For years and years I pushed you aside But never again
Юная эльфийка закричала так, что чуть не лопнули перепонки. Затем послышалось неустанно приближающееся бурчание её дедушки. Мариэ́ль словно пурга пронеслась прямо под рукой Минхо, из-за чего тот уронил свежеиспечённый багет на хрустящий под ногами снег. Минхо засмеялся, вторив стремительно исчезающему за поворотом хохоту шаловливой девчушки, и развернулся, почти нос к носу столкнувшись с престарелым господином. Для своего возраста он довольно неплохо бегал, и всё-таки двести пятьдесят пять лет жизни давали о себе знать, так что теперь уважаемый всеми в Городке эльф пытался перевести дух, держась за резко вздымающееся брюшко, напоминавшее мешок картошки. Из-за пухлых щёк и воздушных, словно сахарная вата, шевелюры и бороды эльфа не сразу можно было заметить его заострённые уши, которыми не мог похвастаться сам Минхо, но в его глазах всегда плескались доброта и тепло, от которых у всех в радиусе Главной площади сразу же поднималось настроение. И нет, нет, дело вовсе не в том, что эльф любил распевать песни своим раскатистым голосом, доносящимся так далеко, что иногда он чудился через две улицы. — Доброе утро, господин Эмпуру́льс, — поприветствовал Минхо. Дедушка махнул рукой, продолжая тяжело дышать, а когда наконец отдышался, поправил красный колпак с вышитым на нём тигром, который в этом году носили многие стремящиеся следить за человеческим миром и модой горожане, и сказал: — Маленькая плутовка опять меня провела! Сказала, хочет посмотреть на снегопад, а сама, фить! и след простыл. Ищи-свищи теперь! — дедушка Эмпурульс погрозил маленьким толстым пальцем, а Минхо, прекрасно зная, что эльф на самом деле не злится, не смог удержаться от широкой улыбки. — Не волнуйтесь так, она наверняка забежит к Сынмину и застрянет там на несколько часов. — Но ей же нужно за-ни-маться! — В канун Рождества? — Минхо свёл брови к переносице, недоумевая. — Дайте ребёнку немного отдохнуть. — Ох, она же испортила твой хлеб! — прогремел дедушка, и только тогда Минхо обратил внимание на багет в бумажном пакете у своих ног. Он поднял его и отряхнул от снега, ощущая холод на кончиках пальцев. — Ничего страшного, я всё равно собираюсь его пожарить. Дедушка Эмпурульс покачал головой и собрался было идти своей дорогой, но вдруг замер и уставился во все глаза, так что они стали походить на любимые конфеты Сынмина — в виде золотых монет. Минхо продолжал улыбаться, но потом всё же не выдержал: — Дедушка, что с вами? — Так фамильярно он обращался к эльфу, только когда слишком сильно волновался. — Я вижу что-то… что-то у тебя во взгляде… Словно… словно что-то должно измениться. — Что именно? — допытывался Минхо, мешая ногами снег и бросая на эльфа косые взгляды. Ему сейчас только предсказания не хватало. — А, да я не знаю. Но что-то грядёт. — Дедушка похлопал Минхо по плечу, громко и неестественно захохотав, а затем направился куда-то, мотая головой. Минхо успел услышать его последние слова: “После этого Рождества уже ничего не будет как прежде”, — и с этим мудрый эльф исчез в толпе, словно его здесь и не было. Минхо пожал плечами и пошёл прежним маршрутом, гоня тревожные мысли. Все в Городке знали, что дедушка Эмпурульс давным-давно не делал сбывшихся хоть раз предсказаний, поэтому расстраиваться необязательно. Вместо этого Минхо отвлёкся на гудящие муравейником и кишащие народцем улицы. Снегопад всё расходился, но не покалывал, а щекотал мягкими, крупными — почти тёплыми — хлопьями. Под ногами снег потрескивал, словно шипучка. Улицы и фасады украшали праздничные огни, превращающие город в большой сияющий шар к вечеру. Державшие большую часть магазинов на этой улице эльфы сновали туда-сюда, не успевая пополнять запасы товара. До сих пор продавали ели, и, на удивление, спрос на них не падал даже в последний день перед праздником. Старые ведьмы продавали волшебные снадобья — по крайней мере, не запрещённые законом. В основном средства, снимающие — по заверению самих ведьм — любые неприятные для здоровья последствия бурного торжества. В одной из светящихся витрин массивная и грозная фея боролась с маленьким, но юрким гоблином за последнюю блестящую мантию. От злости он стал ещё зеленее. Минхо лишь усмехнулся и покачал головой. А потом его во второй раз за утро чуть не сбили с ног, когда проворный гном в таком же красном колпаке, как у дедушки Эмпурульса, вылетел из ближайшей кофейни с досками под мышкой, и Минхо обдало пряным ароматом корицы. Он поспешил зайти внутрь, вспомнив, что сегодня единственный день в году, когда продают любимый напиток Сынмина, и беспрестанно проклиная себя за забывчивость. Кофейня встретила обжигающим щёки теплом. Здесь и в обычные дни царил уют, но в новогодние праздники, когда повсюду развешивали украшения и гирлянды, а помещение напрочь пропитывалось запахом корицы и имбирного печенья, у Минхо начинало быстрее биться сердце, ведь именно сюда он привёл Сынмина в их первое совместное Рождество. Положив на столик покупки, в ожидании заказа он присел и погрузился в воспоминания, пытаясь не упустить ни одного дуновения того аромата, что исходил из кружки. Минхо не питал особых чувств ко всем этим рождественским амбре, но стоило ему вдохнуть — и он переносился в лучший день своей жизни. День, когда всё изменилось. Улыбка не могла и мечтать испариться с губ. Скоро. Совсем скоро они обнимут друг друга.***
Рядом с величественным зданием Магазина соседние домики выглядели крошечными и незначительными, как рассыпавшиеся на пол сахаринки. Минхо стоял перед переливающейся всеми цветами дверью. Как только на город опустится вечер, магазин из красного кирпича, усеянный резными окнами, засияет ярче любой ёлки, а его высокие башни устремятся в самое небо — ровные и неподвижные, как солдаты почётного караула. К Рождеству на окнах красовались бумажные фигурки животных, снежинок и разных сладостей. Бумага пропиталась магией: какие-то фигурки двигались, какие-то — лишь отдавали лёгким блеском, но чем ближе становился вечер, тем быстрее бежали зверушки, а сияние снежинок уже нельзя было не заметить. Сынмин собственноручно с большой любовью вырезал эти фигурки, и Минхо не мог удержаться от улыбки, разглядывая серебряного оленя с извилистыми золотыми рогами — того, что дался Сынмину сложнее всего, потому что долго не хотел оживать, но ставший самой большой его гордостью, будто он спрятал в него всю душу. Над крыльцом висела широкая вывеска: “Магазин счастья. Оно ближе, чем вам кажется”. В правом нижнем углу волшебным пером нацарапали едва заметные символы: “Минхо, Сынмин и лучшие гномы Городка к вашим услугам”. Никто из людей никогда не обращал внимания на эту надпись. Минхо повертел головой во все стороны, прищурившись в попытке рассмотреть, не покосилась ли вывеска и не перегорел ли какой огонёк. В главный праздник года и простой люд, и волшебный народец мечтали хоть о глоточке счастья больше всего на свете, так что всё должно пройти идеально. Он постарался ухватить все покупки одной рукой, чтобы открыть дверь. Зазвенел один колокольчик, но, стоило Минхо войти внутрь и застрять у входа, загремели и все остальные. Статуя гнома с грохотом завалилась. С головы слетел берет, а игрушки, ленты и несчастный хлеб всё-таки упали на пол вместе с самим Минхо; однако он очень гордился тем, что смог спасти Сынминово какао. — Святая мишура, что там случилось?! — из подсобного помещения раздался ворчащий голос. Через несколько секунд Минхо увидел перед собой зелёные с красным башмаки, к которым подкатился один из упавших шаров. Аккуратная ладонь с длинными пальцами схватила его, и Минхо плавно поднял голову, силясь вспомнить, какие эти руки мягкие на ощупь. Сынмин смотрел на него с той улыбкой, которой родители одаривают своих нерадивых, но таких милых детишек. Он протянул было руку, намереваясь потрепать Минхо за волосы, но тут же отдёрнул и взялся за неё второй ладонью. — Как это ты так завалился? — Сынмин поднял остальные шары и багет. — Да уж, не повезло бедному хлебушку. — Он тихо хохотнул. — Я хотел обойти дядюшку Мýфлюса, а он передвинулся! — пожаловался Минхо, показывая неприличные жесты статуе гнома. — Клянусь, он стоял дальше! — Должно быть, Мариэль её передвинула. Минхо поднялся и поставил гнома как положено, после чего отнёс несколько железных бутылочек на прилавок Сынмина. Мало кто решался пить холодное какао с каким-то особенным секретным ингредиентом — особенно зимой, — но Сынмин с нетерпением ждал сочельника, чтобы насладиться сполна. — Мариэль здесь? — Она забежала сюда, как обычно прячась от дедушки, но потом случайно зашли её родители, и ей пришлось пойти с ними. — Столько трудов, чтобы убежать от деда, — и всё впустую. — Ей разрешили открыть часть подарков уже сегодня. Да и ты же знаешь: позлить деда для неё даже веселее, чем сидеть тут с нами. Для людей Магазин открывался только в шесть часов вечера, а волшебный народец редко заглядывал сюда в канун Рождества, так что Сынмин настаивал взять работу на себя, но Минхо всё равно встал за свой прилавок, лишь бы подольше побыть рядом, и скинул пальто и шарф. Он сделал вид, что проверяет, всё ли на месте, а затем принялся смахивать несуществующую пыль, но его взгляд ни на секунду не отрывался от Сынмина. Тот откупорил бутылочку какао, сделал освежающий глоток и довольно вздохнул, мечтательно прикрыв глаза. Его милые зубки сияли, как жемчужинки. Рука Минхо замерла на столешнице, и он почти перестал дышать. Они с Сынмином виделись каждый день на протяжении уже ста пятидесяти лет, но, когда наступал волшебный сочельник, все чувства обострялись во сто крат. — Как там дела у гномов, успевают? — Поверить трудно, но да. Даже слишком, — ответил Сынмин, поставив бутылёк на прилавок и утерев губы рукавом. — Как это “слишком”? — усмехнулся Минхо. — Счастья будет слишком много. — Разве счастья бывает слишком много? — выпалил Минхо, и они с Сынмином переглянулись, перестав улыбаться. Повисло неловкое молчание. Минхо отвлёкся, разглядывая Магазин. Хоть снаружи здание и выглядело огромным, зона обслуживания клиентов на первом этаже была, на удивление, узковатой: два прилавка да небольшое пространство между ними. Позади Минхо с Сынмином на высоких бездонных стеллажах располагалась некоторая часть товара. Если бы человека доставили сюда во сне, он бы решил, что очутился в простенькой лавке, а оказавшись на улице, не поверил бы своим глазам. Однако это нисколько не мешало делу, ведь любого, кто попадал сюда, мгновенно окутывало теплом и уютом. Можно просто стоять у входа, но ощущать себя так, словно вдохнул запах свежезаваренного, обжигающего чая с мятой. Сегодня здесь пахло пряностями, а на стенах к движущимся фигуркам добавились гирлянды. Минхо мечтал, что однажды они смогут расширить парадное помещение и поставить настоящую большую ёлку, а не только настольную бутафорию, как на прилавках. А ещё больше ему хотелось сотворить стены из сладостей, как в сказках, но даже с помощью магии воплотить такое в жизнь, а потом поддерживать всё это в порядке непросто. К тому же вечно не хватало времени. — Спасибо за какао. — Сынмин выдернул его из своих мыслей. Он допивал уже вторую бутылочку. — Прости, я его чуть не забыл. — Всё горело внутри. Минхо отвёл взгляд и толкнул пальцем крошечный шар на ёлочке. — Ты никогда не забываешь. — Всегда забываю! — Но потом вспоминаешь! Сынмин рассмеялся, и Минхо не мог не присоединиться. — Пожалуй, нам пора заняться делами, — сказал Сынмин, взглянув на круглые часы на стене, оповестившие о конце первой части рабочего дня. Минхо зашёл в подсобку вслед за Сынмином, но тот резко затормозил и развернулся. — Ты опять не переобулся. Хотелось потрепать его за щёчки или хотя бы поулюлюкать от того, какой он милый. Словно щеночек. Особенно в этом красном берете, который они оба надели сегодня. Они часто делились одеждой, а на Рождество и в сочельник наряжались совершенно одинаково, будто близнецы. В этот раз выбор пал на белые рубашки — только Минхо закатал рукава до локтей, — чёрные брюки с начёсом, красные галстуки со снежинками и береты в тон. Минхо поднял руки в извиняющемся жесте и надул губы, но послушно сменил зимние башмаки на такие же, что были на Сынмине. — Так-то лучше. По извилистой лестнице, тоже ярко сияющей, они поднялись на второй этаж. Внутри он выглядел во много раз шире и выше, чем могло показаться снаружи. Здесь магию можно предчувствовать, осязать на кончиках пальцев и даже учуять. В этом месте никогда не ступала нога человека. Кроме одного. Но и это случилось лишь однажды: до того, как он стал частью волшебного мира. Множество дверей вели в разные цехи. Где-то варили капли успокоения, где-то — зёрна веселья, а в одном из отделов заваривали пыльцу для забывания и освобождения сердца от всего плохого и травмирующего. Цех, в который вошли Минхо с Сынмином, занимался изготовлением игрушек, сувениров и всякой всячины. Конечно, игрушки эти непростые: каждую из них — даже самую маленькую и неприметную на первый взгляд — наполняло волшебство. Такие подарки становились для владельцев самыми любимыми, приносили много радости, а пользовались ими месяцами или годами, пока вещи не изнашивались или не ломались окончательно. Сложность изготовления заключалась в том, что ключевым элементов подарков являлись чувства дарящего. Впрочем, об этом не приходилось сильно волноваться, ведь люди оказывались в Магазине в самые мрачные и безнадёжные времена: когда больше всего нуждались в магии. В этот момент чувства покупателей почти всегда делали своё дело. Но не обходилось и без исключений. В такие моменты дядюшка Муфлюс, хоть в