Ясность

Саймон слишком много болтает. Иногда он садится на уши Сантьяго на долгие часы. Молодого вампира ничуть не смущает то, что глава клана совсем не участвует в диалоге. Он ходит за своим создателем как приклеенный, чуть ли не карауля его у туалета, и ничего не может с этим поделать, ибо его натура требует возможности выплеснуть на кого-то свои, порой нелепые, мысли. Все в клане относятся к Саймону настороженно – слишком много прошло времени с момента, когда к ним «вливалась новая кровь», да и еще водящая дружбу с сумеречными охотниками и оборотнями. Многие конечно понимают, что это полезно и потому соглашаются с назначением Льюиса советником главы и послом к оборотням, но быстрота его поднятия по вампирской карьерной лестнице, заставляет всех быть начеку. Таким образом, оказывается, что только Сантьяго хоть как-то и разговаривает с молодым вампиром. Потребность в общении Саймон раньше удовлетворял посредством долгих бесед с Клэри и ее семьей или со своей музыкальной группой, но сейчас это оказывается почти нереальным. Кларисса теперь постоянно находится в обществе сумеречных охотников, а Люк, став главой стаи, больше времени и сил уделяет ей, а Саймон теперь вампир. Их дружная «семья» словно разделилась на три противоборствующих группировки... С группой дела обстоят еще сложнее – выходить из отеля Льюис может только ночью, а все нормальные люди в это время обычно спят. Более того, вампир пока не может слишком долго находиться рядом с мамой и сестрой, ибо не до конца умеет контролировать жажду. В итоге молодому вампиру ничего не остается кроме как налаживать общение с Рафаэлем. Каждый день советник находит главу в кабинете, сидящим за массивным бордовым деревянным столом, перебирающим различную документацию. Саймон тихо прошмыгивает в помещение, и усаживается в кожаное золотое кресло для гостей. Какое-то время вампир сидит молча, рассматривает Рафаэля или комнату, ища неуловимые изменения. Иногда он прохаживается по ней, трогает новые вещи, заглядывает в раскрытые книги, или документы, крутит в руках различные мелкие предметы, которыми чудно декорируется «Дюморт». Но через какой-то час тишины он все равно начинает о чем-то говорить. Рафаэль смирно терпит. Он продолжает с каменным лицом просматривать бумаги, делать на листах пометки, но краем уха все равно слушает сбивчивый монолог Льюиса. Это одновременно вызывает у него зубной скрежет и какое-то странное ощущение правильности. Порой, когда Льюис особенно сильно достает Рафаэля, тот посылает его с какими-то заданиями в различные места нижнего мира, лишь бы в кабинете воцарилась хотя бы на одну ночь спасительная тишина. Но когда Саймон надолго отлучается из отеля, глава клана ощущает смутную нехватку чего-то во время разбора скучной бумажной работы. Не сразу, но он понимает, что именно фоновой болтовни советника ему и не достает. От осознания этого Рафаэлю становится особенно паршиво. Саймон постоянно прикасается к Рафаэлю. Льюис слишком легко проникает сквозь невидимые стены, которые Сантьяго за пол столетия выстроил вокруг себя. Это бесит Рафаэля. Раздражает Рафаэля сколько не сам факт того, что Саймон постоянно находится слишком близко к нему, а скорее то, что тот словно вообще не замечает этого, не предполагает, что можно вести себя иначе. Новорожденный не видит того, как уважительно относятся все к главе клана: никто не смеет подойти к нему ближе чем на пару шагов, не то, что взять под руку в попытке увести, а уж о том, чтобы подтолкнуть куда-то, не особо желающего что-то делать Сантьяго, вообще не может быть и речи. Если бы кто-то попробовал сделать нечто подобное, то тут же получил бы от вампира нехилую взбучку, но почему-то это обходит стороной Саймона. Саймон без конца мелькает перед глазами. Льюис постоянно вертится рядом, словно приклеенный к Сантьяго банный лист. Иногда отвлекаясь от дел на это мельтешение, Рафаэль начинает пристально изучать взглядом Льюиса: он запоминает каждое его движение, следит за невольными жестами парня. Бывшие когда-то неловкими, слишком быстрыми движения, или проявляющаяся неконтролируемо вампирская сила со временем становятся более размеренными. В жестах начинает проявляться даже особая завораживающая грация, свойственная вампирам, что, имея впереди вечность, не любят спешить. С