Горя чуть слышно

*** Крышка пианино громко хлопнула, слегка выводя владельца инструмента из транса. Шуров какое-то время таращился на нее, будто не ожидал, что у пианино есть крышка и она хлопает, после чего поднял глаза на часы, висящие на стене. - Прекрасно. Кажется, я уже час сижу и пытаюсь выйти на связь с космосом, - тихо пробормотал он сам себе, - Потому что иначе я никак не могу объяснить, что я здесь делаю. Хотя, Дима, несомненно, лукавил. В последнее время он часто торчал в студии. Именно «торчал», потому что творческий процесс не шел ни в какую. Шуров искал вдохновение. Искал, но находил только ее лицо. Везде. На крышке пианино. На часах, висящих на стене. На внутренней стороне век. Аня. Прошептал почти беззвучно ее имя, смакуя его во рту так, словно она была здесь и к ней можно было так же прикоснуться губами и так же пробовать на вкус ее кожу… Черт. Нужно остановиться. Он – женатый человек. У него семья. Он - известный музыкант. Так нельзя… - Я была в тебя влюблена раньше! – смеется она как ребенок. - А сейчас нет? - Вряд ли. - Жаль. Флирт на грани фола, Пианобой. Не думал, что способен на такое. Примерный семьянин. Ай-яй-яй… Она хороша. Хорошая певица, прекрасный автор. Замечательный друг. Привлекательная женщина. Невероятно привлекательная. Она стала для Шурова каким-то наваждением. Нет, это не любовь. Это сумасшествие, бред, кризис среднего возраста, взрыв мозга. Но не любовь. Она приходила в снах и наяву, и иногда, что совсем невыносимо, действительно физически приходила. Действительно работала над совместным альбомом, действительно пила с ним чай и смеялась над его шутками. В эти моменты Дима смотрел на нее, пытаясь выровнять дыхание, и, как подросток, надеялся, что его внезапное возбуждение будет не так заметно, если положить ногу на ногу. Но она, кажется, и вправду не замечала. Она была внутри музыки, в творчестве, в паутине из нот и аккордов, из стихов, слов, интонаций… И это тоже чертовски, просто чертовски возбуждало. Аня. Кто-то так похожий на него самого… но другой. Ее пальцы, то перебирающие струны гитары, то пробующие свои силы на клавишах пианино… Знала бы она, как ему хотелось почувствовать эти пальцы на своих. На своем лице. В своих волосах. На своем теле… Ее губы, иногда задевающие микрофон при пении… Эротично подрагивающие, когда она пыталась бесшумно вдохнуть между куплетами. Эти губы манили, снились ночами, доводили до исступления. Прикоснуться к ним пальцами, своими губами, целовать ее жадно, безумно, не отпускать никуда… никогда. Овладеть ею, забыв обо всем… Мысли уводили его одновременно в блаженство и отчаяние. Как избавиться от этого? Как пережить совместный тур? Голова начинала болеть от избытка мыслей. Хотелось напиться. Но жена не поймет. Бокал вина – и спать. Завтра на самолет. Будь, что будет. *** Самолет, дернувшись, оторвался от земли и стал набирать высоту. Шуров усиленно тупил в одну точку, пытаясь думать о чем-то отвлеченном. О концертах. Концерты – это другая, безумная вселенная. Буря энергий, шторм эмоций, переплетения звуков с нервными клетками… Здесь не нужно было сдерживаться, можно выплеснуть всё в зал, на незащищенные головы публики. Теперь она будет в этом безумии с ним. Совместный тур. Музыкальное соитие. Творческое взаимопроникновение. Дима почувствовал, что у него начинает вставать. Мысленно ругнувшись, он отстегнул ремень безопасности и выскользнул в коридор, а оттуда в уборную, запер дверь и прижался к ней лбом. «Я должен справиться с этим. Я должен. Я должен…» *** Зал ревел. «Ти даєш мені крила! Крила! І з ними я можу все!..» Гитара начала свое ревущее соло, публика прыгала и подпевала. Она стояла с басом у микрофона, взмокшая, раскрасневшаяся, словно после жаркого секса. Он смотрел на нее, не в силах отвести взгляд, уже даже не боясь, что это будет заметно. Казалось, он даже дышать перестал, лишь пальцы бегали по клавишам синтезатора, заканчивая песню. И вдруг она обернулась. Глаза, сверкающие в свете софитов и наполненные куражом концерта, вперились прямо в него. Игривые, страстные зеленые глаза… Внутри все обожгло. Спина, и без того вспотевшая, покрылась испариной. Последний аккорд – и музыка резко утихла. Зал взревел и взорвался овациями. Второй выход на бис закончился. Пора было уходить. *** - Что ж, отличное начало тура, ребята! Группа традиционно собралась на вечернее вино после концерта. Девочек еще не было – они, конечно, не могли не зайти в душ. И, разумеется, зайти туда не на пять минут. Мужской состав уже выгреб из пакетов и вино, и закусь, и жадно пожирал все это глазами в ожидании прекрасных дам. Которые явно