Страшная сказка

Нынче остров встречает их какой-то мрачной насупленностью. Серые — точь-в-точь глаза Питера — облака висят так низко, что Венди до последнего не может разглядеть землю. Только когда её спутник с радостным кличем ласточкой ныряет вниз, она понимает — дом близко. Нельзя сказать, чтобы Венди задумывалась, делая выбор — она всегда знала, что принадлежит этому месту. Последний шанс, сказал Питер. Иначе она повзрослеет, станет слишком тяжелой, и уже никогда не вернётся сюда. Венди не хочет взрослеть, не хочет выбирать себе мужа, чтобы зваться Мистер и Миссис Как-то-там. Завести ребенка она была бы не прочь: младшие братья выросли на её руках, и работы Венди Дарлинг не боится. Но представить, что к её телу будет прикасаться потными руками чужой человек, им придётся вместе делать что-то омерзительное... К сожалению, детей без этого не бывает. Если бы можно было заполучить ребёночка, как дева Мария — по слову ангела, спустившегося с небес. Но дева Мария такая одна, а всем остальным женщинам приходится искупать... искуплять... ну, неважно... грех Евы. Так говорит мама. Говорила. Почему-то вспоминать её совсем не больно. Образы родителей и братьев в голове похожи на выцветшие старые фотографии: бледная сепия фона, неразличимые черты лица... Только детали позволяют зацепиться глазу: пышные рукава и полураскрытый веер в руках мамы, тёмный сюртук отца. Было это или нет. Здесь, в Неверлэнде, для Венди нет никого, кроме Питера. Она плавно скользит сквозь облака, осторожно снижаясь. Венди знает, что Питер вернётся, он её не бросит. Просто каждый раз после возвращения ему надо облететь остров, заглянуть во все важные места, чтобы убедиться — всё в порядке. Она сама так обходила каждую комнату в доме, заново знакомясь с вещами... Больше этого не случится. Теперь её дом здесь. После того, как пираты разорили подземное убежище Потеряных Мальчиков, Питер перебрался куда-то в другое место. Он рассказывал о своём прекрасном доме так, будто это лучшее место на земле, откуда видны лазурно-розовые закаты, а по ночам огромная сияющая Луна заглядывает туда своим единственным глазом, затмевая скромные звёзды. Где этот дом? Венди не терпится его увидеть. Там самые мягкие постели, говорил Питер. И самые крепкие стены. Никто не застигнет их врасплох, потому что дом отлично защищён. К тому же, Крюк, лишившийся своих подручных, не решится атаковать в одиночку. А с Тигровой Лилией, краснокожей принцессой, у Питера мирный договор. Различая в тумане приближающийся боевой клич, Венди радостно улыбается. Питер! Невидимая сила хватает её за руку, резко дёрнув вниз, так что девочка вскрикивает, ощущая, будто стремительно проваливается в яму. Вынырнув из сплошной пелены облаков, она видит внизу две проворные тени, соединённые друг с другом, которые скользят по серой водной глади. Питер опять тянет её вниз, подхватив свободной ладонью водные брызги, швыряет прямо в лицо. Венди взвизгивает, а вредный мальчишка смеётся чистым звонким детским смехом, похожим на перелив колокольчика. Питер никогда не повзрослеет! Они стремительно приближаются к острову, наполовину скрытому тенью со стороны горной гряды, с северо-запада. Венди всего пару раз была в той части страны. А Питер уверенно взмывает к облакам, таща её за собой, только край ноги касается острозубого утёса. Они пролетают над невысокими скалами. Лагуна Русалок с другой стороны острова. Венди была бы не прочь снова увидеть, как они расчёсывают свои длинные отливающие зеленью волосы на закате. Закат! Оглянувшись, она видит позади солнце, наполовину погрузившееся в темнеющий океан. Усталость сковывает её внезапно наливающиеся тяжестью руки и ноги. Венди боится летать в темноте. Где же обещанный дом? Прямо перед ними одна из невысоких живописных гор, которые так любят покорять мальчишки в своём воображении. Здесь всё как положено: снежная