Закономерность
31 мая 2022 г. в 16:09
Мир вокруг приобретает рамки. Вслед за ними появляются форма, цвет и запахи. Небольшое пространство в их воображении готовится принять своих постояльцев.
Они встречаются лицом к лицу, обмениваются секундными взглядами, и всегда — каждый раз — Марк делает первый шаг и оказывается в объятиях Стивена. Не хватает времени даже на вдох — он делает его уже вместе со Стивеном, чувствуя, как синхронизируется движение груди и стук сердец.
Ладони Стивена оглаживают спину не так, как раньше, когда их объятие заканчивалось спустя несколько минут.
— Стивен, что ты делаешь, — спрашивает Марк так тихо и лениво, что вовсе не похоже на вопрос.
— Мы выпили, потом я сделал то, о чем ты просил. Уже успел забыть? — Стивен прячет лицо в его шее, но Марк кожей может чувствовать его улыбку.
Стивен дразнит, называя вещи совсем не их именами. Марк тогда не просил.
Сразу после улыбки он чувствует поцелуй — щекотный, похожий на тающий фантом, — и выдыхает так шумно, словно у него остановился пульс. Новый вдох спотыкается о сомкнутые губы, когда поцелуй сменяется укусом. Не сильным, не таким, чтоб оставить отпечаток — Стивен лишь легонько поддевает кожу зубами, но Марку кажется, он вот-вот ее разорвет.
— Прекрати, Стивен.
Марк умолял.
— Пожалуйста.
Так же как умоляет сейчас, когда он не знает, чего конкретно хочет. Все адекватные мысли разбежались врассыпную, а три несчастных слова перетасовываются между собой как карты в колоде, теряя изначальный смысл.
— Пожалуйста, Стивен, не прекращай.
Разве Стивен может отказать Марку?
Он сгребает ткань на спине в кулаки, и Марку кажется, что ткани вовсе нет, а Стивен гладит его меж голых лопаток, и это невыносимо до головокружения. Отчасти потому, что этого одновременно много и мало. Прикосновения прожигают одежду.
Марк вздрагивает, когда ладони Стивена опускаются ниже, даже если они сдвинулись лишь на миллиметр — ему кажется, они добрались до поясницы. Он ненавидит то, как сильно любит, чтоб Стивен касался его там.
Когда они действительно добираются до поясницы, Марк тряпичной куклой повисает на Стивене и сам не знает, как так вышло.
Ноги подкашиваются, пятками разъезжаются в стороны — разница в росте становится отчетливей, — и Марк изо всех сил старается держаться за его шею сцепленными в замок ладонями. Кофта задирается, и среди всех прикосновений он улавливает, как пальцы Стивена задевают голые ребра. Это посылает дрожь вдоль позвоночника.
Ему придется запрокинуть голову, несмотря на то, с каким трудом это ему дастся. Кажется, Стивен посмотрит на него так, что он тут же сорвется и упадет, встречаясь со своей смертью. А он не может этого допустить. Но разве у него есть другой выбор? Он был сделан еще задолго до прибытия сюда. Марк запрокидывает голову, кося взгляд, и Стивен с удовлетворением смотрит в его влажные глаза.
— Этого я просил? — ему стыдно от того, как бредово звучит его вопрос, но он никак не может вспомнить. Язык заплетается, делая только хуже.
Стивен хитро щурится, крепче обхватывая его за талию, не позволяя ему сползти ниже.
Значит, он не помнит, а это дает огромный простор для прелюдии.
— Не совсем. Оно — после.
Марк хмурится, совершенно ничего не понимая. Они выпили, и затем… что?
Его вдруг озаряет. Он старается придать голосу твердости, что это почти смешно.
— Зачем ты заблокировал воспоминание?
На несколько мгновений Стивен замолкает, словно вбирая и смакуя это неловкое, тягучее напряжение между ними. Его брови слегка подняты в удивлении, наступающем всякий раз, когда Марк выдает что-то подобное. Иногда изучать его интереснее, чем содержание очередной книги.
Затем Стивен отрицательно качает головой, явно наслаждаясь переменой, тут же отразившейся на лице Марка. Кончики его ушей вспыхивают как искорки, и Стивен знает, что теперь чувство стыда в Марке запредельное — он ведь посмел обвинить его в утаивании информации.
— Не понимаю, — сдается он и сглатывает, чувствуя, как пальцы Стивена вдруг впиваются в кожу. Сперва это больно, ведь он давит на ребра, и Марк корчится от контраста с предыдущими прикосновениями.
Если бы он посмотрел Стивену в глаза, то увидел бы, что они затуманены желанием. Что они темнее обычного.
Как бы Стивену не хотелось оттянуть момент, чтобы подольше насладиться видом такого Марка, ему рано или поздно придется озвучить безжалостную правду.
— Ты просто не умеешь пить, Марк.
Но он не может отрицать, что ему повезло, ведь наедине с ним Марк позволяет себе выглядеть растерянным, ослабляет контроль над эмоциями. Они такие юные и оголенные, что Стивен только ими бы и жил, довольствуясь тем, что именно он — причина их появления. Так же как причина растрепанных волос Марка, некогда аккуратно уложенных. Сколько бы Марк не запаривался с укладкой, Стивен всё равно напомнит ему почему он в первую очередь вообще ее делает.