произошедшем и не было его вины, так расстраивался, что стены ходили ходуном, а свет в лампах начинал замыкать. Гномы плотными рядами заполонили помещение. Стоял едва выносимый гомон. Низенькие фигурки в рождественских колпаках, которые они на самом деле ненавидели, но всё же надевали, следуя традиции, абсолютно каждый год, сновали туда-сюда по всему залу. Кто-то тащил материалы, кто-то кропотливо сидел за капризной ручной работой. Кто-то красил, а кто-то обтачивал. Каждый занимался своим делом, и всё же это не избавляло от хаоса и недопониманий. Некоторые из работников находились на галерке — почти под самым потолком, — и оттуда периодически сыпались искры. Заправляли здесь всем одни гномы, потому что только их мощная магия могла творить подобное в этом месте. К счастью, они с удовольствием устраивались сюда, ведь работа была интересной, а магия не застаивалась. И не дай бог кому-нибудь увидеть хворающего гнома, у которого нет возможности колдовать. Минхо и Сынмин протискивались между рядами, в надежде что их не собьют с ног. Сынмин то и дело подбегал к какому-нибудь столу, чтобы оценить свеженький товар. Некоторые гномы при устройстве на работу обижались, думая, что Сынмин им не доверяет, — на деле же он просто любопытствовал и восхищался, прямо как ребёнок. Иногда они с Минхо слегка нарушали правила и приводили сюда Мариэль. Тогда Сынмин и эльфийка походили на брата с сестрой: детишек, находивших волшебство во всём, что их окружает. Если бы только не был бессмертным, Минхо мог бы умереть за смех этого мальчишки. За его голос, улыбку, за щенячий взгляд со слегка косящим глазиком и даже за его очаровательное ворчание. — Посмотри, какой красивый кролик! — воскликнул Сынмин. Он прижимал к себе плюшевую игрушку со стоячими ушками, озорным взглядом и слегка выпирающим вышитым зубиком. — Ну не знаю… — начал было Минхо, подходя ближе. — На тебя похож. У Минхо моментально загорелись уши. Сынмин хохотнул и уставился на кролика. — Господин Длюм, пожалуйста, можно мне забрать его себе? — поинтересовался Сынмин у работника за столом. — Если чувствуешь, что он твой, то бери, — пробурчал гном, не отрывая взгляда от работы. — Так и есть. — Сынмин посмотрел прямо на Минхо, и тот перестал дышать, чтобы сдержать слишком громкий, слишком откровенный вдох. Он пошёл дальше, не оборачиваясь, а по пути пытался отвлечь себя мыслями о предстоящих праздниках. Хоть это и приносило боль, прежде Минхо старался верить в безответность своих чувств, и, к счастью, Сынмин подыгрывал, но теперь он становился всё более дерзким и решительным, будто ему нечего терять. Признайся они во всём, и могло случиться непоправимое, а Минхо-то как раз было, что терять. То единственное, что имело для него значение. Он бы не смог пережить потерю. На одном из стендов волнами струилась мишура всех цветов и оттенков. В этом году её плохо разбирали, словно она вышла из моды. В снежных шарах медленно падали снежинки, светились домики, ангелочки и снеговики в чёрных цилиндрах. От всего этого богатства рябило в глазах. Минхо начинал скучать по будням, когда спросом пользовались подарки попроще. Наконец они добрались в самое сердце цеха, где восседала гроза всех гномов в Магазине: дядюшка Муфлюс. Умудрённый, опытный гном с длинной седой бородой выглядел таким строгим, со сдвинутыми к переносице бровями и плотно сжатыми губами, что посторонние могли бы испугаться и уж тем более не поверить, что он не переносит слова “господин” и велит звать его только дядюшкой. Ко всему прочему для гнома рост дядюшки Муфлюса был куда выше среднего, и стоило ему встать и закричать звучным, властным голосом, чуть ли не переходящим в рычание, как все вокруг него волей-неволей замолкали и начинали слушаться. Многие считали, что волшебные снадобья, способные подарить спокойствие или подлечить душевные раны, выглядят куда более впечатляюще, чем предметы, которых полно и в человеческом мире, но дядюшка Муфлюс был готов биться насмерть, доказывая, что его работа ничуть не менее, а может даже и более важна, чем чудодейственные зелья: “Это лишь временное избегание страхов и проблем, которое быстро выветрится. А наши подарки могут дарить людям чувство ностальгии, привязанности и хоть какого-то счастья долгие годы”, — часто говаривал он, стоило кому-то начать бесконечный спор. Минхо придерживался несколько другого мнения, но предпочитал помалкивать. По правде говоря, ни то, ни другое не вечно, и всё же он очень гордился их работой. Счастью не обязательно длиться вечно — главное, чтобы оно было. Как бы то ни было, дядюшка Муфлюс был добрым гномом и ответственным начальником, у которого взрывалось и горело волшебством всё, к чему он прикасался. Неудивительно, что Сынмин с Минхо не побоялись назвать статую гнома на входе в его честь. Впрочем, в присутствии дядюшки они всё-таки об этом помалкивали. Сейчас гном сидел за столом и что-то напряжённо строчил. Не поднимая головы, он проговорил: — Сынмина было недостаточно, и ты сам пришёл меня проверять? — Я просто хотел узнать, как идут дела в карамельном цехе. — А что сам туда не сходишь? Поди, Рю́муса боишься? — Он переживает, что я верну карамельный в своё управление. — А ты всё настаиваешь, что не хочешь. — Дядюшка Муфлюс захохотал, поднимаясь, и стол отодвинулся под давлением его живота. В зимнее время года от волнения гном набирал вес. — Не скрою, я скучаю по такой масштабной готовке, но заниматься всем сразу мне не по силам. — Что уж поделаешь, если в последние годы люди становятся всё несчастнее. — Дядюшка открыл ящик позади себя и положил туда лист бумаги, на котором писал минуту назад, а затем открыл другой и принялся в нём рыскать. — Зачем же так грустно? Я предпочитаю думать, что люди стали больше искать счастья. Они отказываются прозябать в печали и ищут выход. У них прибавляется надежды в сердце. Да и потом, может быть, я и справился бы, но кто-то же должен составлять ему компанию. — И будто только сейчас вспомнив о его существовании, Минхо повернулся к прижухнувшему рядом Сынмину и кивнул в его сторону. — О-о-о, ну это-то понятно, — с усмешкой протянул дядюшка Муфлюс, развернувшись и погладив себя по усам. По старой рождественской традиции уши Минхо загорелись, но, к несчастью, в этот раз заметно смутился и Сынмин. Он неловко потёр запястье и выдавил из себя такую же неловкую улыбку. — Ладно. — Гном прокашлялся. — В карамельном цехе всё под контролем. Ты что-то ещё хотел? — Вообще-то, да, — ответил Минхо, потерев висок. — Изначально я пришёл просить помощи. Наше главное детище что-то барахлит в последнее время — меня это настораживает. — Насколько всё плохо? Минхо кинул взгляд на Сынмина. — В Корее есть одна зона, где периодически пропадают данные. Мы не можем понять, почему. Что, если там есть помеха, которую нужно исправить, а мы её не увидим? Тогда может начаться цепная реакция, и это домино будет не остановить, — с волнением выпалил Сынмин, словно заучил стихотворение и боялся его забыть. — Да что вы так волнуетесь! — прогремел дядюшка. — Такое постоянно случается. — Но сразу же проходит. А сейчас — нет, — парировал Сынмин. — Ничего страшного. — Я же тебе говорил… — пытался вразумить Минхо. — Но что, если… — Простите, ребятки, но я всё равно никак не могу, пока нас не минёт Рождество. Я сказал тебе утром, Сынмин, что мы успеваем, — что правда, — но стоит мне отлучиться, и всё пойдёт наперекосяк. Вы этого хотите? Разберитесь сами. — Но мы ведь… — Новогодние игрушки, зверушки, а вам, ребята, покатушки отсюда. Счастье не ждёт! Если дядюшка Муфлюс произносил фразу “счастье не ждёт!”, от него уже точно нельзя было ничего добиться, поэтому Минхо и Сынмин ушли из цеха. Засунув руки в карманы и выпрямившись, Сынмин шёл так быстро и топал так громко, что Минхо едва за ним поспевал. Он предпочитал молча семенить сзади, зная, что лучше не бесить разъярённого щеночка ещё больше. Сынмин любил порядок во всём, а потому, несмотря на всю свою добросердечность и ласковость, выпускал обжигающие искры и шипы, стоило кому-то пренебречь правилами или не обратить внимания на важные, по его мнению, проблемы. Трогать его в такие моменты было и того хуже. Они прошли мимо карамельного цеха, и Минхо застыл на месте буквально на мгновение, в мечтах ощущая запах яблочного пирога и запечённого мяса, а потом двинулся дальше, еле заметно вздохнув. Ещё одна винтовая лестница привела их на третий этаж. Место, вход в которое запрещался даже гномам, не считая дядюшки Муфлюса. Здесь была всего одна широкая дверь, но энергетика снаружи обладала столь сильной мощью, что могла убить обычного человека. Сынмин закрыл глаза и поднёс ладонь, мгновенно открыв доступ. Они оба зашли внутрь, и дверь захлопнулась. Всё помещение занимали большое светящееся поле, напоминающее объёмную карту мира, и связанная с ним панель управления на стене. — Пока нас не было, помехи пропали, — прижимая к себе игрушечного кролика, проговорил Сынмин, и Минхо мысленно выдохнул, радуясь, что тот так быстро остыл. — Похоже на то. Они уставились на то самое место в Корее. Там стоял особняк, в котором жила ничем не примечательная обеспеченная семья. Подойдя к полю, Минхо мановением руки принялся двигать координаты на карте в поисках территорий, горящих красным. В качестве главной миссии они с Сынмином занимались устранением мелких неурядиц и происшествий, которых не должно было случиться. Выбираясь из таких историй, люди считали себя везунчиками или благодарили богов, совершенно не подозревая, что благодарить им нужно двух необычных ребят из “Магазина счастья”. — Смотри, — смеясь, сказал Минхо, — мужчина в России так разговорился с бабушкой на остановке, что пропустил последний автобус домой. Как такое возможно? Сынмин встал напротив, с другой стороны светящегося синим поля. Он расстегнул несколько пуговиц на рубашке и посадил игрушку за пазуху. — Как ты его назовёшь? — Минхролик, — без запинки признался Сынмин. — Ну и дурак же ты. — Не говори, что тебе не нравится. Минхо вспомнил людскую поговорку, что молчание — знак согласия. Пришла пора сосредоточиться на работе. Силой мысли и руками они перекидывали друг другу горящие клубы из смеси концентрированной магии и людских помех. Шары становились то синими, то зелёными и всеми цветами радуги, а в какой-то момент несколько оттенков смешивались друг с другом, образуя сумасшедшее сочетание. Забытый утюг, который должен вот-вот устроить пожар, едва не упавшая на голову сосулька, — в Рождество особенно приятно творить такие вещи, о большинстве из которых люди даже не догадывались: вот так пройдёшь под крышей и не узнаешь, что тебя спасли от смерти. Или вспомнишь важную информацию и будешь потом благодарить удачу. Но далеко не всё находилось во власти Минхо и Сынмина: некоторым неприятным или очень плохим вещам суждено случиться. Хотел того волшебный народец или нет, кто-то болел или умирал; вмешательству поддавались только помехи, не вписывающиеся в общую картину мироздания. Поэтому иногда сгустки волшебства становились чёрными — и тогда до этого откровенно веселящиеся Сынмин с Минхо замолкали, но никак не обсуждали происходящее. В новогодние праздники казусов наблюдалось особенно много, но в этом году ребята справились куда быстрее обычного. Сынмин поднялся на четвёртый этаж, где располагались их с Минхо комнаты, а сам Минхо спустился вниз, чтобы подготовить Магазин к открытию. Время здесь шло совсем не так, как в обычном мире или в Городке. Сегодня они открывались ровно в шесть вечера, но в самом условном смысле. В часы работы время растягивалось, поэтому, даже если Магазин был открыт всего несколько часов, принимать успевали сотни людей со всего света, а когда закрывались, время начинало течь своим чередом. Минхо закрыл глаза и сосредоточился на циркулирующей в помещении энергии. Всё казалось таким же, как обычно, но какое-то неприятное чувство вдруг засосало под ложечкой. Участилось сердцебиение и дыхание. Вспомнилась утренняя встреча с дедушкой Эмпурульсом. Минхо тут же открыл глаза и помотал головой, прогоняя навязчивые мысли. — Минхролику понравилось в его новом доме. — Сынмин неожиданно появился за своим прилавком. — Здорово. — Ты в порядке? — Да, просто… — осёкся Минхо, — какое-то странное чувство сегодня… — Будто что-то должно измениться? У меня тоже. Это потому что Рождество грядёт. Такое каждый год происходит, забыл? Предпраздничная суета, как зовут её люди. “Что-то грядёт”. Фраза, которую сказал ему дедушка Эмпурульс. Сынмин прав, они оба чувствовали волнение каждый год, и нет нужды переживать из-за этого; вот только когда-то давным-давно — ровно сто пятьдесят лет назад, — когда дедушка Эмпурульс ещё не был дедушкой, эльф произнёс вслух ту же самую фразу на той же самой улице, что и в это белоснежное утро. В тот вечер Минхо встретил Сынмина.***
