***
Первое, что Киба ощущает, когда просыпается — это запах секса, которым пропиталась вся комната. Он сильный, несмотря на то, что окно было открыто всю ночь, и Киба уже просыпается несколько взволнованным. Сначала даже не открывает глаза, прислушиваясь к ощущениям. Было все еще ужасно тепло, запах Курамы никуда не делся. Киба почему-то радуется, что он не ушёл, не превратился в какой-то влажный сон и остался рядом. Юноша ощущает, как матрас рядом прогибается. Повернув голову, он видит заинтересованную морду Акамару, лапами наступившего на кровать. — Доброе утро, малыш, — хриплым ото сна голосом бормочет он, вытягивая руку из-под тёплого одеяла и трепля друга по мохнатой голове. Тот переводил взгляд со своего хозяина на спящего лиса и Киба вдруг смущенно фыркнул, уловив его мысли. — Черт, нет, все совсем не так. И не надо ехидничать! Он старается говорить тихо, чтобы не разбудить Кураму. Крайне обижается на комментарии Акамару и вновь перекидывает руку через тело Курамы, поворачиваясь к лицу и заинтересованно рассматривая. Вчера у него не было возможности изучить тело демона получше, зато сейчас из окна лил яркий свет и ничто не отвлекало его. Киба откровенно пялится, осознав, что Курама выбрал чертовски красивое тело. Эта мысль немного смущает. Киба чуть поглаживает его по спине, поднимаясь выше, затем ладонью очерчивает плечо, пальцами проходясь по укусу. Смотреть, что творится с его собственным телом, даже страшно. Киба проснулся с жуткой болью во всем теле, словно Курама правда пытался съесть его вчера, но это не так интересно, как разглядывать те следы, что оставил на нем сам Киба. Он поднимается рукой к шее и лицу, совсем осторожно проводя пальцами по щеке. На душе у него спокойно, как никогда. Лишь когда Киба замечает два хитрых глаза уже совсем не спящего Курамы, он фыркает, убирает руку и отворачивается обратно к Акамару, улегшегося мордой на кровать. — Я ожидаю извинений, — юноша гладит уже Акамару. — У меня болит каждый участок тела и это просто пиздец. Кроме того, Киба чувствует, что он весь пропах Курамой с ног до головы. Акамару чувствует это тоже, мотает головой и фырчит. Ему, наверное, тоже непривычно, но он не был против. Дело даже не в испуге перед биджу, а в… банальном уважении перед более сильной особью. Черт, а еще в одобрении. Акамару определенно одобрял этого лиса в качестве пары и это было последней каплей перед тем, как хрупкое мировоззрение Кибы расколется на части. — Детка, уже поздно смущаться и отворачиваться, — хрипло смеется Курама. Он снова тянется к мальчишке, обнимает его поперек живота и прижимает к себе, целуя в заднюю часть шеи. — Слишком много возмущения для того, кто так умолял трахнуть его. — Иди к черту. И не называй меня деткой, — юноша рад тому, что сейчас Курама не может видеть румянец на его щеках, но, несмотря на ворчание, все равно накрывает руку на животе собственной, едва ощутимо оглаживая костяшки пальцев мужчины. Но, как и обычно, это секундное спокойствие заменяется раздражением. Киба дергается и поворачивает пылающее лицо в сторону лиса, возмущаясь. — И я не умолял… трахнуть меня! Ты выдумываешь на ходу! Ну и богатая же фантазия у биджу. Курама вновь смеется и не выпускает из объятия брыкающегося Кибу, но тот видимо и не особо старался высвободиться. Мужчина смотрит чуть выше, замечает морду Акамару, и мягко улыбается. —И тебе привет, дружок. Рад тебя видеть. Твой хозяин такой вредный, знаешь? — Курама трется щекой об искусанное плечо и все еще улыбается, ощущая себя непривычно счастливым. С Акамару у них была безмолвная договоренность. Пес доверяет ему и одобряет их с Кибой общение. Курама же дорожит их таким странным но забавным взаимодействием. Акамару был умным и понимающим. Перед особью сильнее показывал уважение. А сейчас весь его хозяин пахнет именно им. Курама это прекрасное знает и может уловить, а потому и довольно урчит. — Ладно-ладно. — Вы двое, кажется, охрененно сдружились, — ворчит Киба. А потом разговоры снова стихают, утро опять превращается в тихое и спокойное. Киба просто лежит, окутанный теплом и непривычной нежностью, мысленно борется с самим собой. Тут тебе и упрямство, нежелание показывать собственные эмоции и слабости, и дикое желание самому подлезть Кураме под руки и обвить всеми конечностями. Пока что Киба не сдается и продолжает держать оборону. Курама целует его за ушком, на что тот вздрагивает, все еще старательно держа оборону. Мужчина прикрывает глаза, сонно зевая. Поцелуями спускается до плеча и высвобождает небольшое количество чакры, подлечивая особо больные укусы. Страсть страстью, но лучше он сам его подлечит, чем кто-то будет рассматривать голое тело его любовника. Вот еще… от слово любовник внутри как-то все сжимается. Даже сам не заметил, как уже придал именно такое название их отношениям. Киба не помнит, когда в последний раз просыпался в таком хорошем настроении и в такой обстановке. Когда хочется полежать подольше, ни о чем не думать и растворяться в моменте. Чтобы время остановилось. Никто не ворвался в его комнату, спинывая с кровати и называя неблагодарным сыном, никто не сравнивал его с кем-то, отправляя на миссию в далекие дали. Тело приятно ныло после прошедшей ночи, метки, оставленные на коже, болели, но Киба не был против — воспоминания о том, как зубы Курамы вгрызались в кожу, все еще отдавались тянущим чувством внизу живота. Правда, Киба вскоре почувствовал всплеск чакры со стороны и сомнений в том, кто это был, не имелось. Чакра Курамы и любого другого человека имела сильные различия. Киба сначала напрягся, а после удивленно захлопал ресницами, когда ощутил, как особо глубокие укусы затягиваются. С облегченным вздохом он расслабился, растекаясь лужицей в чужих сильных руках. Это было слишком… умиротворяюще. Какое-то время они просто лежат, наслаждаясь теплым утром и объятиями друг друга, но затем Кибу начинает охватывать смутное чувство тревоги. Он вдруг вскакивает с постели, чем вызывает недовольное рычание лиса, и потеряно смотрит на часы. Какой сегодня день недели? Ответ приходит сам собой. Киба определенно чувствует приближение чего-то зловещего, а потом быстро встает и натягивает на себя штаны, прыгая на одной ноги. — Тебе нужно валить, быстро! — впопыхах говорит он мужчине. — Что, утреннего нежного секса не будет? — Курама хмыкает, потягиваясь на кровати, и Киба сглатывает, наблюдая за тем, как лучи солнца гуляют по его мышцам. Он качает головой и недобро улыбается. — Ох, конечно, — тут же откуда-то снизу слышится громкий хлопок двери, а Акамару радостно лает, ловя непонимающий взгляд Курамы. — Моя мама определенно трахнет тебя, но это будет совсем, совсем не нежно. После этих слов Курама совсем не по-биджувски садится, всем видом показывая напряжение. Самое отстойное было в том, что присутствие Курамы хрен как скроешь — им пропахла не только комната Кибы, но и весь дом в целом, что не будет секретом для главы клана Инузук. Хуже момента для знакомства с родителями и не придумаешь. — Инузука Киба! — слышится рявканье уже со стороны лестницы. — Какого хрена дом пропах мерзким, лисьим духом?! — Знаешь как часто она рассказывала о том, как в молодости ты швырнул ее в здание? Курама понимает весь ужас ситуации без дальнейших слов. Быстро перекинувшись в лиса, он прыгает на подоконник, а оттуда на заборчик. Двор наполняется лаем собак, а сам он довольно щурится, перепрыгивая с одного брева на другое, убегая все дальше и дальше от разъяренных оров. Попытка поставить Кибу на место привела к очень интересным последствиям. И это было даже лучше, чем Курама вообще мог представить. Подобный визит к дому Инузук уж точно будет не последним, ровно как и бегство от разъяренной Цуме.О хитрых лисах и вредных щеночках
15 августа 2023 г. в 22:16
Примечания:
как зародился этот пейринг? что ж, мне показалось, что свести двух вредных псин (а лисы кстати псовые) это довольно забавно. киба с его дерзким нравом + чсв биджу = ахуенная зверская порнушка
да, необычно. да, полный пиздец. да, можете обоссать меня, но только не в глаза. приятного чтения! публичная бета кстати открыта
Киба просыпается резко, без перехода. Он широко распахивает глаза, перед которыми с непривычки расстилается одна лишь тьма, и всем своим естеством ощущает опасность. Страх комом подкатывает к горлу, все инстинкты кричат о том, чтобы вырваться и атаковать непрошенного гостя, но Киба не может двинуться — крепкая хватка сковывает запястья, вес чужого тела на ногах мешает взбрыкнуться. В голове мелькает сотня мыслей, сотня вариантов того, что происходит. Тут тебе и внезапное нападение, и похищение, и еще много чего. Кажется, все это проносится в голове за секунду. Но, несмотря на сковавший страх, Киба не намерен просто лежать и ожидать, когда кунай полоснет по горлу: он ерзает, пытается вырвать руки. Акамару рядом не видно, что тревожило и удивляло еще больше, а потом Киба ощущает чужое дыхание на своей коже и низкий хриплый голос, заставляющий мурашки пробежать по загривку.
— Ну что же ты так упираешься? Теперь понимаешь каково мне, когда ты хватаешь меня за шкирку и дразнишь, — он замирает. В одно мгновение, уцепившись за пару фраз, Киба с неверием осознает, кто предстал перед ним в ночи. Честно говоря, спокойнее от этого не становится, даже наоборот, тревожнее и волнительнее. Он пытается вырваться даже активнее, чем если бы его собирались убить. — Почувствуй эту безысходность, малыш. Тебя надо проучить за такое отношение к такому, как я. Не забывай свое место.
Курама посмеивается: низко, предвкушающе. Стальной хваткой вжимает чужие руки в подушку над головой. Сам примыкает к шее подростка и бьющейся венке там. Киба точно проснулся. Курама слышит его панику, но не показать, где его место, не может. Пора бы проучить несносного мальчишку.
— Т-тебя так обидели мои шутки, а, великий демон?..
Киба принюхивается — в воздухе нет ни намека на желание пролить кровь или убить, от лиса даже не исходило давящего Ки, что не могло не обрадовать и придать смелости, зато отчетливо ощущалось что-то другое. И, если бы Киба не был в таком неудобном положении, он бы определено понял, что именно. Сейчас он мог лишь трепыхаться в чужих руках, не зная, чего ожидать. Блять. Блять-блять-блять, откуда у него вообще появилось тело, почему Киба не проснулся раньше, нахрена он снова оставил окно открытым, он же не знал, что этот придурок вдруг превратится в двухметрового мужика и… Курама кусается. Он покрывает его шею и ключицы укусами, проходится по ним языком, и не дает Кибе вырваться — тот чувствует, как клыки впиваются в кожу, чувствует, как горячий язык скользит по ней, выбивая из тела дрожь уже далеко не страха. Кибе от своего положения становится неудобно и стыдно, потому что Курама, его привычный запах, окутывающий юношу, его горячее тело, нависающее сверху, и укусы по какой-то причине просто заставляли поплыть. Курама, похоже, действительно собирался сожрать его, но Киба с ужасом осознал, что ему теперь не совсем страшно.
