
Он опускает голову, опираясь ею о сомкнутые замком ладошки и устало вздыхает. Через пару часов кардиограф начинает пиликать громче и чаще. Арс, сидящий в той же позе, резко поднимает голову и смотрит на прибор, на котором линии стали длиннее по вертикали. После он опускает взгляд на Шастуна и видит слегка открытые веки, которые медленно моргают. На Арса направляются два зелёных глаза, а сухие бледные губы с трудом искривляются в ухмылке. У Арсения вновь наворачиваются слезы. И что, что мужчины не плачут? Порой можно. Тем более если очнулся любимый арсовский лучик.
— Лучик, — тихо начинает Арс, не сдерживая улыбки, — ты очнулся.
Антон улыбается и тихонечко кряхтит.
— А говорили, что бревном называть будете, а тут лучик. — с трудом выдавливает он из себя и морщится от головной боли.
— Тош, прости меня, — Арсений, держа игрушку одной рукой, другой берёт ладонь Антона и, опуская голову, дотрагивается до нее лбом. — Я так испугался за тебя, — шепчет мужчина и густой темной челкой щекочет мальчишечью ладонь.
Арсений чувствует лёгкие касания на своей руке и начинает выцеловывать бледную ладонь Антона. Мягкие теплые губы касаются тонкой холодной руки, оставляя невесомые поцелуи.
Антон переворачивает руку и касается ею щетинистой мужской щеки и аккуратно поглаживает. Арсений держит запястье в своей широкой руке и ласково смотрит на светловолосого юношу, волосы которого, на самом деле, сейчас перекрыты толстым слоем бинтов.
— Это твое солнце, лучик. — Арс опускает игрушку на кровать. Антон берёт её в руки и недолго смотрит, а потом переводит глаза на Попова.
— Нет. Мое солнце горит. Очень ярко и тепло, только почему-то постоянно корчит из себя угрюмую тучу. — Антон мягко улыбается, довольный своим завуалированным признанием.
Арсений с облегчением выдыхает, утыкаяся лбом в кулак юноши, и, закрыв глаза, начинает тихонько посмеиваться. Потому что сейчас после двух темных и мрачных дней, проведенных в больничной палате, наконец-то настали светлые и ясные. И от этого становится очень тепло.