не спешили. Дима задумчиво нарезал сыр, перебрасываясь с коллегами короткими и емкими фразами. Дверь открылась и темные глаза музыканта тут же метнулись к проему. Там стояла Оля. В комнате повисла тишина. - Что, кого-то другого ждали? – невесело пошутила Шурова, выразительно посмотрев на брата, и прошла в помещение, - Ну и кто так колбасу порезал? Ну чесслово, мальчики, вы как в первый раз на гастролях… Дима нервно сглотнул. Было бы глупо думать, что его сестра ничего не заметит. Странно было то, что остальные все еще, вроде как, пребывали в неведении, хотя ему казалось, что у него на лбу большими буквами написано «АНЯ». Она вошла почти незаметно. Почти – потому что Шуров не сводил глаз с двери, хоть и усиленно скрывал это. - О, винище! – басистка заулыбалась и бодро завалилась на диван рядом с Шуровой. - Оу йес! – ответила та, закидывая в рот кусочек сыра, - Традиционное открытие тура Pianoбой и Lumarie начинается! Мужики загалдели. Послышался звук открываемых бутылок и плеск разливаемого напитка. Дима поднял свой стакан. - Должен сказать, что мы сегодня нехило отожгли. Вы все молодцы! Аня… - тут он немного запнулся и продолжил: - Ты порвала зал. Отличный дебют, поздравляю! Девушка лучезарно улыбнулась ему, и он поспешил выпить первый тост до дна, чтобы снять напряжение. Получилось. Разогретые алкоголем и концертом, музыканты веселились, смеялись, травили анекдоты, с каждым выпитым стаканом становясь все расслабленнее и вальяжнее. Он старался не смотреть на нее. С одной стороны, вино отлично снимало напряженность, с другой, его самообладание и так оставляло желать лучшего. Лишь бы не наделать глупостей, лишь бы… - Что с тобой? Мужчина вздрогнул. Как так вышло, что все где-то снуют вокруг, и только они двое сидят здесь?.. - Со мной? А что? - Ты уже минут пять так сидишь. Ой. - Задумался, - Шуров устало улыбнулся, поднимая глаза на девушку, - Все в порядке, извини. Аня бросила короткий взгляд на ребят, обсуждавших что-то у барной стойки, и снова переключилась на Диму. - Ты избегаешь меня? - Нет! - слишком быстрый ответ, - Нет. Почему? - Наверное, показалось, - Аня разлила остатки вина в их стаканы и подняла свой, - Спасибо тебе. Спасибо, что помогаешь мне. Без этого тура мне было бы гораздо сложнее. Вообще без тебя… Их взгляды встретились. - Без тебя мне было бы гораздо сложнее. - Ерунда, у тебя отличный материал. За тебя и твое творчество! – музыкант поднял стакан, они чокнулись и выпили. В дверном проеме появилась Оля, устало потирая глаза. - Ребят, нам завтра на самолет, может, уже по койкам? Возражать ни у кого сил особо не было – время сильно за полночь. Пора было освобождать номер лидера банды и идти занимать свои. Девушки оперативно посгребали остатки пиршества в пакет и компания стала потихоньку разбредаться. Уже через какие-то пять минут номер опустел. Шуров погасил верхний свет, оставив только небольшую лампу на прикроватной тумбочке, и устало рухнул на кровать. Сил не было ни на что. Даже раздеться. Сон так и сморил его, одетого, распластавшегося на покрывале. *** Его руки ласкали ее, разомлевшую, раскинувшуюся на белых простынях, срывая с ее губ стоны удовольствия. Он целовал ее лицо, глаза, неизменно возвращаясь к губам, горячим, жадно раскрывающимся ему навстречу, забывая дышать, теряя контроль и ощущение реальности… Темнота. Дима обнаружил себя так и лежащим на застеленной кровати, взмокшим и слегка запыхавшимся. - Боже… - прошептал одними губами. Во рту пересохло, сердце колотилось, - Я схожу с ума. Мужчина сгреб в охапку сигареты и зажигалку и стремительно вышел на балкон. Дрожащими руками прикурил и глубоко затянулся. Пульс понемногу успокаивался. - Не спится? С перепугу Шуров выронил сигарету, и она стремительно исчезла во мраке. На соседнем балконе стояла Аня в белой мужской рубашке, очевидно, на голое тело. В ушах застучала кровь. - Прости, что напугала. - Ничего, - пианист взъерошил волосы рукой, уводя взгляд в темное небо и судорожно соображая, чья это может быть рубашка, - Тебе, я вижу, тоже не спится? - Ага… - Что же не дает уснуть? Хозяин этой рубашки? – все-таки не сдержался. На лице девушки, кажется, мелькнула легкая улыбка. - В некотором роде… Повисла короткая пауза. - Мне нравится петь с тобой, - сказала Аня, - Жаль, что это всего на один тур. - Мне тоже нравится. Как-нибудь обязательно сделаем еще что-то совместное, обещаю, - Шуров неожиданно для себя расслабился и улыбнулся. Некоторое время они говорили ни о чем. Город спал, только легкий шелест ветра в деревьях аккомпанировал тихой беседе. - Наверное, нужно поспать… - произнесла девушка. Произнесла