ice hands

он чувствует, как сотни ледяных рук трогают его во сне. забираются под толстовку, в темные кудри, каждую ночь ероша их. одиноко.  это душило. душило из раза в раз, из ночи в ночь, каждый божий вечер, когда он садился на край кровати, собираясь в очередной (такой же, зацикленный на одном и том же, словно день сурка) конец дня, завалиться на мягкую, но не такую манящую поверхность. и уснуть, надеясь, что он больше не проснется.  нет ни единого шанса. ноль. даже самой маленькой вероятности, как один на миллион, хотя, нет! на миллиард. больше!! этого не имеется ни в какой степени. к сожалению, он не обладает таким везением, как и умением выбирать партнера. неудачник.  разве с самого начала у них были шансы? очень вряд ли.  ему приходилось каждый день, уже в заученном порядке, проверять каждого. а главное— _того самого_. но, тц, нет. ничего не менялось. _он_ почти не дышал. возможно, даже, уже меньше, чем вчера. а может ему и вовсе казалось, что в легкие вбирается хоть немного воздуха, а сердце хоть немного, да отстукивает ритм. вытягивать жизнь из кого-то было пыткой, в первую очередь, для себя. зная, что в конце один из них умрет. на счет второго пока что неизвестно.  плакать не было сил. да и все слезы давно выплаканы. в этот же пестрящий плащ и одеяло. пожалуй, холод— самое отвратительное, что могло бы быть. потому что всегда теплые руки, такие родные, горячо любимые, в один момент перестали быть такими. сплошной лед, что даже о него можно обжечься.  отвратительно.  он сидит на коленях у кровати. возможно даже молится, но делает это беззвучно. он держит когтистую руку в своей, крепко сжимая. больно. больно на столько, что это раздирает грудную клетку и оставляет глубокие царапины, которые невозможно залатать. приходится встать. пола под ногами нет, как и мыслей. впервые голова была пуста, не гудела от переполняющих ее идей и насыщенностью жизни. прошли все эти яркие деньки, которые теперь вспоминать не выйдет без горечи и кома в горле, ведь там был _он_ рядом. а сейчас где? шагать было трудно. как и делать каждый новый вдох. знакомые очертания, которые размыты заслезившимися глазами. неужели все будет так нелепо? это должно быть шутка, верно?  «он умер.» без прелюдий. резко. по фактам. что послужило и осознанием, которое разбило всё возможное (которое было итак потрепано) на миллионы еще более мелких осколков.  в помещении, будучи заполненным доверху тишиной, теперь раздавался хриплый истеричный смех. он не верит. ни единому происходящему моменту. ни единой секунде. он должен проснуться. обязан. кошмары же кончаются на самом плохом? вот! самое время! разве нет?! он не чувствует на себе взгляды. не чувствует непонимания с их стороны, но зато он понимает. вот он— конец. вот она— плохая концовка. ничего хуже быть не может.  кто-то пытается его успокоить, но этого «кого-то» оттягивают. не хотите мешать? хах, как мило. темнота окутала его. не было ничего. пусто. было слышно свое эхо. жутко.  кто-то сзади дотрагивается горячей (такой знакомой!) рукой, что он начинает сиять, почти моментально успокаивается и оборачивается. нет. не _он_.  стоит уйти. куда? каждое место, каждый уголок этого мира, даже каждая вселенная напоминала о _нём_. проще убить себя, нежели оставаться здесь. проще уйти в другой мир, позабыв все о нынешнем. проще… уже дома он сметает всё, что попадалось под руки. слышно, как бьются склянки, стекла, как стукаются о паркет камни.  да ни черта не проще!  он обреченно опускается на колени, закрыв лицо руками. вау, он плачет. пожалуй, это достижение за последние недели. кто будет теперь убирать этот бардак..? хах. тихий смешок напоследок вырывается наружу, после череды всхлипываний.  приходится снова лечь на кровать. невольно он уснул, смотря на звезды и пытаясь сосчитать их. во сне он чувствовал, как до него дотрагивается не множество рук, а уже две. такие же ледяные, как те, такие же неуловимые и нематериальные. на утро остается ощущение поцелуя на щеке и объятий. явно долгих и любящих.