На его памяти он всегда находился здесь. Он мог бы сказать, что родился в этом самом магазине, если бы в сердце не было ощущения, что, в отличие от него самого, Магазин стоял на своём месте вечно. Минхо не мог отнести себя ни к одному из многочисленных знакомых ему народов. Быть может, где-то и жили такие же, как он, но ему запрещалось покидать Городок. Самое первое его воспоминание — разговор с “самым главным”. Впрочем, это и разговором не назовёшь. На четвёртом этаже, — правда, не в самой высокой башне, как в человеческих сказках, — жил он. Или, если сказать точнее, “оно”. Кто-нибудь мог предположить, что это “само счастье”, но Минхо находил подобное суждение сомнительным. На серебристом постаменте покоился золотистый шар размером с человеческую голову. Зимой в нём медленно падал снег, летом цвели цветы, а осенью опадали листья. Минхо единственный мог беседовать с шаром, наполнявшимся густым дымом во время их разговоров. Возможно, оно и не обитало в шаре, а лишь связывалось через него — Минхо не знал, — но за множество лет, коим потерял счёт, он выучил горький урок: само существование Магазина зависело от магии Минхо, и ему ни в коем случае нельзя покидать его надолго. Не существовало ничего волшебнее этого. Помогать народам, исправлять то, что, казалось, подвластно лишь богам. Минхо смотрел в зеркало и видел, что похож на человека, но внутри он ощущал такую силу, которую люди не отыскали бы и за миллион лет. Он общался с эльфами, гномами, феями и даже с человечеством — пусть и миг их встречи длился недолго. Минхо слышал истории со всего мира и нёс успокоение. Миллиарды существ познавали счастье, воссоединялись с родственниками, плакали слезами облегчения и морально исцелялись благодаря ему. Он смирился с тем, что счастье не вечно. И если Минхо плакал, лёжа на полу в Рождество, истекая безграничным, всепоглощающим душу одиночеством, он считал это маленькой платой за бессмертие и возможность не дать миру сгинуть. “Пусть я буду одиноким, — думал Минхо, — но тогда одинокими не будут другие. Это как весы”. Годы сменяли друг друга. Минхо сбился со счёта, но некоторые долгожители умерли на его глазах, а сам он оставался всё таким же молодым и бодрым. Он примирялся со всем, что подкидывала Вселенная, и научился находить радость в каждой мелочи. То утро сочельника выдалось особенно снежным. Эльфы, рагребавшие снег перед “Магазином счастья”, не переставали ругаться самыми страшными волшебными словами, а гномы жаловались, что не успевают к сроку, но Минхо был спокоен и доволен, словно никакие невзгоды не могли его коснуться. Он ступал медленно и размеренно и, пока волшебный народец суетился и гудел, словно улей, хватал снежинки руками. Одну Минхо поймал языком, ощущая, как она превращается в воду и приятно холодит. Тогда-то его и окликнул дедушка Эмпурульс — на тот момент в самом расцвете своих эльфийских лет. — Эй, Минхо! Минхо! Он очнулся, словно от сладкого сна. Приближалось самое грустное время года, но в этот раз Минхо почему-то совсем его не боялся. — Господин, Эмпурульс! С наступающим вас! — И вас, и вас так же. Вы, молодой человек, хлеб уронили. — Ой, точно. Спасибо. — Минхо поднял багет в бумажном пакете и отряхнул от снега. В то время дедушка Эмпурульс чуть больше чтил приличия, а потому не попытался подойти ближе и без спроса взглянуть в глаза Минхо, но его глаз-алмаз и без того отлично видел. Ни один эльф в городе не мог похвастаться подобным провидением. Все знали, что господин Эмпурульс никогда не ошибается. — Что-то грядёт, — твёрдо и чётко произнёс эльф, качая головой. — Что именно? — с трепетом спросил Минхо. Ему никогда не делали предсказаний; да он и сам знал, что всегда будет заниматься одним и тем же. — Вижу смутно, но, возможно, оно изменит всё не только для тебя. Минхо не понимал, как реагировать. Он было даже подумал, что пророчество врёт. Господин Эмпурульс не делал настолько расплывчатых предсказаний. На всякий случай Минхо проверил весь Магазин. Никаких серьёзных помех не обнаружилось. Не считая паникующих гномов и их проблем с поставкой материалов, тот день прошёл настолько спокойно и обыденно, насколько вообще возможно в месте, как это. До закрытия Магазина оставалось пять минут, и Минхо потихоньку убирал с прилавка товар. Дверь распахнулась настежь, и колокольчики завыли так же рьяно, как стужа, ворвавшаяся в тёплое, уютное помещение, пахнувшее Рождеством и сладкими посиделками с друзьями или родственниками. Минхо машинально выпрямился. Вошедший замер у двери и осмотрелся потухшим — почти мёртвым — пугающим взглядом. В такие моменты люди сразу замечали необычную ауру этого места либо начинали изучать товар, как в самом обычном магазине, но этот парень, на вид едва миновавший двадцатилетие, рухнул на колени и зарыдал, повесив голову. До этого момента Минхо не доводилось встречать настолько безнадёжный случай, но он в одно мгновение оказался рядом с посетителем и обнял его, будто это было самым естественным обращением с незнакомыми людьми. Паренёк не постеснялся прижаться к груди Минхо, чуть ли не навалившись на него всем телом, а руками упираясь в пол. Он продолжал рыдать, а Минхо позволил ему, отметив про себя, какое тоненькое на мальчишке пальто, а на голове, несмотря на пылающие от мороза уши и лицо, и вовсе нет шапки. — Про… простите, — шмыгая носом, выдавил парень. — Я сейчас уйду. — Ничего страшного, я рядом. — Минхо словно услышал свой голос со стороны. Он нежно гладил незнакомца по волосам, пока тот всё никак не мог успокоиться. Постепенно он затих и поднялся. Минхо молча протянул ему носовой платок. — Как вас зовут? — Ким Сынмин. — Что с вами случилось, Ким Сынмин? — Я и не знал, что в Южном районе есть такие красивые магазины. Лёгким взмахом руки Минхо усилил успокаивающую атмосферу. — А вы и не в Южном районе. Вы больше не там, где находились несколько минут назад. — Это ещё что значит? — Сынмин нахмурился. — Это “Магазин счастья”. Люди попадают сюда, когда их отчаяние не знает предела. Утром вы забудете, что вообще здесь были, но ваша боль, надеюсь, хоть немного поутихнет. — Что? — Не дожидаясь ответа, Сынмин выскочил на улицу, но через пару минут вернулся. — Я не понимаю, — в его голосе слышалась мольба. Парень вновь оказался на грани слёз, — что происходит. Я шёл куда глаза глядят и забрёл в Южный район, зашёл в магазин, а потом… Что вы со мной сделали? Это какая-то шутка? Если собираетесь меня убить, то, пожалуйста, сделайте это побыстрее. В груди заныло. Парнишка будто состоял из сплошной боли — и ничего кроме. Изучая посетителей, Минхо всегда находил что-то светлое и тёплое: какую-то маленькую полосу надежды, пусть и на последнем издыхании. Сынмин же был совершенно здоров физически, но морально — разодран в клочья. — Я не обижу вас. — Минхо постарался произнести эти слова как можно мягче. По какой-то причине ему хотелось снова обнять и успокоить Сынмина, но он удержался на месте, решив не пугать и без того разбитого гостя. Он мог бы применить немного магии или принести капель спокойствия, но всё это вдруг показалось таким неправильным и ненастоящим. По крайней мере, когда дело касалось Сынмина. Вместо этого Минхо проговорил: — Не хотите выпить какао? Сынмин долго смотрел в глаза напротив, но в конечном итоге всё же кивнул, не проронив ни слова, словно даже слова отбирали у него силы. Минхо никогда так не поступал и не был уверен, что это позволено, но не смог подчиниться голосу разума. Да он и не пытался. И вот так они с Сынмином оказались на самом верхнем этаже, в уютной кухоньке, где Минхо сварил гостю какао и даже не подумал предложить ему что-нибудь из ассортимента Магазина. Внизу он попросил гнома его подменить: одного из тех, что не задавали лишних вопросов. Сынмин уставился в пол, сжимая в руках кружку, пар из которой заставил его щёки ещё больше раскраснеться, а Минхо с удовольствием отметил про себя, что парень, наконец-то, перестал дрожать. — Мои родители умерли на днях, — вдруг нарушил молчание гость. Уместнее промолчать и дать ему выговориться. — Я не запомнил похороны. Себя-то едва помню. Они — всё, что у меня было, и я не представляю, как мне с этим жить. Может ваш якобы волшебный магазин это исправить? — На последних словах Сынмин решился поднять глаза и посмотрел с вызовом. В жизни задавали вопросы, которых с нетерпением ждали; или те, которые неприлично не задать. Но иногда спрашивали и такое, от чего горчило во рту и всё переворачивалось внутри. Наверное, так чувствовали себя врачи, когда сообщали дурные вести родственникам почивших. Минхо молча поднялся и поставил свою кружку в мойку. Благодаря магии, ему необязательно было мыть посуду, но он всё равно включил воду и на мгновение застыл спиной к гостю. Повернувшись, Минхо ответил: — Есть вещи неподвластные даже волшебству. Сынмин усмехнулся. — Так я и думал. — Я понимаю, как вам нелегко. — Простите, но что-то я сомневаюсь, что вы понимаете, что это такое остаться совершенно одиноким и брошенным, — выпалил Сынмин на одном дыхании, и в голосе его не оказалось ничего, кроме горечи и печали. Удар пришёлся в самое сердце, и стало невозможно закрывать глаза на правду, от которой приходилось бежать сотни лет. — Всё можно пережить, не так ли? — постарался убедить Минхо как можно спокойнее. Вот только непонятно: Сынмина или всё-таки себя? — Сначала будет больно, но потом станет легче. Или, если выражаться прозаичнее, войдёт в привычку. Когда привыкаешь к чему-то, перестаёшь это замечать, — и тогда можно найти просвет в темноте. — Иногда темнота — это просто темнота, притворяйся, что на ней какие-то там проблески света, или не притворяйся. Есть факты, а есть самообман. — Мне не хочется говорить столь жестоко, но все когда-то умирают. В этом и правда нет никакого просвета, но в жизни есть и другие поводы для радости. Можно искать свет не в темноте, а в другом месте. — Это глупый спор. Можно продолжать философствовать до бесконечности, но в моей жизни всегда была только тьма. Повсюду. Родители единственные удерживали меня в этом мире. — В том. — Что? — В том мире. Сейчас вы не там, где обычно. — Ах да. Мне нужно уходить. Как вы там сказали, я всё забуду на утро? Давайте покончим с этим как можно скорее. Гость подскочил на ноги и поковылял к выходу. Минхо часто заморгал. Было что-то такое в этом парне, чего никак нельзя разгадать. Симпатичный, молодой и совершенно потерянный — сколько таких наведывалось в Магазин? Тысячи? миллионы? Но именно этого никак не хотелось отпускать. Стало трудно дышать. Минхо вдруг представил себе, как этот парень вернётся в мир людей, а сам он вновь окажется заперт в этой “башне счастья” в абсолютном одиночестве и больше никогда, никогда, никогда его не увидит. Сынмину нельзя было уходить. Только не ему. На лестнице Минхо дерзнул схватить его за запястье. — Сынмин, — его голос не дрогнул, — останься ненадолго. На второй этаж никогда не ступала нога человека. Ни на один из верхних этажей, если быть дотошным. Но вот Сынмин пил какао на кухне, а теперь и вовсе оказался в святая святых Минхо: карамельном цехе. Здесь всегда стояла жара, поэтому он заблаговременно велел гостю снять пальто. Помещение казалось бесконечным. Не так давно Минхо воплотил в жизнь свою мечту по расширению, так что, вопреки названию, в карамельном цехе не только изготовляли сладости, но и запекали мясо, а список блюд постоянно расширялся. Минхо буквально воевал за идею о том, что мясо приносит не меньше удовольствия, чем сахар. В идеале планировалось и кафе, но до этого было ещё ох как далеко. Сотни гномов трудились не покладая рук. Они носили специальную одежду, чтобы не обжечься, ведь температура в печах достигала таких высот, что даже находиться рядом не всегда безопасно. — Так вкусно пахнет, — заговорил Сынмин, принюхиваясь. — Не думаю, что смогу описать этот запах. Минхо заулыбался. — Это потому что множество ароматов сливаются в один и поют в унисон, — сказал он, активно жестикулируя. — Эти блюда необычные, как и всё в Магазине. Они пропитаны магией, и вкус ваших человеческих блюд никогда с ними не сравнится. — И они, конечно, тоже несут счастье. — Так и есть! — Минхо упёр руки в боки, выпячивая грудь вперёд. И совершенно неожиданно Сынмин от души рассмеялся, прикрывая рот рукой. — Почему ты смеёшься? — стушевался Минхо. — Извини, извини, просто ты такой милый, когда защищаешься. Прямо как котёнок. Видно, что ты очень гордишься этим местом. Зеркала рядом не подвернулось, но Минхо точно знал, что его красные уши можно резать в свекольный салат. Но самое главное — его гость, наконец-то, улыбнулся. Пусть и всего лишь на мгновение. — Господи помилуй! — вдруг закричал Сынмин, бросившись прямо на Минхо и обхватив его руками. — У вас там гном горит! Настала очередь Минхо смеяться. В это время, облачившись в волшебный комбинезон, некоторые специально обученные гномы полезли в печь, чтобы колдовать прямо в ней. — Они не сгорят. У них есть защита и магия. Одно из наших самых сложных блюд, вообще-то, но после него у людей вся жизнь меняется. — Правда? — Сынмин хлопал длинными ресницами, и Минхо заметил, какой же невинный у него на самом деле взгляд. — Не думаю, но зато они могут набить живот до отвала. К счастью, Сынмин не выглядел разочарованным. — Пойдём, покажу тебе тут всё, пока что-нибудь ещё тебя не напугало. И Минхо уверенно взял Сынмина за руку, а тот не воспротивился. Те гномы, что были не слишком заняты, замечая чужака, замирали на месте. Некоторые хмурились; кто-то, ощущая, что перед ними человек, пытался заговорить с Минхо, но тот лишь отмахивался, давая понять, что всё под контролем. Он направо и налево хвастался рецептами — прежде всего теми, автором которых являлся он сам, — и если Сынмину и было не слишком интересно, он не подавал виду: слушал с большим вниманием и периодически задавал вопросы. Они попробовали малиновые кексы со смешинкой, из-за которых не могли перестать смеяться, а затем Минхо настоял, чтобы Сынмин отведал индейку, запечённую с апельсинами, имбирем и пыльцой фей, — блюдо, которое подавали только по праздникам. К удовольствию Минхо, Сынмин разомлел, стоило ему съесть первый кусочек. После они оказались у высокого чана, на который приходилось забираться по лестнице. Внутри бурлила густая карамель. Её сладкий запах с вкраплениями ванили и орехов одурманивал рассудок. Сынмин наблюдал как зачарованный. Минхо так боялся, что он упадёт, что мёртвой хваткой вцепился ему в руку. — Цех называется