Одной боли

Два знакомых, не знающих друг о друге ничего. Два сломанных, разбитых, размозженных в клочья, словно ракетой, расфасованных по пакетам, потерянных и разбитых человека. Тонущие, цепляющиеся друг за друга, просто чтобы идти на дно не в соло. Внезапно ставшие близкими. Неожиданно и, кажется, к сожалению, неизбежно. Всплески эмоций, когда они находились рядом, на время перевешивали ту неизбежно пожирающую пустоту, когда Энни возвращалась домой с прогулки. Тьма пожирала с большей силой, неожиданно и неприятно. Она садилась на пол, едва переступив порог своей комнаты и закрыв за собой дверь, зарываясь руками в волосы. К горлу подкатывал несглатываемый ком, в глазах собирались слезы. Едва тихие всхлипы разносились в тишине комнаты — она шла к окну, распахивала его и впускала отрезвляющий холодный воздух, пахнущий зимой, снегом и грязью. Армин возвращался домой затемно, добираясь на двух автобусах в другую часть города. Прогулки длились каждый раз около четырех часов, он провожал подругу и бежал на автобус. И каждый раз знал, что готов потратить эти полтора часа на езду только в одну сторону даже ради пяти минут встречи с ней. Он влюбился. Нещадно влюбился в её серые глаза и белокурые волосы. Быстро и бесповоротно. И молчал, терпел, зная, что ей это не надо, ей не до этого. Знал и теплил надежду на то, что хотя бы у неё всё будет хорошо. Хотя бы без него, не то чтобы уже с ним. Дома он спокойно ел, желал уже засыпающим родителям доброй ночи, и шел к себе в комнату. С ног до головы загружая себя всяческими делами он отстранялся от будоражащих чувств, ревущей тоски и тревожности, которые постигали его ночью. Он просто жил от встречи до встречи, даже с учётом того, что они были невероятно редки. Жил и радовался, ценил те свои чувства, стараясь не надоедать или как-то проявляться в этом. Потому что всё понимал. Умный мальчик всё понимал и принимал с улыбкой на лице, хоть иногда и грустной. Каждый раз всё та же песня. Энни нехотя ужинает с отцом и запирается. Делает всё, что нужно, не нужно, не требуется. В целом делает всё. Но от этого только хуже. Ей каждый раз хотелось просто лечь пластом и лежать так сутками, неделями, пока эта боль не съест её заживо. Первая любовь в силу неопытности пошла под откос. Её оттолкнули, причем так некрасиво, неправильно. Не так должно всё быть, уж точно не так, как стало. Но в этом виновата она сама, и прекрасно это осознает. Только от осознания легче не становится. Взаимоотношения их развивались стремительно, в ритмике скерцо. Заполняя брешь, она звала его гулять в парк, а Армин и рад приехать, развеяться. Даже зная, что потом будет больно. Они оба это осознавали, они оба на это шли, они оба были готовы. Краткий миг спокойствия после нахождения рядом с человеком, который мог её понять и как-то поддержать, отвлечь, для Энни сменялся сущим кошмаром. От боли хотелось лезть на стену, повеситься. В целом, никто не отрицал того, что она пыталась. И голову об ванну разбить пыталась, не совсем нарочно, но от этого такие действия разумнее не становятся. Армин терпел. Улыбался. Поддерживал, успокаивал, отдавал всего себя ей одной, даже временами забывая о сне. Их режимы дня сильно разнились, от чего приходилось идти на жертвы. Ей от этого не становилось легче. А ему становилось в разы хуже. Панические атаки преследовали парня даже в школе, друзья недоумевали от происходящего, но тактично молчали. Разговаривать было бесполезно. Ночь стала сплошным кошмаром для него теперь тоже. Просыпаясь в холодном поту, он начинал задыхаться, писал ей, в ответ получал целое ничего и убивался ещё сильнее. Никогда не причиняя себе вреда намеренно он даже не заметил, когда их передружба