— Перестань, еб твою мать… слезь с меня, прекрати, мудила! — вскоре возвращается привычная дерзость и возмущение, но Киба то ли действительно забывает о всех своих техниках, либо специально игнорирует возможность хотя бы попытаться напасть. Он уже учащённо дышит, лицо горит, все тело тоже. Хоть и ругается, пытаясь вырваться, но все равно неосознанно подставляется под клыки и язык, еще больше стыдясь этой ситуации, потому что у него, блять, уже железно стоит. От Курамы, от того, как он пахнет, как от него веет чем-то жутким, чем-то сильным, как холодком по коже пробегается воздух после того, как демон вылизывает ее, и против воли юноша совершенно жалко всхлипывает, когда хриплый голос касается уха. Это пиздец, это просто пиздец, думает Киба, когда от слов демона внизу все стягивает от очередного прилива возбуждения. Демон же лишь смеется с его ворчания и просьб прекратить. Подбирается к красному ушку. Обдает его горячим дыханием, пока шепчет.
— Я бы с удовольствием разорвал тебя на куски, впиваясь клыками в твою нежную шею и сжирая все внутренности. Я бы… — Курама замирает. Он демон-лис. В нем неизмеримое количество силы и могущества, конечно он может улавливать некоторые эмоции. А тут был отнюдь не страх. Мужчина приподнимается над парнем. Ему в бедро упирается стояк. Курама одновременно и шокирован и до чертиков заинтересован. Шок на лице сменяется хитрой ухмылкой, сопровождаемой прищуром глаз. Киба широко распахивает глаза, вжимая голову в подушку и глядя куда-то в угол комнаты, потому что посмотреть сейчас на Кураму — что-то, сродни самоубийству. Он же еще сегодня днём тянул его за ухо и называл глупой дворняжкой, а теперь буквально тёк от того, что Курама обещает убить его самым кровожадным способом из возможных. Киба и подумать не мог, что у него имеются вот такие стремные фетиши. И, конечно, вездесущий лис замечает его проблему. Кибе от неловкости хочется под землю провалиться. А еще, чтобы Курама не останавливался, но киба вместо того, чтобы начать жалостливо просить о чем-то, вновь пытается взбрыкнуться. — Плохому мальчику по нраву такое наказание?
Киба издает какой-то глухой гортанный звук, когда Курама со своей это наглой ухмылочкой называет его плохим мальчиком. Вроде бы, рожу человеческую приобрёл, а все равно лис, самый настоящий. Киба пытается как-то отвлечь его, чтобы не уделять своему стояку больше внимания, чем следует. Он сейчас взвинчен ни на шутку и просто проклинает свою природу: под Курамой и его силой хочется растечься, словно лужица, хочется подчиниться, и уж это Киба ненавидит больше всего. Ощущение это, конечно, было и раньше, но тогда Курама был просто наглой рыжей псиной, которая и ответить нормально толком не могла, а самому Кибе было в принципе даже как-то приятно почесывать искусанные, помеченные костяшки пальцев. Опять-таки, к своему стыду. Не будет он признаваться, что специально напрашивается на всякие укусы, что это хоть и больно, но ровно в той же степени и приятно, когда кто-то такой сильный, демонически сильный, кто-то, кто может убить тебя одним взмахом хвоста, кусает тебя и эти укусы еще долго не сходят с кожи. Сакура всегда может вылечить, да даже мази помогут, но Киба ничем не пользуется, а потом жалуется, что Наруто плохо надрессировал своего ручного биджу. Сам же, блять, напрашивается.
— Откуда у тебя вообще появилось тело? Какого хера тебе надо от меня?!..
Курама хмыкает. Румянец на чужих щеках проступает настолько сильно, что даже по сравнению с ним красные клыки меркнут. Мужчина склоняется над лицом Кибы и высовывает язык. Размашисто мажет им сначала по одной щеке, потом по второй. Бросает быстрые взгляд на руки за головой и ухмыляется еще больше. У шиноби ведь полно заживляющих мазей. Да и медики здесь тоже имеются. Взять хотя бы ту девчонку Сакуру, ей бы залечить эти ранки было бы очень легко. Но они все еще на пальцах Кибы и это доставляет какое-то особое удовольствие. Его отметины сохраняют. От этого Кибу хочется искусать еще больше и везде, чтобы весь он был покрыт этими отметинами, чтобы все знали кому он принадлежит. Киба дёргается и пытается отвернуться. Этот язык ему будет во снах сниться — и далеко не в кошмарах. Он поджимает губы от ощущения того, как Курама вылизывает его, и не знает, как реагировать, потому что с губ ничего, кроме сбитого дыхание и тихого скулежа не слетает. Ему слишком, слишком нравится все, что тот делал с ним сейчас. Любое действие, любое касание, любая фраза, произнесённая этим чарующим голосом.
Курама так же поднимается к рукам. Скользит по пальцам губами, языком. Возвращается к лицу и прикусывает чужую нижнюю губу клыком, оттягивая. Киба ненавидел то, как млел от всего этого. Он выдыхает, жмурясь, и все больше начинает казаться, что его просто хотят сожрать и играются с ним. Сразу вспоминается, как мать пугала его сказками о Девятихвостом. Что ж, Киба впервые в жизни был напуган сегодня настолько сильно. Он смотрит и в глазах его все еще виден вызов и недовольство. Правда, все это чуть теряется, когда лис приближается к лицу. Юноша широко распахивает глаза и переводит взгляд с губ, искривленных в хитрой улыбке, к глазам — дурманящим сознание и заставляющим внутри все скрутиться. Он затихает на мгновение, замирая и просто дожидаясь, когда Курама, блядский такой мудак, наконец-то прикоснётся к его губам, и жалостливо выдыхает, когда его клыки впиваются в губу. Это просто какое-то издевательство. Киба взвинчен так, что сам бы готов на него накинуться, если бы не руки, потому что нельзя вот так дразниться. Ему хочется все и сразу. Он никогда не был терпеливым и все эти дразнилки Курамы просто убивали его. В голове было множество вопросов, но вот сомнений в том, к чему все идет, не было никаких. Это будоражило, возбуждало до чертиков, а все вопросы Киба задаст потом. Когда ему не будет хотеться, чтобы курама продолжил так бесчестно вылизывать и кусать его. С осознанием того факта, что сил сопротивляться все меньше и меньше, Киба вновь дерзит:
— Ты не спешил становиться человеком раньше. С-силенек не хватало? — толика обиды в этих словах есть, хоть он и старается ее скрыть.
— Ты такой глупец. Думаешь, раз я бегаю простым лисенком, у меня совсем нет сил? — Курама жарко выдыхает, впивается в его губы поцелуем, сразу же его углубляя. Скользит своим языком по чужому, свободной рукой обхватывая Кибу за щеки, не давая возможности отвернуться. Киба рычит, но только для виду, потому что показать, как на самом деле этого ждал, что-то сродни проигрышу. Пытается отвернуться, но все-таки слабо стонет в поцелуй и отвечает с таким рвением, что даже стыдно за свой порыв. Он весь дрожит, ужасно хочет, чтобы мудак отпустил его руки, но не уверен, хочет ли вмазать ему или просто притянуть ближе, потому что сейчас Кибе кажется, что он слишком далеко. Курама целует до тех пор, пока воздуха не остается. Но стоит отстраниться, как Курама не перестает ловить его жадные вдохи. — Так упираешься. Что мне от тебя надо, да? Разве ты сам уже не догадался? Ты был непослушным мальчиком. Очень-очень непослушным.
Киба часто дышит, так, словно пробежал несколько кругов вокруг деревни, и смотрит на демона мутным взглядом.
— Иди-ка ты нахуй, — он недовольно взбрыкивается, впрочем, от прозвища лишь сильнее заливаясь краской, потому что от него он не столько злится, сколько возбуждается, но тут же затихает, когда Курама задирает его футболку. Холодок пробегает по коже, Киба вздрагивает. Курама задирает ткань до самого его подбородка и тут же склоняется к груди. Насколько он может помнить, то у людей это может быть эрогенной зоной. Курама тут же прикусывает нежную кожу. Юноша под ним кусает губы, чтобы лишний раз не издать ни звука, тем самым радуя чужое самолюбие, и думает, что успешно справляется, но потом… Курама не удерживается и даже слегка кусает его за сосок, после чего вбирает его в рот и обводит языком. Все это время пристальный взгляд алых глаз следит за изменением эмоций. Киба вздрагивает, распахивает глаза, краснеет до самых корней волос, выгибается под лисом и все-таки скулит, протяжно и отчаянно. Язык Девятихвостого, вылизывающий самые чувствительные места, сводил с ума: Киба метался под ним, всхлипывал от удовольствия, совершенно не сдерживаясь, к своему стыду. Он выгибался в попытке ближе прижаться к приятным ощущениям, и руками, наконец, свободными от чужой хватки, без промедления цепляется за чужие плечи, впиваясь ногтями в них. Киба не думал, что может быть таким чувствительным, но под Курамой он действительно растекался от удовольствия. Ничего не мог с этим поделать, как бы стыдно не было.
— Течешь подо мной как сучка, а, Киба? — пререкая все возмущения Курама вновь кусает его. Руками скользит по подтянутому животу и опускается ниже. Там, где начинается край штанов. Мужчина подхватывает резинку пальцами и резко стягивает их с ног, затем и вовсе выкидывает куда-то в сторону. Юноша жмурится, оставшись без защиты в виде штанов. Он совсем не против, но стыд — есть стыд. Впрочем, Киба уверен, что это не так заметно, только вот Кураме нравится ловить эти изменения. От смущения, до увлеченного желания сношаться. Но больше всего его завлекал звук скулежа. Киба под ним растекался и курама насмешливо ухмылялся. — Поскулишь для меня?
— А может, сходишь к черту? — Киба скалится, делая уверенное выражение лица, — вкупе с ярким румянцем и помятым видом, выглядит ну вот вообще не круто, — а Курама прикусывает губу и снова, не удержавшись, целует. Сладко. Ему до одури сладко. Хочется насыщаться Кибой больше и больше. Юноша обнимает его за шею, отвечает на поцелуй с готовностью и без стеснения. Прикусывает нижнюю губу Курамы в отместку: не только он тут любит покусаться. Впрочем, Кибе почти сразу приходится кусать уже свои губы. Курама отрывается от его рта и смотрит на ниточку слюны меж их губами, которая тут же разрывается. Он снова кусается. Губами проводит дорожку от подбородка к ключицам, затем впивается зубами в плечо и утешительно трется об него щекой, пока руки скользят по белью.
Приятно, приятно, приятно. Как же Кибе нравилось ощущать, как чужие зубы впиваются в кожу и оставляют метки — это было так глупо, но Киба так обожал это. Одна рука впивается в плечо, другая зарывается в длинные волосы. Киба фырчит каждый раз, когда они спадают на лицо — демон-лис прямо как девчонка. Он нетерпеливо ерзает, дрожит возбужденно. Тычется носом в висок мужчины, глубоко вдыхая и находя этот жест несколько смущающим для себя, но запах демона ему нравился тоже.
Действовать на одних инстинктах Кураме немного сложновато, но строение тела человека ему ясно. Он так же, не церемонясь, стягивает белье с Кибы и обхватывает его член ладонью. Тот ругается под нос, прося его поторопиться, убирает пряди чужих волос за ухо и прикусывает мочку. Шумно выдыхает, когда прохладный ветер скользит по оголенному члену, и всхлипывает, когда ладонь Курамы обхватывает его. Киба отзывчиво поддается бедрами навстречу, тычется лбом Кураме в плечо. Уже сам обвивает его бедра ногами, силясь притянуть ближе. Стонет и скулит от переизбытка приятных ощущений. Курама мажет пальцами по головке, размазывая смазку по всей длине, и начинает медленные движения вверх-вниз. Как-то так он запомнил нужные действия. И судя по лицу Кибы он не ошибся с выбором. Так что хмыкнув, он закидывает ноги Инузуки на свои бедра и подтягивает поближе, не переставая надрачивать.
