Der Tod

Свечи в бальном зале почти все прогорели. Последние ещё редко мерцали, не давая уже света. Они будто пытались из последних сил рассеять мрак. За клавесином сидел вампир. Пальцы его, унизанные кольцами, порхали по клавишам, и мелодия неторопливо разливалась по залу, отражаясь от стен. Бледный свет луны, проникая сквозь витражное окно, цветными осколками рассыпался по полу. В воздухе кружилась, мерцая, мелкая пыль. Кроме музыки не было иных звуков, нарушающих тишину пустого и холодного зала. За окном ещё недавно бушевала вьюга, а в замке много лет топили только в нескольких небольших комнатах, что бальный зал давно выстыл, и если бы не толстые стены, мог бы покрыться инеем изнутри. Впрочем, холод ничуть не беспокоил музыканта — он вовсе его не чувствовал. Эту мелодию он играл бесчисленное множество раз, а потому не нуждался в нотах. Мыслями находясь в музыке и, одновременно, где-то очень далеко отсюда, мужчина то и дело прикрывал глаза. Иногда на его лице появлялась спокойная улыбка, смягчающая суровые черты лица. Быть может, он и вовсе бы не заметил появление гостя, притаившегося в тени одной из колонн. Но замогильный, пустой холод — вечный спутник ночного гостя — было трудно не почувствовать. — Тод, — Граф доиграл, и последние ноты постепенно стихали, растворяясь в зале. Он был расслаблен, хотя другой на его месте напрягся бы, узнав в своём госте Смерть. — Готтлиб, — Смерть улыбался, и это слышалось в его голосе. Он был единственным, кто упорно называл графа по имени и единственным, кому граф это молчаливо позволял. Возможно, если бы он попросил, Смерть не отказал бы в просьбе. Но было что-то правильное в том, что этот не-человек оказался тем, из чьих уст собственное имя — злая насмешка судьбы — звучало приятно. Возможно, дело было в нежности, с которой Смерть обращался к нему. — Я рад видеть тебя в добром здравии. — Смею напомнить тебе, что "в добром здравии" я не пребываю уже третью сотню лет. — Граф повернулся лицом к собеседнику, чуть насмешливо смотря на него снизу-вверх. Тод звонко рассмеялся: — Смею напомнить тебе, что для вампира ты пребываешь не только в добром здравии, но и в своём уме. Замечу, что в твоём возрасте многие постепенно утрачивают рассудок. Или превращаются в подобие твоих гостей, которых ведёт лишь жажда. — Сочту за комплимент. — У меня к Вам серьёзный разговор, — Тод переменился в лице, пропала веселость и игривость из его голоса, — это касается ваших недавних гостей. — Не понимаю, к чему ты клонишь, — Граф нахмурился. Он мог по пальцам одной руки пересчитать, когда видел Смерть настолько серьёзным и сосредоточенным. — Альфред и эта девушка, Сара, — Тод слегка скривился, упоминая дочку Шагала. — Не помню, чтобы раньше ты давал своим жертвам сбегать из замка. То, что они не выпили до капли всю деревню и этого профессора, я могу назвать только чудом. То, что они не погибли на рассвете говорит только о том, что у них хорошо развиты инстинкты. Не помню, чтобы ты раньше позволял кому бы то ни было устраивать хаос на своих землях. А эти двое скоро его устроят, поверь мне. И не ври, что не знал и не предполагал, чем обернётся их побег. Поэтому я спрашиваю тебя, что ты намерен делать дальше. — Ничего. — Ничего? — Тод едва смог скрыть свое удивление. Даже сделал шаг к графу, становясь к нему практически вплотную. — Ты все верно услышал. Я ничего не собираюсь делать с этими детьми. Если, как ты говоришь, у них обострены инстинкты, то и ума хватит не привлекать к себе особого внимания. Не загрызли же они этого профессора? А поверь мне, для них он был идеальной пищей. И в деревню не примчались, хотя к ней от замка быстрее всего добраться, значит разум не утратили. А дальше...у этого юноши неплохой потенциал. Считай, что я в него верю. — Это безрассудно. — Разве? Или тебя вдруг стала беспокоить человеческая жизнь? В таком случае напоминаю, что я тоже убиваю людей. И мой сын. И любой вампир, который не лежит год на кладбище. — Мне тебя не понять. — Как и мне тебя. Помнится, ты говорил, что смерть к каждому приходит в свой срок. И я не вижу ничего плохого в том, что к кому-то смерть заглянет в облике этих двоих. Или, — граф усмехнулся, — это маленькое происшествие спутало твои карты? — Поверь, если бы это случилось, я бы помог твоим детям упокоиться. — Весьма любезно с твоей стороны. — Раз такова твоя воля, то пусть живут. Их судьба меня не волнует, — Тод пожал плечами. — Только не говори, что это единственная причина, по которой ты пришёл. — Не только, — в голос Смерти вернулась прежняя нежность. — Я соскучился. — Я тоже, — Граф улыбнулся. В такие моменты он напоминал Смерти прошлого графа, бывшего ещё живым человеком. Того, с кем он познакомился много лет назад, и чьему обращению в какой-то мере был рад. Было что-то притягательное в этом мужчине, не принадлежавшему уже ни миру живых, ни Смерти, в объятиях которого неизменно находил покой. — Останешься? — Не озвученное "со мной" слышалось в вопросе. Граф не врал, говоря, что скучал. Визиты Тода были, как правило, не только внезапными, но и очень короткими. Этого времени Кролоку никогда не хватало, хотя в их распоряжении и была целая вечность. Но разделить вечность со Смертью — так смешно и дерзко, что, возможно, это была единственная просьба, на которую граф не решался. Обжигающе-ледяные пальцы Тода легли на плечо графа, и Граф поднялся. Он был выше Смерти, и без труда, обняв его, поцеловал в макушку. Тод коротко выдохнул, обнимая в ответ. Он прикрыл глаза, вдыхая едва уловимый запах тления, и тихо прошептал: — Останусь.