Кофе по-родосски

      — Роза, милая, не думала ли ты, что Артем безнадежно в тебя влюблен? — абсолютно будничным тоном, которым обычно осведомляются о погоде, спросила как-то Селестина, собирая бумаги в аккуратную стопочку. Рабочий день кончился час назад, и на первом этаже юридического агентства кроме них оставалось еще только двое или трое коллег. Да и те были слишком поглощены работой, чтобы хоть что-то расслышать.       — А? — сперва Роза даже не до конца поняла, точно ли Селестина обращается к ней. Вопрос был настолько ошеломляющий и неожиданный, что сбитое с толку сознание никак не хотело проникнуть в его смысл. И только лицо Розы мгновенно залила краска: она вспыхнула как мак до самых корней волос.       — Ну не зна-аю, — непринужденно мурлыкала Селестина, с нескрываемым удовольствием наблюдая за тем, как алые пятна проступают сквозь бледную кожу этой милейшей девочки, — Неужели ты ни разу не замечала, как он на тебя смотрит? С тех самых пор, как ты устроилась к нам на работу? Подвозит до дома, дарит цветы? Роза хотела было возразить, но Селестина молниеносным жестом остановила ее, не позволив даже покачать головой.       — Ах, милая, передо мной можешь не притворяться — я знаю Артема как облупленного, прочитать у него на лбу все его мысли для меня не сложнее, чем вот этот отчет, — она помахала мелко исписанным листком бумаги у Розы под самым носом, — А может быть, даже и проще… — чуть слышно добавила потом в сторону, — Он сделал тебя своим деловым партнером, стоило тебе только сдать первый экзамен на повышение квалификации. У нас люди ждут таких повышений годами, из кожи вон лезут, и не всегда дожидаются! Клянусь какими угодно святыми, еще немного и Артем предложит тебе переехать работать к нему на второй этаж. Не может же он бесконечно изображать такой интерес к нашей кофемашине, как будто в его апартаментах их не стоит штуки три! Роза не верила своим ушам. Она вдруг застыла как вкопанная на полпути до корзины с бумагами и так сильно вытаращила глаза, что Селестина только неимоверным усилием воли не позволила себе рассмеяться во весь голос. Святая простота! Она действительно ничего не заметила…       В самом деле, эти двое друг друга стоят.       — Понаблюдай за ним, милая, — хитро подмигнула младшей коллеге Селестина, — почаще обращай на него внимание, и, клянусь тебе, ты поймешь, как я была права! Руку даю на отсечение, у него никогда так и не хватит смелости пригласить тебя даже просто сходить в кино. Не знаю, стоит ли мне это говорить… В конце концов, не мое дело… Но ты ведь могла бы, наверное, и сама взять все в свои руки. Уверена, малыш Артем только сказал бы за это спасибо. А-кхем… Ну, что ж, пока-пока. Отдохни на выходных хорошенько!       Бесстыдница довольно, по-кошачьи облизнулась, резком движением хлопнула последнюю стопку на стол и, мимоходом потрепав Розу по голове кончиками пальцев, зацокала каблучками по направлению к выходу.       Роза не помнила, как в этот вечер вышла с работы. Да и все выходные проплыли перед ее глазами, как в тумане.       Неделю она не могла смотреть на Селестину или мистера Винга и моментально не заливаться краской.       Около месяца она убеждала себя, что Селестина просто над ней посмеялась.       Дней десять она даже злилась на нее и едва находила в себе силы, чтобы по-прежнему дружелюбно здороваться и прощаться.       А потом вдруг заметила, что все больше и больше обращает внимание на поведение мистера Винга, все чаще и чаще ищет его глазами. «Чтобы удостовериться, что все точно не так, как думает Селестина!» — говорила она себе поначалу. «Ну вот, в его действиях нет ни намека на особое расположение ко мне!» — твердила она потом. «Сегодня он почти весь день просидел в нашем фойе. Я не сводила с него глаз, и он точно-точно был занят не мной!» — отмечала она про себя следом. «Я специально наделала ошибок в отчете, чтобы подняться к нему лишний раз и исправить их…» — призналась она себе как-то раз. «Сегодня мистер Винг выглядел бледнее, чем обычно. Хорошо, что он попросил принести ему кофе именно меня — я точно знаю, какой ему нравится, и быстрее всех в офисе поднимаюсь по лестнице в его кабинет!» — заключила затем она. «Ой…» — запоздало мелькнуло в ее голове неделю или около того спустя.       