Спускаясь вниз в Разлом всё глубже и глубже, туда, куда уже не проникал солнечный свет, Альбедо с раздражением вел внутренний диалог. Вообще-то он вполне имел право быть злым. Рейндоттир впервые за многие годы вышла на связь, и зачем! — сказать, что ему нужно ехать куда-то в Ли Юэ, в какой-то Разлом, за каким-то Дайнслейфом, с которым сейчас путешественник, и… Ни «привет», и «рада, что ты не сдох еще»! Уже этого хватило бы, чтобы здравомыслящий человек сразу отказался от таких миссий, однако Альбедо просто не мог отказать своему Учителю и Наставнику, которая создала его и, можно сказать, вырастила. Блондин перепрыгивал через узловатые корни деревьев, до рези в глазах вглядываясь в темноту пропасти. Альбедо замер в нерешительности: впереди забрезжил очень яркий свет, который его совсем не обрадовал, а скорее ввёл в нервное состояние, не чуждое даже этому собранному и сосредоточенному у алхимику. А вот потом раздались крики, от которых внутри всё похолодело. И это было неудивительно, ведь блондин прекрасно узнал эти голоса: один из них несомненно принадлежал путешественнику, а другой… Его Альбедо тоже узнал, ведь он преследовал его долгие-долгие годы во сне, то напевая незнакомые колыбельные, то подбадривая, то раскрывая секреты алхимии, впрочем не такие важные, какими делилась Наставница. Алхимик словно отмер после этих криков, и поспешил на звук. Несомненно, в Разломе было на что посмотреть. Альбедо по пути привлекало всё: от светлячков до светящейся руды и монстров. А теперь перед ним предстала одна из самых удивительных картин, которые он только встречал — огромный перевернутый город в центре Разлома. Возможно, Альбедо бы и остался посмотреть на всё это, однако те самые крики и ослепительный свет исходили из центрального здания перевёрнутого города. Парень, собрав волю в кулак, поспешил туда. Стоило ему перешагнуть порог замка, как вдруг его поразила ужасная головная боль, словно сотни маленьких иголок впились ему в кожу, глаза и губы, залезли в черепную коробку и начали метаться там беспокойным роем пчёл. Альбедо согнулся, зарываясь пальцами в собственные пышные блондинистые волосы. С трудом преодолев адские муки он поднял голову и увидел перед собой ужасающую картину. Конечно, по пути сюда он видел огромное количество хиличурлов которые вели себя достаточно странно: не нападали, только тяжело стонали и не двигались с места. Сейчас же Альбедо в ужасе осмотрелся. На полу по всему помещению валялись хиличурлы, от которых исходил ослепительный белый свет. Те были в ужасном, уже предсмертном состоянии, и явно уже не могли ничего сделать. Посреди зала около источника лучей сражались путешественник и Вестник Бездны, который разбрасывал вокруг себя яркие искры и рокотал проклятия, а в стороне… Почему-то этот незнакомый на первый взгляд блондин с голубыми глазами показался Альбедо знакомым. Возможно он слышал о нём и так детально представлял, или может быть он видел его вместе с Рейндоттир… Да какого черта он просто стоит и смотрит?! Почему не помогает Итэру?! Альбедо одним элегантным движением руки вынимает меч из ножен и бросается вперед. Мимо Дайнслейфа, мимо Итэра — проносится, подобно падающей звезде, и отражает удары Вестника, подставляясь. А у Дайнслейфа перед глазами проносится вся долгая жизнь.
***
— Альбедо, аккуратнее! — блондин хватает возлюбленного за руку и тянет к себе, не давая сорваться с дворцового балкончика. — Вроде главный королевский ученый, а мозгов — ни грамма!
Но алхимик видит, что эта злость от страха, и не обижается, лишь с улыбкой целует спутника в уголок губ и обнимает за талию.
— С тобой я могу позволить себе побыть безмозглым влюбленным дурачком, разве нет?
Дайнслейф помнит все в мельчайших подробностях. Как он плакал, сжимая чужие руки и поднося их к губам, как бился в истерике, царапая камни, и обращался ко всем богам Селестии которую ненавидел и презирал глубоко в душе, но надеялся, что она всё исправит. Но грешникам не добиться божественного ответа и расположения, поэтому Дайнслейф не получал отдачи. Рядом, скорбно опустив голову, стояла Рейндоттир. Блондин целовал окровавленные губы стирал с чужого лица кровавые брызги и ждал. Ждал, когда Альбедо очнётся, но разбитое тело на фоне каменного пола больше не приходило в движение. Прошло пять столетий. За это время многое изменилось, но не память Дайнслейфа. И вот Рейндоттир вновь вышла на связь. Вот только Дайнслейф и подумать не мог, что она создаст из мела копию его погибшего возлюбленного: живую, идеальную, но такую холодную, сосредоточенную только на работе. Как сложно ему было при встрече смотреть в эти безжизненные бирюзовые глаза. Но пусть хоть так у него будет жизнь, которую он потерял в столь раннем возрасте.
Да только как долго эта жизнь продолжалась? Совсем недолго, совсем недолго. Каково переживать второй раз самый страшный момент своей жизни? Может показаться, что второй раз уже не так страшно — ведь первый то был. Дайн бы не сказал что было легче.
***
Уже нет никому дела до того, что Вестник побежден. Кого волнует то, что хиличурлы пока живы? Кому какое до застывшего в стороне Хальфдана?
Дайнслейф прижал чужое окровавленное тело к себе, сжимая губы в плотную линию.
— Альбедо… Альбедо… — имя на устах грешника сродни мантре. Итэр, лежащий на полу в нескольких метрах от них, скоро придет в себя. А вот Альбедо — никогда. Около открывшегося портала стоит растерянная Люмин: она в жизни не видела, чтобы Дайнслейф так себя вел. Блондин вновь царапает камни и захлебывается слезами, покрывая бледнеющую кожу поцелуями. И никто кроме него не слышит больше тихий голос Альбедо:
— Уходят те, кто дорог и любим… внезапно, безвозвратно, безнадежно… Как трудно сердцем пережить людским… и осознать…
— …почти что невозможно. — одними губами заканчивает Дайнслейф, и опускает чужую голову, не в силах смотреть на чужое тело, каменеющее у него на глазах.
***
Кто увел его оттуда не ясно до сих пор. То ли это был Итэр, то ли это был Хальфдан, то ли вообще Люмин, тронутая чужим горем. Да какая разница? Главное, что когда Дайнслейф выходит из таверны, а Кэйа кричит ему вслед «ты куда?», он отвечает одинаково.
— Туда, где осталось его тело.
