Немое признание

      Приглашая Хамадзи в свой дом, Канаме ожидал увидеть робкую, галантную и сдержанную девушку. Но когда она появилась в его жизни, далекая от его идеалов и представлений, он сразу понял, что не хочет отпускать ее.       Она стала единственной, кто понял, насколько ему одиноко. Словно маленькая, дерзкая змейка — просачивалась под его кожу, выворачивала все наизнанку, а потом улыбалась и смеялась как ни в чем не бывало.       От ее дерзости у него сводит зубы. Та пользуется им, словно Канаме игрушка в ее руках. И Осаки понимает, что затерялся в ее чарах. Что бы она не говорила о себе, он не хотел другую. Ему была нужна лишь одна, способная за короткий промежуток времени понять всю его боль, которую он скрывает за маской улыбающегося, вечно оптимистичного лиса. Которая общается с ним без напусной вежливости и которую он любит до безумия.       По своему ласковая, по своему нежная и прекрасная, она смеется и подшучивает над ним так легко и непринужденно, что юноша удивляется, как такая девушка может существовать.        Канаме видел всё лицемерие людей насквозь. Дамам подле него был важен статус. Никто из них не замечал и даже не хотел знать, что творится у него в душе.       По этой причине он держал их настолько далеко, насколько это вообще возможно.       Скрывал за своей вежливостью и смехом равнодушие. Но частичку себя все же отдавал.       Ловя их стоны, лаская, целуя все участки кожи, до которых мог добраться.       Вдалбливаясь во влажное лоно, заставляя забываться в оргазме, сминать простынь тонкими пальцами и оставлять длинные кровавые полосы на его спине.       Он отдавал свою страсть, но в нем не было ни капли любви. И ему снова было больно. Парень чувствовал тоску, чувствовал себя разбитым.       Но Хамадзи — она стала его исцелением. Как глоток свежего воздуха. И он не хотел брать все, что она могла бы ему дать. Всего лишь желал, чтобы она осталась с ним.       Тихо мечтал, чтобы видела лишь его, касалась лишь его, целовала только его губы.       Но горькое понимание того, что Хамадзи не с ним, а в своей школе для девушек вскрывало старые раны.       Из размышлений его вырвал звук открывающийся двери. — Канаме — доно, Хамадзи приехала в поместье.       Он ощущает, как его сердце пропускает удар. Как воздух в легких становится словно песком. Не может ни выдохнуть ни вздохнуть.       Волнуется так, что встань он со своего излюбленного кресла, сразу же падет ниц. Поэтому он терпеливо ждет. Зная, что она придет. Делает глоток вина, затем другой, раскатывая по языку сладкую негу. И с улыбкой думает, что первым делом, как откроется дверь, Хамадзи станет отчитывать его.       Она пытается за своей резкостью скрыть волнение, но Осаки видит все. Даже Рио не чувствовал его так.       И наконец Канаме слышит звук. Девушка входит почти бесшумно, мягко ступая босыми ногами в его покои. На ее плечах пеньюар, а длинные розовые волосы струями вьются по ее спине.       Он так любил их запах — лечебные травы с примесью карамели и цветов. На щеке тоненькая, не заметная другим полоска шрама. И только он способен заметить его, снова чувствуя, как в нем закипает ярость.       Он не ожидал, что его брат посмеет навредить самому дорогому.       Хрупкому цветку, ради которой мог бы пожертвовать жизнью даже не раздумывая.       Той, кого любит и оберегает сильнее кого бы то не было.       И если бы это было возможно, Канаме убивал Сэйрана бесчисленное количество раз, упиваясь его страданиями.       Но чем больше становилась ярость, тем больше становилось и чувство вины. Канаме упустил момент, не защитил, подставил ее.       А еще он упускает момент, когда девушка подходит к нему почти вплотную.       Вздрагивает, когда пальцы касаются его плеча. — Снова пьешь? — ему стоит огромных усилий поднять голову и столкнуться взглядом с ее.       Понимающим, в который раз смотрящим на него с поддержкой. Забирающим его одиночество, часть разрывающей глотку и все внутренности боли.       Но тоска от того, что она остается далеко от него никуда не уходит. — А ты снова заботишься? — пытается выдавить из себя улыбку и упорно глядит на бокал, где осталась пара глотков. Понимая, что не сможет обмануть ее. Хамадзи хмурит брови и надувает губы. Вот только вместо того, чтобы отойти от него, приподнимает голову, заставляя смотреть лишь на нее. И снова юноша чувствует, как та просачивается внутрь него. Словно сканирует, словно поставила своей целью изучить. В уме проскальзывает шутка, озвученная его слугами и которую он с азартом подхватил. О том, что Хамадзи может стать женой их господина. И о боги, как же хочется, чтобы эта шутка воплотилась в явь. Чтобы вся его любовь была услышана и принята той, что стала его жизнью. Единственным лучиком света. Той, чьи прикосновения, чьи ласки и губы не сравняться ни с кем и ни с чем. Той, что занимает абсолютно все мысли и той, что стала смыслом его существования.       Мужчина снова вздрагивает, ощущая кожей, как Хамадзи прижимается к нему. Убаюкивает словно ребенка в колыбели. Не говорит ни слова, но от этого становится намного легче.       Канаме прикрывает глаза, обнимая тонкую талию. Льнет к ней, как светлячок к источнику тепла. Впервые ощущая себя робким, неопытным юнцом. Для них обоих не существует ничего больше, кроме этого момента.       Дыхание немного сбивается, становится слышен стук собственного сердца. Глаза начинают щипать соленые капли и появляется понимание. Даже если он разразится рыданиями, его лишь прижмут ближе. Не оттолкнут, успокоют своей нежностью.       Так хочется, чтобы этот миг длился вечность. Но Хамадзи отстраняется.       Осаки чувствует мимолетную вспышку отчаяния, однако девушка снова удивляет его, невесомо целуя мягкими губами сначала его лоб, опускаясь на нос, скулы, подбородок. Покрывая нежными трепетными поцелуями все лицо, она останавливается в нескольких миллиметрах от его губ. Ловит шокированный взгляд и наконец прикосается такой же невесомой лаской.       Спустя несколько секунд Канаме издает тихий вздох и отвечает. Нежно, стараясь контролировать себя. Не испугать излишней пылкостью.       Лишь крепче сжимая руки на талии, не позволяя им опуститься ниже.       Хамадзи зарывается рукой в его волосы, переплетает языки и коротко стонет.       Он тянет ее на себя, усаживая на колени и чувствует, как весь самоконтроль, который так пытался удержать улетучивается. Все его мысли, желания становятся оголены, видны как на ладони.       Воздух накаляется, становится настолько жарко, что обоим хочется избавиться от одежды. Но они терпят.       Опускаются поцелуями на шеи, посасывая кожу, ласкают языком, оставляя друг на друге влажные полосы, переходя на плечи.       Канаме легонько кусает нежную кожу, вырывая из уст девушки новый, более громкий стон. Возбуждается настолько, что полностью перестает осознавать, контролировать себя.       Ближе, еще ближе. Отдает ту страсть, ту любовь, которую ни разу, ни кому до этого не позволял ощущать. Прижимается ближе и ликует. Желая, чтобы она поняла. Он не шутил, когда просил стать его женой.