А потом она начала думать. Планировать, прикидывать, читать, аккуратно наводить справки. Лихорадочно прокручивать в голове одни и те же сценарии. Купила себе кофточку с атласными лентами на воротничке, кофейный набор и пару фарфоровых чашек. Бутылку пряного дорогого ликера. Комплект шелкового постельного белья. «А почему бы и нет? Я что, не могу побаловать себя красивыми вещами? И никакой связи тут нет и быть не может!» — невозмутимо парировала она перед зеркалом все колкости воображаемых недоброжелателей. «Только бы об этом не узнала Селестина…» — тихонечко пищал неуверенный голосок на задворках ее сознания.       Спустя три месяца после того разговора нервы ее были на взводе. В самом деле, для чего же еще он все время трется у их офисной кухни? Не нюхать же стойкий неубиваемый рыбный дух, который Кики всегда оставляет после своих обедов в микроволновке. Она даже готова была ручаться, что несколько раз он как будто хотел заговорить, но его все время что-то сбивало, заставляло запнуться и останавливало. И эти вечные торжествующие взгляды Селестины: «Во-от! Видишь! А я говорила!». Роза больше не могла так легко закрывать на это глаза.       Она попытается. Она попробует. Так ведь, в конце концов, можно и вечность прождать! А у нее этой вечности нет, да и нервы в такой обстановке скоро будут ни к черту. Она возьмет дело в свои руки и обо всем с ним поговорит. Сама. Потому что больше терпеть не сможет.       С другой стороны, а что, если она все себе навыдумывала? Может быть, Селестина шутила над ней с самого начала? А она, дура, поверила. Накрутила себя до предела. Роза представляла себе: вот она подходит к нему в новой блузке с развевающимися лентами, говорит обо всем, что тревожит ее все эти месяцы, спрашивает, верно ли угадала его намерения… А он отшатывается с выражением ужаса на лице, убегает, говорит, что она все не так поняла. Что ж, в таком случае ей придется уволиться из «Фемиды». Для нее это будет необычайно тяжело, но еще тяжелее было бы каждый день приходить на работу и смотреть ему в глаза, пока память немилосердно прокручивает все глупые, глупые, глупейшие слова, которые она ему наговорила! Конечно, после такого они уже никогда не смогут работать как партнеры. Ему придется подыскивать себе новую протеже… Да и из группы специального расследования ей явно придется подать в отставку. То-то Люк будет этому рад! А вот она…       «Хочу ли я знать, взаимны ли мои чувства?» — кажется, пел кто-то. Глупый вопрос. Всегда лучше твердо узнать ответ, а не теряться в догадках. Или… Нет, ей все это решительно надоело. Завтра же, завтра же она пойдет к нему и… и…       Прошла весна, наступило мягкое лето. В этом году июнь выдался на редкость солнечным, но не горячим, не жгучим. Гулять вечерами по парку, слушать шелест зеленой листвы, подставляя лицо невесомому ветерку, было сплошным наслаждением. Наслаждением, если бы не одно «но»: она не могла отделаться от навязчивой мысли, что сейчас могла бы уже гулять не одна, а с ним под руку, если бы только у нее было побольше смелости.       Воздух был даже прохладным, но от ее воспаленного сознания почти ощутимо несло жаром, как от раскаленного на солнцепеке асфальта. Она сделала еще пару шагов и остановилась как вкопанная. Хватит, довольно! Быстро нашла что-то в телефоне, нажала несколько кнопок и вышла из браузера. Сердце колотилось в груди бешеной птицей, настолько быстро и сильно, что больно становилась и ребрам, и позвоночнику. Кончики пальцев похолодели и не слушались, как обмороженные, зато голову и живот, наоборот, казалось, облили кипящей смолой. Она открыла меню контактов и занесла было палец над трубкой зеленого цвета. Помедлив с минуту, все-таки передумала и зашла в сообщения.       «Мистер Винг, у меня совершенно случайно есть два билета в кино на завтрашний вечер (ссылку пришлю вам ниже). Мне казалось, вы как-то обмолвились, что хотели бы посмотреть этот фильм. Не составите ли вы мне компанию, если у вас еще нет никаких планов?»       Она крепко зажмурилась и нажала «отправить». Болезненно резко выключила экран телефона и чуть было не отшвырнула его в кусты, как мерзкого ядовитого гада. Черт побери, зачем, вот зачем это??? Кто, ну кто же тянул ее за язык? Может быть, он еще не увидел сообщение? Или увидел, но не прочитал? Может, еще не поздно его удалить и, если что, соврать, что ошиблась номером?       Нет. Роза, возьми себя в руки. Тебе станет легче, как только ты все будешь знать. Ты сойдешь с ума еще хоть от одной секунды неведения.       Но почему он не отвечает? Может быть, он сейчас занят? На важном деле, на работе, на заседании? А тут она со своим глупым кино!       Стоп, не думать об этом. Забыть о сообщении и гулять как ни в чем не бывало. Но не удалять! Когда ответит, тогда ответит, и нечего себя еще больше накручивать. Она заставила себя дойти до любимой круглосуточной кофейни, купить капучино с сиропом и сесть на ближайшую лавочку под сенью деревьев. Руки тряслись немилосердно, голова абсолютно ощутимо кружилась, словно пытаясь сделать реальность, в которой только что произошло нечто непоправимое, чуть менее реальной. Она несколько раз зажмурила и открыла глаза, отхлебнула катастрофически сладкий и уже подостывший кофе и попыталась подумать о чем-то, кроме стеклянной панельки с микросхемами, будто каленым железом обжигавшей ей ногу даже через карман.       «Дз-зынь-нь!» — как по команде пискнула в складках одежды машинка. Роза не глядя достала ее из кармана и неимоверным усилием воли заставила себя включить экран.       «Роза, твое предложение очень неожиданно для меня и очень приятно. С превеликим удовольствием составлю тебе компанию. Если позволишь, я заеду за тобой в половину седьмого. До завтра!»       Голова закружилась так, что Розе пришлось ухватиться за спинку скамейки, чтобы не грохнуться на дорожку. Что ж, пути назад нет. Отступать некуда, завтра она все узнает. Она смелая, она сильная, она уже тысячу раз представляла себе, как это будет. Как должно быть. Как она хотела бы, чтобы было. Теперь все зависит лишь от нее, от нее одной, и права на ошибку она не имеет. Она готова. Это все по-настоящему. Дрожащими пальцами она потянулась набрать ответ и пролила остатки холодного кофе прямо себе на штаны.       Фильм оказался на редкость удачным, и они оба, затаив дыхание, кажется, даже стараясь пореже моргать, с восхищением смотрели его от начала до самых титров. Обратно она предложила идти пешком. Артем оставил машину на перехватывающей стоянке, и они медленно, никуда не спеша — что за роскошь! — прогуливались по вечернему городу, уже освещенному желтыми и оранжевыми фонарями. Он угостил ее чем-то из азиатского ресторанчика, она уговорила его сделать крюк и зайти в маленькую полуподвальную забегаловку за лучшим мороженым в городе. Его безмятежный, почти детский восторг на лице и рожок разноцветного мороженого абсолютно не гармонировали с перекинутым через плечо пиджаком, белой рубашкой с подвязками и неизменным галстуком в разнокалиберную полоску. Они говорили без умолку обо всем, что только приходило им в голову, и ленточки на ее блузке легко и свободно развевались в такт ее прыгающим шагам.       Уговорить его зайти к ней на чашечку кофе потребовало известных усилий, однако так или иначе он согласился. