Призрачное вуху семейства Гот

Наступил вечер, и пустующий особняк Готов погрузился в уныние. — Отдал бы миллион симолеонов, чтобы снова почувствовать себя живым, — ворчал Гунтер, полупрозрачной тенью скользя над семейным кладбищем на заднем дворе. — Не говори так! — его покойная супруга Корнелия высунула голову из могилы. — Не говори так, Гунтер, какой ещё миллион симолеонов? Ты разоришь семью! Она с тревогой посмотрела на тёмные окна — сын всё чаще задерживался в городе допоздна и возвращался таким уставшим, что все жизненные показатели опускались до минимума. Если так будет продолжаться и дальше, то кладбище на заднем дворе пополнится раньше срока. — Он себя со свету сживёт, — вздохнула Корнелия, с тоской заглядывая в окно спальни, где когда-то каждый вечер взрывалось любовное облачко вуху. — Он в норме, — резковато ответил Гунтер. — Жив, пожаров не устраивает, значит, порядок. Вот в наше время... — Наше время прошло, — тихо прошелестела Корнелия, глядя сквозь стекло на портрет сына и его без вести пропавшей жены. — Бедный мальчик! Бывало, его ромбик аж светился от счастья, а как дрожало одеяло! — Одеяло — дрянь, раз под него не помещаются руки и ноги! В нашей версии не было такого разврата, — Гунтер по-прежнему ворчал, но уже беззлобно, скорее по привычке. Он задумчиво смотрел на кровать, уже много недель пустующую — их сын спал где придется, иногда попросту валился на пол от усталости и лежал, пока индикатор отдыха не загружался хотя бы на чуть-чуть. — Вуху растворяет ноги от колена и ниже, а руки — от локтя, — назидательно сказала Корнелия. — Руки и ноги, высовывающиеся из-под одеяла — это не больший разврат, чем вылетающие из облачка сердечки. Всё, что мы видим — не настоящее! Оно создаётся... — Много ты знаешь о вуху в новой версии мира, — перебил её Гунтер, прислонившись к стеклу окна так близко, что половина его головы просочилась внутрь дома, и дальнейших слов Корнелия не смогла разобрать. Они редко залетали в комнаты особняка, потому что считали, что свежий воздух полезнее для призраков. — Я знаю достаточно! — Корнелия влетела в спальню сына, потому что нельзя было вот так принижать её представления о релизе третьего мироздания! Но Гунтер почему-то не стал спорить. — Милая, как тебе идёт эта... эм... причёска! — сделал он неловкий комплимент. — Гунтер! Укладка первой версии, а в третьей у меня совсем другие волосы, и ты... — Давай займёмся вуху, — перебил её покойный супруг. — Посмотри, вот кровать. И вот мы, у нас высокий уровень романтических отношений. — Что? Ты слишком стар для этого, и слишком... Слишком мёртв! — Корнелия удивлённо хлопала глазами. — Но я хочу почувствовать себя живым. Пускай не целиком, а хотя бы ногу. Или руку. Если это одеяло так и работает, если создаёт конечности из плоти и крови, то почему бы не попробовать? Любопытство сгубило кошку, а Гунтера сгубил пожар, но сейчас его слова откликнулись небывалым интересом в призраке его супруги. Корнелия нервно подлетела поближе к большому портрету на противоположной стене. [image_21130|center] — Они будто смотрят, — прошептала она. — Пусть смотрят. Под одеялом ничего не видно, — заговорщицким шёпотом ответил ей супруг и медленно подлетев к кровати, лёг над ним, замерев в полдюйме от покрывала. — Идём же... Корнелия крепко зажмурила глаза и легла рядом, стараясь не просочиться до каркаса. — Сделать вуху, — громко сообщил Гунтер мирозданию, и одеяло накрыло их с головой. Пару секунд ничего не происходило, а затем мир растворился, погрузился в темноту, в серый хаос, в котором изрезка вспыхивали и гасли звезды. Корнелию сплющило в крохотную молекулу и растянуло на ширину мироздания, и она отчётливо почувствовала присутствие Гунтера внутри себя, но это было совсем не так как при жизни — а будто она просочилась через него, или он — через неё, и в таком положении они застряли внутри толстой каменной стены. Ничего не понимая, она отмечала некоторое шевеление, движение, а затем случилось невероятное — Корнелия вдруг почувствовала, как её рука выползает из-под одеяла! Это было самое настоящее чувство! Она ощущала и сырую прохладу особняка, и дуновение сквозняка из щелей в окне, и мягкое прикосновение простыни, и шероховатость одеяла. А затем что-то вспыхнуло, закружилось, и Корнелию унесло водоворотом из тысячи крохотных мурашек. Когда она снова очнулась, паря над кроватью, всё снова было по-прежнему. Никаких ощущений, ни тепла, ни холода — ничего. — Моя нога! — воскликнул Гунтер. — Я чувствовал свою ногу живой! А ты, дорогая? Ты что-нибудь почувствовала? — Только руку. Но это словно была не моя рука, а я вся была рукой, от начала и до конца, и эти мурашки, пыль из сердечек... — Только что я сэкономил нам миллион симолеонов, — довольно заявил Гунтер. — И, кажется, мы изобрели призрачное вуху.