карамельным, потому что у нас нет ничего слаще карамели. Это — моё главное детище. Как я и сказал, я не могу обещать вечного счастья, но мне хочется, чтобы этот вкус надолго оставался с тем, кто его попробует. Настолько долго, насколько возможно. Я хочу, чтобы люди сохраняли в себе хоть немножечко тепла, — пусть они и не помнят, откуда оно взялось. Гость смолчал. Минхо рискнул взглянуть на него и удивился, встретившись с обожанием в его глазах. Словно он восхищался. — Ты такой чудесный, — проговорил Сынмин. Не карамельный цех, не магию или все те причуды, что их окружали, — он назвал чудесным его, Минхо. Это чувство было так ново и свежо. В груди всё прыгало и скакало, как дети вокруг ёлки. — А знаешь, что самое необычное и не поддающееся нашему контролю? Самые мудрёные наши блюда могут превратиться в обычные, а самые обычные принести самое большое счастье на свете. Если наши посетители собираются отнести что-то своим близким, любовь становится решающим ингредиентом, — и никакая магия этого не исправит. — И всё же вы стараетесь, как можете, хоть и знаете, что не всё зависит от вас. — Наш вклад тоже есть, так что не всё так плохо. А ещё мы отправляем конфеты с карамелью обездоленным детям по всему земному шару. — Это же… потрясающе. В глазах Сынмина сверкали звёзды. С ним хотелось разделить все свои секреты и провести вместе вечность. Минхо сжал его ладонь. — Ты мне доверяешь? — спросил он. — После всего, что сегодня увидел, я готов доверять всем и никому одновременно. — Тогда прыгай. — Прости? — Глаза у Сынмина округлились. — Прыгни со мной. Минхо кивнул в сторону чана. Ему хватило секунды, чтобы прочитать Сынмина, и они в одно и то же время окунулись в горячую карамель, но оказались совершенно в другом месте. Там, где текли молочные реки и росли шоколадные деревья. Там, где можно встретить говорящих зверушек невиданных цветов и оттенков. И если Минхо порой черпал вдохновение в людских сказках, Сынмину не обязательно это знать. Они смеялись и играли, как дети, забыв обо всём на свете. Минхо хотелось остановить время, и именно это он и делал, пока хватало сил. Низкий и бодрый смех Сынмина окутывал собой всё пространство, проникая в каждую канавку, каждую норку. И прямо в сердце. Они забежали в освещаемый светлячками лес. Минхо упустил Сынмина из виду, поэтому ускорил шаг, погружаясь всё глубже в чащу, ведомый лишь отзвуками Сынминого голоса. Лесные обитатели как будто спелись, разбушевавшись и мешая тем самым продвигаться дальше. Одна из веток чуть не выколола ему глаз, а потом он и вовсе споткнулся и приземлился на колено, полоснув им по прохладной почве. Минхо поморщился, но уже через несколько секунд залечил рану лёгким взмахом руки. Рой светлячков расходился во все стороны пожаром, за которым ничего не было видно, так что пришлось волей-неволей прищуриваться от их слепящего света. По большей части Минхо полагался на звуки и ощущения, пока светлячки окончательно не разлетелись, и тогда он замер на месте. В лесу повисла мёртвая тишина. Минхо закрыл глаза и прислушался. Что-то зашуршало за самым большим дубом в поле его зрения, и он двинулся в эту сторону плавно, как змея, но вдруг краем глаза заметил движение за другим деревом. Направившись к нему, Минхо задержал дыхание и приготовился. Ему совсем не нравились игры, которые устраивал Магазин, вмешиваясь в его магию, но по какой-то причине Минхо точно знал, кто стоит за этим деревом, — и что он не опасен. Несколько секунд протянулись, как на неисправных часах, будто рядом никто и не стоял. И тогда Сынмин вынырнул из укрытия, выставив ладони как лапы и зарычав, но его рычание больше походило на щенячье, чем на медвежье, из-за чего не удалось удержаться от смеха. Напуганный резким шумом с дерева ринулся прочь филин. — Ты что, совсем не испугался? — заныл Сынмин, надувая губы и стряхивая с себя листья. — Меня сложно напугать… Сынмин набросился с неожиданной щекоткой, но Минхо невозмутимо перехватил его руки, угадывая каждое движение и не давая юрким ладошкам, тянущимся то к шее, то к талии, коснуться себя. — Ты не сможешь, — сказал он, пригвоздив Сынмина спиной и предплечьями над головой к дереву. Тот ахнул от боли, но продолжал бороться, дёргая руками и пыхтя. — Правда не сможешь, — добавил Минхо со смешком, усиливая хватку на чужих запястьях. Радость от собственного превосходства продлилась недолго, потому что в то же мгновение, как Сынмин поддался, присмирев, и посмотрел на него невинным взглядом шоколадных глаз, Минхо проиграл. — Не смогу? — Сынмин хмыкнул. — Правда? Минхо опустил руки. — Дам тебе ещё один шанс. Лови меня! Удаляясь, Сынмин оступился и чуть не улетел с не пойми откуда взявшегося обрыва. Бегущий следом Минхо ловко поймал его за руку и с силой потянул на себя. Он больше не мог сдерживать время, но оказалось, что оно и само может с этим справиться. Сынмин смотрел на него так же, как и пару минут назад, но теперь лукаво улыбался. Они оба тяжело дышали. Хотелось отвернуться, а лицо нещадно горело. Кто мог подумать, что он найдёт в человеке друга? Неужели это и предсказывал господин Эмпурульс? — Нам пора возвращаться, — произнёс Минхо, понимая, что волшебный миг подошёл к концу, но Cынминову руку не отпускал до последнего. Стоило немалых трудов уговорить господина Муфлюса, устроившегося в Магазин всего пару месяцев назад, заняться помехами в обычном мире. Увидев человека, гном и вовсе чуть не вскипел от злости, но всеми силами постарался скрыть это, так как ещё не освоился на новой должности. Сынмин же тихо и спокойно сидел в уголке, наблюдая за тем, как в Магазин приходят отчаявшиеся и грустные люди, которым не было конца и края. Из-за того, что Минхо покинул своё место и не закрыл Магазин, оставив его на работника цеха, временные рамки сдвинулись, и пришлось продолжать работу. А вот думать о работе совсем не хотелось. Минхо то и дело порывался взглянуть на Сынмина. И как бы это ни было некрасиво, он втайне радовался, что в этом году так много несчастных людей, ведь это позволило продлить их вечер. Но всему когда-то настаёт конец — вот и время закрываться пришло неминуемо. Минхо держал руку на входной табличке. Он не мог объявить “закрыто”, пока внутри оставался хоть один человек. Словно поняв его без слов, Сынмин бесшумно подошёл к двери. — Мне ведь пора уходить, да? — еле слышно спросил он. — И я тебя даже не вспомню? По иронии Минхо совсем забыл об этом. Он хотел бы сказать, что эта эгоистичная мысль — самая невыносимая, но вспомнил, что Сынмин вернётся в пустоту и темноту, а Минхо не удосужился дать ему хоть что-нибудь, чтобы подлечить раны. Он повернулся к нему лицом и взял за плечи. Большие часы пробили полночь. “Что-то грядёт”. “Возможно, оно изменит всё не только для тебя”. Двадцать четвёртое число сменилось двадцать пятым. — Останься на Рождество, — попросил Минхо, и в этот раз его голос прозвучал шатко и напуганно. Но Сынмин улыбнулся. Минхо уверенно перевернул табличку. Пробило четыре утра, а они всё ещё болтали в комнате Минхо на четвёртом этаже. Её освещал маленький волшебный шар, и они могли наблюдать за тем, как красиво и неспешно падает снег за окном. Сынмин вспоминал детство и как играл зимой во дворе, а потом спросил: — А ты? Где ты провёл детство? Минхо поёжился, сидя на полу у кровати. Своего гостя он убедил лечь в постель. — Не знаю. — Вся решимость улетучилась в один миг. — Мне кажется, я всегда был здесь. Таким, как сейчас. Может, я уже появился взрослым. Я ведь не человек, так что это нормально. Матрас задвигался под Сынмином, и он, перевернувшись на живот, опустил голову Минхо на плечо, от чего тот вздрогнул. — И ты здесь совсем один? Как долго? — Триста… нет, может, пятьсот… шестьсот? Я правда не уверен. Не знаю, я… — Эй, всё хорошо. Прости, что расстроил. — Сынмин крепко обхватил его руками сверху. — Я не расстроен, — твёрдо произнёс Минхо. — Как человек… как тот, кто повидал столько горя, ты уж мог бы признать, что нет ничего постыдного в том, чтобы расстроиться. — Ладно, мне бывает одиноко, доволен? — Минхо откинул Сынминовы руки и развернулся к нему лицом. — Но в этом нет ничего такого. У меня важная миссия. Я помогаю людям! Нет, я даже спасаю их! Что может быть лучше, чем знать, что ты способен сделать что-то столь значимое? что ты можешь осчастливить кого-то? — Я хочу остаться с тобой, — объявил Сынмин, и это прозвучало как приказ, а Минхо подозревал, что ни в чём и никогда не сможет отказать Ким Сынмину. — Тебе тут так понравилось, или ты меня жалеешь? — В голове разрастался знакомый шум, но Минхо отталкивал его. — Я не хочу, чтобы ты был один, и сам не хочу оставаться в одиночестве, — настаивал Сынмин, упершись коленями в кровать. — Ты застрянешь здесь навечно без возможности уйти. На-веч-но. Минхо предполагал, что Сынмин попытается убедить его, что в восторге от Магазина, но тот подполз к самому краю кровати, обхватил лицо Минхо ладонями и произнёс низким, ворчащим голосом: — Я не хочу тебя забывать. Посреди лютой зимы всё вдруг растаяло. — Хорошо, — ответил Минхо, — я попробую. — Мне правда можно остаться? — чуть ли не прокричал Сынмин. — Такое возможно? — Я и сам не уверен, но могу попробовать. Только если ты хочешь. — Мне некуда идти и не хочется возвращаться в свой мир. Я был так несчастен, но теперь… я видел, как ты делаешь жизнь людей лучше. Даже если я сам не смогу стать счастливым, я хочу помочь другим. Минхо вскинул голову, а затем постарался как можно незаметнее взмахнуть рукой, и Сынмин мягко опустился на спину, позёвывая. Шум в голове нельзя было игнорировать и дальше. — Что-то спать хочется, — лениво проговорил Сынмин. — Поспи пока здесь, а я разберусь. — Ага. Когда Минхо поднялся на ноги, его рождественский гость уже спал. Во сне он выглядел ещё прекраснее и невиннее. Хотелось защитить его от всего мира. Минхо не удержался и едва касаясь провёл по его волосам, после чего направился в башню, где его ждали. У самой двери он сжал виски и зажмурился. Как только оказался внутри, от боли пришлось упасть на колени, но исчезла она так же быстро, как и появилась. Шар, как и всегда, наполнился дымом, но горел ярче обычного. — Ты исправный работник, но, похоже, недостаточно хорошо усвоил правила. — Я хочу, чтобы Сынмин остался со мной. — Ты не только не раскаиваешься в нарушении одного из главных правил, но и смеешь просить о таком? — голос звучал грозно и всё нарастал, пытаясь запугать своей громкостью. Минхо сжал кулак, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы не потерять связь с реальностью. Он собирался умолять, если потребуется, но теперь не чувствовал ничего, кроме злости. Его заперли здесь без возможности выбраться, и что-то подсказывало, что без Сынмина это место уже не станет прежним: всё разрушится, и уже никому не поможешь стать счастливее. Поэтому, оставаясь на коленях, Минхо выпрямился, гордо вздёрнул подбородок и посмотрел прямо в стеклянный шар, природу которого всё ещё не понимал. — Мне всё равно, что со мной случится. Уйдёт Сынмин — уйду я. В течение нескольких секунд, показавшихся вечностью, ответа не последовало, но затем голос проговорил так спокойно, что мурашки побежали по спине: — Так и быть. Ким Сынмин останется. Но есть условия. Ты не сможешь обнять его или дотронуться в любой другой день, кроме Рождества. Вы также не можете вместе покидать Магазин. Минхо задумался. Конечно, обниматься оказалось так приятно, когда ты одинок, но разве простого присутствия Сынмина и возможности поговорить с ним, когда захочется, недостаточно? Следовало ещё раз поговорить с самим Сынмином, но он так испугался вероятного отказа, что решил всё сам: — Я согласен. — И ещё кое-что, — раздалось из шара, когда Минхо уже уходил. — Даже не думай влюбляться в мальчишку. Минхо так и не смог заснуть. Как только утром Сынмин сладко потянулся и открыл сонные глаза, он улыбнулся и сел в постели. — Я всё ещё здесь. Значит, получилось? Трудно поверить, но и правда получилось. Они освободили заброшенную комнату на четвёртом этаже — прямо рядом со спальней Минхо — и обустроили её так, как захотелось новому владельцу. На все извинения Сынмин отмахивался и не переставал улыбаться. Условия не показались ему такими уж несправедливыми. Разумеется, Минхо ни словом не обмолвился о “влюблённости”. Он и не задумывался о подобном, пока его не предупредил голос из шара, но теперь, глядя на то, как Сынмин щеночком бегает по зданию и совершает какие-то странные, но забавные ритуалы, присущие только людям из-за отсутствия у них магии, с трудом представлялось, как кто-то вообще мог в него не влюбиться. Вскоре Сынмин странно себя почувствовал, и стало очевидно, что магия поселилась и в нём. Он перестал стареть и болеть. Так у “Магазина счастья” появился второй владелец.***
