Четыре

Когда Люси стреляет, это неожиданность для всех. Как она добралась до оружия? Как Доктор не заметил её? Как Мастер так содрогнулся всем телом, что сердца у Доктора - сразу оба - грохнулись куда-то на уровень желудка? И как он так идеально лёг в руки, как влитой, будто так и надо, и как - начал умирать? И лишь единственный вопрос сейчас мог бы назваться риторическим - почему никто не подбежал, не попробовал помочь? Ах, да. Они все хотели его смерти. Возможно, кто-то сострадал ему, Доктору, пока он, сцепив зубы, уговаривал, умолял своего (не)друга регенерировать, просто восстановиться, плевать как, плевать, что после этого их бой продолжится. То, что происходило сейчас - немыслимо. И ладно бы это был решающий момент, вопрос мгновения: убить Мастера или нет. Ладно бы это было случайностью в их схватке. Только их - Доктора и Мастера. Но это просто... человек? Верно. Никто помогать не бросился, даже когда Доктор заплакал, стискивая в руках тело Мастера. Когда обнял его крепче, всем своим существом, крича, как израненный зверь, никто не шелохнулся. Может, никто не разделял хотя бы частички его чувств или не понимал, почему все так, как есть, почему он в слезах баюкает тирана и убийцу. Может, они боялись помешать. А может знали, что ничего уже нельзя исправить. Кровь на ладонях ощущается все еще тёплой, все еще живой. Упругими толчками вытекает через ткань, пока ещё оба сердца работают. А у Доктора в голове нечто сумасшедшее - рана-то плевая, ну неужели Мастер с ней не справится, неужели откажется от возможности выжить и, черт с ним, и дальше сходить с ума, и дальше устраивать козни, провоцировать войны одну за другой? Нет. Нет, он не может вот так бросить все это, не может бросить самого себя. И Доктора он тоже не может бросить. Они ведь одни. Совершенно одни. Во всей Вселенной есть только Доктор и Мастер. И, увидев невероятных существ, увидев планеты, астероиды, звезды, увидев само время и ощупав его, словно хрустальный шар, со всех сторон, Доктор сейчас просто в ужасе от того, что Вселенная может сжаться до размеров двух тел, прижатых друг к другу на мертвенно холодном полу. Наверное, у Мастера даже кровь заражена безумием, потому что спустя долгие минуты Доктор поднимается на ноги и решительно взваливает на себя немаленький вес чужого тела. Плечи ноют, руки трясутся, спина неумолимо гнется, но ТАРДИС рядом, он может до неё добраться. Если Мастер не собирается себя спасать, обрекая его на одиночество и страдание, Доктор сам спасёт его. Кажется, в помещении кто-то отмирает. — Доктор... — Марта неловко шагает в его сторону, а тот бросает на нее взгляд загнанного зверя и стремительно уходит, крепче вцепившись в своего друга пальцами. Мастер недвижим, голова запрокидывается, но Доктор даже и не думает остановиться, чтобы взвалить её себе на плечо. Время, обычно относительно послушно ластящееся к его ладоням, теперь неумолимо утекает прямо через пальцы. Глупо злиться на Мастера сейчас, когда спина у Доктора ноет от его веса, когда приходится привалить его к стенке ТАРДИС, чтобы открыть дверь, но Доктор в отчаянии злится, чуточку шипит, подпирая друга своим телом и ковыряясь в замке ключом. Синие стенки машины времени наверняка сохранят на себе отпечаток крови на некоторое время. — Ты прямо... как всегда, — хрипит Доктор, подхватывая снова тело Мастера под мышки. — Ни минуты покоя, еще и дверь мне... загадил. Машина приветственно мурчит сначала, но тут же улавливает и чужое присутствие, зажигает свет, и на этом её милость кончается. А сейчас так важно, так важно найти больничную койку! — Пожалуйста! — выдыхает Доктор, вцепляясь в недвижимую спину Мастера, затягивая его повыше, потому что у того подкашиваются ноги, и, черт, капает уже на пол, и хорошо бы, если это была только кровь. — Не упрямься! Мне нужно его вылечить! И, зная ТАРДИС, она бы с удовольствием сейчас заглохла, отказавшись содействовать, но она зажигает лампы одну за другой, указывая кратчайший путь до медотсека, и Доктор, благодарно судорожно выдохнув, волочит туда друга. — Потерпи, что, в первый раз, что ли? — бормочет он, втаскивая тело Мастера на койку, и оно мягко приподнимается над ней, удерживая повелителя времени в левитирующем состоянии, чтобы не тревожить ни одну рану. А Доктор мечется рядом. Его спрашивают: "Доктор - кто?" А он отвечает "Доктор Кто". Сейчас бы ему устройства мастерить, рассекать время, закусив язык или мешающийся провод, уперевшись ногой в консоли, рыскать по пустошам и нестись навстречу ветру от преследующих врагов или за ними. Спасать Вселённую. А ему бы спасти Мастера и за секунды научиться извлекать пули из тела, вот тогда бы дело пошло. Марта бы пригодилась... — Так, так, — бормочет он, наскоро разрывая на Мастере и пиджак, и рубашку. Тут ведь быстро, раз-раз, и готово. Пулевое отверстие небольшое, пальцами ведь туда не залезешь, а резать и без того не слишком живого друга Доктор не собирается. Не зашьет ведь потом и не спасёт. А в голове толком-то и слов правильных не находится. — Нужен пинцет! Или щипцы! И ещё вата. И бинты! ТАРДИС очень упрямо гудит, но слезы на лице Доктора уже подсыхают, в голосе лишь отчаяние и решимость, и делать тут нечего. В тумбочке тут же все находится. И пинцет, и щипцы, что побольше и выглядят неприветливо, и много ваты, бинтов, перекиси... — Ты только сейчас не очнись, пожалуйста. Иначе будет больно, — зачем-то предупреждает своего друга Доктор, протирая сначала руки, а потом и рану салфетками. На упаковке написано "стерильные", значит, то что нужно. Потом пинцет, выглядит он не так страшно. Не хотелось бы запихивать в Мастера что-то очень толстое. А пинцет запихивается, даже в пулю утыкается, и у Доктора от вида собственных рук, перемазанных кровью, проталкивающих железо прямо в живое мясо, желчь подкатывает к горлу. Особенно когда пальцы совсем рядом с его рукой внезапно вздрагивают конвульсивно. Пинцет выходит наружу тут же. Вместе с пулей. — Дальше, что дальше? Вата? Нет, она налипнет... да сейчас что угодно налипнет! А если... если... Перекись! Вряд ли это очень хорошая идея - прикладывать повязку, напитанную перекисью, к ране, но Доктор пробует просто облить - кровь пенится, бугрится, вздувается - и продолжает хлестать! Доктор готов уже разрыдаться. Но выбора нет, сейчас нет. И идей других тоже. Поэтому он наскоро мастерит плотную повязку из бинтов и ваты, щедро пропитывает все это стратегически огромным количеством перекиси и накладывает на рану, бинтует плотно, крепко, пропуская моток под телом Мастера, пачкая костюм, но когда все заканчивается, пальцы его друга вновь мелко вздрагивают и замирают. — Даже не думай умереть, — глухо говорит Доктор, сцепляя зубы. Крови больше не видно, может, из-за некрасивой толщины повязки, но хотя бы так. Повелитель времени шмыгает носом, подкатывает к койке стул на колёсиках и обессиленно падает на него. Он планирует наблюдать за Мастером, пока тот не придёт в себя или... Нет. Без "или".