шапка на вершине, слева обрыв и глубокое ущелье, справа более пологий, каменистый, поросший диким лесом склон. Питер направляется прямо туда, ловко опуская Венди на сравнительно ровный участок. Где же дом? Она оглядывается по сторонам, не решаясь двинуться с места — ноги кажутся будто чужими, — пока Питер, восторженно кукарекая, описывает вокруг неё круги в воздухе и распевает что-то вроде приветственного гимна: — Наконец-то мама Венди со мной! Кукареку! Теперь она навсегда останется здесь! Кукареку! Я буду охранять её покой! Кукареку! От радости скоро запылаю весь! Ура! Глупые стишки! Венди изображает строгий тон — точь-в-точь мама, когда мальчишки ведут себя неподобающе: — Питер, сегодня был такой тяжелый день! Я ужасно устала и хотела бы прилечь! Может быть, ты перестанешь кружиться и покажешь, наконец, свой чудесный дом? Несносный мальчишка зависает в воздухе, вмиг становясь серьёзным, изображает торжественный поклон, указывая плавным жестом вверх. Венди не может поверить глазам. — Ты серьёзно? — вырывается у неё. Над ними в склоне темнеет дыра вытянутой формы. Пещера? — Прошу, окажи мне честь! — Питер снова кланяется. Но когда он хохочет, подпрыгивая в воздухе, Венди внезапно становится не по себе. — Только тебе придётся забраться туда самой! А я пока приберусь к твоему приходу! — он исчезает. Склон довольно пологий, карабкаться вверх не так уж и сложно, если бы не свинцовая тяжесть в руках и ногах. Задыхаясь, она преодолевает последний подъём и останавливается отдышаться на уступе у самого входа в пещеру. Из чернильной темноты на неё вылетают какие-то сухие листья, затем появляется довольный Питер. — Ну всё, дом готов, мама Венди! — Здесь ничего не разглядеть, Питер! Тот недоуменно оглядывается в тёмное нутро пещеры, потом щёлкает пальцами: — Конечно! Делая шаг назад, он исчезает снова. Слышится стук камня о камень, сыплются искры, которые поджигают что-то на полу, загорается огонёк, который постепенно становится всё выше. Наконец, свет от костра позволяет разглядеть кое-что внутри. Венди шагает с осторожностью, чтобы не оступится на камнях и, не дай Бог, сломать ногу, но каменный пол практически ровный. Питер следует за ней бесшумно. Пещера довольно большая. По крайней мере, больше их прежнего жилища. От этого Венди становится неуютно. Тени в каменных нишах по стенам движутся, зловеще извиваясь. На полу посередине постель из набросанных медвежьих шкур. Очаг, в котором Питер зажёг огонь, ближе ко входу. Всё так непохоже на милый уютный подземный дом Потерянных Мальчиков. Здесь сухо, но почему-то холодно. Северо-западный ветер, догадывается Венди, задувает прямо сюда. Тепло очага служит ему слабой преградой. Спасаясь от надвигающегося отчаяния, она выходит наружу и успевает застать самый краешек закатного солнца. Усевшись на уступе, Венди провожает последний луч, а потом наблюдает тускнеющую лазурь, переходящую в кобальт. Питер рядом непривычно молчалив. Когда даже воспоминание о солнце успевает раствориться в прохладной ночи, Питер произносит: — Пора спать! Что? Это же её реплика! Это она должна укладывать всех, подтыкая одеяло и гладя по голове, желать сладких снов. С неохотой поднимаясь, Венди плетётся назад в пещеру. Она рада, что не испытывает голода. Питер мог не есть несколько дней. Может, и она тоже, выбрав быть рядом с ним, получит часть его способностей. — А где Динь? — внезапно приходит в голову вопрос. Питер безразлично пожимает плечами: — Ей здесь не понравилось, и она улетела. Венди тоже здесь не нравится. Но она всем сердцем надеется привыкнуть. Завтра будет новый день. И приключения. Они навестят краснокожих и выкурят с ними трубку мира. Молчаливые смуглые женщины научат Венди плести украшения из мелкого морского жемчуга. Потом они повидают русалок, которые просто обожают Питера. Всё станет как раньше. За исключением мальчиков. Но Венди