Зазвенели колокольчики, и в помещение зашёл первый за день покупатель из мира людей. Сынмин поправил берет и, мило улыбаясь, вышел из-за прилавка. — Добрый день и добро пожаловать в “Магазин счастья”. Мы можем помочь вам развеять тоску или стать счастливее. Подперев подбородок рукой, Минхо с улыбкой наблюдал за происходящим. Больше всего на свете ему нравилось смотреть на Сынмина за работой. В этот сочельник воспоминания оживились как никогда, поэтому нельзя было не заметить, какой большой путь Сынмин прошёл за эти годы. Он вырос ментально, много улыбался и, казалось, совсем не жалел, что когда-то решил распрощаться с миром людей. Их гость не выглядел напуганным. Он покланялся и опасливо осмотрелся, засунув руки в карманы пальто. Молодой, но в то же время зрелый. Глаза его показались очень умными и добрыми, поэтому Минхо совсем не удивился, когда тот поведал свою историю: — Меня зовут Кристофер. Я хотел бы подарить игрушки одному приюту для детей, но у меня нет таких денег, поэтому я пошёл просить помощи у одного нашего благодетеля, занимающегося благотворительностью, а он ответил резким отказом. И тут я понял, что он занимался этим, только когда об этом писали во всех газетах. — Вот коз… — Минхо осёкся под строгим взглядом Сынмина. — Какой интересный господин. — Так сколько у вас там детей? — спросил Сынмин. Через несколько минут гномы выгрузили несколько десятков игрушек и сладких подарков, которые собирались переправить в приют. На утро Кристофер уже не вспомнит правду о том, откуда же ему удалось всё это достать. Никто не знал, почему всё работает именно так, что не все обездоленные попадают в Магазин, но, каким бы нечестным это ни казалось, и гномы, и владельцы слаженно выполняли свою работу, ведь лучше уж помочь хоть кому-нибудь, чем ни единой душе. В редкие моменты в Магазин приходили парами или даже группой людей, но чаще всего одиночки — отчаявшиеся или же отчаянно жаждущие принести радость кому-то из близких или даже едва знакомым людям. Минхо с Сынмином попеременно либо вместе кружили вокруг гостей. Одним нужны согревающие душу подарки, другим — эликсир счастья на одну ночь, а кто-то всего лишь хотел от души посмеяться. Внимательно посмотрев в глаза покупателя, можно почувствовать, что нужно именно ему. Спустя несколько десятков посетителей в Магазин вошла девушка в лиловом пальто — в таком же идеально гладком, как и её блестящие волосы. Если бы не её растерянный взгляд, гостью можно было принять за уверенную, высокомерную принцессу. Девушка поздоровалась и принялась осматривать товар на стенах. — Не примите за грубость, но ваш магазин выглядит необычным, — решилась заметить она. — Это “Магазин счастья”, — объявил Сынмин и, как только гостья взглянула на него, попытался её разгадать. — Вы попали сюда, так как что-то вас огорчило, и теперь вы отчаянно хотите немного счастья, не так ли? — поинтересовался Минхо. — По правде сказать, я узнала, что мой жених изменял мне, а потом он уехал вместе с любовницей, прихватив все наши драгоценности, — призналась девушка и прикрыла рот рукой, будто слова вылетели сами собой. — Как вас зовут? — Рита. — Красивое имя, Рита, — сказал Сынмин. — Что-то мне подсказывает, что вам нужно немного веры в людей и наша особенная игрушка. — Думаю… вы правы. Минхо подал девушке эликсир веры и одного из тех новых зайчиков, которых они продали уже с десяток. С каждым следующим зайцем Сынмин утверждал, что ни один из них не похож на Минхролика. Девушка расписалась в книге посетителей и почти уже удалилась из Магазина, когда Сынмин окликнул её. Он достал из-под прилавка сочный пирог. — Возьмите, это подарок от заведения. — Что это ещё такое? — спросил после Минхо. — Гномы по ошибке приготовили слишком много пирогов, вот и нужно как-то избавляться. Без тебя карамельный цех уже не тот. Минхо цыкнул. — Просто признай, что скучаешь по тем временам, когда мы вместе плавали в чане с карамелью! — А я и не скрываю, — со всей серьёзностью ответил Сынмин. Они обслужили так много покупателей, что едва удавалось стоять на ногах. Но в целом, не считая того, что один раз Сынмин забыл попросить женщину расписаться, а один преинтереснейший, но неуклюжий молодой человек по имени Ян Чонин чуть не разбил дядюшку Муфлюса, всё шло как по маслу. Минхо строил Сынмину рожицы, а тот хватался за живот от смеха, когда к ним пожаловал очередной гость. Они так веселились, что не сразу его заметили. — Добрый вечер, — позвал незнакомец глубоким, низким голосом. Блондин был невысок; скорее всего, не старше двадцати. Когда он подошёл ближе, удалось заметить, что его лицо россыпью звёзд покрывают веснушки. Парень держал в руках фетровую шляпу. — Здравствуйте. Добро пожаловать в “Магазин счастья”. Чем вам помочь? — заученно проговорил Сынмин, глядя в глаза вошедшему. Через несколько секунд улыбка покинула Сынминовы губы, и он с тревогой посмотрел на Минхо. — К сожалению, ничто в вашем магазине не сможет дать мне то, что мне нужно, — со вздохом сказал посетитель. — Может, есть хоть что-то? — вмешался Минхо, подойдя к парню и заглянув ему в глаза. И тут он понял, что почувствовал Сынмин: смерть. — Братик болеет. Скорее всего, умрёт на днях, если только не произойдёт чудо. — Умереть в Рождество? — выпалил Сынмин, отведя взгляд. Минхо знал, что воспоминания всё ещё жалили его, но сейчас нужно было сосредоточиться на покупателе. — Как вас зовут? — Феликс. Ли Феликс. Пожалуйста, не обращайтесь на вы, а то я чувствую себя старым. Минхо приобнял его за плечи. — Послушай, Феликс, нам очень жаль, что это случилось. Наш магазин волшебный, но мы не можем спасти от болезни или смерти. Зато мы можем дать тебе немного облегчения. Или спокойствия. А лучше всего — смирения. Из-за ауры помещения Феликс начинал мгновенно верить в происходящее. — Я бы хотел купить игрушку для братика. И от облегчения тоже не откажусь. Только можно не для меня, а для родителей? — Хорошо. Обслужив Феликса и закрыв Магазин, Минхо поднялся на кухню, где с кружкой в руках сидел Сынмин. — Помнишь, как ты заварил мне какао, когда я зашёл сюда в тот сочельник? — Как я могу забыть? — спросил Минхо, сев напротив. — Лучший день в моей жизни. — Тебе не кажется странным, что парень пришёл сейчас? До того, как… до того, как мальчик умер. — Может быть, ему как раз нужно было успокоение для родителей, — предположил Минхо. — Здесь как будто что-то не так. Ты ведь это тоже почувствовал? Обычно я всегда знаю, что нужно покупателю, но сегодня мы шли наугад. — Не забивай голову. Мы не можем тут ничего поделать. Минхо протянул было руку, но потом отдёрнул. Столько лет прошло, а он так и не привыкнул. — Завтра мы проведём весёлый день. Давай лучше думать об этом. В своей комнате Минхо сел на кровать и облегчённо вздохнул. Он повалялся в постели, а затем приподнялся и взял с тумбочки список, любовно его погладив. Они с Сынмином каждый год составляли список того, чем будут заниматься на Рождество. Покататься с горки, поиграть в снежки, разыграть гномов — они всегда придумывали новую программу, но некоторых традиций придерживались ежегодно: выпить какао в той самой кофейне, в которую Минхо отвёл Сынмина сто пятьдесят лет назад, провести остаток вечера за просмотром человеческих праздничных фильмов и — конечно же — обняться. Последнего Минхо ждал с особым нетерпением. Правда, не в этот раз. Чувства становились сильнее, и он уже не мог гарантировать, что не испортит всё, произнеся истинные мысли вслух. Раздался стук в дверь, и Минхо отбросил список на тумбочку, словно ядовитую змею. — Там что-то странное, — сообщил Сынмин, заглянув в комнату. Он казался озадаченным. — Там Феликс. Минхо пытался переварить происходящее на всём пути на первый этаж. Это невозможно. Не мог же Феликс застрять между мирами? Людям нельзя оставаться в волшебном мире, когда табличка Магазина кричит “закрыто”, но вот он, веснушчатый паренёк Феликс, появился прямо перед взором Минхо, и, судя по его взгляду, он и сам не очень-то радовался положению вещей. — Я вышел на улицу и машинально направился в сторону дома, — объяснил парень, — но опомнился и осознал, что нахожусь в совершенно другом месте. Простите, если я что-то напутал. — Твоей вины тут нет, — успокоил Минхо. — Что-то сломалось. — Найти дядюшку Муфлюса? — предложил Сынмин. Часы звучно пробили полночь, заставив Феликса встрепенуться. Наступило Рождество. — Нет. — Минхо протестующе поднял руку. — Тут нужно кое-что посерьёзнее. Всё внутри буквально вопило, что утреннее предсказание случилось не просто так. Они оделись потеплее и вышли на улицу, уводя Феликса за собой. Недолго думая Минхо взял Сынминову ладонь в свою. — Вечно ходишь без перчаток. Дай хоть одну руку согрею, чтобы не отвалилась, — пожаловался Минхо, но они оба знали, что это лишь предлог. Дедушка Эмпурульс жил всего через несколько улиц от Магазина, но из-за нервов дорога показалась бесконечной. Сынминова рука тёплая и мягкая — это всё, о чём хотелось думать. Феликс, не отставая, шёл рядом. За день всё ещё больше засыпало снегом, так что ноги постоянно проваливались, но медлить было опасно. Дом дедушки Эмпурульса безмолвствовал, окутанный темнотой. — Как-то некрасиво вот так заявляться среди ночи, — пробурчал Сынмин, спрятав подбородок в шарф. — А у нас есть выбор? — Минхо мягко постучал в одно из окошек. Когда ответа не последовало, он постучал чуть громче, а потом ещё, но греметь по-варварски не стал. Показалось, что внутри сверкнул огонёк, но быстро потух, а уже через несколько секунд весь дом загорелся, как новогодняя ёлка, так что Феликс от неожиданности ахнул и упал в сугроб позади себя. — Кто это тут тревожит меня посреди ночи? — пожаловался дедушка Эмпурульс, отпирая дверь. — Ох, да неужели господа-продавцы задумали поздравить меня самыми первыми? В голосе эльфа сквозило веселье, но его взгляд мгновенно метнулся к сидящему на снегу Феликсу и тут же посуровел. — Почему в городе человек? — Эм, господин Эмпурульс, нам нужна ваша помощь. Срочно. Их пропустили в дом и провели в самую странную комнату, всегда завораживающую Минхо. Здесь было на что посмотреть. Разные травы на стенах — некоторые из них недружелюбно переливались, как будто подмигивали, — чучела ворон и диковинных для человеческого мира — как утверждал Сынмин — зверушек. Многочисленные столы заставили пустыми либо же сияющими шарами и поделками из дерева: несомненно, работы главной ученицы — собственной внучки. Дедушка Эмпурульс убрал со стульев какие-то тряпки. — Вот, садитесь, я сейчас. — Суетясь, он принялся маячить по комнате и нашёптывал что-то себе под нос. Минхо заставил Сынмина и ошарашенного Феликса присесть. — Вы позволите? — спросил дедушка Эмпурульс, вплотную подойдя к Феликсу и вглядываясь в его лицо. Парень нерешительно кивнул — не то чтобы у него был выбор. Прищурившись, эльф долго смотрел в глаза человеку, после чего взял его за руку. — Как интересно… — проговорил он еле слышно. Минхо встал позади напряжённого Сынмина и опустил ладони ему на плечи. — Вы не дали ему то, за чем он пришёл, — наконец констатировал дедушка Эмпурульс, уперев руки в боки. — Но мы не смогли определить… — начал было Сынмин, подскочив на ноги, но Минхо мягко надавил ему на плечи, усаживая обратно. — Его брат не должен был заболеть, — перебил эльф. — Нельзя позволить ему умереть, иначе случится непоправимое. Не только ваш магазин, но и весь мир может оказаться в опасности! — Он погрозил пальцем и вновь замаячил по комнате. — Это же красная зона, такое нам просто неподвластно, — сказал Минхо. — Моего брата можно спасти? Но как? — Встрепенулся Феликс. — Не в этот раз, — вздохнул дедушка Эмпурульс, посмотрев на Минхо. — Вы должны найти все ошибки и исправить их, пока не закончилось Рождество. — Я так и знал, — с мольбой в голосе проговорил Сынмин, — так и знал, что в системе что-то не так. — Эм… господин Эмпурульс, — запнулся Минхо, — а ваше утреннее предсказание как-то связано со всем этим? — Предсказание? — Сынмин скинул руки Минхо и резко поднялся, уставившись на него во все глаза. — Кхм-кхм, — привлёк внимание эльф, — возможно, что так. Не могу точно сказать. Скорее всего, но… всё слишком расплывчато. На выходе Сынмин выскочил за дверь быстрее ветра, впуская в помещение леденящую стужу. Минхо несколько раз его окликнул и даже попытался догнать, но вовремя спохватился, вспомнив о Феликсе, и замедлил шаг. — Так значит, — осторожно начал парень, — моему брату правда можно помочь? Минхо вздохнул, понурившись. — Мы сделаем всё, что в наших силах, но обещать ничего не могу. Феликс хмыкнул. — Так и врачи говорили… Достаточно печали в Рождество. — Послушай, — сказал Минхо, неловко похлопав Феликса по плечу, — я не могу давать таких обещаний, пока не узнаем, с чем имеем дело, но, можешь быть уверен, возможностей у нас побольше, чем у лекарей. Феликс одарил его вымученной улыбкой. Когда они вернулись в Магазин, Сынмин ожидаемо заперся на третьем этаже. Оставив Феликса внизу, Минхо бесшумно закрыл за собой дверь. Он подошёл медленно и виновато опустил голову. Сынмин, сложив руки в молящем жесте, не сводил грустных глаз с панели на стене. Он выглядел таким печальным, что, казалось, всё его тело уменьшилось, а весь свет в нём разом потух. Минхо уже очень давно не видел его таким. — Прости, — выдавил он еле слышно. — Дедушка Эмпурульс давно не делал предсказаний, и я решил, что это не так важ… — Что он сказал? — Сынмин даже не посмотрел на него. — Ничего, что… — Минхо, что он сказал? — Он сказал, что-то грядёт. Сынмин отвернулся, а через несколько секунд шмыгнул носом. Минхо тут же обхватил его руками и развернул к себе. — Ты чего это удумал? В Сынминовых глазах застыли слёзы. — Он ведь… он ведь сказал тебе то же самое, да? В тот день, когда я появился. Дедушка сказал тебе ту же самую фразу, и ты говоришь мне, что это не имеет значения. — Да что ты… — Неужели ты не понимаешь? — едва не прокричал Сынмин, отталкивая. — Что, если я исчезну так же, как и появился? Что, если всё полетит к чертям, или… или, не знаю, что, если… — Перестань! Минхо с силой притянул Сынмина к себе, крепко прижав его к своей груди и позволяя намочить рубашку, а руками успокаивающе поглаживая спину. Эти первые за целый год объятия не должны были стать такими горькими. — Даже не думай о таком. Я никому тебя не отдам. — Минхо поцеловал его в макушку, стараясь вложить в эти слова всю уверенность и отчаянность, на какие был способен. — Мы найдём решение, спасём этого мальчика, и всё станет как раньше. Клянусь. Они позволили себе