неохотно, или ему показалось? Она сейчас уйдет. Она сейчас уйдет. Она сейчас… - Не уходи! – сказал пианист и неожиданно добавил, - …слышишь? Аня замерла, и тогда он продолжил: - В моей груди становится холодно слишком… Темнота вокруг вдруг стала плотной и осознанной. Тихий женский голос уверенно продолжил: - …Мы мотыльки и нам лететь в огонь… Оставив позади все свои сомнения, Шуров перемахнул через перегородку балкона, оказавшись опасно близко от девушки, и, наклонившись прямо к ее уху прошептал: - Горя чуть слышно… Она не шелохнулась. Только легкий невесомый вздох. Кончики пальцев мужчины легли на ее шею, отодвигая волосы, и скатились на плечи. Ее кожа была прохладной, все-таки, ночной воздух давал о себе знать. Пути назад не было. Дима обвил ее руками и прижал к своей груди, зарываясь лицом в волосы. В голове стучало только одно – «Неужели все это сейчас происходит на самом деле?». Хотелось всего и сразу, но руки упорно сжимали девушку в объятиях, словно боясь, что она куда-нибудь денется или оттолкнет его. Но нет, она прижималась к нему, впившись пальцами в его футболку на спине, так же жадно, как и он сам. Чувство нереальности происходящего не отпускало, словно это сон, который вот-вот закончится, и он снова проснется в темном номере, истерзанный неутолимым желанием. Но она была здесь, боже… Настоящая, скрытая от него только тонкой тканью рубашки… Словно в тумане, он немного отстранился, взглянул в ее лицо – порозовевшие щеки, прикрытые глаза и легкая улыбка – и понял, что пропал. Стремительным движением мужчина впился в ее губы, и она так же страстно отвечала, прижимаясь к нему всем телом. На остывшем балконе становилось жарко. Шуров внезапно резко подхватил девушку под ягодицы, поднял, позволяя обхватить себя ногами, и шагнул в темнеющий проем двери. Ощущение ее близости кружило голову. Они рухнули на кровать, продолжая неистово целоваться, не желая отпустить друг друга ни на секунду. Дрожащими от возбуждения руками Дима неловко расстегивал пуговицы неизвестно (да и не важно) чьей рубашки, пока Аня не оказалась перед ним абсолютно обнаженной. Пианист ненадолго отстранился, давая себе время перевести дыхание и упорядочить мысли, чтобы все не закончилось слишком быстро, а заодно и полюбоваться открывшимся видом. Это было лучше всех его снов, потому что было реальностью. Девушка приподнялась, позволяя рубашке упасть с плеч, и потянулась руками к футболке мужчины. Завороженный ее движениями, он покорно отдался ее рукам. Штаны Шуров стащил с себя сам, понимая, что возбуждение доходит до предела, сметая остатки самообладания, и прелюдия здесь больше не нужна. Он вошел резко и до предела, и так же резко остановился, давая им обоим немного привыкнуть к происходящему. Тонкие пальцы девушки впились в его оголенные плечи, притягивая к себе ближе. Она обхватила его ногами, как бы прося продолжить, и после этого все тормоза были сорваны. Дима всем весом навалился на девушку, практически вдавливая ее в податливый матрас, и задвигался резко, грубо, без лишних нежностей, уткнувшись лицом в ее ключицу. Аня царапала его спину в каком-то беспамятстве, еле сдерживаясь, чтобы не стонать слишком громко. И это возбуждало. Возбуждало вообще все: горячее тело, холодные простыни, приглушенные стоны, очерченные тусклым ночным светом контуры женского тела… В какой-то момент музыкант был уже готов потерять контроль, как вдруг девушка изогнулась, запрокинув голову, и кончила, не сумев сдержать прорвавший ее самообладание громкий стон. Вскоре и он последовал за ней. Они лежали на разбросанных простынях, пытаясь обуздать дыхание. Дима не знал, о чем она думала. Он вообще не мог думать. И не хотел. Внутри него было чистое счастье. Впервые за долгое время ему было спокойно. Она была здесь. Она была только его. Принадлежала ему. Отдавалась ему. За окном забрезжил рассвет. Гибкие пальцы пианиста нашли руку Ани и легонько сжали ее. Девушка улыбнулась, глядя на него из-под полуопущенных век. - Чья это все-таки рубашка? – прошептал Шуров. - Твоя. Мне Оля дала, потому что я пижаму забыла. - Что, серьезно?... – от неожиданности музыкант сел в кровати. - Ну, да… - басистка лениво перевернулась, подтаскивая рубашку поближе, чтобы он мог рассмотреть, - Сказала, ты ее почти не носишь, так что даже не заметишь. Дима неожиданно рассмеялся. Было как-то… хорошо. Просто хорошо. - Ты потрясающая, - он поправил ее растрепанные волосы, - Не уходи. Слышишь?.. *** Не уходи! Слышишь? В моей груди становится холодно слишком. Мы - мотыльки, и нам лететь в огонь, Горя чуть слышно; горя чуть слышно, Горя чуть слышно. Pianoбой «Горя чуть слышно»