надеется, что им хорошо в новых семьях. Она уговорит Питера построить нормальный дом. Здесь красиво и, наверно, безопасно, но она ведь не птица, чтоб гнездиться на скалах. Хотя в первое появление на острове ревнивая Динь и подсказала мальчишкам, что Венди — белая птица, которую Питер велел застрелить... — Мама Венди, расскажешь мне сказку на ночь? Питер уже улёгся на широком ложе — сложенные ладони под щекой — примерный мальчик. Венди ложится рядом — больше некуда, обхватывая себя руками и поджимая ноги в старых кожаных ботинках. Что она станет делать, когда обувь придёт в негодность? Носить индейские мокасины? Но по острым камням ходить в них будет невозможно... Питер толкует её молчание по-своему. — Тогда я расскажу тебе сказку, — таинственно шепчет он. Что-то новенькое! Венди заинтригована. Его глаза блестят, отражая свет костра. Кажется, в их глубине таится непонятная насмешка. — Ты готова, Венди? Питер приподнимается, глядя на неё сверху вниз. Он нарочито долго ёрзает, усаживаясь по-турецки. Прикрыв глаза, она молчит, как будто уснула. Это почти правда — тепло от костра пригревает спину, тени уже не кажутся такими страшными, потому что рядом Питер, а он защитит её от любой опасности. Пожертвует собой, привязав к воздушному змею, вырвет из лап пиратов... Питер рядом, и она любит его. — Ты не спишь, не притворяйся! — звонкий голос разносится в пространстве. Венди улыбается ему глазами. — Так вот... — Питер снова понижает голос почти до шёпота. — В одном городе жил человек... Взрослый... Понятия не имею, сколько ему было лет... Питер задумывается о чём-то, а Венди смешно. Вот так сказка! — В общем, там ещё была девушка. Не совсем взрослая, — он прищуривается и закусывает губу, окидывая Венди изучающим взглядом, потом выносит вердикт, — Постарше тебя. Если Питер и дальше собирается продолжать в таком духе, то она точно заснёт. Шкура мягкая, хотя и слегка воняет чем-то противным. Смертью. — Погоди, как же его звали? Что-то совсем простое, почти как Питер, — он наигранно чешет в затылке, будто припоминая. — Точно, его звали Джон. А фамилия Дарлинг. Это же её фамилия! Что Питер задумал? — И вот он встретил ту бедную девушку... Погоди, сначала я опишу тебе его внешность: невысокий, с усами, полноватый, любит носить цилиндры и трости. У тебя случайно нет таких знакомых? Питер кривляется, изображая особенности внешности героя своей сказки, а Венди всё ещё в недоумении. — Ну! — внезапно он резко дёргает её за косичку. — У тебя есть такой знакомый? Венди вскрикивает от боли. — Он похож на моего отца! Прекрати Питер! Но тот уже довольно улыбается и просит прощения. — Так вот! Мистер Дарлинг встретил мисс Неважно-как-там-её, и они понравились друг другу. А ты знаешь, что делают взрослые, когда нравятся друг другу? Знаешь! — Ай! — на этот раз он ущипнул её за руку. — Питер, давай спать! Расскажешь свою историю завтра! — Нет, отвечай! Ты знаешь, что они делали? — он склоняется так низко. — Знаю, — вынуждена признаться Венди. Она нашла у отца в шкафу книжку, где были рисунки — противные рисунки голых мужчин и женщин. И то, что они делали, выглядело отвратительно. — Ну вот! Они занимались этим, а потом у той мисс в животе появился ребёночек. «Что за ерунда!» — хочет крикнуть Венди, но не может открыть рта. Глаза Питера похожи в темноте на горящие угли. — Мисс Как-её-там пошла к мистеру Дарлингу и всё ему рассказала. Она так радовалась этому ребеночку и тому, что у неё теперь будет настоящая семья. Прекрати называть его «мистер Дарлинг» — думает Венди. Это не имеет никакого отношения к её отцу, она уверена. — Но мистер Дарлинг взглянул на большой живот мисс и сказал, что это не его ребёнок, а если даже и его, то ребёнок ему сейчас не нужен. Дети обходятся дорого. Он не может позволить себе какого-то там ребенка. Венди помнит, как её отец подсчитывал расходы до рождения Майкла, а