— Все еще хочешь, чтобы я прекратил?
— Н-нет, не хочу. Блять, — Киба откидывается на подушку, прикрывая рот ладонью. — Не останавливайся. Мх-х, продолжай, мать твою…
Кураме определенно нравится его дразнить. Так же как и наслаждаться всеми возмущениями и противоречивыми действиями. Движения тела кибы идут в разрез с его словами. Курама бы почувствовал, если бы ему что-то не нравилось или отталкивало. И не то, чтобы это его сильно остановило. Может быть немного. Может быть точно. Ему не нравится перспектива того, что он был от этого зависим. Но наблюдение за наслаждением ему явно казалась больше по вкусу, пусть и испуг у инузуки был завораживающим. Курама даже и не думает оставлять все его грубые слова незамеченными. Курама кусается. Он оставляет россыпь отметин по его плечам и ключицам, ставит засосы на шее и почти что рычит. Киба под ним скулит. Он слабее и от него так и веет влечением.
— У тебя такой грязный рот. Вот бы его как следует вычистить, чтобы с таких замечательных губок не слетали такие отвратительные слова в мою сторону, — Курама хрипит. Его рука двигается в быстром темпе, пока второй он, склоненный над Кибой, шарится по его телу. Сжимает пальцами соски, рисует по животу замысловатые узоры.
— Может быть потом обязательно… вычистишь, — Киба шумно сглатывает от этой мысли. Мысли о том, что он мог бы отсосать Кураме. Она вызывает кучу мурашек, влажных образов в голове и отдается очередным уколом возбуждения. Рука лиса все еще скользит по члену, с каждым разом все быстрее и быстрее, и Киба не знает, куда себя деть. Пальцы на ногах от удовольствия поджимаются, ему хочется то прижаться к Кураме и укусить, то откинуться на кровать. Ему жарко, ему хорошо, его возбуждают руки Курамы то тут, то там, и его запах, потому что от него наверное за целую версту несет желанием, и Киба, глубоко вдыхая, совсем немножко теряет голову. Этот всесильный многолетний демон-лис испытывает к нему влечение и эта мысль не может не отдаваться горделивым довольством где-то в груди (а еще странной, смущённой радостью). — Быстрее, блять, быстрее…
Киба учащенно дышит, прижимаясь губами к его уху, и жалостливо скулит, прося скорее дать ему кончить. Внизу все горит, хочется поскорее дойти до края, поскорее ощутить, как удовольствие растекается по каждому нерву, и Киба уже готовится к тому, чтобы кончить, подрагивая всем телом, но с губ его слетает только разочарованный стон. Он раздражительно отстраняется, смотря на остановишвгегося с ухмылкой Кураму обидчиво, и всем своим видом показывает недовольство.
— Ты мудила, какого хрена остановился?
Курама понимал, что еще немного и Киба мог бы вот-вот кончить. А это не то, что ему нужно было сейчас. Хотелось еще подразниться и параллельно подготовиться к дальнейшему. В голове мелькали самые разные способы и каждый был изощренней другого. Сколько силы воли хватает, чтобы не подавиться слюной. Ему так хочется вылизать Кибу с ног до головы… а затем у него рождается идея. Курама отнимает от себя руки Инузуки и садится ровно между его ног. Резко обхватывает за ноги и тянет на себя так, чтобы подтянуть нижнюю часть к себе. Откидывает ноги чуть в стороны и ухмыляется своей самой ехидной улыбкой.
Киба уставше моргает, комкая простынь в ладонях, и тихо охает, съезжая вниз: оказаться напротив Курамы… вот так, чтобы тот буквально мог видеть его всего… оказывается настолько смущающе, что Киба едва не прикусывает язык. Он смотрит на него широко раскрытыми глазами, потому что это слишком близко, слишком странно. Слишком непонятно, что у лиса на уме. Киба чувствует себя кроликом, заставшим перед хищником и просто ожидающим нападения. Щеки горят так, что Киба уверен, не видно даже красных татуировок, а в ушах противно так звенит. Ему вдруг от этого голодного, не предвещающего ничего хорошего взгляда, хочется прикрыться. Совсем по-девичьи взять и свести колени, отпихнуть от себя Кураму, но Киба вместо этого сглатывает и старается не зацикливаться на том, как, наверное, выглядит сейчас со стороны.
— Ку же, детка, не смущайся ты так. Подумаешь, задница к верху, — Курама не может не усмехнуться. Киба лежит и так рьяно возмущается, краснея еще больше. Поза действительно выходит слишком раскрытая и необычная. Тот на слова Курамы бесится, отвечает грубо:
— Сука, я не смущен, завали ебало! — возможно, дже слишком грубо и громко, чтобы ему можно было поверить. Киба заводит руку назад, вцепившись пальцами в подушку. Его голос подрагивает от волнения, он во все глаза следит за тем, как Курама склоняется ближе к его заду. Мужчина облизывается и кусает его за одну из ягодиц, выбивая из глубины чужого горла какой-то жалкий, задушенный звук. Киба на одном дыхании называет его идиотом и извращенцем, от возмущения и стыда готов задохнуться. У него и секса никогда в жизни не было, а тут его еще и видят в таком виде… мужчина кладет ладони на две половинки. Чуть тянет их в разные стороны, открывая себе больше вида на сжимающуюся дырочку. Ему ужасно хочется сказать что-нибудь еще. Заставить Кибу скулить под ним от удовольствия и отчаяния. У самого внизу все чуть ли не до боли стягивает от возбуждения. Курама никогда в жизни себе не дрочил и не может знать, каково это кончать. Но может быть уверенным, что это пиздец как ахуенно. Киба весь сжимается от тревоги и нетерпения. — Так, от-отпусти, это зачем еще, что ты делаешь?..
Мужчина открывает рот и высовывает язык, пока по нему стекает слюна и попадает прямиком на пульсирующую дырочку. Киба думает, что Курама ебнутый, просто ебнутый, отбитый наглухо демонюга. Он повторяет это, как мантру, не зная, на что вообще подписался, и издает какой-то испуганный писк. Когда слюна капает прямо на сжимающееся кольцо мышц, буквально обжигая. Курама хотел было сглотнуть, но тут же просто прижался к притягательному поблескивающему от слюны проходу губами, упираясь в него языком и проталкивая. У него никогда в мыслях не было трахнуть кого-то языком и вылизать прямо там, но Киба не вызвал никаких отторжений. Словно идеально подходящая ему пара. Киба же просто задыхается: мокрый и горячий язык жмется к чувствительному месту, проникает внутрь, просто, нахуй, выбивает весь дух из груди. Это так горячо, так грязно и так ахуенно. Удовольствие, стыд, неверие: все это прошибает. Киба стонет, в глубине горла зарождается животное рычание. Он пытается хоть как-то спрятать лицо в плече или в подушке, отворачиваясь от зрелища того, как курама вылизывает его зад, потому что это просто слишком. Демон-лис на секунду отстраняется и сплевывает еще раз, затем возвращается к начатому. Со временем слюна влажно хлюпает и у Кибы начинают подрагивать ноги. Курама приставляет один палец и проталкивает его внутрь, не прекращая манипуляций языком. Сначала он хотел сразу попробовать его растянуть, но не поддаться искушению было трудно.
— У тебя такая очаровательная мордашка сейчас, — он усмехается и снова кусает за мягкое местечко, добавляя к первому пальцу второй. Разводит их на манер ножниц. Так он вычитал в той книге со всякой похабщиной. Курама хрипло смеется. Сердце так необычно и бешено стучит, а стоны Кибы у него гулом отдается в ушах. Почему он не может слушать это вечно?
На чужой насмешливый комментарий Киба лишь недовольно зыркает горящими огнем глазами, а затем снова протяжно стонет, не в силах сдержаться. Член дергается, внутри все сжимается, тянет. У Кибы просто нет сил взбрыкнуться или словесно отругать, он хочет поскорее кончить и терпит то, как пальцы лиса растягивают его нутро. Киба начинает волновать лишь немного. Просто потому что, ну а как иначе? Его первый партнер — чертов демон-лис, и хрен знает, может, он как богомол, потом сожрет его. Липкая тревога перед неприятными ощущениями немного сжимает горло, но Киба в любом случае слишком отвлечен тем, какой Курама ахуенный и горячий мудак. Юноша жмурится до слез, его всего трясет, стыд и удовольствие кружат голову.
Кураме приходится в конце концов опустить таз мальчишки обратно на постель и ввести третий палец, пока тот облегченно выдыхает. Рад, что стыдиться больше нечего. А сам Курама вдруг лезет целоваться. Совершенно обессиленный после такого опыта, Киба с готовностью обвивает плечи приблизившегося Курамы руками, подставляется под поцелуи, которыми мужчина осыпает его лицо. Это непривычно и немного неловко, но так приятно. Киба урчит, перемещая ладони на щеки лиса, подтягивает ближе себе для поцелуя. Отвечает, сам пытается взять инициативу, вылизывает чужие клыки, скулит что-то одному ему понятное в поцелуй, затем выдыхает в них же:
— Давай, я уже готов, — и сглатывает, ерзая на месте. Вроде готов, а вроде и <I>охчерт</I> его сейчас трахнут, да еще и такой мудак, но он так хочет, чтобы это, наконец, произошло.
Кураме его хочется взять. Прямо вот так, здесь и сейчас. Войти и не давать времени спокойно вдохнуть, вдалбливаясь в это желанное и горячее нутро. Курама вот-вот с катушек съедет. Он голодным и жадным взглядом осматривает тело партнера, но Киба мажет губами по чужой щеке и прикусывает кожу, недовольно ворча.
— Какого хуя ты все еще одет? — он немного хрипит. Пытается звучать так, словно Курама всего минуту назад не вылизывал его зад с таким выражением лица, будто ему это ужасно понравилось, и нагло тянет его за воротник одежды.
Курама фырчит, когда его отвлекают. Пальцы так и продолжают растягивать проход, с которого стекает его же слюна, а сам Курама умирает от желания посмотреть, как это выглядит. Он рычит, отмахивается от укуса и дергается вслед за воротником одежды.
— Ты снова забываешься, маленький мудак. По моему нескромному мнению тебе так шло, пока ты отчаянно стонал в подушку, стоило мне начать вылизывать тебя там, — Курама делает акцент на последнем слове. Рывком отстраняется от Кибы, чтобы посмотреть на пальцы у колечка мышц и усмехнуться. — Может мне взять тебя прямо сейчас? Раздеваться это пустая трата времени. Или может мне нужно повторить недавнее? Тебе же понравилось. Только представь, как ты кончаешь от моего языка внутри тебя.