— Ты ведь тоже.
— Пару глотков не считается, — парирует он самодовольно, слыша со стороны Марка досадливое фырканье.
Они стоят так достаточно долго, что Марк снова обретает силы привести себя в порядок, а не отчаянно цепляться за Стивена, словно утопающий. Стивен помогает ему, притягивая его ближе к себе, предоставляя точку опоры. Они по инерции стукаются лбами, и это вызывает тихий смех. Стивен тут же оставляет поцелуй на ушибленном месте, прогоняя все неприятные ощущения, за что Марк ему безмолвно благодарен.
Стивен умеет обнимать Марка так, как никто другой.
Марку кажется, он уже не может жить без этого. Так, словно на молекулярном уровне произошло какое-то фундаментальное изменение, и его капризный организм категорически откажется от жизни, если каждый день не будет получать порцию объятий.
Ученые твердят что-то про их полезность, про выработку гормона счастья и подобную чушь, но Марк знает, что корни этого явления уходят гораздо глубже, а всех слов мира не хватит, чтобы в полной мере описать.
Ему хорошо, и это самое главное.
Он пропускает момент, в котором Стивен начинает его слегка укачивать, держа в руках. Его подбородок покоится на его плече, а он сам что-то напевает. Мотив больно знакомый, и Марк принимается искать ему название, чем делает то, чего Стивен от него хочет.
Марк снова чувствует улыбку у себя на шее.
Ладони с поясницы так резко соскальзывают вниз, что Марк давится воздухом. Он совсем забывает как дышать, когда они касаются бедер, пальцами выводя круги, находясь на опасном расстоянии от их внутренней стороны.
Марк ничего не может с собой сделать, кроме как ожидать самого очевидного, но, когда этого не происходит, в голове возмутительно коротит. Ему кажется, что он на американских горках, а Стивен явно пригубил пару бокалов, а не глотков.
Однако, у Стивена преимущество. Стивен знает, что делает, с ювелирной точностью выверяя время, когда Марку стоит передохнуть, а когда — вернуться к его истязанию.
Он в последний раз обводит застывшие от напряжения мышцы и вновь поднимается к талии. Он бы повторял это раз за разом только, чтобы слышать, как Марк недовольно, почти злобно на него огрызается, не получив всего и сразу. Честно, огрызается он больше на себя — от страха принять, что ему необходимо, чтобы Стивен уже сделал что-нибудь с ним. Что угодно.
Но он лишь терпеливо ждет, щекой касаясь его.
Недавно Стивен открыл одну закономерность: Марк, оказываясь в его руках, не скрывает своей хрупкости.
При взгляде на него он видит миллиард залатанных золотом трещин, но всё никак не может избавиться от желания приложить к ним руку. Сломать Марка самому. И затем починить вновь. Оставить на нем свой след. Марк даже не догадывается об этом — так слепо его доверие к Стивену. Так же как и не догадывается о том, что собственник из них именно Стивен, а не он.
Ладони долго не задерживаются на спине и вновь падают вниз. Стивен сжимает ягодицы мягко, но напористо, разводит их слегка, и Марк вдруг цепенеет, пальцами зарываясь в плечи Стивена. Глаза слегка закатываются, как только он чувствует сдвиг внутри, задевающий чувствительную точку.
— Что, теперь ты вспомнил?
Марк не отвечает — как бы ему это удалось? — но в том, как он резко, карябая ногтями шею до белесых следов, хватается за Стивена, а его дыхание возобновляется и вмиг становится рваным, Стивен улавливает жалобное да.
Стивен хочет приподнять его, чтобы тот ногами обвил талию и повис, чтобы у него, Стивена, появилась возможность выбить пару стонов. Сминать кожу и мышцы на грани причинения боли. Убрать пробку в конце концов, заменяя вещью посущественнее.
Но Марк ерзает, отстраняясь от жара, неосознанно встает на носочки, вжимаясь в Стивена. Он делает это только для того, чтобы уклониться от прикосновений, но не совсем понимает, что положение, в котором он оказался теперь, гораздо хуже, чем ладони на заднице.
Марку не кажется, что ткани больше нет.
— Черт, — шипит он, чувствуя общее возбуждение.
Стивен улыбается тому, как их кожа вплавляется друг в друга, а под ней бурлит горячая кровь. Он находит его губы своими и спрашивает, сам зная ответ:
— Ты же готов для меня?
Пальцы снова раздвигают ягодицы, но только с целью избавиться от пробки. У нее забавный дизайн — на ней изображен месяц, и он блестит от смазки.
— Марк? — зовет он, опьяняя пуще прежнего.
Марк высоко выдыхает в губы Стивена, и этого более чем достаточно.
Услышав одобрение, Стивен подхватывает его под бедра, поднимает и со всей возможной бережностью укладывает на кровать. Марк сразу делается крохотным, когда понимает, что Стивен с легкостью может не только поднять его, но и носить на руках, если потребуется. Большими пальцами Стивен несильно давит на внутреннюю сторону коленей, раскрывая его для себя. Оглаживает кожу — икры, живот, грудь — в успокаивающем ласковом жесте, отчего сердце Марка начинает биться быстрее. Его пальцы зарываются в простыню, и он в предвкушении прикрывает глаза.
Только Стивен умеет обнимать Марка так, как никто другой.