каждым днем Саймон все больше и больше смиряется с тем, кем он теперь является, привыкает к новым способностям. Но все-равно, некоторые привычки «из прошлой жизни» оказываются неискоренимы: временами Льюис проводит пальцем по переносице, пытаясь поправить уже давно не надеваемые очки, или варит кофе, которое теперь ему кажется на вкус не лучше жидкого пластилина. Каждый раз что-то подобное заставляет Сантьяго едва заметно улыбнуться. Больше всего Рафаэля злит и вызывает недоумение то, что временами он так сильно засматривается на Саймона, что мыслями полностью выпадает из реального мира. В такие моменты он сам не понимает, о чем именно думает. Он просто не может перестать смотреть на Льюиса, что в чем-то слишком сильно изменился после того как стал вампиром, а в чем-то остался все таким же. Он одновременно был вампиром и не был… Словно лишь внешне стал им, а внутри остался все таким же обычным парнем из Бруклина. Это противоречие рождает в Рафаэле какую-то совершенно непонятную ему реакцию. Не понятную до того момента пока он не ловит себя на том как пристально засматривается на мелькающие между губ белоснежные клыки и не думает о том, как же это красиво. Как эта внешняя безобидность Саймона скрывает за собой опасное смертельное существо, и мысли об этом одурманивают Рафаэля. Льюис же кажется совершенно не осознает этой своей особенности, не осознает, что остальные вампиры одним своим видом излучают опасность, а он таит ее где-то глубоко внутри. И из-за этого Саймон оказывается опаснее их всех. И это нравится Рафаэлю. Еще больше Сантьяго нравится то, что Саймон в какой-то степени опасается его. И это кажется ему таким смешным… таким противоречащим тому как Саймон себя с ним ведет. Рафаэлю хочется сыграть на этом противоречии. Хочет бесцеремонно влезть в личное пространство Саймона, как это делает молодой вампир с ним. Хочет заставить его настрожиться, ощутить его силу и власть. Сантьяго уже бесчисленное множество раз представлял себе, как молниеносно вскакивает из-за стола, подлетает к Льюису и, обхватив ладонями его лицо, жарко целует распахнутые от удивления губы. Как, идя по одному из длинных коридоров отеля, резко разворачивается лицом к, смирно плетущемуся за ним и что-то рассказывающему, Саймону. Как вцепляется в лацканы своего пиджака, одетого на молодом вампире, и притягивает к себе или толкает к ближайшей стене и впивается в него голодным поцелуем, почти что кусая. Рафаэль не знает, когда именно к нему приходит желание завоевать Саймона. Все начиналось с мелочей. С едва уловимой заботы, которая, казалось, была всегда - с первого дня превращения Саймона в вампира, если даже не раньше. Тот ее практически не замечает, порой воспринимая как должное, иногда злясь на то, что Сантьяго слишком его оберегает, пытается контролировать. А Рафаэль вцепляется со всей силы в Льюиса, удерживает от опрометчивых поступков угрозами, рычаниями почти в самые губы. И, кажется, этим добивается обратного. Первым толчком к пониманию того, что для Рафаэля Саймон является кем-то выделяющимся из клана, служит появление в «Дюморте» еще одного новорожденного. Сантьяго наотрез отказывается обучать новенького, говоря, что ему хватает по горло одного и он не желает становиться заведующим детского сада. Сначала Льюис думает, что Рафаэлю действительно слишком трудно одновременно заниматься делами клана и тренировать новорожденных. Но когда видит, как резко и грубо тот пересекает попытки новенького общаться с ним, Саймон начинает что-то подозревать. Он не понимает, почему Рафаэль носится именно с ним как с писаной торбой. Почему не ломает Саймону руки, как тому новенькому, за то, что он имеет наглость прикасаться к Сантьяго. Почему выбрасывает свою одежду, если кто-то даже по ошибке надевает что-то принадлежащее ему. И в то же время позволяет Саймону брать из его гардероба все что угодно и не брезгует надевать потом это сам. Из-за этого Льюис внезапно начинает меньше болтать и все чаще задумчиво, и пристально смотреть на Рафаэля. Он понимает, что чего-то не понимает и это что-то крайне важно, и способно перевернуть все его представления о главе клана. Но это неизвестное постоянно ускользает от парня. Саймон смотрит на Магнуса, Алека, Люка и Иззи и видит на их лицах слишком похожие улыбки, в моменты, когда