— Господи, нет, заткнись! — Киба задыхается от стыда и возмущения, пытаясь заткнуть Кураме рот своей ладонью, но тот в любом случае отстраняется. Ему… ему совсем не понравилось, это не… это было странно, все еще очень грязно и… хорошо, может быть, немного горячо. Совсем немного. Так, чтобы Киба мог кончить, просто думая об этом. Он взбрыкнулся, сжал руку в кулак и попытался ударить наглеца по голове, совершенно красный и смущённый до ужаса. Курама ему очень нравился, но ужасно бесил, и это было худшее сочетание из возможных. Киба хотел, чтобы он просто заткнулся — перестал смущать его, проговаривая пустые угрозы, от которых в голове мелькали влажные образы, захватывающие дух, и просто, нахуй, трахнул уже. И слушать, и представлять все это, ему совсем не нравилось. Но ругаться, пока в твоей заднице находятся чьи-то пальцы, немного проблематично. И когда рассматривают таким взглядом, хочется больше просто заткнуться и качнуть бёдрами навстречу, что Киба и делает: сам поддается бёдрами назад, ощущая скольжение пальцев внутри и шумно вдыхая от выражения лица Курамы. Ну точно извращенец. — Хватит болтать без толку, займись уже делом, мудак ебаный! Мне ничего не понравилось, ты — сутулая рыжая тупица, даже не вспоминай это.
Кураме никогда не надоест дразниться. Он хрипло смеется. Приходится вытащить пальцы и словить руки, которые пытаются до него дотянуться и, по видимому, стукнуть. Мужчина просто не может себе отказывать в таком. В отместку прикусывает пальцы на уже существующих отметинах и снова смеется. Такой Киба ему очень нравится. Действительно, почему же он раньше не принимал человеческого облика? Это ведь оказывается то еще наслаждение, пускай и вопросов все равно остается довольно-таки много. Но это все потом. Сейчас есть только они. И блядски развратно выглядящий Киба, который поджимает губы, смотря обидчиво. Без ощущения чужих пальцев внутри, было уже какой-то неуютно — Кибе хотелось снова быть заполненным.
Он может лаять, но не кусаться, Курама в любом случае осадит его и заткнет, и этот факт почему-то не столько бесил, сколько отдавался теплым чувством в груди, потому что <I>вау</I>, Курама был таким крутым, сильным и властным, но все еще тупым мудаком. Юноша сглатывает, когда его многострадальные пальцы снова прикусывают, и мельком обводит губы лиса подушечками пальцев. Затем он снова тянет руки к его воротнику, не согласный с тем, что без одежды тут только он. Кибе хотелось увидеть. Хотелось прижаться к голой коже, обвести ладонями, вгрызться в плечо и расцарапать спину. Курама был близко, но все еще недостаточно, кибе нужно было намного ближе.
Курама слегка хмурится. Ткань неприятно терлась об вставший член и создавала неприятные ощущение.
— Черт, кто вообще придумал сраную одежду, — ему было даже все равно, что теперь он звучит противоречиво. Курама тянет ленту на верхней одежде, чтобы развязать её и скинуть с плеч куда-то в сторону, убрать мешающиеся пряди за ухо и потянуться к штанам.
Киба взволнованно комкает простыни в ладонях, когда улавливает, как Курама все-таки снимает одежду, и замирает, полностью увлечённый этим зрелищем. Красивый. Курама красивый. В нем есть какое-то изящество, что-то такое, из-за чего каждое движение словно гипнотизирует и приковывает взор, и Киба сглатывает. Ну точно лис, хитрый и вальяжный. Впрочем, он фырчит, когда дело доходит до штанов. Курама, к своему сожалению, почти в них запутался пока снимал. В такие комичные ситуации попадать ему не хотелось. Он же явно показывал образ страстного любовника и того, кто занимает наказанием Кибы за его плохое поведение в отношении демону-лису.
— Что, могучий демон-лис не может справиться с такой преградой, как штаны? — Киба вытягивает ногу и пихает его в бедро, определенно веселясь из-за того, как Курама, явно не привыкший к человеческой одежде, пытался выскользнуть из нее. Впрочем, уже скоро становится не до смеха. Улыбка мигом сходит с лица, Киба в очередной раз заливается краской и смотрит вниз, поджимая пальцы на ногах. Он приоткрывает рот, силясь что-то сказать, но так и замирает, просто разглядывая чужой член. Краснеют даже кончики ушей, когда Киба осознает, что он окажется внутри. А еще Киба все больше настаивает на том, что обязан ему отсосать. Например, когда Курама не будет мудаком хотя бы пару минут.
Мужчина блаженно выдыхает. Обводит рукой свой член, который уже давно сочится смазкой и требует к себе внимания. Но Девятихвостый замечает на себе пристальный взгляд и улыбается.
— Неужели эта часть меня тебя так заинтересовала?
Киба вздрагивает и быстро поднимает взгляд на лицо лиса, на котором сияет хитрющая улыбку, и отворачивается, недовольно хмурясь.
— Яне часто вижу члены в своей постели, конечно я… <I>охчерт</I>, — Курама нависает над ним и Киба скулит, когда ощущает, как головка его члена, влажная и горячая, прижимается к пульсирующему входу. Этот звук теряется где-то в поцелуе, и Киба обнимает Кураму за плечи, порывисто отвечая. Он самую малость напряжен, но старается выкинуть эти мысли из головы. Дрожит от нетерпения и волнения, зарывается ладонью в чужие длинные волосы, млея, стоит лишь кураме ткнуться в шею — он ненавидит то, как все его естество умоляет дать больше доступа к шее и подчиниться этому мудаку, но так обожает то, как его клыки вонзаются в шею. Курама медлит и Киба, сгорая от стыда, но и от возбуждения в том числе, дергает бедрами и потирается о его головку, нетерпеливо ерзая. — Лисяра, ну же… харэ издеваться, с-сам же мне вставить хочешь.
Курама никогда этого не делал. Теория из похабных книжек и взгляд со стороны конечно дал достаточно, но испытывать на себе все это оказывается в разы труднее. Курама шумно выдыхает через нос. Вот Инузука перед ним, прямо-таки просит ему засадить и затрахать, но он медлит. Мужчина спускается к его шее, где вжимается лицом в изгиб и просто дышит запахом юноши. Что-то есть в этом животное и успокаивающее. Курама приоткрывает рот и цепляет зубами кожу. Кусает, не сильно, но ощутимо. А затем наконец-то входит. Сначала лишь наполовину, и снова рывком загоняет член полностью. Тут же гортанно стонет и рычит. Киба слишком сильно сжался. Он пиздец какой узкий и Курама, не испытывающий такого доселе, готов сразу же кончить.
— Не сжимайся, блять, так. Ты такой узкий, что мне крышу сносит, — Курама порыкивает, снова кусается и даже задевает уже алеющие до этого укусы. Он готов постоянно оставлять эти метки, только чтобы Киба принадлежал ему. Такой вот строптивый и выебистый. Его хочется одновременно нежить и грубо втрахивать в эту постель, но Курама сдерживает настолько животный позыв. Биджу не нужен секс, но теперь он нужен Кураме. И только с этим человеком. — Я сейчас буду двигаться.
Это точно было издевательством. Киба лежал под ним и буквально был готов на все, а этот ублюдок медлил. Юноша жмется щекой к его виску и хнычет. Просить не собирается, но всем видом показывает, как хочет этого — и в конце концов получает свое. Киба ругается под нос, когда член скользит внутрь. Стенки поддаются явно нехотя, вторжение в тело чувствуется очень остро и он сразу же сжимается, потому что некомфортно, бля. Киба обводит горячую спину ладонями и врезается в кожу ногтями, пыхтя, но затем как по команде затихает. Он шумно вздыхает, потому что голос Курамы звучит так угрожающе и горячо, а тон сквозит таким приказом, что так и хочется сделать все, что он скажет. Киба отворачивает голову, кусая губы, потому что это какой-то пиздец — он буквально чувствует себя чьей-то сучкой, что течет от звуков того, как курама гортанно и по-животному рычит ему в шею. Член заинтересованно дергается на этот звук. Киба всхлипывает, даже не пытается дерзко ответить. Он жмурится и сосредотачивается на ощущении того, как член лиса скользит внутри. Ощущение странное, но по-своему, извращенно приятное. Киба сжимает волосы на затылке мужчины, когда тот задевает недавние укусы на шее, и сам недовольно рычит на него. Они похожи на двух зверей, не иначе, но Киба рад найти кого-то, кто понимает его на таком уровне.
И, покачнувшись, Курама начал медленно двигаться. Выходить до кончика головки, и входить до самого основания. Руками он подхватывает Кибу под колени и двигает к себе поближе. Ищет нужный угол проникновения. Он знает, что по строению тела можно достать до простаты, а это хорошо стимулирует удовольствие. Курама делает еще один толчок и вдруг ловит громкий стон Кибы. Целует его в уголок губ и проходится языком между ними. Киба вздрагивает всем телом и выгибается до боли в пояснице. Тело наливается сладкой тяжестью, по нему волнами растекается горячее и зыбистое удовольствие, настолько сильное и ошарашившее, что Инузука не сдерживает громких стонов.
— Это оно, да? Здесь тебе приятно? — Курама делает еще несколько толчков по этому направлению, наслаждаясь реакцией. Это то, что ему нужно. Он пиздец как кайфует от узости и жара Кибы, еле сдерживаясь, чтобы не кончить. Юноша под ним широко распахивает глаза, смотрит удивленно сначала в потолок, затем на довольное лицо демона, и тут уже совсем не до смущения, потому что это было так ахуенно приятно, что Киба тут же быстро кивает на все вопросы.
— Да-да-да, это оно, пожалуйста, сделай так еще раз! — ему плевать, как жалко это может звучать со стороны, ему вообще плевать, как Курама усмехается в ответ. Следует еще пара толчков, а следом за ними — еще больше удовольствия. Киба впивается в плечи Курамы так, что расцарапывает кожу до крови. Он совершенно не умеет сдерживаться, и потому стонет так громко, что у самого в ушах звенит, мечется по постели, растворяясь в удовольствии. Он и не подумал бы, что это может быть вот так ахуенно. Киба пытается то шире раздвинуть ноги, то сжать Кураму бедрами и притянуть ближе, чтоб было еще приятнее, еще слаще и дурманяще. Он сам плохо понимает, о чем просит, просто беспорядочно всхлипывает после каждого рваного толчка и хрипит, чтобы Курама был быстрее, умоляет почти, потому что каждый удар по точке внутри разъебывает конкретно.
— Черт, да издеваешься надо мной, — Курама кажется стонет вторя Кибе и еле сдерживается от того, чтобы не укусить Кибу со всей силы. А ведь животное нутро так и кричало о том, чтобы сомкнуть челюсти как можно крепче. Не отпускать свою жертву ни за что и никуда. У него просто теперь нет прав уйти от Курамы к другому. Не пока он так выгибается под ним и стонет.
На самом деле хотелось потянуть времени побольше. Побольше подразниться, да и заставить Кибу помучиться из-за своих слов, за которыми он не следит. С его уст слетает всякие грубости и вещи, которые неимоверно выбешивают. Сколько Курама помнил их общение со дня знакомства, не было ни единой минуты спокойствия. Тявкались оба, причем неугомонность была всегда со стороны парня. Мужчина старался часто оставаться в стороне. Он все-таки столько живет и ему нужно быть мудрее. Биджу Девятихвостый, всемогущий демон-лис, а вот так вот падок на слова какого-то ниндзя. Не удивляться самому себе было сложно.
Изначально у них было какое-то приятное, пусть и почти безмолвное общение с Акамару. Курама его хорошо понимал, принимал всякие подарки в виде лишней косточки. В нем чувствовалось уважение, как перед более сильным. А вот с его хозяином все наоборот. Может Киба и понимал, что и кто перед ним, но явно решил действовать по-своему. Сначала мужчина думал, что он просто наглухо отбитый и всякий инстинкт самосохранения у него отсутствует. Но после выяснилось, что Курама и сам хорош. Лезет и сам же вызывает кучу эмоций, в отместку дразнясь. Киба не боится хватать его за шкирку и называть сутулой собакой, Курама не боится запрыгнуть ему на голову и дать по лицу всеми хвостами, или же искусать везде, где есть возможность. Особенно руки. Пальцы.