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, она отчаянно отворачивалась, чтобы он не заметил лихорадочного румянца, которым пылали ее всегда бледные щеки. Разуваясь в прихожей, он тоже заметно нервничал, но прилагал все усилия к тому, чтобы не показать этого. И, надо признать, получалось у него очень недурно.       Новый кофейник и две миниатюрных фарфоровых чашечки услужливо ждали своего часа в прозрачном кухонном шкафчике. Не переставая щебетать, быть может, чересчур срывающимся на фальцет голосом, она колдовала у плиты, ни за что не позволяя ему подсмотреть это таинство.       — Уверяю вас, мистер Винг, такого кофе вы еще никогда в своей жизни не пробовали! Уникальная рецептура, древняя традиция, не уверена, что даже доктор Рихтер многое слышал о такой. Называется, э-э-э, — в кофейник отправилось добрых двести-двести пятьдесят граммов бальзама, — называется он кофе… кофе по-родосски! Древние греки, жители Родоса, считали этот напиток неотъемлемой частью фестиваля… э-э-э… празднеств в честь Геры и Артемиды, богини-матери и богини-девы как двух ипостасей женской натуры.       Артем с убедительным любопытством слушал, однако, кивая при этом слегка механически и безотчетно сминая длинными пальцами уголок белой хлопковой скатерти. Наконец, она развернулась на каблуках, ловким движением фокусника подняла в руки поднос с кофейником, постным печеньем и пастилой, а затем с лучезарной улыбкой водрузила его на столик, к уже заботливо расставленным Артемом чашечкам, сахарнице и кувшинчику сливок.       В чашки плеснул благоуханный темный напиток, аромат кофе разлился по всей квартире и, наверное, даже дразнил, щекоча нос, соседей снизу и справа. Разговор перетек в более плавное русло. В кухне становилось все жарче и жарче, и, наконец, слегка разомлевший Артем неуверенно потянулся к узлу галстука, чтобы немного его ослабить.       — Роза, ты… не возражаешь? — застенчиво осведомился он, перехватив ее взгляд, направленный на ворот его рубашки.       Роза сглотнула комок в горле и только с улыбкой качнула головой. Пряный бальзам слегка сгладил ее нервозность, но сквозь сладковатую дремотную пелену все равно то и дело просвечивала алым светом мысль о том, что она скоро должна будет сделать. Должна — потому что она клятвенно обещала себе, и теперь у нее нет ни единой возможности пойти на попятную, не потеряв самоуважения. Она подлила в чашки еще кофе, осушила свою в два глотка и поняла — нужно действовать. Как бы ни было страшно, как бы ни хотелось сейчас спрятать лицо в ладони, отвернуться, сбежать, сделать вид, что ничего необычного этим вечером не было… Ей определенно нужен был хотя бы один глоток чистого бальзама.       Немного споткнувшись, вставая со стула, она почти силой заставила себя пройти нарочито вплотную к нему, как бы невзначай коснувшись рукой плеча под прохладной тканью тонкой рубашки. Почувствовал он или нет? Она слишком нервничала, чтобы заметить. Бальзам из хрустальной рюмочки пламенем обжег горло, оставляя пряную горечь на языке. И легкую пьяную дымку перед глазами. Она набрала в грудь побольше воздуха.       — Мистер Винг, кхм… Знаете… Я давно хотела с вами об этом поговорить, но что-то все как-то… Э-э-эмм…       Черт, все не то! Роза, ну что же ты, ты ведь репетировала!       Она уверенно тряхнула головой, надела свою самую обворожительную улыбку и, стараясь ни секунды не думать о том, что она делает, подошла к нему и оперлась бедрами и рукой о край столешницы около его локтя. Он удивленно поднял на нее взгляд, но промолчал.       Ну все, теперь путь назад точно отрезан.       — М-мистер Винг, я знаю, вы сейчас можете посчитать меня глупой, некомпетентной, ветреной и… Может, решите, что я не могу контролировать свои эмоции… Это непрофессионально, я знаю, это абсолютно… — внутри что-то предательски булькнуло, и голос сорвался, — В общем, веду себя как девочка-школьница. Но… Она не заметила, как начала нервно теребить ленточки на воротнике, и милый бантик в мгновение ока распустился и превратился в два чуть помятых широких атласных шнура. Ее пальцы замерли возле верхней пуговицы, беспомощно перебирая в воздухе, когда его теплая влажная ладонь оказалась совсем рядом и потянула за шнур. Она испуганно дернулась, но, перехватив его взгляд, рвано вздохнула и прикоснулась к бархатной коже. Чужой.       — У тебя здесь… Позволь, я завяжу, — хриплым, не своим голосом прошелестел он. Она одними глазами дала согласие. Он протянул к ней вторую руку, мягким жестом подобрал обе ленты и начал завязывать их в узел, а затем в бант. Она не могла даже пошевелиться. Это от страха у нее начались галлюцинации, или его рука действительно дольше, чем нужно, задержалась возле ее ключицы? Нет, нет, только бы не убрал… Она закусила губу и накрыла его ладони своими, даже через его пальцы чувствуя, как бешено колотится у нее в груди сердце.       — Роза?       — Мистер Винг, я… Я, в общем, я говорила… Хотела говорить… Сказать вам… Мистер… Винг… Эмм, да, так вот, о чем это я… Не…       А может быть, к черту и слова? Пускай он поймет все сам и без них, нужно лишь правильно показать, податься сейчас вперед и очутиться близко-близко, на расстоянии одного дыхания от этих пунцовых щек… Интересно, ее лицо сейчас так же пылает? Вот бы нет. Румянец совсем ей не идет.       Она наклонилась.       Он приоткрыл губы.       Она заглянула ему прямо в подернутые густой поволокой глаза…       Раздался звонок.       Он отскочил от нее, как ошпаренный, сунул руку в карман и слишком резко и громко ответил на вызов. Невероятно, как быстро этот человек способен переключаться в рабочее состояние! Только что он сидел вот здесь, возле нее, и дрожал всем своим существом, а сейчас меряет кухню шагами, как тигр клетку, отдает распоряжения, оперирует фактами. Ей никогда не достичь его мастерства.       Наконец, он застыл у панорамного окна, что-то вычерчивая в задумчивости кончиком пальца на прохладном стекле. Последние указания даны, собеседник повесил трубку, но Артем еще некоторое время помедлил, задумчиво глядя на город. Она стояла чуть позади, в глубине кухни, но ее отражение обозначилось ровно у него за плечом. Она переминалась с ноги на ногу и снова не могла выпустить из рук шелковый бантик на вороте блузки.       — Мистер Винг? — наконец неуверенно позвала она.       Он как будто устало провел ладонями по лицу, взъерошил волосы на висках и, безвольно опустив руки, повернулся к ней.       — Роза, я… Наверное, мне лучше уйти…       — Н-но… Почему? Что-то с работой? — вдруг спохватилась она. Дура! Ведь у него может случиться все, что угодно, возникнуть любое неотложное дело. Как она сразу не подумала об этом?!       — Нет-нет, — как-то задумчиво покачал головой он, — Просто мне кажется, что… Словом, я думаю, сейчас мне будет лучше тебя оставить.       Она разочарованно заглянула ему в глаза, пытаясь прочесть в них хоть что-то. И вдруг, неожиданно для себя самой, потянула за шелковый кончик.       — Прошу прощения, мистер Винг, ваш труд… — она медленно, словно во сне, распустила завязки. Расстегнула верхнюю пуговицу. И еще одну. И еще. Он стоял, словно его только что со всей силы наотмашь ударили по лицу.       Предпоследняя пуговица выскользнула из петельки. Он в два прыжка преодолел расстояние между ними и мягко, но крепко схватил ее за запястья.       — Роза, стой! — она тяжело дышала, как после километровой пробежки. Он глотал окончания слов, — Скажи мне, — его руки сжались еще сильнее, — в кофе был алкоголь? Она, может быть, слишком поспешно, кивнула.       — Самую малость! Все по рецепту.       — Хм. — нахмурился он. Отпустил ее руки и отступил чуть назад, — Тогда я точно должен тебя оставить. Я не могу… Я смогу… Словом, все это неправильно, я не должен, ты не обязана…       Она оглядела его с ног до головы, потерянного, взъерошенного, и совершенно внезапно, как гром среди ясного неба, осознала, что ей больше не страшно. Ни капельки. Она хочет его, и она его получит.       — Мистер Винг, — каким-то совсем другим, не своим, твердым голосом мягко позвала она, — Мистер Винг, посмотрите на меня.       Он поднял пылающее лицо. Она медленно-медленно, невыносимо медленно расстегнула последнюю пуговицу и с мягким шелестом сбросила блузку на пол. Щелкнул крючочек бюстгалтера, и тонкое белое кружево полетело вниз следом. Она стояла перед ним, выпрямив спину, вытянувшись во весь рост, и все равно еле достала бы макушкой даже до его подбородка.       — Мистер Винг, подойдите ко мне, не бойтесь, — она сама сделала шаг ему навстречу и легонько коснулась руки, — Посмотрите на меня. Посмотрите на меня сейчас и скажите, что все еще хотите уйти.       Он, кажется, потерял самый дар речи. Такого с ним не случалось с самого раннего детства, если вообще случалось даже тогда. Теперь, словно зеркальным жестом, уже она обхватила пальцами его запястья, нежно приподняла и развела в стороны.       — Роза… Зачем…       — Смотрите на меня, смотрите. Взгляните мне в глаза и скажите, что сейчас же уходите. Ну же, скажите. Скажите! — не выдержав, воскликнула она.       — Я…       — Что — вы? Ну что? Говорите же!       — Я… Роза, я… Роза… Черт возьми, я не могу!       Она победоносно усмехнулась про себя и сделала то, чего и сама не ожидала — притянула к себе его руки и осторожно опустила их на свою грудь, так, чтобы широкие липкие от пота ладони накрыли ее целиком.       По его телу пробежала заметная судорога. Он хрипло втянул в себя воздух и невыносимо легко провел их сцепленными ладонями от груди вверх к ключицам, к основанию шеи, скулам и, наконец, вискам. Он едва касаясь приподнял в ладонях ее лицо, заглянул прямо в глаза и, чуть поколебавшись, оставил на ее губах невесомый, пахнущий кофе поцелуй.       Она в забытьи гладила тыльную сторону его ладоней.       — Скажите, скажите, что вы останетесь… Скажите, — бессвязно шептала она.       — Я остаюсь… Я останусь… — одними губами отвечал он.       — Скажите, что вы… Что вы тоже хотите этого… Что я вам тоже нравлюсь…       — Роза! — он изумленно посмотрел на нее, словно только сейчас, первый раз в жизни смог по-настоящему рассмотреть, — Если бы ты только знала, как давно и отчаянно я… Неужели ты ни капельки… Ни разу не замечала… О, какой я дурак!       — Мистер Винг, скажите, скажите, что вы…       Она не успела договорить. С каким-то звериным стоном он рухнул перед ней на колени и уткнулся лицом в ее трепетавший живот. Слегка опешив сначала, она быстро пришла в себя и обхватила ладонями его изящную шею, еще крепче прижимая его к себе, чувствуя кожей прикосновение легких, щекочущих шелковистых волос.       — Мистер Винг…       — Не называй меня так! — неимоверным усилием воли выдавил он.       — А… Артем… — растягивая, как карамель, попробовала произнести она. Ей неожиданно понравилось. Это было гораздо лучше, чем в любых самых смелых мечтах, — Артем… Я вас… тебя…       Почти одновременно они задохнулись, последние клочки сознания как по команде покинули их. Куда делись свежеотглаженные брюки со стрелками и белье, не смог бы сказать ни один из них, только она уже билась под его прикосновениями в одних черных чулках из капрона, прижатая спиной к ледяной дверце холодильника, а он по-прежнему стоял перед ней на коленях. Онемевшими пальцами она мягко направляла его движения, задыхаясь от непривычного ощущения чужого горячего дыхания на своем теле.       — Нет, нет, сюда… Смелее… Ну же, вот так, вот так. Тверже, немножко…       Тысячи красок полыхнули перед ее глазами, все ее существо словно завязали в тугой узел и тянули, тянули, крепче затягивая концы. Она часто болезненно задышала, стиснув зубы, зажмурилась, выгнулась всем телом вперед и снова вжалась спиной в гладкую твердую поверхность. Она не понимала до конца, хочет ли сбежать от этого дикого, разбивающего нутро ощущения, или, наоборот, не вынесет, если оно вдруг закончится… Ее пальцы судорожно сжимались, словно искали, за что бы им ухватиться, и не находили перед собой ни единой опоры.       