рядом с Льюисом находится Рафаэль. Он четко понимает, что все знают то, что он никак не может осознать. Пару раз он даже пытается выспросить об этом, но ничего дельного так от них и не слышит. Магнус говорит, что не его дело лезть в личные отношения Рафаэля и пусть Льюис сам во всем разбирается, хотя он заранее сочувствует Сантьяго, ибо до Саймона все слишком долго доходит. Алек не удостаивает его даже маломальским ответом и лишь насмешливо фырчит, словно говоря: «Я всегда знал, что этот примитивный слишком туп (и плевать, что он давно уже не примитивный)». Изабель в ответ только хитро усмехается и подмигивает молодому вампиру. Люк же, тяжело вздохнув, хлопает по плечу Льюиса и произносит лишь одно слово: «Держись». И это последнее особенно сильно пугает парня. И вот, наконец, настает тот день, когда для Саймона внезапно все встает на свои места. В этот день у Рафаэля назначена важная встреча. И с самого утра, точнее вечера, все как-то сразу не ладится. Сантьяго перерывает весь свой гардероб в поиске того самого костюма, который просто идеально подошел бы для сегодняшних планов, но тот как сквозь землю провалился. Но в общем-то плевать на костюм, ибо не идеальную, но какую-никакую замену ему Рафаэль отыскивает. Но вот замену Саймону отыскать невозможно, а тот непонятно куда исчезает из резиденции. Глава клана скрипит зубами от злости и перерывает стопки документов, в которых недавно прибирался Льюис. И конечно теперь в них Рафаэлю никак не удается отыскать необходимые листы. И как раз, когда вампир почти доходит до точки кипения, готовясь скинуть со стола все бумаги, яростно и со вкусом разгромить кабинет, тихо скрипит дверь и в помещение, с невозмутимым видом, заходит Саймон, чертов Льюис! Да еще и в том самом костюме, что несколько часов безуспешно искал Сантьяго! Увидев новорожденного, Рафаэль замирает на середине движения и едва заметно щурит глаза, взгляд которых впивается в молодого советника, с жадностью век голодающего вампира. - Где материалы для сегодняшней встречи? – спрашивает Сантьяго, не отрывая взгляда от Саймона. Льюис на долю секунды застывает на месте, вспоминая о чем идет речь, а затем стремительно подходит к книжному стеллажу с множеством картонных папок, вытаскивает необходимые главе клана листы и подходит к облокотившемуся о стол Рафаэлю, и протягивает ему их. Сантьяго лишь вскользь смотрит на документы прежде чем кинуть их на стол позади себя и возвращается к рассматриванию Саймона. - Что? – слегка приподняв брови, спрашивает молодой вампир, заметив не предвещающий ничего хорошего взгляд Рафаэля. - Ты в моем костюме, - тихо отвечает тот, смотря так пристально, что Льюис невольно ежится от мурашек. - Эмм… Да, - в замешательстве отвечает новорожденный, опуская взгляд на идеально сидящий на нем пиджак. – Ты же разрешил мне брать все, что угодно из твоего гардероба. - Я хотел сегодня надеть именно этот костюм, - подозрительно спокойным голосом продолжает Рафаэль. - Прости, видимо не судьба, - произносит Саймон и улыбается, стараясь тем самым немного разрядить напряженную обстановку. Сантьяго еще раз медленно окидывает взглядом фигуру молодого вампира, его брови едва заметно хмурятся, словно он решает в голове какую-то дилемму. После минутного размышления он быстро подходит почти вплотную к Льюису. Руки Рафаэля скользят по пиджаку, что надет на новорожденном, и начинают расстегивать пуговицы. Саймон на несколько секунд застывает от шока, пропуская момент, когда ладони Сантьяго оказываются под пиджаком, проходятся по груди вверх к плечам и начинают стягивать его. - Ч… что ты делаешь? – очнувшись, восклицает Льюис, пытаясь отодвинуться назад от Рафаэля и скинуть с себя его холодные, но почему-то безумно обжигающие сквозь ткань рубашки, руки. - Я хочу надеть свой костюм, - усмехается Сантьяго, вцепляясь пальцами в бока советника, не давая тем самым ему возможности отодвинуться еще дальше. - Мо… может быть ты сегодня все-таки без него обойдешься? – голос Саймона предательски дрожит, а взгляд в панике перебегает то на руки Рафаэля, то на шею, которую обвивает тонкая цепочка с крестом, что годами прожигает кожу вампира, то на его губы, что сейчас кривятся в пугающем оскале, то задерживается на длинных поблескивающих клыках. Страшнее всего оказывается