мать настаивала, что они могут позволить себе ещё одного малыша. — Бедной мисс деваться было некуда, у неё не было ни дома, ни семьи, только больная мать, которую она вынуждена содержать. Если она родит ребёнка и не сможет работать, то все трое умрут с голоду. Она тоже всё тщательно подсчитала, взяла небольшую сумму денег, которую откладывала на чёрный день, и обратилась к доктору... Венди слушала, не в силах пошевелиться, она оледенела снаружи и медленно застывала внутри, не замечая, как меняется голос Питера и даже он сам по мере рассказа. — Врач был так себе, но и он сказал, что делать что-либо слишком поздно. Ребенка можно родить, а после отдать на воспитание. Но мисс продолжала настаивать. Она не могла себе позволить не работать даже неделю. Ей надо было немедленно избавиться от той нелепой ошибки, которой она посчитала ребёнка мистера Дарлинга... Тишина, повисшая в пещере, не предвещала ничего хорошего. Венди все ещё надеялась, что Питер решил напугать, зло подшутить над ней, рассказывая страшную историю ночью у костра. — Врач достал острый длинный инструмент, которым собирался проткнуть живот бедной мисс, чтобы убить ребенка внутри, а потом вытащить по частям... — Нет! — закричала Венди. — Хватит! Прекрати! Я не буду это слушать! Но Питер внезапно навалился сверху, став удушающе тяжелым, так что Венди не могла даже пискнуть. — Ты должна! — сказал он в самое ухо неожиданно низким, уже не мальчишеским голосом. — У девушки от страха начались роды, и на свет появился... мальчик. Крошечный фиолетовый кусок плоти, от которого мать отвернулась, а врач выбросил в помойку вместе с кровавым последом, завернув в свою старую рубаху... Ребенок был ещё жив... Венди ощущала, как Питер внимательно следит за каждым движением её век, выискивая что-то, известное одному лишь ему. Она обмякла, перестав сопротивляться, чтобы он поскорее оставил её в покое. Питер немного отодвинулся. — По едва слышному писку малыша нашли феи и забрали в своё подземное царство... Когда ребёнок подрос, он сам выбрал себе имя... Питер — в честь того доктора. Пэн — в честь Бога, который вечно веселится в забвении... Венди горестно вскрикнула, и тут же её губы были смяты жёсткой большой ладонью. — Тшш... Дослушай. Если бы я случайно не влетел в твоё окно Венди Дарлинг... Я наблюдал за тобой. Я часто наблюдал за детьми, которые росли у своих матерей и отцов... Они спали в своих кроватках, играли своими игрушками... И каждый малыш мечтал отправиться в сказочную страну, где никто не будет ему указывать, что делать. В мою страну... Венди пыталась сморгнуть слёзы, но они всё катились и катились, обжигая виски, смачивая растрепавшиеся косички по бокам. Питер, придерживая её одной рукой за шею, другой развязал розовые ленточки, пропуская пряди между пальцами. — Я никогда не хотел вырастать, ты же помнишь, Венди? — его жалобный голос снова стал по-детски тонким. — Я знал, что от взрослых всё зло! Но рядом с тобой, Венди, я стану взрослым, как ты мечтала. Откуда он узнал? Она никому не доверяла свои мечты? Питер был единственным, к кому тянулась её душа. А теперь выходит, он... Нет, достаточно с неё братьев! Она правда мечтала, чтобы Питер отправился с ней в Лондон, они оба выросли и поженились. Но Питер решил никогда не вырастать, поэтому она здесь, в Неверлэенде, с ним... Она сделала выбор. — Мистер и миссис Дарлинг, — шепнул он ей в ухо, задирая подол платья. И Венди умерла. Как Питер. Потому что в подземную страну фей невозможно отправиться живым. Её сознание птичкой впорхнуло в тёмную тесную клетку, наблюдая оттуда, из безопасного места, за двумя телами, которые на полу пещеры, лёжа друг на друге, творили что-то странное. Это было очень плохо, поэтому птичка Венди тихо сидела в своей клетке, боясь пошевелиться, до те пор, пока Питер не перестал дёргаться на ней, тяжело дыша, и не откатился в сторону. Он