несколько драгоценных, молчаливых моментов в объятиях друг друга, но в конце концов им всё же пришлось взять себя в свои собственные руки. Поиски длились часами, пронзённые бесконечными вычислениями, и точки уравнения медленно, но верно соединялись вместе, похожие на созвездия. — И это поможет? — спросил Феликс, прожигая список взглядом уже раз в четвёртый. — Как я и говорил, — ответил Минхо, — гарантий нет, но и другого плана тоже. — Значит, нам нужно отправиться в мой мир? — Да, но не прямо сейчас. Уже рассветает, и всё же нам нужно дождаться, пока Мариэль проснётся и откроет подарки. К тому же печенье само себя не испечёт. Когда Минхо впорхнул в карамельный цех, место приятного волнения в сердце занимало просто волнение и чувство острой нехватки времени. Время утекало так же неминуемо быстро, как и на каждое Рождество, но раньше они бы по крайней мере весело провели время вдвоём, а не висели на волоске от неизвестно чего. — Господин Рюмус, извините, что тревожу вас, но у нас ситуация крайней важности! — прогремел Минхо так, что к нему тут же метнулось несколько любопытных голов. Гном средних лет с приплюснутым носом и в красном цилиндре встрепенулся, и бумаги, которые он собирался разложить на рабочем столе, разлетелись в разные стороны. Сынмин бросился их собирать. — Господа, что-то случилось? — еле пропищал господин Рюмус. — Нам нужно срочно испечь печенье. Партию наивкуснейшего и партию ужасно невкусного. — Уж-жасно не-невкусного? — переспросил гном. — Как это? Это же магазин счастья, а не горя. — Не хочется вас огорчать, но сегодня нам придётся стать плохими детками, господин Рюмус, — едва сдерживая нервный смех, сказал Минхо. Он поручил главе цеха приготовить невкусное, но съедобное печенье, а сам принялся за рецепт, идею которого давно вынашивал, но не признавался даже Сынмину. Всё тело потрясывало, словно он никогда этим не занимался, но уже через несколько минут Минхо освоился, и отдавать приказы гномам стало так же просто, как и много лет назад, хоть с тех пор здесь и появилось немало новичков. Мука сыпалась с рук волшебным, переливающимся всеми цветами радуги песком, и Минхо наблюдал, как завороженный, и смеялся, как ребёнок, позабыв о цели происходящего и всех тревогах. — Не рассказывай мне потом, что не хочешь сюда вернуться, — проговорил Сынмин, вытаскивая его из своих грёз. Он прижался к одному из незажжённых котлов, положив голову на руки, и улыбался во всё лицо. — Эта работа отнимает много времени, а я не могу так долго тебя не видеть, — признался Минхо и отвёл взгляд, смутившись. Эти слова были слишком личными, слишком пугающими и подталкивали слишком близко к краю. — Это ведь какой-то новый рецепт, да? — проницательно спросил Сынмин, подойдя поближе. — Ты весь загорелся. Так красиво и… Минхо взял его за руку, и они молча посмотрели друг на друга. Вот так, глаза в глаза, сердце к сердцу, только они в целом мире, пока вокруг сновали шумные толпы усердных работников. — Да, — наконец ответил Минхо, — остался лишь особый ингредиент. Он крепче сжал Сынминову руку, не прерывая зрительного контакта, и усилил поток магии, пронизывая ею Сынмина. Он сделал то же самое без какой-либо подсказки. Эта сила между ними то давила, то клубилась в тёплом вихре, словно горячая карамель в чане, — и всё казалось таким правильным, и безмятежным, и одновременно разрывающим на части. Противоположной рукой Минхо пустил полосу магии в котёл, завершая рецепт. Оставалось неясным, какая роль отведена Мариэль, но эльфийка захлопала в ладоши, услышав про приключения, а дедушка Эмпурульс без лишних вопросов позаботился о том, чтобы уговорить её родителей, — и всё же, когда он помахал всей честной компании рукой, в его взгляде промелькнула плохо скрываемая тревога. Переноситься в человеческий мир — затея сомнительная, а ненавистный шар хранил подозрительное молчание, но вот один человек, эльфийка и двое необычных продавцов, держась за руки, испарились с волшебных улиц, оставив позади лишь лёгкое дуновение морозного ветерка, словно их никогда здесь и не было.***
Не хотелось показаться грубым, но после разнаряженных, радостных домов волшебного народца человеческие коробки выглядели… непритязательно. И всё-таки ощущалось какое-то странное волнение, висевшее в воздухе. Минхо подул на руки, в которые вонзил когти морозец. Похоже, зима в Корее выдалась горячей в самом холодном смысле. — На меня говоришь, а сам опять без перчаток, — пробубнил Сынмин, доставая из кармана запасную пару рукавиц с оленями и протягивая их Минхо. — Как мы собираемся расстроить чаепитие в этом доме? Просто ввалимся и?.. Как это вообще поможет моему брату? — сыпал вопросами Феликс, топчась на месте и трясясь, как входной колокольчик. — Много разных событий по цепочке связаны друг с другом, — объяснил Сынмин. — Мы дадим им невкусное печенье, наплетём с три короба, и, если повезёт, всё само исправится. Феликс только покачал головой, явно не веря в их странный план. — Не переживай так, — вклинилась Мариэль. На эльфийку плотно надели шапку, чтобы не выдавать острые ушки, так что большущий помпон прыгал так же бодро, как сама девочка. — Раз задание такое простое, значит, того человека легко довести. Она потёрла ручки, и Сынмин рассмеялся, потрепав её за помпон. — У нас времени ровно до полуночи. Да и дядюшка Муфлюс долго не продержится в наше отсутствие. Поспешим! — скомандовал Минхо, и вся их компания, не считая Мариэль, как по команде, вздохнула. Сынмин несколько раз позвонил в дверь, и через пару минут им, наконец-то, открыли. — Вам кого, господин? — Мы раздаём печенье и устраиваем бесплатное представление! — торжественно заявила Мариэль. — Простите, но мы не заинтересованы… — Мужчина приготовился закрыть дверь, но Сынмин ловко подставил под неё ногу. — Простите, но дело очень важное, — сказал он с дружелюбной улыбкой. — Мы привлекаем внимание к проблеме исчезновения, эм… мариэлей. Минхо скрыл смешок кашлем. — В-в Рождество? — Господин Сон, что здесь происходит? — из глубины дома раздался низкий мужской голос, а через несколько секунд в дверном проёме показался гладковыбритый мужчина средних лет, облачённый в дорогой костюм. — Здравствуйте, — сказал Сынмин. — Мы привлекаем внимание к проблеме исчезновения мариэлей. — Исчезновения чего? — Это такие животные, которые… Хозяин не дослушал, пропустив гостей в дом под поражённым взглядом, как оказалось, дворецкого. Дом и вправду выглядел достаточно просторным и богатым, чтобы наличие в нём дворецкого никого не удивляло. Их привели в столовую, где за круглым столом сидело пять человек. Стараясь окинуть всех не слишком наглым взглядом, Минхо не сразу заметил их знакомого посетителя, приходившего в Магазин накануне: Кристофера. Их взгляды пересеклись, и Кристофер нахмурился, но затем потряс головой, словно прогоняя наваждение. Так значит, этот парень — жених. И судя по тому, как его рука накрывала ладонь юноши рядом с ним, они и были парой, которую предстояло спасти. Присутствующие — по всей видимости, жена хозяина, трое детей и Кристофер — выглядели смущёнными и ошарашенными, в то время как сам господин Хван стоял, сложив руки на груди, и говорил с таким энтузиазмом, как будто всю жизнь хотел обсудить спасение несуществующих животных. — Так что это за мариэли и чем они так полезны? — спросил он. Феликс пытался слиться со стеной, пока держал в руках коробки с печеньем. Минхо же просто расслабился. — Они очень красивые и озорные, но не бойтесь: на самом деле они не кусаются, — тараторил Сынмин, словно только что вышел из человеческой рекламы. — Размером с пятилетнего ребёнка. Обитают в основном в России и Восточной Европе. Живут в лесах. — И у них красивый хохолок, как у петухов, — только больше и длиннее, — добавила Мариэль. Феликс шуршал коробками, устав от их веса. — Но самое главное, — продолжал Сынмин, — выделяемая ими жидкость полезна для почвы. Сейчас их популяция по примерным подсчётам составляет не больше десяти тысяч. — Какая жалость! — Господин Хван покачал головой. — У нас и номер есть, — сказала Мариэль. Они с Сынмином взялись за руки и принялись показывать свой любимый танец, который придумали, когда им было скучно. Минхо любил наблюдать за ними, но сейчас его куда больше беспокоила нехватка времени. — Мариэль, Мариэль, что это за весёлый зверь! — запел Сынмин. Минхо обхватил себя руками и уставился в пол, еле сдерживая смех. — То ли эльф, а то ли гном, — подпевала эльфийка, — взбаламутит целый дом! Когда они закончили, Сынмин добавил: — Они очень весёлые и, хоть и дикие, быстро привыкают к людям, любят с ними играть. Сын хозяина громко кашлянул и проговорил: — Отец, у Криса совсем мало времени сегодня. Нам обязательно делать всё это сейчас? — Хёнджин, — строго проговорил господин Хван, и его взгляд метнулся к сыну, — неприлично так вести себя при гостях. Прошу простить моего сына. Чем я могу вам помочь? Пожертвовать деньги? — Мы не занимаемся сбором денег, — ответил Сынмин. — Мы просто даём людям знать, что такие животные вообще существуют, — вклинился Минхо, — и раздаём печенье в форме мариэлей. Он повернулся к Феликсу как раз в тот момент, когда тот уронил одну коробку печенья, и подхватил её, незаметно колдуя, чтобы форма печенья изменилась на фигуры вымышленных животных. Магии оставалось всё меньше: вдали от Магазина она слабела с каждой секундой — накатывало чувство уязвимости. Минхо открыл коробку и раздал людям печенье, радуясь, что сходство с Мариэль не слишком заметно. Младшие сын и дочь сразу же накинулись на лакомство, а Хёнджин с Кристофером взглянули с опаской, но всё же рискнули попробовать. Хёнджин громко застонал. — Ммм, это потрясающе. Ничего лучше не пробовал, правда, — восхитился он, и Минхо подивился его актёрским данным. Господин Хван неохотно подошёл к столу, повертел печенье в руках и откусил кусочек, а затем сразу же ещё один, но намного больше. — В самом деле очень вкусно, — прокомментировал он. — Кто их испёк? — Это секрет фирмы, — с улыбкой ответил Минхо. — Что ж, боюсь, нам пора в другие дома, — спокойно проговорил Сынмин и с тревогой зыркнул на Минхо. — Да, нам пора, прошу нас извинить. Счастливого вам всем Рождества. Они откланялись, и, пока Сынмин обвязывал шарф вокруг шеи, Минхо осторожно осмотрел прихожую. Его взгляд зацепился за статуэтку балерины: она походила на антикварную и совершенно не вписывалась в общий интерьер дома. Какое-то странное чувство сдавило голову. Видимо, всё больше сказывалась отдалённость от волшебного мира. Сынмин задел балерину кончиками пальцев и вскрикнул, напугав дворецкого. — Вы в порядке, господин? Минхо махнул рукой и сам подскочил к Сынмину, хватая его за руку, но тот застыл и уставился в одну точку, словно находился в совершенно другом месте. — Сынмин, — позвал Минхо. — Сынмин! Он слегка его встряхнул. — А… да, я в порядке, в порядке. Сынминова речь звучала рассеянно, и он посмотрел на Минхо, как будто они незнакомцы, но затем поморгал и вышел на улицу, где их ждали Мариэль с Феликсом. Вся компания отошла в сторону и затаилась, но так, чтобы видеть парадный вход. — Почему он не выходит? — причитал Сынмин. — Разве он не должен уже уйти отсюда? — Подождём ещё минут пять. — Минхо цокнул языком, сверля дверь взглядом. — Если Кристофер опоздает на благотворительный концерт, это как-то повлияет на вечеринку, на которой они с Хёнджином должны встретиться, и тогда они расстанутся, после чего мой брат умрёт. Так? — Феликс рассуждал скорее сам с собой, поэтому никто не ответил. Четыре пары глаз были устремлены на дом, почти не моргая. Прошло минут десять. Минхо взял у Феликса коробку. — Что ты?.. — Сынмин встрепенулся. — Это просто отвратительно. — Минхо выплюнул не только слова, но и кусочки печенья. — Это же значит, что… — Мы перепутали коробки. — О господи, простите, это всё моя вина, — запричитал Феликс, прикрыв рот ладонью. — Не надо паники, что-нибудь придумаем, — на автомате проговорил Минхо. Нужно было как-то выманить Кристофера из дома. Секундой позже, словно услышав их молитвы, парень появился в дверном проёме. Он поцеловал Хёнджина на прощание и чуть ли не бегом пролетел мимо, задев кусты, в которых сидела вся компания, из-за чего Мариэль обдало снежком, и она бы непременно засмеялась, если бы Сынмин не накрыл её рот рукой. Они, как мышки, поспешили за Кристофером, надеясь, что он их не заметит. К счастью, парень был слишком поглощён собственными заботами, чтобы заподозрить преследование. Приют находился в нескольких кварталах от дома Хванов. Во дворе красовалась пушистая ёлка, а рядом с ней установили сцену, с которой громко и торжественно вещал Санта-Клаус. В импровизированном зале сидели тепло укутанные детишки и пришедшие поздравить их гости. Кристофер скрылся в здании приюта. — Интересно, причём тут вообще печенье, если мы уже давали ему игрушки и подарки? — поинтересовался Сынмин. — Не знаю, но мы не можем раздать детям эту гадость. Только через мой труп, — ответил Минхо. Его охватила досада. Он вложил в то печенье всю свою душу. — Что, если… — Сынмин осёкся. — Что, если ты поколдуешь над ним, как тогда. Он отвёл взгляд, а уши загорелись — то ли от холода, то ли от смущения. Минхо пониже натянул ему берет. — Все уши отвалятся, — пробубнил он, а затем добавил: — Неплохая идея, но не уверен, что магии хватит. — У меня ещё много, позволь мне. — Я не буду тобой рисковать, Сынмин! — Я и сам, наверное, могу решить, как мне поступать, ты не думаешь? — Я хочу посмотреть человеческую сказку! — заявила Мариэль. — Я сойду с ума, если… — Эй, возлюбленные, тут жизнь моего брата на кону. Вы не могли бы договориться уже? Они оба замолкли