Правда сейчас они словно местами поменялись. Киба громко под ним стонет, цепляется острыми ногтями за спину и царапает. У него уже вся эта область крайне саднит, но это оказывается ему как-то по нраву. Когда этот выебистый парнишка только и может что огрызаться и таскать его за ухо, теперь лежит под ним и так сладко стонет. Хрипит просьбы быть быстрее и Курама повинуется. Ускоряет темп от которого голова идет кругом. Узко, жарко. Киба его так сильно сжимает и почти что сам насаживается. Если секс настолько хорош, он даже не против заниматься им намного чаще.
Киба впервые ощущает себя действительно настоящим зверем, полностью отдавшись инстинктам и эмоциям, и это все так хорошо, так ахуенно приятно, что просто слишком. Собственные когти превращают спину Курамы во что-то, отдалено напоминающее кровавое месиво, и Киба, не успевая от толчков даже спокойно выдохнуть, впивается клыками в его плечо, прокусывая кожу. Его прошибает. Все тело сотрясается в сладкой дрожи, оргазм накрывает с головой. Ему будет обязательно стыдно за свою несдержанность чуть позже, когда он осознает, как скоро кончил, но сейчас Киба едва ли способен думать. Он сильнее сжимает челюсти, ощущая на языке металлический привкус крови, и весь сжимается, пока истома удовольствия расходится по всему телу.
Курама шипит. Киба совсем не нежно прикусывает, а так, словно животное впивается в плоть, готовые вот-вот оторвать кусочек. Он весь извивается и скулит, снова царапает спину и Курама долбится в его тельце так, чтобы до упора. Чтобы глубже и по нужной точке, доводя Кибу до долгожданного оргазма. Кураме хватает буквально еще пары толчков и он сам кончает в Кибу, заполняя его нутро собой. Животный рык так и не удается сдержать. Лис сжимает его в своих руках с силой и под волной оргазма медленно качается туда сюда. Затем отклоняет голову и шумно выдыхает. Это просто ахуенно. Он готов это повторять сколько вздумается, но трахаться с Кибой заслуживает того. Это то, чего им обоим точно не хватало. Просто дать животным инстинктам верх и открыть для себя настолько удивительные границы. После этого вновь вернулось желание всего его облизать с ног до головы и не выпускать из объятий, покусывая и поглаживая везде, где дотянется.
Из Кибы как будто разом выбивает все силы. Тело наливается свинцовой тяжестью, ослабевшие ладони цепляются за напряженные плечи Курамы, все еще вбивающегося в его тело какое-то время — Киба жмурится, его бедра дрожат после оргазма, но Курама такой горячий, — буквально, — тяжесть его тела ощущается до чертиков приятно, а скольжение внутри вызывает иррациональное удовольствие. Юноша хнычет, вновь сжимаясь, когда горячее семя заполняет его. Ему хочется возмутиться, назвать лиса придурком, стукнуть, но сил нет ни на что из этого. Это буквально был первый раз кибы и его так хорошо оттрахали, что он едва ли еще скоро придет в себя окончательно.
— Детка, аккуратнее, — Курама отцепляет Кибу от своего плеча и кладет того обратно на подушку. С осторожностью обхватывает чужое лицо и стирает большим пальцем с губ струйку собственно крови. Такой вид будоражит кровь, и плевать что укусы и царапины невероятно саднят. Это было очень ахуенно. Курама быстро целует кибу в лоб, затем в губы, где металлический привкус крови сразу же врезается в рецепторы. Курама языком проходится по его клычкам и кусает за нижнюю губу, с громким чмоком отстраняясь.
Киба ластится к нежности, млеет от прикосновений к лицу, кладет свои ладони поверх, прикрывает глаза. Облизывает губы, по которым проходится палец, и довольно жмурится от привкуса крови — так тебе и надо, лисяра! И плевать, что у демонюги регенерация такая же быстрая, как у Наруто метаболизм, Киба все равно рад, что смог хотя бы так его задеть. Могло бы быть обидно, что все его укусы и царапины на Кураме мгновенно затянутся, но обидно не было. Вот вообще ни капли, Киба даже не врет. Честно. Он лениво, все еще переводя дух, наблюдает за действиями лиса сквозь полуприкрытые веки. Эти поцелуи в лоб, мягкое касание губ, почти береженое, по какой-то причине заводит в тупик. Совсем не похоже на их привычное общение, оно кажется чем-то новым, но Кибе приятно. Он незаметно задерживает дыхание, потому что от этих жестов внутри у него все спирает, как у самой настоящей девчонки, но поделать с собой ничего не может. Ему всю жизнь приходилось взращивать в себе мужика, которому все эти нежности не нужны. Он их не добился ни от матери, ни от других родственников, ни от друзей — зато Курама сейчас целует его так, что в груди тянет. Больно, но приятно. И Кибе, размеренному после такого ахуенного секса, это очень сейчас нужно.
— Видел бы ты сейчас себя со стороны. Я готов это видеть каждую секунду своей жизни. Я внутри тебя. Я заполнил тебя собой. Звучит ахуенно, не правда ли?
А потом Курама начинает говорить и Киба вспоминает, что такое стыд. Умиротворение тут же сходит на нет, краска заливает щеки, Киба резко отворачивается, фырчит хриплое:
— Заткнись, — а сам вытирает пот со лба и прислушивается к ощущению того, как внутри все съеживается от чужого семени. Поцелуй немного расслабляет, но Киба все равно, как только Курама отстраняется, возвращается к возмущениям. — Т-ты кончил в меня. Блять, нахуй ты кончил в меня, ебаный лис извращенец? И вытащи уже свой…
Курама берет его в руку в свою и со смешком подносит к губам. Целует каждую костяшку. Второй рукой мягко оглаживает живот и чуть хрипло смеется. Киба охает, потому что член Курамы все еще внутри и это кажется чем-то очень, очень интимным. Киба старается особо не двигаться, потому что тогда может почувствовать, как тот скользит внутри, и тогда ебаный стыд просто убьет его. Он насупился, сделав вид, что Курама, бережно оцеловывающий костяшки его пальцев, совсем Кибу не трогает, но от ладони на животе вздрагивает.
— Оказывается не мне одному нравится кусаться… еще и так царапаться. Ты так красиво умоляешь взять тебя, даже без слов, — Курама вновь тихо и хрипло смеется. Отпускает руку Кибы и смотрит на свою в чужой сперме. Подносит к губам и слизывает капельки, с хитрым прищуром глядя на Инузуку.
— Ты так много говоришь об этом. Что, впервые в жизни удается довести кого-то до удовольствия? Не можешь перестать собой гордиться? — это низко и звучит так по-глупому, но является единственной ниточкой к тому, чтобы не показаться совсем уж слабаком. Но все старания идут насмарку — Киба напрягается, когда Курама подносит пальцы к своему лица и слизывает белесые капли. Этот жест отдается жаром в собственном теле, Киба быстро отводит взгляд в сторону и нервно комкает простыни в ладонях, шумно выдыхая сквозь зубы. Он чувствует, просто чувствует, как член Курамы, все еще находящийся внутри, постепенно твердеет, увеличивается в размерах. Ощущать это вот так, когда он находится в тебе, оказывается очень странно и вместе с тем будоражаще. Киба и сам чувствует, как от этого возбуждение возвращается к нему. Он хмурится, не сдерживаясь от громких вздохов, когда лис пальцем потирает чувствительную головку, и как-то неуверенно ворчит. — Не говори, что ты… хочешь еще раз… нет-нет, только не трогай!.. Ох-х.
Курама склоняется к соскам и уделяет внимание каждому, облизывает и посасывает. А когда в руке все-таки он нащупывает снова чужой стояк, победно ухмыляется. Можно продолжить.
Это снова происходит. Под чужими прикосновениями, властными и жаркими, Киба млеет, растворяется. Вопреки всем ругательствам, выгибается навстречу. Путает руки в чужих волосах, не то прижимая ближе к груди, не то борясь с желанием оттянуть от себя подальше. Киба и не думал, что он такой чувствительный, особенно его соски; да он и не трогал так себя никогда, но чертов лис будто знал все места, куда нужно нажать, чтобы Кибу заткнуть и разнежить. Стало интересно, слушал ли Курама вообще попытки Кибы остановить его, или был слишком увлечен тем, чтобы бесстыдно лапать.
Курама рычит негромкое: «Не рыпайся» и вытаскивает член, на что Киба даже недовольно хмурится: ощущение пустоты внутри становится уже каким-то непривычным. Но делается это лишь для того, чтобы перевернуть Кибу на живот, приподнять таз к верху и упереться головкой к растраханной промежности. Киба в первые секунды и не думает возмутиться, потому что рычащие нотки в голосе Курамы делают сво дело: пускают сотни мурашек по телу, заводят конкретно так. Еще и поза, до ужаса смущающая, но такая, мать его, правильная — перед лисом на четвереньках. Киба неосознанно дрожит, стоит чужому дыханию коснуться шеи, мазнуть по загривку. Юноша совершенно теряется, ошарашено смотря на свою руки, которыми цепляется за простыни. Ему на мгновение кажется, словно там, позади, и правда какой-то зверь, и в ответ на это зверь внутри него поскуливает, сам готовый подставиться под клыки. Курама склоняется ниже. Одна ладонь скользит по чужому члену, а вторая вдруг шлепает по ягодице. Киба охает, телом поддаваясь чуть вперед и вжимаясь лицом в подушку. По комнате разносится шлепок.
— Давай, малыш. Скажи, что тебе хочется, — говорит Курама прежде, чем куснуть за плечо и вновь дразняще потереться членом. Киба возмущённо хмурится, краснея с ног до головы, и зубами вгрызается в наволочку подушки, разозленно рыча.
— Да ты совсем охренел?! Блять, что тебе вообще в голову взбрело, не собираюсь я… и что еще за малыш!.. — мысли связать в одно цельное предложение не получается, настолько Киба обескуражен таким отношением. Он стоит в таком унизительном положении, так этот урод его еще и по заднице его шлепнул, а теперь ждёт, что Киба сам попросит ему засадить. Он привстает с места, но почти сразу вынужден вновь прижаться щекой к простыне: все его тело так и кричит о желании, чтобы его поскорее трахнули, и Киба с отчаянием всхлипывает, когда Курама кусает его в плечо, совсем рядом с шеей. Он сопит, громко и обидчиво, упорно не собираясь ни о чем говорить, но с каждой секундой уверенность в себе и самоконтроль рвутся на части. Курама сзади, такой ахуенный и горячий, прижимается к нему своим стояком; головка дразняще жмется к его сжимающейся от нетерпения дырке. Киба мычит. — М-м-м, я хочу, чтобы ты перестал вести себя, как мудак.
Курама хмыкает. Какой же Киба был все-таки вредный и строптивый. А еще жутко горячий и, что наверное называется, сексуальным. Из него было так ахуенно выбивать просьбы, которые он бы при всем желании не произнес в повседневном общении. Вот так вот пытаться насадиться на член самостоятельно — все, лишь бы не говорить смущающих слов. Мужчина осторожно целует его в укус на плече и скользит членом, не проникает, лишь мажет головкой по сжимающейся дырочке.