встретиться взглядом с темными, практически черными глазами Сантьяго. - Нет. Он мне безумно необходим сию же минуту, - спокойно отвечает глава клана, сдергивая с Льюиса пиджак. - Может б… быть, я лучше сам его сниму в своей комнате и принесу потом тебе? – спрашивает советник, пытаясь медленно обойти Рафаэля, но тот следует за ним попятам, двигаясь практически синхронно с Льюисом, пока тот не упирается поясницей в край стола. Взгляд молодого вампира панически бросается в сторону двери. - Это будет очень долго, - слегка понизив голос, говорит Сантьяго. – Лучше я сам возьму то, что мне сейчас нужно. От этих слов Саймон вздрагивает всем телом и, сам не понимая зачем, все-таки, наконец, встречается взглядом с Рафаэлем. Эти темные глаза заставляют парня замереть на месте, не пытаясь больше вырваться из властных рук главы клана. Рафаэль победно усмехается и медленно проводит ладонями вниз по животу Саймона, цепляя пальцами ткань рубашки и резко выдергивая ее край из брюк. Он быстро начинает расстегивать на ней пуговицы, иногда, словно случайно, задевая подушечками пальцев голую кожу вампира. Саймон дрожит. Он смотрит широко распахнутыми глазами на сосредоточенного, кажется полностью захваченного раздеванием своего советника Сантьяго и не понимает, что это все значит. Не понимает, почему в темных глазах Рафаэля словно плещется горячая магма. Почему его руки, обычно такие холодные, жесткие, словно умеющие только убивать, сейчас необычайно мягкие, горячие, ласкающие. И сильнее всего Саймон не понимает того почему ему не хватает кислорода, в котором он после смерти не особо то и нуждается. Он невольно урывками жадно хватает ртом воздух, ощущая, как от проникающего сквозь кожу взгляда, в груди разрастается пожар. Его тело бросает в жар от каждого скользящего прикосновения пальцев Сантьяго по обнаженной коже. Но самое главное, он не понимает, почему со страшной силой хочет, чтобы это не прекращалось. Невыносимо хочет никогда больше не лишаться этого тепла у сердца, что казалось вообще невозможно ощутить после обращения. Саймон не может пошевелиться. В его голове словно бешено вращаются шестеренки. Он все думает, думает, пытаясь понять, что это все значит и что ему с этим делать. Но так и не может ничего придумать. Он лишь продолжает дрожать всем телом, пойманный в ловушку. Пойманный темными глазами Рафаэля, что теперь кажутся ему похожими на черный кофе, что он раньше безумно любил, а теперь так скучает. Пойманный его сильными руками, ловкими, обжигающими прохладой, пальцами. Пойманный его хищной улыбкой, мелькающим между белоснежными клыками языком. Считанные секунды растягиваются на вечность. Белоснежная рубашка, словно сама соскальзывает с плеч Саймона на стол. Рафаэль упирается ладонями в его край по обеим сторонам от новорожденного и жадно пробегает взглядом по обнаженному торсу. Он придвигается почти вплотную к Льюису и хрипло шепчет в губы: - Раздень меня. От этих слов Саймон вздрагивает всем телом. Он чувствует опаляющее губы дыхание Рафаэля, и от этого его холодная вампирская кровь, словно зная о близости создателя, пульсируя, движется туда, где ощущается едва заметное соприкосновение их бедер. - Ну же, Саймон, - торопит его Рафаэль, спускаясь шепотом по челюсти к шее. Руки Льюиса нерешительно касаются пиджака Сантьяго, скользят по гладкой ткани, вслепую ища пуговицы. Он уже не понимает, что именно делает. Все его внимание обращено на ощущение близости губ вампира, на то, как горячие волны расходятся по телу от каждого его выдоха. Саймон так хочет… Он даже толком не понимает, чего именно. Чтобы губы Рафаэля коснулись его шеи, целуя? Чтобы он впился острыми клыками и пил его кровь? Чтобы опрокинул на стол и жадно взял? Боже… Если бы было так просто разобраться во всем этом. Если бы он мог понять, чего именно желает. В голове Льюиса клубок из спутанных мыслей. Ему безумно хочется сбежать от такого Рафаэля на край света, и одновременно, чтобы тот сделал с ним все, что задумал, чем бы оно ни было. - Быстрее, - тихо приказывает Рафаэль, касаясь губами уха. И Саймон, подчиняясь властному голосу, сдергивает с Сантьяго пиджак. - Умница, - мягко, поощряет Льюиса вампир. Саймон дрожащими пальцами нащупывает мелкие полупрозрачные пуговицы на рубашке и неловко их расстегивает, спотыкаясь об