лежал рядом с чем-то, похожим на большую куклу — куклу-девочку в нарядном платье с обтрепавшимся оборками. Сломанная кукла лежала, раскинув в стороны руки и ноги, грязный фарфор покрылся трещинами. Питер приподнялся, потом провёл рукой между ног куклы и уставился на свои окровавленные пальцы. Тогда птичка Венди взмахнула крылышками и слетела вниз, больно ударившись о фарфоровую грудь куклы. Стеклянные глаза моргнули, на кукольной шее, покрытой синяками, забилась жилка. Все чувства медленно возвращались к ней. Сквозь серые облака боли Венди видит, как Питер берёт ленточку из её распустившейся косички и вытирает окровавленные пальцы, а потом с отвращением отбрасывает в сторону. Венди застывшим взглядом смотрит на этот кусок ткани, змейкой свернувшийся на полу пещеры. Розовое с тёмно-красным совсем не сочетается. Позже она сжигает эту ленточку в костре и остывает вместе с пеплом, разносится с ветром по всему острову, чтобы стать его частью. Она никогда отсюда не сбежит. — Венди Мойра Анджела Дарлинг, — шепчет она по ночам, боясь потерять себя. Но в то же время знает — это имя не имеет к ней никакого отношения. Имя, данное родителями, так и не стало ею, оно держится непрочно, грозя потеряться в любой момент, как тень Питера в их первую встречу. А если она потеряет этот кокон из режущих губы звуков, то что останется? Вот тело, крепкая молодая плоть, которой причинили боль. Разве не она сама себе её причинила? Она сама пошла за Питером, прочь из безопасного уютного дома. Она не очень-то и сопротивлялась, позволяя ему взять её. Разве не было это наказанием за то, что совершил отец? Питеру было больно, а она всего лишь разделила с ним эту боль. Первые пару ночей она плачет во сне и зовёт маму, как плачут дети, привыкая, в летнем лагере. Со всех сторон слышно эхо тихих всхлипов, и только иногда кто-нибудь тонко заскулит, вжимаясь лицом в подушку. Потом мама забывается. Здесь ни у кого нет мамы, и у Венди её тоже нет. Питер то равнодушен, то раздражён, то ласков. Сначала Венди боится его, сама не понимая своего страха. Она хотела быть связанной с ним навсегда. «Но не так!» — визжит кто-то внутри неё. — Тише, — говорит себе Венди, — Успокойся, всё в порядке. Она рада, что Питер теперь никогда её не покинет. Никогда и нигде. Долгие годы или несколько дней они живут на острове, купаются голышом в солнечной реке, оглядываясь на пришвартованный в гавани пиратский корабль. Капитан Крюк не показывается. Венди получает всё, о чём мечтала — русалок, приключения, расшитые бисером мокасины. Всё, кроме нового дома — Питер наотрез отказывается покидать пещеру. Со временем её чувства изнашиваются, как старая обувь. Даже чувство вины ветшает, покрываясь прорехами, сквозь которые на Венди смотрит стоглазая пустота. Внутри неё тоже пустота, которая растёт, заставляя надуваться живот. И вот, одной лунной ночью — в Неверлэнде все ночи лунные — пустота внутри начинает шевелиться, как живая. Тогда Венди понимает: всё, с неё хватит. Медленно поднявшись со старых вонючих шкур, она оглянулась на спящего Питера. Расставаться невероятно сложно, ведь она полюбила его ещё до всего, и так и не смогла разлюбить. Он красивый. Венди захотелось убрать длинный вьющийся локон, падающий ему на глаза, но она побоялась разбудить. Огромная круглая Луна стояла прямо напротив входа в пещеру, обещая безопасный путь. «Пора,» — согласилась Венди. Питер что-то простонал во сне, и она обернулась, в последний раз лаская взглядом его лицо. Посеребрённое лунным светом, оно начало плавиться, менять свои очертания, и Венди на миг увидела молодого мужчину с высокими скулами и яркими капризными губами. Его короткие тёмные волосы обрамляли высокий бледный лоб. Венди засмотрелась на невероятно густые длинные ресницы, которые казались ещё чернее из-за тени под глазами. Жаль, что она никогда не увидит его настоящих глаз. Какие