— А сколько было возмущений, м? Может мне самому справится со своим возбуждением, а тебя тут так и оставить скулящего и неудовлетворенного, в мольбах чтобы я тебе засадил? Тебе же нравится мой член, не так ли? — Курама вновь играючи потирается меж ягодиц. Хрипло смеется. Киба все никак не может переступить свою гордость и вдруг начинает брыкаться, хотя еще совсем недавно так сладко стонал и от отчаяния утыкался в подушку. Курама растекается в удовольствии. Инузука его хочет, очень хочет. Это можно учуять. Кураме самому сложно уже дразниться и ничего не делать, но как же было восхитительно выбивать реакции из этого маленького сорванца.
Киба ерзает, ноги против воли разъезжаются шире, он прогибается в пояснице так, чтобы усилить давление и самому насадиться на чужой член. А когда не получается, он разочаровано тычется лицом в подушку. Чертов мудак. Но как же Киба хочет, чтобы он снова взял его, как пару минут назад. В конце концов, Киба проигрывает.
— Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — он говорит это с едва уловимый просьбой, вновь пытаясь поддаться бедрами назад, и затем раздражённо бросает. — Уж это-то в твоих силах, а?
Прежде, чем Киба бы начал вырываться, Курама сжимает его член у основания и входит сразу же на всю длину. Вгрызается с рыком в загривок и начинает нещадно вбиваться в податливое тело. Это было выше его. Слишком ахуенно и горячо. Влажное хлюпанье и хлопки тел друг об друга заводили не на шутку. А еще от Кибы пахло им. Курама буквально заставляет его пахнуть собой и ярким запахом возбуждения, от которого у него слюни текут. Он проводит по загривку языком и спускается к спине.
Когда член Курамы скользит внутрь, до упора, Киба издает громкий облегчённый стон — все его тело, так нуждающееся в этом до боли, отзывается благодарностью, сладкая истома заполняет с головой. Ритм сразу быстрый, рваный, животный, но такой идеальный, такой правильный. Киба принимает его с готовностью, сил на то, чтобы нежиться уже попросту нет. Он словно не лежал в беспамятстве пару минут назад, сейчас вновь весь сочащийся от возбуждения и желания быть втраханным в кровать. Юноша отчаянно скулит и весь подбирается, когда клыки вгрызаются в загривок, все внутри от этого жеста натягивается и Киба осознает, что мог бы кончить только от этого, ощущения того, как Курама, такой сильный и идеальный, наваливается на него, входит членом до самого основания и вынуждает вот так прогнуться под себя. Киба не может не стыдиться того, как мысль о том, что Кураме хочется подчиняться, увлекает и бросает в жар. Он все еще цепляется за ту мысль, что это просто секундное желание — дело только в моменте и в том, как ахуенно Курама трахается, и трахается он действительно ахуенно, как самый настоящий зверь. От каждого быстрого толчка бедра дрожат, ноги не держат, Киба остается на весу только из-за острого желания больше насадиться на член и кончить. Горло саднит от неконтролируемых громких стонов, заполняющих комнату, и Киба едва может нормально вдохнуть от беспорядочных движений внутри.
— В самом деле не нравится, что я говорю? Считаешь меня извращенцем? Но твоя дырка меня так сжимает, когда ты это все слушаешь. Тебе нравятся грязные разговорчики, Киба? Нравится как я звучу? Мне очень нравится трахать тебя и наполнять своим семенем. А знаешь, что я еще хочу? Хочу заполнить тебя до предела, а после вылизать. И я сделаю это.
— З-заткнись, пожалуйста, хватит… — ему становится дурно, от появившихся перед взором картинок глаза от удовольствия закатываются, во рту набирается слюна. Больше всего на свете ему хочется, чтобы Курама заткнулся, меньше чесал языком и делал то, о чем так любит поговорить. Каждое его слово смущало, пробиралось в голову, заседало там и заводило не на шутку. Киба со стыдом отмечает то, как ему хочется раздвинуть ноги только от тона чужого голоса, хочется, чтобы Курама сделал все, о чем так увлеченно рассказывает. Уши краснеют, но весь слух обращен к мужчине, Киба сжимает простыни. Под его лицом они взмокли от пота и слюны, стекающей с подбородка. Киба быстро облизывает губы, жмурится сладко. Каждый чертов толчок пробирает, пульсацией отдаётся внизу живота. Его член до ужаса мокрый и чувствительный, смазка стекает с пальцев Курамы и некрасивымыи пятнами размазывается по ткани внизу и Киба просто хочет, до чертиков хочет, чтобы Курама оттрахал его, как самую последнюю суку.
— Хороший мальчик должен слушаться своего хозяина. Киба, дай лапу, — Курама хрипло смеется и кладет свободную ладонь рядом с рукой Кибы и довольно властным голосом отдает команды.
Юноша отвлекается от ритма, замирает, пока сердце бухается в груди, потому что <I>охчерткакогохрена</I>, и со всхлипом подает руку Кураме. Внутри от его властного тона все сворачивается, Киба от желания показать себя хорошим мальчиком еще больше теряет голову, дуреет совсем. Он так отчаянно хочет похвалы и поскорее кончить, подмахивает бёдрами навстречу движениям Курамы, беспорядочно и то и дело съезжая по простыням. И когда Киба удивительно быстро повинуется, Курама низко стонет и заводит ему руку за спину, сжимая и переплетая их пальцы. Делает угол проникновения поглубже и трахается так, будто все эти годы терпел. Может даже совсем немного сожалеет, что Киба не самочка и у них не получится красивеньких лисят, что непременно сразу же озвучивает. Говорит, как бы мило на их мордашках смотрелись очаровательные красные клыки в сочетании с рыжими волосами, пока бьет членом по простате. Курама дрочит слегка грубо, но не забывает уделять внимание всему члену, массирует яички и и обводит пальцем головку.
Киба вгрызается зубами в простынь, разрывает ее и клыками, и чуть удлинившимися от уплывающего куда-то далеко контроля, когтями. Он чувствует себя мокрым, грязным, сошедшим с ума, но с упоением вслушивается во все, что Курама говорит. Иногда от удовольствия смысл слов теряется, забывается, но Киба все равно течет от них — они бьют куда-то под дых, сворачиваются тугим комом. Кураму хочется назвать извращенцем, потому что, <I>ну какая к чёрту самочка и детеныши</I>, но сейчас, ощущая себя самым последним животным, Киба согласно поскуливает, безмолвно прося заполнить его до конца. На секунду он действительно жалеет, что не родился девчонкой — от мысли о том, чтобы действительно течь от Курамы, в голове появлялся вязкий туман, Киба в каком-то минутном порыве жалеет, что не может дать потомства, — это похоже на какое-то сумасшествие, не иначе, — и юноша понимает, что такими темпами скоро кончит. Разговоры, мысли, долбящий точно по простате член, властный голос позади: все это слишком сильно давит, разъебывает.
Ощущая, что Киба может вот-вот кончить, курама отнимает ладонь и давит на поясницу, вновь возвращая её на член. И все же в конце концов дает Инузуке кончить первому. И <I>блять</I>. Киба снова с силой сжимается, когда его член начинает пульсировать и выбрызгивать сперму, он скулит так высоко, что давится этим звуком. Юноша жмурится до светлых пятен перед глазами и слезы выступают в их уголках, потому что это просто самое ахуенные, что он только ощущал за всю свою жизнь. Курама кончает следом же, внутрь.
Второй оргазм бьет по голове сильнее первого. Курама дрожит и гортанно стонет. Перед тем как кончить, он обхватил бедра Кибы и сейчас сжимает их с силой, удерживая на своем члене, пока продолжительно кончает в горячее нутро. После там точно останутся синяки и Курама обещает себе зализать каждый.
— Блять, в тебе так ахуенно, — Курама откидывает голову назад и тяжело дышит. Ставит руки повыше и сжимает мягкие полушария, чувствуя дрожь Кибы. Наверняка у него сейчас то самое лицо, глядя на которое можно спустить даже не трогая себя. Киба в оргазме был слишком хорош. И то как надрывался его голос из-за стонов и слезились глаза, тоже. Почему он просто не может постоянно его трахать, чтобы наблюдать это? — Не падай, держись.
Он говорит это со всей серьезностью. Вытаскивает член и смотрит на растраханный проход из которого вытекает его же сперма. У него сейчас встанет. Снова. Блять. Это точно будет в списке его любимых вещей. Бедра Кибы дрожат особенно сильно, ему хочется растечься лужицей, выдохнуть и просто откинуться на простыни, но Курама держит его, он говорит и Киба снова слушается, слишком ослабленный и все еще хороший мальчик. Юноша морщится, стоит лишь члену покинуть тело с грязным, совершенно пошлым хлюпом, и ощущает, как сперма вытекает из прохода. Хочется сжаться под пристальным взглядом красных глаз, но Киба понимает, что вот-вот произойдёт, только когда дыхание Курамы может по ягодице. Киба хочет подорваться с места, — ему интересно, перестанет ли он так безбожно краснеть хоть когда-нибудь, — и находит в себе силы от души ругнуться. У него нет сил сопротивляться, нет сил отстраниться или отпихнуть. Киба может только вжаться лицом в простыни и отчаянно хныкать, потому что у него так снова встанет. Курама склоняется, тянется и мажет языком, собирая всю вытекающую сперму. Затем проталкивает его внутрь и стонет. Нет никакого сопротивления и Курама может легко его вылизать. Со временем туда добавляются два пальца. Мужчина вводит их и раздвигает стенки так, чтобы можно было проникнуть языком глубже. И благодарит свои возможности удлинить язык, пусть и немного. Киба для него сейчас самое вкусное и лучшее сокровище. Он готов уже ревновать его к самому себе, потому что это пиздец. Они сделали это уже два раза, а насытиться просто невозможно. Хочется еще и еще. Горячий, влажный язык раз за разом проходился по чувствительным стенкам внутри, вылизывал так, что Киба вдруг забыл, как дышать. Он вновь находит себя с подкрадывающейся к низу живота тяжестью, тихо постанывающим в подушку и к верху задом. Господи, что такого привлекательного в нем, что Курама раз за разом тычется в него языком, и почему Кибе, нахрен, так это нравится. По телу проходит дрожь возбуждения, и если бы он не кончил только что, то у него точно встал бы после первого прикосновения. Хотя, такими темпами и до этого не далеко. Господи, он чувствует себя таким затраханным, но идея того, чтобы Курама снова трахнул его, все еще кажется довольно притягательной.
Курама отстраняется от раскрасневшейся дырочки с влажным хлюпаньем и вытягивает оттуда пальцы. Разворачивает к себе Кибу и целует его в коленку с хитрой ухмылкой. Киба не уверен, выдыхает ли с облегчением или все-таки с разочарованием, когда Курама отстраняется. Перевернувшись на спину, он смотрит на его хитрющую морду с усталостью и легким интересом, после чего пихает коленкой в лицо.
— Ты собрался натрахаться со мной за все годы заточения? — голос звучит тихо и слабо, Киба хмурится. Ну уж нет, он не должен выглядеть слабаком перед этим придурком. Юноша ерзает на месте, облизывает губы. Затем тянет руки к мужчине, с трудом приставая с места, обнимает его плечи и притягивает к себе. Сидя целоваться не получается — поясница ныла, поэтому он ложится обратно и тянет лиса за собой. Сначала просто жмется губами к губам, затем облизывает их и на последок кусает. Просто потому что хочется. А еще Курама со спутанными волосами, раскрасневшийся и с блестящими от слюны губами, выглядел очень красиво, уж это Киба признать может, на миг залипая. Он сглатывает, рассматривая его лицо, затем бросает взгляд вниз, очерчивая чужую грудь, торс и член.
