Вода нового мира

— Пойдем, в лаборатории найдется, чем тебя отремонтировать… Прихрамывая, Купер поднялся на ноги. Подземной заразы и след простыл: земля уже начала покрываться трещинами, высыхая, и ветер, как ни в чем не бывало, разносил по ним сероватую пыль. Направляясь в лабораторный отсек, Купер остановился подобрать фонарик, выпавший из рук Брэнд после нападения геобионта. Здесь поверхность земли и вовсе казалась нетронутой: ни следов потока, ни трещин, ничего. Присмотрелся — кажется, починить разбитый фонарь не получится. Из нижней части можно было собрать карманный электрошокер, и хотя отбитые контакты уже чуть окислились, оставалась возможность использовать его для хэллоуинских развлечений не самого высокого разбора. Амелия поодаль, мужественно стиснув зубы и закрыв глаза, стаскивала с поврежденной руки перчатку. На первый взгляд распухшее запястье выглядело пугающе, но, быстро ощупав кости, Брэнд выдохнула. Кажется, ничего не сломано. Хотя ушиб, судя по разливающейся гематоме, будет проходить не одну неделю. Дождавшись, пока ТАРС и КЕЙС восстановят коммуникации во вновь состыкованных модулях, Брэнд первым делом направилась в лабораторию — в инкубаторный отсек. Несмотря на автоматический режим поддержания жизнеобеспечения, стоило убедиться в том, что фильтрация и кислород по-прежнему в комфортном для эмбриона режиме. Она оперировала простыми и понятными — ей, — медицинскими терминами, стараясь не дать волю непрошенным эмоциям. Еще не время, уговаривала себя Амелия, выскальзывая из гермокостюма, а потом из компрессионного комбинезона. Но руки уже дрожали, и она не сразу попала в рукав лабораторной робы. Выругалась, потому что ноющим запястьем угодила в стойку для использованных рукавиц, подготовленных к обработке — в этих условиях почти ничего одноразового не осталось. Старательно осмотрев всю систему, Амелия удовлетворенно выдохнула. Ни единого обрыва или ошибки в логах. Герметичность не нарушена, энергообеспечение все это время оставалось стабильным. К счастью, плод случайной связи и отчаянного порыва, очень человечного и в то же время жестокого, и наглой манипуляции продвинутой техники был в полном порядке, если не сказать — процветал. Отрегулировав термостат, Амелия бросила взгляд на стойку с цианобактериями. Эти тоже чувствовали себя превосходно. Пора было поспешить к следующему пациенту, дожидавшемуся своей очереди у криокапсул. Купер не без удовольствия отдался в заботливые руки доктора Брэнд, хотя та с ним, как обычно, не церемонилась: отвратительный хирургический пластырь на разошедшийся шов, от всего сердца политый жгучим спиртовым раствором. Амелии все еще было не по себе. Проверила вторую руку, но там все выглядело более или менее сносно, скобы на швах менять было еще рано. Удовлетворившись визуальным осмотром, она сунула Куперу в ладонь две витаминизированные таблетки. — Выпей. Он послушно отцедил себе немного отфильтрованной — чистой — воды из внутреннего резервуара, некоторое время порассматривал стакан на просвет в поисках подозрительных уплотнений. Амелия проследила, чтобы он-таки принял укрепляющие, и только после этого ушла переодеваться в штатское за ширму. Им предстояло так много обдумать и обсудить, проанализировать и принять решения, которые могли бы помочь им выжить, обезопасить себя и детей… Особенно теперь, когда оказалось, что в этом мире они не первопоселенцы, и им еще предстояло побороться за место на вершине пищевой цепочки. Но Купер просто вертел опустевший стакан в руках, не торопясь уходить, изредка поглядывая на перегородку. Эта подземная ползучая дрянь пока не так занимала его мысли. Его беспокоила только Амелия. Со всем остальным он сумел бы справиться. Было видно невооруженным взглядом, что доктор Брэнд, и без того не слишком расположенная делиться личным, замкнулась до пределов возможного, и редчайшие всплески эмоций, вроде памятного поцелуя на прощание, только поддерживали это впечатление. Не то, чтобы он тяжело переживал ее холодность, скорее Купер задавался вопросом, насколько вообще вправе претендовать на ее доверие и расположение. В конце концов, Брэнд была совершенно ничем ему не обязана. Не связана с ним словом. Даже общий ребенок появится на свет не так, как принято у абсолютного большинства пар. Да, их отношения были похожи на супружеские… Как и в самом начале. Вынужденный брак, совместный быт посреди открытого космоса, за несколькими дюймами корабельной обшивки. Будоражило кровь, что и говорить… даже несмотря на то, что «брак» был фиктивным. А еще где-то на краю сознания ныла ревность: к прошлому, к Эдмундсу, к той стене, которой она надежно себя окружила. Они не похожи на других: никто до них и, вероятно, на многие годы после, не оказывался и не сможет оказаться в такой ситуации. Они полагали, что этот мир будет принадлежать им. Только двоим, ну и впоследствии детям. Пусть они все появятся на свет из белого пластикового лона инкубатора — но эти дети будут — их, Брэнд и Купер будут теми родителями, которых последующие поколения запомнят. У них будет большая семья. У них будет весь мир.