они: светлые, как подвижная ртуть, или тёмные, как грозовое небо. Нож, который Питер всегда на ночь оставлял рядом с собой, вытащив из ножен, тоже сиял в лунном свете, приглашая взять в руки. Венди знала, что, стоит ей сжать в ладони деревянную рукоять, обточенную вязью, у неё хватит сил на всё: она вонзит кинжал в Питера, вогнав туда, где находится сердце, по самую крестовину. Узкий кончик пройдёт насквозь, высунувшись из спины, как жало, и воткнётся в густой мех постели. Биение жизни, которое она видит подрагиванием кожи на груди в обтрёпанном вырезе его рубахи, замрёт навсегда. И потечёт кровь. Её ненависть будет пить эту кровь пока не насытится, до рвоты. А потом она всё равно умрёт, потому что можно жить без руки или без ноги, но нельзя — без половины сердца. Жаль, что они никогда не станут взрослыми. Венди встаёт, снимая с выступа в стене пещеры длинный макинтош, который Питер украл давно у одного из пиратов, и, не оглядываясь, уходит в ночь. Она не видит, как после её ухода стены пещеры покрываются изморозью, словно серебристым мхом. Не замечает облачков пара, вырывающихся изо рта — она очень спешит. Через пустошь и сквозь лес, по каменистым россыпям и поросшим травой угорам. Прямо навстречу луне, до самого берега Волшебной реки, впадающей в море. Гладь воды странно неподвижна, не слышно журчания, не видно плеска мелких волн о галечный пляж. Венди подходит ближе, удерживая равновесие на скользкой гальке. Нагибается — и её кончики пальцев натыкаются на твёрдую, обжигающую холодом поверхность. Река замёрзла. Но, стоит ударить посильнее, тонкая корочка льда трескается, ладонь погружается в холодную тёмную воду. Это не должно помешать. В Неверлэнде никогда не было зимы, но Венди разучилась удивляться. Она бродит по пляжу, глядя себе под ноги, и, подбирая крупные камни, складывает их в глубокие карманы плаща. Один за другим. На миг ей кажется, что ночной пляж вокруг лишь иллюзия, она сидит за столом и выщёлкивает из блистера на глянцевую белую поверхность круглые белые таблетки, одну за другой, пока не получается горка. Белое на белом. Прямо перед ней стоит прозрачный стакан, полный воды, и Венди берёт таблетки по одной, кладёт на язык, а потом делает глоток воды из стакана, каждый раз ставя его обратно на то же самое место. Венди-на-пляже не интересно, что станет с той, другой Венди, и она продолжает собирать камни. Наконец карманы раздуваются, а сам плащ, перекинутый через руку, весит, кажется, тонну. Венди с трудом натягивает его на себя, для этого ей приходится присесть и практически заползти внутрь, как в палатку. Тщательно застегнув все большие пуговицы, она пытается встать. Плащ слишком тяжелый, у неё даже появляется искушение выбросить часть камней. Нет, она справится. Питеру было не легче, напоминает она себе. Он ведь умер. А может, тогда его звали не Питер. На секунду мысли о брате заставляют её сомневаться. Они могли бы покинуть остров, жить в мире людей, вырасти и стать взрослыми. Как все. Но сможет ли она забыть о том, что он сотворил с ней. Сможет ли ОН забыть? Взрослые забывают, они прячут воспоминания в старые сундуки, в тёмные комнаты, в пыльные шкафы. И в её шкафу будет лежать крошечный детский скелетик и розовая ленточка, запачканная кровью? Нет, она всё делает правильно. С трудом забираясь по пологому склону на огромный каменный валун над рекой, Венди слышит сухой треск, как будто кто-то наступил на ветку, и оборачивается. Но среди тёмных деревьев не видно ничего. Она останавливается ещё раз, чтобы закатать слишком длинные рукава, когда подъем становится крутым и приходится цепляться руками. Полы макинтоша волочатся по камню и путаются в ногах, но Венди упрямая. Невероятных усилий ей стоит выпрямиться на краю. Луна смотрит не то чтобы осуждающе или ласково, а скорее равнодушно. Только Венди и не нужна жалость. Она делает шаг вперёд. Всё.