— Почему нет? Кажется тебе самому это все в радость, — хриплый смех разрезает тишину. Голос у Кибы такой слабый, и Курама уже мог почти почувствовать вину за то, что выбивал из него настолько громкие стоны. Но нет. Он был обязан его слышать, чувствовать.
Кибу окутывает смущение, но он как обычно бросает ему вызов и кидает быстрей взгляд Кураме в глаза. Кусает свои губы, клыком впиваясь в кожу.
— Можно я тебе подрочу?
— Неужели? Тебя так привлекает мой член, что ты так хочешь его потрогать? Малыш, это же может иметь пос-с-следствия.
Курама играючи тянет гласные, почти что урчит от удовольствия и замолкает. Киба выглядит увлеченным, пока оглаживает его тело и изучает. Даже мило. Одной рукой обнимает за плечи, другой поглаживает выпирающие косточки ключиц и скользит по груди. Тело у курамы настоящее, горячее и сильное. К своему удивлению Киба замечает, что к него даже сердце бьется, что удивительно. Юноша изучает его тело с интересом, щупая то тут, то там. Под ладонями ощущаются крепкие мышцы, но Курама сильный не из-за них — он сам по себе и есть сила, страшная и опасная, и у Кибы мурашки по спине бегут при мысли о том, что он эту зверюгу забрал себе. Может, заявление и слишком уверенное, но Кибе нравится думать об этом так. Он опускает руку ниже и обхватывает чужой член, выдыхая: тяжесть в ладони ощущалась крайне приятно и Киба с интересом смотрит кураме в лицо, изучая реакцию на то, как берется за член крепче и делает первое движение. Он тут же жмется губами к его рту, снова целуя, потому что хочет поймать его вздох удовольствия.
И тут же Курама не удерживается от громкого выдоха и довольного мычания. Прикрывает глаза и сводит брови к переносице, хмурится. Но лишь для того, чтобы не застонать. Потому что рука на члене действительно ощущается слишком правильно и ахуенно. А после движения так и вовсе, мужчина хрипло стонет в чужой рот. Оказывается, когда тебе доставляет ласки кто-то другой это намного приятнее. Курама лишь раз попробовал себе подрочить. И то из-за Кибы. Всегда причина была в нем. Сейчас была та же ситуация и Кураме не нравится, что он не может себя сдерживать, но хочется большего.
Реакция курамы Кибе определенно нравится. Он даже замирает, обнимая его уже за шею и невольно заслушавшись: сбитое дыхание, в затем и хриплый стон вызывают дрожь в собственном теле. Киба и не думал даже, что ему может быть настолько это интересно, делать кураме приятно. Но до чего же ему нравилось ощущать горячее дыхание на своих губах и то, как в ладони чужой член твердеет. Кибе, в общем-то, мужики не нравились вообще, но сейчас он поджимает пальцы на ногах от удовольствия и сглатывает, потому что Кураму трогать определённо хотелось. Да и не только трогать. <I>ох черт</I>, его кожа была такой горячей, а пах он просто ахуенно — в полюбившемся запахе вновь проявились нотки возбуждения и Киба сдерживается от довольного оскала. Ему нравится такая реакция. Он мог бы сказать, что сейчас владеет ситуацией и сказать что-нибудь о том, какой этот лис милый, но запинается на полуслове, потому что Курама смущает его первее.
— М-мх… хороший мальчик. Сожми его покрепче и чуть быстрее, — он не говорит ничего такого, но Киба, как и в прошлый раз, реагирует слишком остро. Курама просто кайфует, когда Киба так и делает. Издает скулящий звук и все его тело кричит о том, чтобы он послушался и сделал, как Курама говорит — Киба без промедлений сжимает орган посильнее и ускоряет движение кисти. Ему хочется спрятать горящее лицо в чужой шее, но еще больше он хочет и дальше ловить хриплые выдохи на своих губах. Он кусает собственные губы и прикрывает глаза, потому что чертов мудак, похоже, завел в привычку его смущать. Их губы едва соприкасаются и Курама жарко выдыхает в них. Кое-как глушит довольные звуки и смотрит вниз. У Кибы тоже стоит, пусть он и был слишком увлечен реакцией Курамы и движением руки. Теперь он не может просто так позволить дать ему кончить первым. В голову приходит отличная идея как помочь им обоим. — Кажется, ты тоже вновь жаждешь внимания, хотя так увлечен тем, чтобы подрочить мне. Такой славный, но твои руки слишком хорошо лежат на мне. Я вот-вот кончу.
Курама не стесняется быть прямолинейным. Он просто кладет свою руку поверх чужой и вдруг двигается поближе. Так, чтобы можно было обхватить рукой сразу два члена. После чего шепчет на ушко Кибе обхватить их, а сам перекладывает свою снова поверх. Помогает водить вверх и вниз. Он абсолютно точно не сорвал, когда сказал, что кончит. Прямо сейчас было тяжеловато сдерживаться. Хотелось снова ему засадить и затрахать до изнеможденного состояния. Но он пока просто ускоряет темп и глухо стонет, утыкаясь в шею Кибы.
— Ты можешь не говорить, когда я… пытаюсь дрочить тебе, блять? — Киба сбивается с ритма, эти мелкие фразы заводят не на шутку и он старается не думать о собственном возбуждении. Курама жутко бесил его, говоря все это, бесил тем, как Кибе нравилось его слушать. Он слишком много хвалит Кибу, — тому от этого хочется едва ли не хвостом махать, — а еще говорит вещи, от которых появляется острое желание отдаться сразу же. Он облегчённо выдыхает, когда Курама подтягивается ближе. Их члены соприкасаются, это ощущение выбивает сладкую дрожь нетерпения и Киба послушно — кто бы, нахуй, мог подумать — обхватывает обе плоти ладонью, сразу же торопливо двигая рукой. Это не тоже самое, что и просто дрочить себе: рядом был Курама, жар его тела, его запах, и Кибу от всего этого конкретно вело. Он двигает рукой резче, когда курама утыкается лицом ему в шею вместе со своим этим блядским стоном, жмурится и сам жмется щекой к его виску. Он пытается сдержать те звуки, что рвутся из горла, то и дело кусает губы, но все-таки дает себе больше воли, намерено постанывая Кураме в ухо. Ладонь движется так быстро, что Киба и сам готовится к оргазму. Он облизывает губы, прижимается ими к влажному плечу лиса, проводит языком по той ране, что оставил, и легонько прикусывает кожу рядом. Курама снова говорит. Киба снова остро реагирует на его бесстыдные и смелые слова, кусает сильнее.
— Я хочу еще раз. Хочу еще раз войти в тебя и заполнить собой.
— Если у тебя еще… м-м, останутся силы, то… ч-черт, я уже..!
Киба жмется к укусу. Курама слегка шипит, но ничего ему не говорит. Позволяет притрагиваться, обвести губами вцепиться зубами совсем рядом. Они точно не могут без животных замашек. Мужчине даже очень хочется вновь вцепиться в загривок Кибы и снова оказаться с ним одним целым, сжимая его тело и оставляя на нем отметины. Присвоить, показать, что Киба принадлежит только ему и не одна тварь не смеет его тронуть или подойти. Курама был чертовым ревнивцем, а мелкий пацан то и дело выводил его своим характером. Он намного больше, чем уверен, что утром его встретит вредность и недовольство. Но у рыжеволосого уже есть метод борьбы с этим.
— Останутся, уж не волнуйся. Особенно сейчас когда ты растрахан и я могу спокойно входить в тебя и задавать нужный ритм, — Курама тянет это ему на ухо, поддается чуть ниже и ускоряет темп рукой. Как ему бы хотелось поймать эти стоны ртом. Прижаться и грязно поцеловать, вылизывая рот Кибы, кусая его губы, так чтобы слюна стекала по подбородку. Чужая рука в волосах сжимает их почти у корней, это заставляет Кураму немного отпрянуть и вцепиться взглядом в лицо.
Предчувствуя разрядку, он сжимает мужчину над собой бедрами. Юноша стонет Кураме в плечо, сжимая волосы на его затылке и делая последние движения — собственное семя пачкает пальцы, стекает по ним, в голову ударяет очередной оргазм. Он делает еще несколько быстрых остаточных движений рукой, ощущает, как член лиса напрягается и пульсирует в ладони, выстреливая семенем. Киба полностью отдается этому моменту, увлеченный чужим оргазмом. Он все еще двигает рукой, но с каждым разом все медленнее и ленивее, потому что силы снова покидают разомлевшее тело. Киба высовывает руку, мельком осматривает ее и бросает на простынь рядом, сам в каком-то неожиданном порыве целует Кураму в висок и одной рукой утягивает в объятия, вынуждая просто лечь на себя.
Неведомо сколько сил еще может понадобиться для того, чтобы просто сдерживаться в этих порывах страсти. Хотелось просто отпустить себя и до самого утра заниматься таким вот удовольствием. Открытие новых ощущение для Курамы оказалось как наркотик. Хотелось еще и ещё. Он даже начинает жалеть, что не опробовал такого раньше. Но раньше бы и не вышло. Они с Кибой были не в таких отношениях, чтобы взять и потрахаться. Не сказать, что и сейчас тоже, но они явно в этом преуспели. От Инузуки исходит запах возбуждения в перемешку с удовольствием. Будь от него хоть какой-либо негатив, курамы бы это почуял. Но им обоим это нужно. Курама поддается навстречу губам у виска. Непривычно нежно. Само понятие нежности для демона-лиса было до селе неприемлемо. Как тот, что нападал на деревню и отнимал сотни человеческих жизней мог хоть к кому-то проявить тепло? Да, из-за Наруто он стал более лояльным к людям, но именно Киба вызывал в нем эти противоречия. И к своему удивлению, Курама был вовсе не против такого поворота событий. Только в отношении инузуки он не испытывает отвращения в таких вот мыслях. Но уходить в себя надолго не получается.
— Угомонись… и иди сюда.
Курама, правда, оказывается довольно тяжёлым, но в конце концов, шиноби Киба или кто? Лениво поглаживая мужчину по спине, он задумывается о том, как завтра ему будет стыдно — сейчас, увлеченный моментом и не думающий ни о чем, кроме секса и чужой близости, Кибу в принципе все устраивало. Но он примерно представлял, как будет вредничать завтра, и тихо хмыкнул — ничего, все равно не нужно упрощать жизнь этому придурку. Лежать вот так оказывается неожиданно приятно. Истома после оргазма все еще расслабляет тело, по которому растекается усталость. Киба не хочет ни разговаривать, ни вредничать. Он дышит медленно, незаметно стараясь вдохнуть запах Курамы поглубже: он даёт какое-то странное чувство спокойствия и умиротворения, так, что Киба потирается щекой о его макушку, прижимаясь к ней носом и прикрывая глаза. Ужасно непривычная нежность, но сейчас было так плевать на то, как все бывает обычно. Он просто хотел раствориться в Кураме, тепле его теле и запахе. Сопеть ему в ухо и лениво оглаживать спину ладонью. Киба задумался, как было бы круто уснуть вот так — обнимая Кураму и утыкаясь лицом ему в шею, но он сразу же отмел эти неловкие мысли. Кураме в любом случае, наверное, нужно будет вернуться в свою лисью нору и Кибе остается просто ждать, когда этот мудила натрахается, чтобы потом в одиночестве обдумать об этом всём, погрустить и ничего не решить.
Быть уложенным на чужую грудь оказывается неожиданно. Курама сначала очень растерялся. Отдышался после оргазма и прислушался. Сердце Кибы громко и быстро стучит, в нем течет жизнь. Слышать и чувствовать оказывает успокаивающий эффект. Ровно до тех пор, пока спустя минут пять у Курамы вновь не появляются развратные картинки в голове и у него снова встает. Сил в нем много, но Киба возможно не такой выносливый как он. Однако… это точно последний раз. Он мысленно обещает и себе и Кибе.