и отвели взгляд. Феликс куда больше нравился Минхо, когда только появился в Магазине, но в то же время он понимал, что таким раздражительным парня делает страх за жизнь брата. Минхо и сам становился таким же из-за Сынмина. Ничего другого всё равно не оставалось. — Ладно. — Минхо вздохнул и потёр лоб, прикрыв глаза на секунду. — Феликс, пожалуйста, отведи Мариэль посмотреть представление, а мы пока всё решим. Феликс, казалось, хотел возразить, но промолчал под хмурым взглядом Минхо и всё-таки послушался. Оставшись вдвоём, они скрылись за углом, подальше от людских глаз, открыли коробку, опустив её на землю, и взялись за руки. — Просто делай как утром, — скомандовал Сынмин, и по руке заструилась мощная волна магии. — Ты используешь слишком много. — Минхо тут же открыл глаза и собрался отдёрнуть руку, но Сынмин сжал покрепче. — Почему ты мне не доверяешь? — Дове… — Не доверяешь! Минхо сжал чужую ладонь и зажмурился, сконцентрировавшись. А потом засмеялся, словно только сейчас вспомнив про главный ингредиент, и распахнул глаза, встретившись с понимающим взглядом Сынмина. После они попробовали печенье, убедились, что оно стало вкусным, и, как только Санта-Клаус и другие актёры скрылись со сцены, пошли раздавать детям. Мариэль не переставала прыгать, как зайка, и всё смеялась, взахлёб рассказывая про сюжет сказки, а Феликс семенил рядом, чтобы не упустить из виду. — О, это опять вы! — раздался знакомый голос, и сердце ушло в пятки. — Кристофер! — Я разве называл вам своё имя? Сообразив, что Кристофер всё-таки ничего не помнит про “Магазин счастья”, Минхо расслабился. — Вообще-то, называли. — Да? Ну ладно. Спасибо вам большое. За печенье. А то кто-то украл всё наше, и чуть не случилась беда. Минхо с Сынмином переглянулись. Всё-таки хорошо, что они разобрались с этим. — А вы сегодня случайно не идёте на большую вечеринку? — вдруг спросил Феликс, и компания синхронно посмотрела на него. — И-иду, — с подозрением ответил Кристофер. Его взгляд наполнился жгучим холодом. — Мы просто услышали про вечеринку, — как ни в чём не бывало продолжил Феликс, — и хотели бы узнать, где она проходит. Рождество всё-таки. — Разве Рождество не проводят с семьёй? — А вы? Кристофер потупился и мягко ответил: — Я и буду со своей семьёй. — Так вы не подскажете нам адрес? Они знали адрес, но, как объяснил потом Феликс, им нужно было убедиться, что вечеринка состоится в том же месте, а Кристофер по-прежнему туда собирается. Минхо захотелось забрать всё своё раздражение на эту Веснушку обратно. До вечера оставалось пару часов, так что Феликс предложил подождать у него в квартире и попить чаю, а пока гости отдыхали, заскочил к родителям. Вернулся он белым как полотно. Парень словно постарел лет на сто. — Он же не?.. — Сынмин первым поднялся из-за стола. — Жив, — обычно твёрдый, низкий Феликсов голос пронизывала невозможная слабость, делающая его скрипучим, — но времени всё меньше. Врачи говорят, что может не пережить эту ночь. Он такой бледный и… и худой. Я дал родителям те капли успокоения, что вы мне подарили, а вот игрушку для Минджуна забыл… Феликс опустился на диван и заплакал, закрыв лицо руками. Он рыдал — некрасиво и устрашающе, — совершенно не скрываясь. Сынмин подошёл и сел рядом, обняв парня за плечи. Рыдания стали надрывнее, и он прижался к Сынминовой груди. — Ч-что, если он ум… рёт, — выдавил Феликс сквозь слёзы. Мариэль не смеялась и не шутила, прильнув к руке Минхо и смотря на Феликса во все глаза. — Он не умрёт, — пообещал Сынмин. — Мы сделаем всё и даже больше, но Минджун не умрёт. Когда Феликс наконец затих, Минхо принёс ему воды, и парень постепенно начал приходить в себя. Им предстоял долгий вечер. Всё зависело от Хёнджина и Кристофера. Добираться до места назначения пришлось полчаса на автобусе. В богатом особняке собралось столько народа, что можно и не заметить пару-тройку чужаков. Минхо забеспокоился, что на такие мероприятия не стоит брать с собой детей, но в доме нашлась игровая, где они и оставили Мариэль, пообещавшую не выдавать волшебных тайн человеческим ребятишкам. Феликс куда-то запропастился и появился через несколько минут с бокалами в руках. — Что это? — Попробуйте. Раз уж мы здесь, грех не отведать лучшего местного вина. — Ммм, отдаёт персиком, — простонал Сынмин, слизав с губы одинокую каплю. Лекция по поводу алкоголя застряла в горле, а уши предательски загорелись. Минхо сделал осторожный глоток и закивал, часто моргая. Вино мгновенно окутывало теплом и спокойствием, а все тревоги немного улеглись. — Ну, я пойду, поищу Кристофера, а вы тут пока… развлекайтесь, — сказал Феликс, но на него не обратили внимания. — Ты никогда не ходил на такие вечера? — спросил Минхо, когда они остались вдвоём и нашли более-менее тихий уголок. Люди вокруг смеялись, разговаривали и танцевали так, что яблоку негде упасть. — Ходил иногда. Но меня обычно… тяготило что-то. Словно мне чего-то не хватает. Словно я не там, где должен быть. — Сынмин опустил взгляд на бокал, плавно помешивая в нём вино, и облизнул губы, но теперь в этом жесте скрывалась печаль, а не чувственность. — Я стыдился этого. Многие люди умирали, болели, страдали, а у меня была вполне нормальная жизнь, но я не ценил и тяготился ею. Наверное, поэтому-то меня и наказали, отобрав родителей. — Эй-эй, — возмутился Минхо, отставив их бокалы на столик неподалёку. Он подошёл вплотную, так что их рубашки соприкасались, и обхватил Сынминов подбородок, заставляя поднять взгляд. — Что за глупости? Нет никакого наказания за чувства. Твои родители умерли, просто потому что люди имеют свойство умирать. Не твоя вина, что ты себя так чувствовал. Если бы это было так, никто бы не выбрал чувство одиночества или печали. Никто бы не приходил в “Магазин счастья”: в нём бы не было необходимости. — Это грустно, потому что тогда бы я не встретил тебя. — Сынмин улыбнулся. “Нет никакого наказания за чувства”. Слова, которые он сам только что произнёс. Но что это, если не наказание, — бояться даже дотронуться до того, кто тебе так дорог? Они слишком близко подобрались к черте, и расплата могла настигнуть в любой момент. Кто-то разбил вазу, и гомон усилился. Минхо отшатнулся, но затем его охватило малодушное желание украсть всего несколько мгновений. — Давай потанцуем? — предложил он, и Сынмин охотно взял его ладонь в свою, но только после того, как они допили вино. Сначала они двигались неловко — или, правильнее сказать, почти совсем не двигались, — но люди наслаждались вечером по-своему и не обращали на них особого внимания, а многие даже не попадали в такт, так что Минхо постепенно привык и начал входить во вкус. Включили заводную, бодрую песню про Рождество, и ступни сами понеслись в пляс. Ребята выкидывали ноги вперёд, назад и в стороны то сами по себе, то взявшись за руки. Минхо упёр руки в боки, вытянул одну напряжённую — словно у балерины — ногу и подался вперёд, а затем вернулся в прежнее положение и протянул Сынмину руку. Тот заливисто смеялся, прыгал на месте и баловался. Минхо притянул его к себе, обнимая со спины и ощущая, как он содрогается от смеха. Руки сомкнулись на Сынминовой талии. Через ткань ощущался жар его тела. Становилось тяжело дышать, а глаза закрывались от алкоголя, хотя теперь он знал наверняка, что даже от вина не пьянел так, как от Сынмина. Сынмин развернулся в его объятиях, и каким-то образом они оказались ещё ближе друг к другу. Он обнял его за шею, смотря своими блестящими щенячьими глазками, и Минхо понял. Понял, что не сможет бежать вечно. Боже, как же сильно он его любил. И эта любовь могла погубить их обоих. — Можно тебя поцеловать? — спросил Сынмин так тихо, что едва удалось уловить его слова, и весь сжался, опустив взгляд. Для тебя всё что угодно. Нет, мы не должны. Я умру, если не сделаю этого. Минхо не проронил ни слова. Он чуть подался вперёд и нашёл Сынминов рот своим, касаясь плавно и бережно: спрашивая разрешения. Сынмин резко выдохнул и до боли сжал плечи Минхо, но тут же рьяно ответил на поцелуй. Они оба были неловкими и напуганными, словно подростки, — и всё же этот волшебный момент оказался самым чувственным в его жизни. Минхо старался вложить в этот поцелуй всё отчаяние, всю тоску и, конечно же, всю ту любовь, что носил в себе годами. Мысленно он перенёсся в тот день, когда встретил Сынмина, и они прыгнули в чан с карамелью. Но, если тогда это было рождением, сейчас наступило понимание, для чего он вообще живёт. И в мягкости Сынминовых губ Минхо позабыл все свои невзгоды. Когда они разъединились и наконец решились посмотреть друг другу в глаза, Сынмин выглядел ошарашенным, напуганным, не в себе. Приоткрытые губы стали ещё розовее, а взгляд, направленный на Минхо, казался отсутствующим. — Эй, ребята, тут такое дело. — Держа руки в карманах, к ним быстрым шагом присоединился Феликс. Сынмин споткнулся, и Минхо твёрдо обхватил его руками, удержав на месте. — Сынмин! — Он потряс его, приводя в чувство. — Да, я… Всё хорошо, — пролепетал Сынмин, но как будто через силу. Хотелось немедленно увести его из мира людей. — В чём дело? — спросил Минхо Феликса. — Не многовато ли времени? А Хван-младший ещё не объявился. — Что? — Минхо проклинал себя за беспечность. — Его до сих пор нет? — Кристофер какой-то понурый. Это точно не норма. — Он уже должен был быть здесь. Чёрт! — выругался Минхо. Придерживая за поясницу, он подтолкнул Сынмина в знакомый угол, подальше от толпы. — Может, его что-то задержало? — Об этом не было никаких упоминаний. Хван должен был прийти. Значит, что-то пошло не так, — голос Минхо сочился раздражением, и он ходил кругами, в уме перебирая весь их план снова и снова. — Я пойду и приведу его, — вдруг заявил Сынмин. — О чём ты? — У нас нет времени. Дом Хванов слишком далеко, а Хёнджин уже должен быть здесь. У меня больше магии, так что я перенесусь один и приведу его. — Твоего волшебства может не хватить, да и неизвестно, где Хван на самом деле, — запротестовал Минхо. — Должно хватить, у нас всё равно нет другого выхода. — Ты свихнулся? — Минхо перешёл на крик, и проходящие мимо люди замолкли и шарахнулись от него, вероятно решив, что он перебрал. — А что ещё нам остаётся? — Что, если ты лишишься магии? Вдруг ты не сможешь вернуться домой, а? Что тогда, по-твоему, нам делать? Как я буду без тебя? — Да как ты не понимаешь? Если мы не завершим начатое, всё может полететь на шабаш к ведьмам, и тогда уже будет неважно, что там со мной и где я. — Это важно мне! — Ребята-а! — рявкнул Феликс, щёлкнув пальцами. — Я всё понимаю, но нам сейчас не до ваших разборок. Минхо ничего не сказал, признавая поражение. Как бы ему ни хотелось увезти Сынмина подальше от всего этого, решать не ему. Да и некуда им бежать. — Я пойду, а вы пока присмотрите за Кристофером, — с горечью проговорил Сынмин и направился в сторону выхода без лишних слов. Минхо успел схватить его за руку почти у самой двери. — Прошу тебя, будь осторожен. Сынмин не обернулся и ничего не ответил, но на долю секунды его рука сжала ладонь Минхо. Кристофер сидел за столиком в полном одиночестве и попивал из бокала. Сначала они вместе с Феликсом лишь посматривали со стороны, но, когда бледный как покойник парень поднялся, скорее всего собираясь удалиться, Минхо скрепя сердце направился к нему. — Ещё раз здравствуйте, Кристофер. — Вы всё-таки пришли. — Кто же пропускает такое веселье? — Не хочу показаться невежливым, — замялся парень, — но мне надо идти. — Стойте, стойте, стойте. — Минхо положил руку на плечо Кристофера и заставил сесть на место, надеясь, что его действия не слишком агрессивны. — Вы ведь не занимаетесь благотворительностью, да? — Парень скривился, словно от омерзения. — Как раз благотворительностью мы и занимаемся, — сказал Минхо, вспоминая Магазин и улыбаясь ироничности ситуации. — Это он вас подослал, да? Кристофер попытался встать и вновь был остановлен. — Послушайте, мой… мой друг сейчас как раз ищет вашего жениха. Скоро вы будете вместе. — Хёнджин? Что вы сделали с Хёнджином? — Мы вам не враги, — вставил Феликс. — Мы хотим помочь. — Не знаю, кто вы такие, но мне всё это не нравится. Как много вы знаете? Вы что, следили за нами? Часы на стене бросились в глаза. Скоро пробьёт десять. Накатила усталость, и Минхо замолк, позволив Феликсу умасливать Кристофера. У того довольно неплохо получалось. По крайней мере парень не попытался сбежать в очередной раз. Минхо вышел на улицу без верхней одежды и поёжился. К вечеру ветер усилился, а морозец стал свирепее. Неподалёку два человека курили и переговаривались, но кроме них снаружи не было ни души. Минхо всё ждал и ждал, переминаясь с ноги на ногу, но в конце концов вернулся в особняк, где Феликс с Кристофером о чём-то мирно беседовали. Он уже почти дошёл до них, когда жених вытаращился и вскочил на ноги. Минхо обернулся. Завидев суженого, Хван Хёнджин со всех ног кинулся прямо к нему в объятья. Минхо уставился на дверь. — Что случилось? Куда ты пропал? Я уж решил, что ты передумал, — сыпал словами Кристофер. — Как ты мог такое подумать? — Раздался звук небольшого удара и беззлобный смешок. — Отец как будто чувствовал, что что-то неладно. Он меня запер, и мне пришлось, как в кино, устраивать побег на простынях, но оказалось, что это не так просто. Я чуть не расшибся. — Где Сынмин? — Минхо прервал бесконечный поток слов Хвана. — А, так он… Но Минхо уже не слушал, потому что, словно в нём проснулись новые магические способности, он почувствовал его рядом и посмотрел в сторону выхода, встретившись взглядом с Сынмином. Хотелось бежать навстречу и схватить мёртвой хваткой, подобно Хвану, но он удержался. Его одарили ровным, непроницаемым