***

Амелия недовольно хмыкнула, обнаружив Купера задремавшим на ее рабочем месте. Впрочем, не удивилась — он не спал больше суток. Стараясь поменьше шевелить правой рукой, она набросила на плечи Купера плед, укрывая его вместе со спинкой стула. «ТАРС, в лабораторию, пожалуйста» — набрала она на своем датападе, надеясь, что робот не поднимет много шума. Но параллелепипед был безупречен: почти ничего не задел, ловко и изящно для его комплекции подъехал к Амелии и крепко спящему Куперу. Убедившись, что плед хорошо обернут и не сваливается, Амелия взглядом показала на шлюз-дверь. Без вопросов и уточнений ТАРС активировал режим транспортировки человека и, осторожно захватив крепко уснувшего Купера вместе со стулом, точно так же бесшумно покатил к выходу. Амелия шла следом — чтобы открыть дверь во второй жилой модуль. Если с переносом проблем не возникло, то с приземлением вышло сложнее. Как вытряхнуть Купера, привалившегося к роботу, как к родной матери, да еще и так уютно спеленутого в корабельное одеяло, чтобы не побеспокоить его? ТАРС аккуратно поставил стул с человеком у самой кровати, низкой и узкой койки, рассчитанной ровно на то, чтобы оторванный от родной земли человек не испытывал иллюзии комфорта и не мучился тоской по дому. Учитывая, что сверху нависала еще одна, свет на нижнюю «полку» почти не попадал, читать перед сном было невозможно, да и места оставалось очень немного. Если уж Амелия, которая не была миниатюрной, помещалась на свое место без особой свободы движений, то Куперу точно должно было быть тесно… Притянув к себе сонного Купера за «полы» его временного алого плаща, Амелия с трудом заставила его подняться. Он пошатнулся, но тут же нашел руками ее талию и все-таки удержался в вертикальном положении. — Спать лучше в предназначенных для этого местах, Купер… Он что-то пробормотал, возможно, соглашаясь. Но саму Брэнд из рук не выпустил. Только этого не хватало. Почувствовав, что краснеет, Амелия отстранилась и попыталась все-таки упаковать Купера на его спальное место. Она страшно злилась на себя. Ей и в самом деле не стоило давать себе волю и так набрасываться на него. Даже на прощание. В конце концов, они совершенно чужие друг другу люди. Их ничего не связывает: ни секс, ни брачные обязательства, ни служебное положение. Немного роднило сопереживание потерям — в далеком прошлом. Оба любили давно умерших. И все же — почему сердце Амелии в эту самую секунду глухо ударилось о грудную клетку — изнутри, а в горле предательски пересохло? Не хватило воздуха. Всего одного вдоха. — Укладывайся же, меня ждет увлекательная ночь в обществе нашего нового знакомого… — бормотала она, упираясь левой, здоровой рукой в его грудь. Купер, все так же не подавая признаков бодрствования, послушно отпустил ее и, по-прежнему завернутый в плед, забрался на свое спальное место. — Вот так. Доброй ночи. Чуть поколебавшись, она развернулась на пятках и вышла, закрыв за собой дверь-шлюз. Для надежности.