холодную пряжку ремня. - Продолжай, - довольно выдыхает в изгиб шеи Рафаэль, прежде чем мазнуть языком по коже. И в этот момент Саймон кончается. Распахивает губы от прошившего все его тело неожиданного удовольствия: - Блядь… Он неосознанно вцепляется пальцами в ремень Рафаэля, дергая на себя, сталкивая их бедра и слышит тихий стон в самое ухо. С губ Саймона срывается судорожный вздох, а немеющие руки судорожно пытаются разделаться с пряжкой. Он остро ощущает, как кожу царапают клыки Сантьяго, заставляя откинуть голову назад, еще больше открывая шею, прося то ли поцелуя, то ли укуса. Ощущает, как его бедер касаются ладони вампира, скользят по бокам, как пробегаются по краю брюк и ловко расправляются с пуговицей и молнией. И громко стонет от обхвативших его член холодных пальцев. Саймон ощущает себя таким слабым, разваливающимся на кусочки. Если бы не сильная рука мужчины, на пояснице и вжимающие в край стола твердые бедра, то Льюис или безвольно сполз на пол, или оказался лежащим на столе, среди вороха бумаг. Молодой вампир обхватывает руками плечи Рафаэля, буквально повиснув на нем, и неосознанно дергает бедрами навстречу каждому движению ладони по его члену. Саймон ощущает, что этого ему нестерпимо мало. Он путается пальцами в мягких слега вьющихся волосах вампира, притягивая его еще ближе к своей шее и требовательно, недовольно стонет. Рафаэль мягко касается губами изгиба плеча, целует улыбаясь, а затем резко, неожиданно и так ожидаемо кусает. Саймон громко вскрикивает, сжимая в кулаке слегка влажные пряди волос Рафаэля, второй рукой царапая его спину сквозь ткань так и не снятой рубашки. Льюис ощущает себя покачивающимся на мягких волнах удовольствия. Крепкая хватка пальцев вокруг члена так правильно двигается, словно знает, как именно Саймону нравится. Острые клыки вместе с мягким языком и губами заставляют тихо хныкать от смешанного удовольствия с болью. А напряженным бедром он ощущает, как Рафаэль потирается об него своей промежностью. Все вместе это слишком… Он недовольно стонет от осознания того, что не в состоянии что-то сейчас сделать для Рафаэля. Все тело кажется ему таким чужим, подчиняющимся воли одного лишь Сантьяго. Льюиса хватает лишь на то, чтобы вжаться носом в шею вампира, жадно вдохнуть его запах, а затем мучительно медленно прокусить клыками кожу, чтобы попробовать на вкус кровь Рафаэля. Мужчина в ответ хрипло стонет от удовольствия на несколько секунд отрываясь от шеи Саймона, слизывает с губ кровь, чтобы вновь склониться для нового жадного укуса. Ощущение пронзающих, недалеко от прошлого укуса, кожу клыков заставляет черные точки плясать перед глазами. Саймон на секунду отрывается от шеи создателя, чтобы вновь вцепиться в нее клыками, дабы тоже одарить очередной волной удовольствия, вместе с этим в последнем рывке толкаясь бедрами навстречу бедрам и руке Рафаэля, прежде чем с приглушенным стоном кончить. Саймон не слышит, а скорее чувствует, как после нескольких сильных скользящих движений бедрами по его ноге Рафаэль тоже кончает. Они замирают в объятьях друг друга. Медленно, нехотя выплывая из темных вод оргазма. Саймон ведет губами по шее вампира, слизывает кровь, что неровной дорожкой сбегает к ключицам, чудом не пачкая распахнутую рубашку. И ощущает дорожку легких поцелуев на плече. Они оба почти синхронно глубоко вздыхают прежде чем посмотреть друг другу в глаза. Льюис судорожно вздыхает от столь непривычного вида Рафаэля: с растрепанными волосами, в полу снятой одежде, глубоко дышащего, с легкой пеленой в глазах, словно его еще не до конца покинула оргазменная нега, и с губами и подбородком запачканными кровью. Это оказывается неожиданно горячим… Рафаэль туманным взглядом медленно проходится взглядом по телу Саймона. Любуется тому как юркий язык неосознанно слизывает с губ кровь, как на шее медленно заживают следы от укусов, обрамленные подсыхающей кровью, и как грудь и живот украшают подтеки спермы. Так завораживающе грязно… Сложно сказать кто первый тянется за поцелуем. Просто стоит только их взглядам вновь столкнуться, как их притягивает друг к другу как магнитом. Поцелуй кажется таким нужным. Правильным. Завершающим их сегодняшнее неожиданное безумие и начинающим что-то новое, вечное для них обоих. Проясняющим все между ними раз и навсегда.