Маленькая тайна

      Институт пустовал. Сотрудники давным-давно разошлись по домам и, должно быть, уже видели десятый сон. Лишь одно окно на предпоследнем этаже НУИНУ освещалось несколькими лампами да отблесками камина. Минутная стрелка старинных часов в кабинете директора плавно передвинулась и закрыла собой цифру двенадцать, встретившись с более короткой часовой. В корпусе что-то щёлкнуло, и через несколько секунд раздалась приятная мелодия, прерываемая тихими ударами.       Шемаханская, задумавшись о чём-то, более часа смотрела в одну точку, откинувшись на мягкое кресло. В камине уютно трещали дрова. В отсветах неверного огня волосы чародейки, обычно ярко-рыжие, казались медными, а глаза — чёрно-зелёными.       За окном моросил мелкий дождь, холодный и противный. Ноябрьский ветер срывал с деревьев последние жёлтые листья. Поздняя осень всегда вселяла в душу волшебницы беспросветную тоску, не изменяя традиции и в этот раз. Настроение стремилось к нулю, а перед глазами вновь вставали неприятные для Киры картины. Она поёжилась, достала откуда-то бутылку вина и бокал и опять погрузилась в размышления.       Алкоголь обжёг горло, оставляя после себя терпкое послевкусие. Жаль только, что воспоминания никак не хотели уходить, бесцеремонно вклиниваясь в мысли.       Дверь в кабинет открылась с лёгким скрипом, впуская Ивана Степановича Киврина, однако Кира этого не заметила. Заместитель по науке облокотился о мраморную колонну и с улыбкой засмотрелся на сидящую в кресле чародейку. Наконец, услышав тяжёлый вздох, неосознанно вырвавшийся у женщины, он решился нарушить её покой.       — Кира Анатольевна? — вывел Шемаханскую из задумчивости Иван Степанович. — Я думал, вы давно ушли.       Она вздрогнула от звука его голоса, а затем, бросив взгляд на часы, хмыкнула:       — А сами? В институте часов шесть никого нет.       — Ну как же я могу бросить любимое начальство в одиночестве? — усмехнулся Киврин, заметив её иронию и принимая правила игры.       За долгие десять лет их знакомства он успел практически досконально изучить её характер, чутко улавливая малейшие оттенки эмоций и настроений. Сейчас он понимал, что Кира хочет казаться сильной, скрывшись за маской циничной и чёрствой начальницы. Иван Степанович знал, что когда его любимая женщина блещет сарказмом, на самом деле она нуждается в поддержке.       — А начальство не одно, — заметила директор, приподнимая бутылку. — Оно в компании прекрасного вина.       — Что случилось? — обеспокоенно спросил он, наколдовав себе бокал и налив в него бордовую жидкость.       — Ничего, — тихо произнесла Шемаханская, отводя глаза.       — И поэтому ты сидишь полпервого ночи одна и пьёшь вино, — Киврин посмотрел на этикетку на бутылке, — десятилетней выдержки?       — Что же мне его, с Сатанеевым пить? — приподняла бровь чародейка.       Ивану Степановичу надоела эта сухая ирония, поэтому он просто поднёс бокал к губам, сделал несколько глотков и уже твёрже спросил:       — Что случилось?       — Учёный совет, — прошептала она, с трудом сдерживая слёзы.       Действительно, сегодняшний Учёный совет выбивался из колеи однообразных мероприятий, поражающих царящей на них скукой.       Всё началось года три назад с идеи создания волшебной палочки в её классическом понимании. Два года чародеи разрабатывали комбинации заклинаний, потом ещё год искали подходящие материалы, пока не остановились на волшебной древесине. За это время пол-института успело написать диссертации на темы, так или иначе связанные с ВП, и защитить их. И вот наконец-то старания начали оправдываться, а опыты — давать положительные результаты. Именно тогда Сатанеев развёл бурную деятельность. Он желал, чтобы его фамилия красовалась в списках ведущих разработчиков едва ли не на первом месте, поэтому каждый день ходил по отделам, давая бесполезные советы и больше нервируя сотрудников, чем помогая им. Аполлон Митрофанович до такой степени надоел и чародеям, и директору, что, когда Шемаханская отправила его на конференцию в Новосибирск на целую неделю, работники ей почти аплодировали.       Многие надеялись, что к Учёному совету Сатанеев не вернётся, но тот явился ещё более бодрым, чем обычно, вызывая на лицах собравшихся кислые улыбки. Заведующие отделами сдержанно зачитывали свои доклады, которые ежеминутно прерывались ехидными комментариями Аполлона Митрофановича. Они сносили издёвки, лишь бросая на Сатанеева недовольные взгляды, однако терпение Киры Анатольевны безграничным не было. Она высказала подчинённому всё, что думала о своевременности и информативности его замечаний. И вот тут-то Аполлон Митрофанович оправдал свою фамилию. Он припомнил Шемаханской все её промахи, ошибки и недочёты. Волшебники несколько секунд сидели в замешательстве, лишь самые опытные и быстро оценивающие ситуацию попытались успокоить разошедшегося заместителя. Как назло, Иван Степанович на Совете отсутствовал и не мог вступиться за любимую женщину, зато кто-то сообразительный догадался применить заклятие молчания, а потом вывести Сатанеева. Впрочем, дальнейшее обсуждение пришлось прекратить, потому что рабочий настрой мгновенно улетучился и возвращаться не собирался.       Эти воспоминания вызывали у Киры бессильные слёзы. Во время своего рассказа она смотрела Киврину прямо в глаза, но теперь отвела взгляд.       — За что меня ненавидят? — едва слышно прошептала Шемаханская.       — Брось, — улыбнулся Иван Степанович. — Сатанеев ещё при старом директоре на его место метил. А потом тебя назначили.       — А остальные? — вспыхнула чародейка. — Почему они ничего не сделали?       Кира устала сдерживаться и заплакала, закрыв лицо руками. Маг, сидящий напротив, отставил бокал с вином, аккуратно коснулся её щеки и попросил:       — Посмотри на меня.       Она всхлипнула, судорожно вздохнула, но выполнила его просьбу. Киврин улыбнулся и произнёс:       — Я тебя люблю. Всё остальное неважно.       Чародейка вытерла слёзы и обняла любимого, прижавшись к нему и наконец успокаиваясь.       — Правда?       — Кира, какой же ты ребёнок, — усмехнулся он, глядя в сияющие глаза волшебницы. — Конечно, правда.       Она положила голову ему на грудь, чувствуя, как мерно бьётся его сердце. Ей было так уютно в его объятиях, что все проблемы отошли куда-то на второй план. Рядом с ним душа ликовала, делая Шемаханскую самой счастливой женщиной на свете.       Вмиг стало безразлично, что через несколько часов начнётся рабочий день и им придётся снова скрывать свои отношения, сдержанно общаться с коллегами и играть в вечную игру «начальница-подчинённый», надеясь, что суровый институт сохранит их маленькую тайну…