***

Амелия вернулась за приборный стол, подкатив ближе к свету стойку с препаратами, содержавшими части — или целые организмы? — этого неизвестного геобионта. Три запечатанные капсулы и одна открытая колба. Едва видимое гелевое уплотнение приблизительно сферической формы посередине каждого сосуда — приблизительно в четверть от объема. Значит, могла быть закономерность: в зараженной воде содержалось примерно пропорциональное количество организма. Металлические иглы и инструменты не оказывали на субстанцию никакого видимого воздействия, проникая беспрепятственно во всех направлениях. На пластик неизвестная форма жизни показала такую же реакцию. Вводить какие-либо препараты Амелия опасалась: не было уверенности в том, какая может быть защитная реакция и какие вещества могут при этом возникнуть. В лаборатории стало прохладнее: температура понижалась на ночь автоматически, для нормального развития колонии бактерий. Теперь они занимали целый стеллаж вдоль длинной стены и, судя по виду, отлично себя чувствовали. В отличие от растений. Цианобактерии сами были уникальной лабораторией, их более широкое применение на Земле могло бы остановить распространение патогена, или хотя бы существенно нивелировать последствия. Жаль, что их далекий дом оказался разрушен до той степени, что даже простейшие вымирали в библейских масштабах. Из обнадеживающего было то, что, несмотря на гибель образцов, никаких следов земного патогена обнаружено не было. Согреваясь, Амелия потерла рука об руку. Запястье прострелило острой болью. Стоило бы все-таки взглянуть на снимок… Амелия вскользь подумала о реакции субстанции на человеческую кровь. Может быть, организм пытается таким образом питаться новым для себя веществом? Покрутив в руке скарификатор, Амелия со вздохом отложила его прочь. Она все видела своими глазами, пусть и через прозрачный лицевой щиток. Быть может, это была реакция на кровь какой-то определенной группы? Какая там у Купера, нулевая?.. Быть может, с ее собственной было бы по-другому? В сомнениях она ходила кругами около криопода, рассматривая в свете ламп плененного врага. Должно быть что-то, на что бы он среагировал. Кислоты? Вибрации? Нельзя было предположить — до определения основных характеристик — паттерны поведения этого живого существа. Как оно могло отреагировать на то или другое? Они стали свидетелями взаимодействия только с ними самими, да и то — эпизодически. С азартом исследователя Брэнд справиться так и не сумела. Высвободив левую руку, она осторожно подцепила край собственного ногтя. Секунду поколебавшись, она быстро отделила совсем тоненькую роговую полоску. Если внутри этого организма наблюдалась такая реакция на человеческая кровь, то Амелия хотела проверить, как он реагирует на другую органику путем несложного эксперимента. С помощью длинного пинцета она погрузила отрезанную полоску сначала в отфильтрованную воду, затем в дезраствор, а затем снова в воду. Стряхнув лишнее, она нацелилась на врага, притаившегося в колбе поодаль. Субстанция не реагировала на свет и прикосновения к сосуду, перемещаясь по инерции. Но никакой враждебности или осознанности в этом усмотреть было невозможно. Амелия погрузила пинцет в самый центр преломляющей свет сферы. И тут же убрала инструмент, оставив маленький светлый осколок свободно плавать в жидкости. Несмотря на первоначальное сходство с поведением в обыкновенной воде, кусочек, опустившись на два или три миллиметра, на мгновение замер. Чуть повращавшись вокруг своей оси, вновь продолжил погружаться. Но жидкость вокруг словно бы уплотнилась, препятствуя. Спустя несколько секунд движение продолжило замедляться, гелевая структура начала стягиваться к «пришельцу», у аморфной и инертной условной сферы обозначились более четкие края, она гораздо более уверенно просматривалась, опалесцировала, окружая инопланетного гостя. Амелия сглотнула, не веря своим глазам. Физика… Биология… Все, что она знала, не помогало ей сейчас. Как завороженная, она наблюдала за поведением совершенно незнакомой ей формы жизни. Будоражащее чувство открытия, прикосновения к неизведанному заставляло сердце биться быстрее. Организм полностью окружил «занозу» плотной гелевой сферой, диаметром приблизительно в полдюйма. Переливающийся шарик все так же висел в «теле» организма, не опускаясь на дно. Но в нем самом происходили изменения, и Амелия широко распахнутыми от ужаса и одновременно невыразимого удивления наблюдала, как гелевая сфера начинает светлеть — изнутри. Амелия видела, как она, уплотняясь, растет, разрастается, достигая дюйма… потом — полутора. Как начинает выделяться слоистая структура, отдаленно напоминающая человеческие роговые оболочки. Как эти слои наползают друг на друга, соединяются, двигаются по поверхности, будто материки по мантии вновь сформировавшейся планеты. Наконец слоистая белая сфера достигла размеров «тела» организма — вытеснив его? — и с глухим стуком опустилась на дно колбы. Больше нечему было удерживать ее на плаву. Амелия, не заметившая, как задержала дыхание, наконец позволила себе шумный прерывистый выдох. Шиток на лице мгновенно подернулся радужными разводами. Впрыснутый в колбу с организмом раствор марганца дал закономерный результат растворения и никакого осадка. Вода была чистой. От организма не осталось и следа. Натянув тройные перчатки до локтей, Амелия извлекла щипцами из розоватой воды шар, соответствующий диаметру тела организма. В пустом чистом сосуде он быстро высох и побелел. Скол ей взять не удалось, образование было плотным, но спил дал хорошие результаты, и на приборном стекле оказалось достаточное количество препарата. Ничего нового в оптике мощного микроскопа Амелия не обнаружила. Обыкновенный человеческий ноготь, чуть плотнее и волокнистее, чем ее собственный. Клеточные структуры, повторяющие оригинальные, возможно, потребуется дополнительный хромосомный анализ. Но на первый взгляд ничего, идущего вразрез с земной биологией, Брэнд в препарате не обнаружила. — Мы к такому не готовились… — Амелия не окончила фразу, окончательно убедившись в открытии. Она и не заметила, что снова цитирует Купера, правда, на сей раз цензурно. Она некоторое время размышляла, будить ли ей Купера сейчас, или подождать до утра. В конце концов, он провел на ногах несколько тяжелых дней и заслужил отдых. Стаскивая с рук гигантские лабораторные рукавицы, Амелия почти ликовала. Её глаза за защитным пластиком щитка были полны надежды, если не настоящей радости.