достигла той странной ипостаси, когда они друг для друга стали теми самыми абьюзерами. И терпели же. Стойко цеплялись друг за друга длительное время, шли гулять а потом ночами рыдали. Из-за разных людей и вещей. Любовь несправедлива. Армин это понял. И то, что с ним не всё в порядке, он тоже понял. Энни это понимала, только в отличии от друга делать с этим что-то отказывалась. Микаса отчаянно пихала ей визитку психолога во все карманы, только бестолку. Будучи её лучшей подругой, она сильно переживала за неё, но не могла дать того, чего хотела бы. Как бы не пыталась. Армин занимал себя всем, чем мог, работая до изнеможения. Но страхи и паника вновь нагоняли его перед сном. Парень боролся как мог: успокоительные, спорт, йога. Помогало. Энни постигала каждую ночь та же участь, только лишь она ничего не делала с этим. Пыталась, но каждый раз долго не продерживалась. Ей нравилось страдать, по всей видимости. Не личил ей тот факт, что нужно отпустить, пытаться жить дальше и что-то делать. Ей нравилось страдать и быть жертвой во всем. Они открылись друг другу стремительно и неоправданно быстро, до невероятного близко, до самых внутренностей, до костей, выворачивая всё наизнанку каждый раз, как разговор хоть отдаленно касался какой-либо щепитильной темы. Их объединяла одна боль, в одних же ее проявлениях, только относились они к ней по-разному. Для Армина это был опыт. Тяжёлый, печальный, но поучительный. Не хотелось бы такой иметь, но пришлось, судьба велела. Он не жалел ни о чем, продолжая любить ее всем сердцем, но не давая себя убить. Он итак уже ранен. Энни этот опыт не нравился. Ни в каком его проявлении. Она хотела и жила прошлым, не давая себе даже возможности что о с этим всем сделать. И её всё устраивало. Устраивало это только её, правда, но окружающим пришлось смириться. Бороться было бессмысленно. Время лечит только здоровых. Оно безжалостно по отношению к тем, кому на самом деле больно. Поэтому и летело так быстро и однотипно. Они перестали общаться в один момент, словно пощелчку пальцев. Болезненно для Армина. Энни от тишины становилось легче, она начала проживать всё сама, понимать что-то для себя. Ей, право, было уже, хоть и немного, но лучше, когда Армин решил устроить им встречу и без возможности отказаться заявился к ней под подъезд. Смотрел на неё, спокойную. Глаз радуется. Только сам заросший, исхудавший. Те постоянные конфликты, возникающие каждый раз, как он пытался поговорить, его знатно измотали. Им было не о чем разговаривать больше. Проходным этапом, к своему сожалению, в жизни Энни стал Армин, а не тот, из-за кого они сошлись. Не тот, от кого он пытался её спасти. Он сам, того не осознавая, потерял с ней все те самые нити. Просто потому что она устала. Ей нравилось страдать, повторял себе Армин не раз. Он написал ей много писем, на дорогой бумаге своим аккуратным почерком, вернул несколько парных безделушек, которые у них были, и отдал это всё в коробе при следующей их встрече. Негласно они больше никто друг другу, несмотря на всё то, что проявляла к нему Энни на протяжении всего этого. Симпатия и явные намеки на то, что юноша ей не безразличен, более не стоили даже пыли под ногами. На остановку Армин шел под дождём, на лице была вода, и не понятно — то слёзы или же просто дождь. Потому что дождь хороший помощник. С тех пор они не виделись. Разве что краем глаза он замечал ее образ в толпе, когда шел куда-то с друзьями. На этом время, что давало ему сил, закончилось. Ещё более разбитые, ещё более сломанные. Настоящие, сведённые почти одной проблемой. И вот они, снова, два незнакомца, знающих друг друга наизусть, снова проходят мимо, даже не глянув в сторону друг друга.