— повернись. Побудь еще послушным мальчиком, ты ведь сам сказал… если у меня останутся силы, — Курама почти что хихикает. Сползает от Кибы набок и ждет пока тот ляжет точно также. Юноша недовольно ворчит, когда Курама отстраняется от него. Желанное тепло уходит, становится прохладно, из распахнутого окна все еще льется ветер и Киба надеется, что его стоны и скулеж никто, нахрен, не слышал или хотя бы разумно сделает вид, что не слышал. Но сил злиться на Кураму все еще нет. Киба слишком затрахан, буквально, чтобы хоть как-то еще пытаться вредничать. Он окидывает Кураму вопросительный взглядом, опускается ниже и… ох черт. Киба выдыхает, облизывая губы.
— Я не… я не имел ввиду, что мы… хватит лыбиться, у меня то сил нет вообще! — он вспыхивает, заливаясь краской, вспоминая, что правда так и сказал. В тот момент ему и правда хотелось, чтобы Курама оказался внутри снова, хотел ощущать и сжимать его внутри, и он все ещё ужасно хотел этого сейчас, но когда об этом говорил Курама, все вдруг начинало смущать и раздражать. Он, тем не менее, отвел взгляд и все-таки перевернулся на бок. И дело тут совсем не в том, как идеально с уст Курамы звучит «хороший мальчик». Кураме сразу открывается вид на его спину и мужчина скользит по ней кончиками пальцев. Затем губами. А сам прижимается поближе и помогает себе рукой приставить член ко входу.
— Расслабься.
Киба обнимает подушку руками, ерзает на месте, потираясь уже вставшим членом о простыни, — как же легко его оказывается завести, — и подрагивает в ответ на прикосновения. Он весь замирает и кусает губу, когда головка члена надавливает на его дырку, медленно проталкиваясь внутрь; дрожь тут же прошибает тело, потому что это так ахуенно, ощущать, как он двигается внутри, что Киба не сдерживается от довольного стона. Ему так нравилось это, так нравилось, как Курама трахает его — он никогда бы не подумал, что будет готов вот так отдаваться кому-то, слушаться и выполнять каждую просьбу. Тягуче медленные толчки со временем распыляют не на шутку, Киба постанывает в подушку, затем прикусывая ее. Он недовольно рычит что-то, что теряется в ткани, и подмахивает бедрами навстречу толчкам.
— Мне все еще тяжело поверить, что такой вредный маленький засранец может быть таким горячим и так сладко скулить. Сделаешь это для меня сейчас? — Курама как раз заканчивает к тому времени, когда находит нужный угол проникновения и скользит нарочито медленно, покусывая плечо Кибы.
Тот и не понимает толком, что что-то не так. Лишь когда тело простреливает удовольствием, осознает, что все это время ловил кайф только от члена лиса внутри, и прячет лицо в подушке. Мало. Этого мало. Хочется быстрее. А Курама снова начинает говорить, снова смущать и заводить одновременно. Киба нетерпеливо ерзает на месте. Черт… этот мудак точно издевался над ним. Он отстраняется от подушки и сбивчиво шепчет.
— Хватит болтать, боже, просто двигайся быстрее…
Курама обхватывает чужую ногу и совсем немного приподнимает. Сразу входит на всю длину и блаженно выдыхает. Кибы все такой же восхитительный и горячий. Курама может двигаться свободно и проникать глубже, вбиваться в податливое тело без опаски навредить. Но сейчас он начинает с неспешного темпа, слегка впиваясь когтями в бедро. Нежничать с Кибой оказывается очень приятно и расслабляюще. Просто лежать на чужом теле и ощущать поглаживания теплой руки на спине, прислушиваться к биению сердца и чуть ли не мурлыкать от переизбытка чувств. Кибу хотелось занежить, заобнимать. А еще закусать, грязно и жестко оттрахать. Курама пусть и скользит в нем нарочито медленно, но сам кое-как сдерживается и бесится от самого себя. Нужно быстрее. Нужно затрахать и не дать продыху. Нужно продолжать вбиваться в это ахуенное тело и наслаждаться этим скулежом. Но он терпит. Потому что наравне идут оба желания и идти на компромисс сейчас очень выгодно.
И все-таки слишком тяжело. Киба, как самый настоящий послушный мальчик, расслабляется и подмахивает бедрами, дрожит и стонет. У Курамы с тяжестью выходит не поддаться соблазну и все-таки ускориться. Он терпит из-за возможности вслух озвученной просьбы. У мужчины все внутри в это время переворачивается и внизу все сладко тянет. Умоляющий Киба определенно был его фетишом. Хотелось слушать еще и еще. Но мальчишка и так уже начинает хныкать под ним.
Вспышки удовольствия, такого желанного сейчас, слишком редкие — Киба хнычет в подушку, пытается сам насадиться на член, но упрямо помалкивает. Но ему слишком жарко, собственный член слишком дразняще скользит по простыням, а Курама слишком ахуенно вбивался в него до этого, так что Киба в конце концов всхлипывает. Ему неловко, но его уже трахнули несколько раз и это не дает смущению затопить с головой. Киба чуть поворачивает голову.
— Пожалуйста, быстрее. Мне нужно… быстрее.
Курама расплывается в широченной улыбке и скользит губами по шее. Останавливается на линии челюсти и с нажимом впивается в чужое бедро, пока вторя рука ложится на чужой, истекающий смазкой, член. Курама нависает, почти ложится на Кибу и жарко выдыхает ему в ухо.
— Давай-ка. Приподними для меня свою замечательную задницу, — рука скользит по члену, обводит головку. Курама ждет пока Кибы выполнит его указание, и Киба с готовностью приподнимает зад, не сомневаясь ни секунды — он дошёл до того состояния, когда хочется просто делать все, что говорит Курама, ловить алеющими ушами его похвалу и просто растворяться в ощущениях. С губ срывается благодарный стон, когда член с грубостью заполняет его до основания. Так, как надо, так, как хотелось. Он дрожит, совершенно не терпеливый и до такой степени чувствительный после стольких заходов, что много времени для оргазма не понадобится. — Умничка. Тебе так нравится мой член, да?
Киба загнанно дышит, впивается когтями в простыни, разрезая их на части, и на слова Курамы скулит что-то смутно похожее на ругательство. Он бы никогда не сказал вслух, что просто обожал член Курамы внутри себя, но все его тело буквально само кричит об этом и Киба рад, что может ничего не говорить — чертов лис и так все понимает, запах его самодовольства забивается в нос, вместе с безудержным влечением, и желанием обладать и подавлять. Киба от мешанины этих запахов снова дуреет, подставляет шею под чужие клыки, — они могли бы вгрызться в его шею до крови и убить, но Киба об этом даже не задумывается, всецело доверяя лису… Кураме не удается сдержаться от всяких смешков. Он начинает двигаться резко и быстро, кусать Кибу за загривок, шею и плечи. Сейчас все очень напоминало дикий и животный секс, где Курама с остервенением втрахивал свою жертву в постель.
Киба чувствует, что снова вот-вот кончит. Грубые толчки раз за разом бьют по узлу нервов внутри, ладонь на члене заставляет дрожать, двойное удовольствие кружит голову и выбивает из груди непристойные звуки. Юноша напрягается всем телом, предчувствуя, что кончит уже сейчас: он готовится к сладкому забытию, но вместо этого разочарованно рычит. Курама резко замирает и сжимает его член у основания. Кусает мочку уха и вдруг тянется рукой с бедра к чужому лицу, упираясь коленями в постель.
— О, нет. Кончать еще рано, мы не закончили, — прежде, чем начать выслушивать возмущения, Курама втискивает два своих пальца в рот Инузуки. Там было жарко и влажно из-за слюны. Остается лишь представить, как же ахуенно могло бы быть его члену. Насаживать Кибу горлом и кончить ему в рот, заставляя все проглотить. Он читал всякое о минете, но думал, что это точно не для него. Правда теперь, когда он обводит пальцами чужой язык и погружен в юношу по самые яйца, яро фантазирует об очаровательных губках на его головке… Курама рыкает. Это выше него. — Не смей высовывать пальцы.
Киба протестующе мычит в первую же секунду, хочет укусить, но ровно до тех пор, пока подушечки пальцев с нажимом не проходятся по языку. Этот жест заставляет Кибу вздрогнуть, выдохнуть через нос. Он сам несмело проводит языком по мягким подушечкам пальцев, а затем дёргается и жмурится: от рычащего, приказного тона по загривку бегут мурашки, а член дёргается. Не просьба. Приказ. Курама использует все свое животное нутро, подавляя Кибу. Рычит и впивается зубами в заднюю часть шеи. Вдалбливается в растраханную дырку и возобновляет движения рукой. Киба кожей, нет, на каких то инстинктах ощущает это давление — и он не может не подчиняться. Чертовы инстинкты, чертова природа. Курама был сильным, был идеальным партнером и Киба стыдился того, как ахуенно это звучит в его голове. Толчки возобновляются, Киба гортанно стонет, подставляя зад как самая последняя сука. Ему так хорошо, так чертовски хорошо сейчас. Киба проводит языком по фалангам пальцев во рту, причмокивает; слюна стекает по подбородку. Он делает это так старательно, сам абсолютно не замечая и думая лишь о том, как же это ахуенно, когда Курама вдалбливается в него с такой скоростью. Киба глухо стонет, поскуливает с пальцами во рту, от всепоглощающего удовольствие не может никуда деться. Его тело, мокрое и объятое жаром, в конце концов сдаётся ему и Киба кончает: громко и долго. Он прикусывает пальцы Курамы, замирает, пока его тело натягивается как струна, и кончает уже который раз за эту чертовски длинную ночь. Сжимаясь, чувствует, как горячее семя вновь оказывается внутри, и дрожит лишь сильнее. Пальцы изо рта исчезают, член выскальзывает из тела, Киба обессилено валится грудью на кровать, часто дыша.
Хватает минуты, чтобы с громким стоном спустить внутрь, пока Киба дергается от оргазма, сжимая его. В этот момент Курама получает самый настоящий кайф. Хрипит и с отдышкой выходит из чужого тела. В который раз разворачивает мальчишку к себе и вытягивает пальцы со рта. Прижимается губами к уголку глаза и слизывает выступившие слезы, а после стирает и слюну, стекающую по подбородку. Им невозможно не любоваться в такие моменты. Обязательно нужно повторить лицом к лицу. Но точно попозже. Курама нащупывает внизу сбившееся одеяло и мягко целует кибу в губы. Хвалит, называет его всеми возможными ласковыми прозвищами и в конце концов обнимает, накрыв их обоих и прижимая кибу к своей груди.
Киба замечает слезы, только когда Курама нагло переворачивает его на спину и его силуэт выглядит немного расплывчато. Киба без слов обнимает его за шею, ластится к прикосновениям и поцелуям. От теплых слов и похвалы успевает зардеться и смутиться. Это похоже на награду за хорошее поведение и Киба задумывается о том, чтобы завтра вредничать чуть поменьше. Несмотря на то, что они успели вытворить за сегодня, он все равно краснеет и тычется Кураме в грудь, обнимая. Становится спокойно. Разгорячённое и уставшее после стольких заходов тело приятно тяжелеет и ноет. Киба прикрывает глаза, трется лицом о чужую грудь, вдыхает запах лиса поглубже. И незаметно засыпает, укутанный в это тепло и облепив кураму руками и ногами.