По щеке ее быстро скатилась и капнула на пол горячая горькая слеза. Тело в последний раз пронзила щемящая густая боль, и она рухнула, обессилев, на пол, не открывая глаз и не в состоянии пошевелить даже кончиком пальца.       Легким касанием он стер с ее щеки мокрую дорожку. Голос его, глухой, взволнованный, по-детcки испуганный, завибрировал где-то около левого уха:       — Роза… Роза, прости меня, прости, что с тобой? Все хорошо? Я… Прости, у меня это в первый раз, я не знаю… Я сделал тебе неприятно?       Она улыбнулась и едва покачала головой. Неужели он и вправду до сих пор…       Почему-то она не могла закончить мысль даже про себя. Только все ее тело от колен до макушки вспыхнуло жаром, и внутри прокатилась волна такой неописуемой нежности, что вновь стало больно дышать.       — Мистер Винг… Сейчас, сейчас, я не могу подобрать слов, чтобы сказать. Все слова как будто исчезли, — она кратко хихикнула, — Невероятно. Я никак не могу описать, что со мной…       — Зато я могу, — на удивление серьезно вдруг тихо проговорил он. Ей показалось, или в его голосе в самом деле прорезались привычные покровительственные нотки? Она разомкнула веки и посмотрела в его лицо. Меж бровей действительно залегла его обыкновенная недовольная складка. Она испугалась.       — Мистер Винг…       — Ну вот, опять! Я знаю, что ты зовешь меня не тем именем. Прекрати сейчас же.       — А-х, — только и выдавила она. Приподнялась и уселась на собственные голени, потянулась руками к его плечам. Он все еще был в рубашке с подвязками, на шее его болтался измятый, истерзанный, но по-прежнему аккуратно завязанный галстук. Она ослабила его еще больше и, задев оба его уха, стянула через голову. Подползла чуть поближе и, хищно растянув рот в улыбке, прошептала куда-то в основание скулы:       — А мне нравится, как звучит это имя. Я люблю произносить его вслух. Мистер Винг. Мистер Винг, — с каждым словом она проводила губами по его шее и чувствительной коже за ухом. С каждым словом он дергался, как от удара, и краснел еще больше. Если больше вообще можно было краснеть.       Кончики его ушей уже отдавали болезненной синевой.       Она поцеловала его в щеку, потом в краешек рта, и наконец, выдохнула в приоткрытые губы:       — Хотя имя Артем тоже звучит невероятно. А еще лучше звучит «Артем, я люблю тебя». Кажется… — все-таки не выдержала и смутилась она, — Н-наверное… Если бы он не отдавал про себя команды: «вдох-выдох, вдох-выдох», он бы уже давно забыл, как дышать, и гарантированно потерял бы сознание. Но что-то еще поддерживало его на плаву. Какая-то мысль…       — М-м? — он не на шутку перепугался, когда ее пальчики потянулись к кожаным ремешкам на его рукавах, проворно справляясь с застежками и роняя их на пол. Или не роняя. Второй ремешок заупрямился и, словно боясь остаться один, никак не поддавался усилиям.       — Подожди, давай я…       Он не закончил — она издала странный горловой звук и набросилась на непослушный предмет гардероба зубами. Ремешок ослаб и свалился с руки.       — И зачем они только нужны! — злобно пробормотала она и принялась за пуговицы его рубашки, неизменно покрывая поцелуями или прикусывая новые и новые кусочки открывшейся бледной горящей кожи. Дойдя до самого низа, она потянулась было к ремню офисных брюк, но он мягко отодвинул ее и в ответ на вопросительный взгляд покачал головой.       Чтобы скрыть замешательство, поспешил выскользнуть из рубашки и самостоятельно снять ремень. Наклонившись вперед, он перехватил у нее инициативу и набросился с поцелуями на шею, ключицы, грудь и внутреннюю поверхность плеча. Она жмурилась, как от слишком яркого света, и тянула его за волосы.       — Ч-черт! — выдохнул он, нависнув над ней всем телом, — Ч-черт побери, на полу, в кухне, как какие-то… Нет, я слишком уважаю тебя для этого, — и внезапно растерянным, умоляющим тоном, как будто она могла бы ответить «нет», он спросил, — У тебя ведь есть спальня?       Она не удержалась и расхохоталась, лежа навзничь на шершавом полу под самыми дверцами холодильника. Она поманила его пальчиком, и он наклонился еще ниже.       — Есть, — прошептала она ему в самое ухо. И прикусила зубами мягкую мочку.       Он заскулил.       Тихий шорох и движение вырвали ее из тягучего сладкого сна. Она пошевелилась и улыбнулась сквозь дрему, постепенно осознавая, где она и как сюда попала. Резкая мысль прострелила ее сознание, и она распахнула глаза.       За окном едва начинал брезжить рассвет. На постели рядом и на ее теле еще чувствовался теплый след, но Артем уже отодвинулся в сторону и сейчас аккуратно высвобождал свою руку из-под ее головы.       — Артем? — еще сонно и хрипло прошептала она.       Движение прекратилось, он застыл на боку и даже сквозь темноту было видно, какой густой алый оттенок приобрели его щеки.       — Что ты? Ты куда?       Он резко выдернул руку и страдальчески водрузил ее на лицо.       — Роза, прости меня! Думаю, мне пора.       — Подожди. Что случилось?       — Я виноват, я не должен был. Это… это была ошибка. Я надеялся, что не разбужу тебя, и тебе не придется смотреть на меня сейчас, после… Она приподнялась на локте и замотала головой, не в силах поверить, что слышит это на самом деле.       — Ошибка? — глухо повторила она, — Ты… Считаешь, что это была ошибка? Тебе… не понравилось?       — Роза, прости, это действительно только моя вина. Это все алкоголь, нервы, какое-то наваждение! Если теперь ты меня оттолкнешь, я пойму. Я не сдержался, этого больше не повторится. Эта чертова рецептура… Постой-ка, — он отнял ладонь от лица и в недоумении посмотрел на нее, — Как, ты говорила, она называется? Кофе по-родосски? Празднества… Но ведь в Грецию кофе был завезен турками только в XV веке. Р… Роза, что ты делаешь? Роза?       Она подтянулась к нему поближе, взяла за обе руки и развела их в стороны, пригвождая ладонями за предплечья к матрасу. Перекинув одну ногу через его торс, она нависла над ним, запоздало соображая, что на ней сейчас нет даже намека на ночную рубашку.       Краска снова одновременно залила обоих, как будто на них плеснули кармином из ведра.       — Мистер Винг, — произнесла она, нарочно как можно четче выговаривая каждую букву, — а сейчас это тоже ваша вина? Ваша инициатива? Снова вы не можете удержать себя в руках? — она усмехнулась, — А вы, как всегда, невероятно наблюдательны — никакого кофе по-родосски не существует. Но согласитесь, с тем бальзамом он сочетался весьма удачно?       Он мучительно скривился, не зная, куда себя деть от стыда, и еле слышно пролепетал:       — Да, признаю, кофе ты варишь потрясающий. Он был… — с неимоверным трудом он наконец нашел в себе силы поднять на нее глаза, — Все это было… Прекрасно. Правда, прекрасно.       — И я-а думаю так же, — отозвалась она, обводя взглядом его лицо, волосы, широкую крепкую грудь, — Все, что я говорила тебе вчера — чистая правда. Мы сделали это вместе — вместе несем и ответственность, — она запечатлела на его губах глубокий и медленный поцелуй и опустилась на него ниже, — и я совершенно не возражаю против того, чтобы взять на себя еще немного. Честное слово, ей начало нравиться вгонять его в краску!       — А кофе был правда хорош, — только и успел прошептать он с усмешкой в ее волосы, — Кофе по-родосски. Я запишу рецепт.       — О, не думаю, что в этом есть необходимость, — парировала она, — я с радостью угощу тебя им всегда, как тебе этого захочется. Только попроси!       — Роза, постой… — но уже было поздно. Он теперь в ее власти. Гера и Артемида, луна и солнце, сила и слабость. И все — она. Все — его.       Он опустил веки и позволил ей делать с ним все, что она хочет.