взглядом, и Минхо решил, что на него всё ещё злятся, но Сынмин взял его за руку, не удостоив при этом и словом. — Вам нужно спешить, — сказал он серьёзно, обращаясь к карамельной парочке. — Ох, да, осталось же всего пару часов. — Кристофер судорожно обшарил карманы пиджака и успокоился, только когда выудил из внутреннего билеты. — Пожалуйста, скажи, что документы при тебе. Хёнджин похлопал себя по груди, на которой болталась небольшая сумочка, и повернулся лицом к новым знакомым. — Спасибо вам. — Он отвесил поклон всем троим. — Не знаю, что всё это было, но без вас бы мы не справились. И, кстати, ваша тайна в безопасности. На мгновение показалось, что Сынмин с Хёнджином переглянулись, словно хранили общий секрет. — Удачи вам всем, — добавил Хван, но смотрел он только на Сынмина. — И вам удачи. Уезжайте отсюда поскорее, — сказал Минхо. Только когда голубки скрылись, держась за руки, Минхо решился поторопить всех и самим идти на выход. Каким-то чудом им всё-таки удалось не забыть Мариэль. Чудо звали Сынмин. Впрочем, и неудивительно, так как он души не чаял в баловной эльфийке. — Как думаешь, что пошло не так? — спросил Минхо, надеясь разрушить этот странный барьер между ними. — Не уверен, но, думаю, что-то в нашем поведении насторожило господина Хвана. Или же дело в печенье. — Сынмин пожал плечами. — Простите за это, — вновь извинился Феликс. — Забудь уже. — Минхо махнул рукой, думая лишь о Сынмине. Но расслабляться рано. До полуночи оставалось меньше пары часов. Им предстояло проделать немаленький путь до дома Хванов и пробраться туда незамеченными. Судя по тому, что Сынмин не запел свою песню о телепортации, силы его находились на исходе. — Что, если он кинется их искать? Мариэль принялась на ходу лепить снежки и кидать их в Феликса. После бурного вечера у неё открылось второе дыхание. — Конечно, кинется, — без запинки заявил Сынмин, — но вот только не найдёт. Мы с Хёнджином, можно сказать, замели следы. Если господин Хван и кинется искать сына посреди ночи, то отправится в особняк на другом конце города. Он думает, что умнее нас, — и в этом его ошибка. Хёнджин с Кристофером успеют сбежать. — В каком-то смысле мне его даже жаль. Он, наверное, любит сына. — Если бы любил, позволил бы ему быть с хорошим парнем, в которого влюблён сын, — огрызнулся Сынмин. Из его слов сочилось столько яда, что Минхо не нашёлся, что ответить, и сменил тему: — А ведь нам нужно будет как-то стереть им память о нас, когда вернёмся. — Нет! — резко ответил Сынмин, но тут же смягчился: — Они никому не расскажут, и никто им не поверит. Не хочу натворить дел и стереть им память друг о друге. Давай лучше не будем рисковать. Минхо не чувствовал такой усталости долгие годы, даже в самые загруженные дни на работе. Раньше ему так часто хотелось путешествовать, отправиться хоть куда-нибудь дальше своего собственного города, но теперь он грезил возвращением в Магазин, где они с Сынмином могли вернуться к привычным будням. Будням, в которые он снова не сможет обнять его целый год. Минхо резко затормозил и, когда Сынмин замер с выражением недоумения на лице, сжал его так крепко, что тот застонал, но не смог остановить себя. Сынмин уткнулся ему в плечо. Минхо зажмурился. Голоса Феликса и Мариэль смолкли, а затем перешли на шёпот. — Прости, что наш любимый день в году вышел вот таким. — Ты не виноват, — приглушённо ответил Сынмин, рассекая тишину улицы, от чего обстановка показалась до невозможного интимной. — Зато мы провели его вместе. Как и всегда. Как и всегда. Ему нужно было спасти его. Нужно было освободить его. Минхо ощутил приятную влагу на коже и, открыв глаза, увидел, что пошёл снег, но тут же закрыл их обратно, потому что на некоторые вещи смелости хватает только в темноте. — Что, если… — начал он, собирая волю в кулак. — Что, если ты истратишь всю магию и снова станешь человеком? Ты мог бы остаться здесь и прожить настоящую жизнь. Такую, как у Хёнджина и Кристофера. Как у Феликса. Грудь загорелась огнём, когда Сынмин со всей силы пихнул его. — Что ты несёшь? Поражённый и преданный, он открыл рот. Глаза горели обидой, и он быстро заморгал, будто смаргивая слёзы. Хотелось забрать свои слова обратно, но Минхо считал, что поступает правильно. Ему нужно было слушать глупый шар. — Подумай, Сынмин. Знаю, ты был несчастен, когда потерял родителей, но ты уже не тот, кем был раньше. У тебя есть шанс на счастье. Шанс на настоящую жизнь. — Какой же ты дурацкий дурак! — закричал Сынмин на всю улицу, и Минхо начал озираться по сторонам, надеясь, что не прибегут люди. Феликс с Мариэль молча стояли в стороне, и парень прижимал эльфийку к себе, гладя по голове. Заметив волнение девочки, Сынмин попытался улыбнуться ей сквозь слёзы и продолжил чуть тише: — Если бы существовала группа дураков, ты бы стал её лидером. Сто пятьдесят лет, а ты всё ещё не понял? Ты моя жизнь, тупой тупица. С этим Сынмин отвернулся, сел на корточки, уткнувшись головой в колени, и весь затрясся. Сначала он только беспрестанно шмыгал носом, но потом перестал сдерживаться, и из него рвались болезненные рыдания. Сердце разрывалось на миллионы маленьких кусочков, но каждый из них резал как триста таких же. Минхо кинулся к Сынмину, но тот оттолкнул его кулаком, продолжая плакать. Такие методы ему совсем не нравились, но Минхо не мог видеть Сынминовых слёз, поэтому силой попытался его обнять, за что получил несколько безобидных ударов в грудь и живот. Они барахтались, пока не упали прямо на холодный снег: с Минхо на спине и с Сынмином, плачущим ему в грудь. — Помнишь, ты рассказывал мне про людскую поговорку: “На дураков не обижаются”, — сказал Минхо, рассматривая зимнее небо. — А я тупой тупица и дурацкий дурак. Я меньше всего хочу причинить тебе боль. — Тогда не говори глупостей. Как захочешь сказать что-то глупое, лучше промолчи. И почему ты такой жертвенный придурок? — бормотал Сынмин, успокаиваясь. В такие моменты его сварливый голос забавлял Минхо, поэтому он не смог сдержать улыбку, поглаживая Сынмина по спине. — Вставай, а то заболеешь, — приказал Сынмин, поднимаясь. — Я не болею. — Это потому что я ответственно за тобой слежу. Минхо закатил глаза, но послушно поднялся. В ночи, пока нет никакого движения или света в окнах, шикарный дом Хванов выглядел мёртвым. Возможно, все спали, а может и, наоборот, отправились на поиски сбежавшего сына. Рисковать не стали: использовали магию, чтобы открыть замки, — в этот раз Минхо настоял на своей — и на цыпочках прокрались в гостиную на первом этаже, запирая за собой дверь. Феликс остался у входа, чтобы в случае чего подать знак. Мариэль плюхнулась на диван, обещая не шуметь. Опасно приводить её сюда, но смысл пребывания эльфийки в человеческом мире до сих пор не прояснился, поэтому следовало держать её рядом. Сынмин провёл рукой, зажигая камин, и Минхо только покачал головой. — Что значит “написать письмо с извинениями Хванам”? И почему эта штука не может быть поконкретнее? — пожаловался Минхо полушёпотом. — Может, надо написать его от имени Хёнджина? Извиниться за побег, но объяснить, что так нужно, раз уж родители не хотят принимать Кристофера, — рассуждал Сынмин, разглядывая полки с книгами. Минхо достал из кармана чистый кусок пергамента и волшебное перо, для которого не нужны чернила. — Мне импровизировать? — Только побыстрее. У меня нехорошее предчувствие. И он начал писать. Сначала постоянно останавливался, усердно продумывая в голове каждое слово, но в какой-то момент слова полились сами собой. О том, как Хёнджин любил Кристофера, о том, каким хорошим человеком Кристофер являлся, и о том, что всё у них будет хорошо. Закончил Минхо извинениями, даже несмотря на то, что извиняться ему не хотелось, ведь, пока писал, он проникся чувствами женихов и решительно не мог понять таких чёрствых родителей. Хёнджин, в конце концов, уже не ребёнок. — Вот и всё, — проговорил Минхо чуть громче, чем следовало, оставив пергамент на столе. — Думаешь, нам можно возвращаться домой? Сынмин?.. Сынмин стоял как статуя, не отрываясь глядя на огонь. Или же сквозь него. За день это превратилось в закономерность. Минхо подскочил к нему и как прежде начал трясти за плечи, но замер от сильного головокружения. Всё поплыло перед глазами, и он оказался в другом месте. Нет, он чувствовал, что всё ещё в гостиной, но в то же время всё выглядело другим. Антикварная мебель, другая обстановка и шум людей, которые как будто бы не слышали и не видели Минхо. Недоумение сменилось серьёзной тревогой, граничащей с паническим страхом, когда Минхо увидел себя. Такого же молодого, как сейчас, — только в другой одежде. Его парализовало от горла до самого желудка. Казалось, что в комнате нет воздуха, но и дышать уже не нужно.Тот, другой, зашёл в гостиную и поцеловал в щёку женщину и мужчину на диване, после чего сел в кресло рядом и начал что-то говорить. Минхо ничего не расслышал, а в следующую секунду вновь очутился в освещаемой лишь светом из камина гостиной. Сынмин в упор смотрел на Минхо: теперь уже осмысленно. — Нам пора уходить. — Нет, Сынмин. Я был человеком. — Когда произнёс эти слова вслух, он окончательно в них поверил — Что? — Сынминов голос звучал растерянно. — Когда-то я был человеком и жил в этом самом доме. Я не всегда находился в Магазине. Минхо зашагал по гостиной, говоря всё громче и позабыв все осторожности. Новая информация кружила голову. Если бы только ему удалось всё выяснить, возможно, они с Сынмином смогли бы стать свободными, избавиться от проклятия. Он никогда не хотел бросать Магазин, но тогда он считал его своим домом, своей единственной судьбой. Теперь же всё перевернулось с ног на голову. — Что ты такое говоришь… — смиренно проговорил Сынмин. — Я говорю, что видел себя в этом самом доме, в этой самой гостиной. Скорее всего, много лет назад. Я не всегда жил в Магазине. Я там не родился. — Минхо, пожалуйста, тише. — Сынмин подскочил к нему и прикрыл ему рот рукой. — Нам надо уходить, если не хотим проблем. Минхо взял Сынминовы руки в свои. — Мы должны остаться здесь и всё выяснить. Уверен, в этом доме мы найдём ответы. Мы… Часы в коридоре зловеще пробили полночь. Сынмин отдёрнул руки как от огня. Минхо не сразу сообразил, в чём дело, но, когда вспомнил, его решимость добраться до правды только усилилась. Сынминов взгляд напомнил ему вечер их первой встречи, словно он снова превратился в того несчастного мальчишку, оплакивающего родителей. Дверь с грохотом отворилась, и в комнату влетел до смерти напуганный Феликс. — Беда, — задыхаясь, сказал он. — Хозяин вошёл с улицы, и он понял, что здесь кто-то есть. — Уходим, — скомандовал Сынмин, схватив Мариэль за руку и поспешив к двери, но в ту же секунду в комнату влетел господин Хван. — Вы! — закричал он. — Так и знал, что вы мошенники и воришки! Искали, чем можно поживиться в богатом доме? Сынмин ринулся напролом, но господин Хван загородил проход. — Я так не думаю. Сбежать вы не успеете, даже не надейтесь. Отряд вот-вот будет здесь. — Вы всё не так поняли, — попытался Минхо. — Мы принесли вам письмо от Хёнджина. Он сделал шаг к столу и показал пергамент. Услышав имя сына, господин Хван не нашёлся, что ответить. Он явно раздумывал, что делать. Только дурак стал бы доверять странной кучке незнакомцев, забравшихся в твой дом, но откуда они могли знать, что Хёнджин сбежал? — Отвечайте немедленно, где мой сын? — Простите, но мы не знаем. Нам было велено передать вам письмо, — сказал Минхо ровно, надеясь, что получается убедительно. Хозяин перевёл взгляд с одного на другого и медленно подошёл к столу. Как только он взял письмо в руки, вся компания что есть мочи побежала на выход. Господин Хван кричал им вслед. Феликс выбежал первым, раскрыв дверь настежь. Одна нога Минхо уже находилась на улице, когда Мариэль истошно закричала. Девочка споткнулась в темноте, и эти драгоценные секунды позволили хозяину дома схватить её за руку. — Вы никуда не уйдёте, пока всё мне не расскажете! Мариэль заплакала. Сынмин схватил господина Хвана за грудки, хорошенько встряхнул и легонько толкнул на пол, так что тот отпустил руку эльфийки. — Мой браслет! — Девочка не успела ничего сделать, потому что Сынмин толкнул её прямо в руки Минхо, а сам кинулся за слетевшим браслетом. Хозяин схватил Сынмина за голень, пытаясь повалить, но он проворно выкрутился и вылетел на улицу вслед за остальными. Не помня себя они пробежали несколько кварталов и спрятались за углом жилого дома. Минхо согнулся пополам и опёрся на колени, тяжело дыша. Вдалеке послышался вой сирен. — Что нам делать? — выпалил Феликс. — До моего дома слишком далеко. — Сколько у тебя магии? — спросил Сынмин. — Хватит на перемещение в Городок? Минхо закивал, не в силах выдавить ни слова. — Тогда я перемещу нас в дом родителей Феликса, а потом сразу же отправимся домой. — Что? А как же Минджун? Вы даже не проверите, выжил ли он? — Прости, нет времени, — сказал Сынмин, — разузнаем всё в Магазине. Он взял Мариэль и Феликса за руки. Ещё пять минут назад Минхо мог обнять его, а казалось, что тысячу лет. Они перенеслись к большому, но уютно выглядящему дому, украшенному гирляндами, которые сверкали даже среди ночи. — Минджун настоял, чтобы родители украсили, — словно предвидя вопрос, сказал Феликс. — Он любит Рождество. Весь день Феликс проявлял настойчивость и силу духа, но теперь его голос стал слабее, глаза тревожно блестели, и он держал руку на пульсе. В одном из окон горел свет, но за занавесками ничего нельзя было разглядеть. — Что, если он умрёт? Или уже умер? Почему я перепутал печенья… Феликс тёр глаза, пытаясь остановить слёзы. Сынмин подошёл и обнял его. — Это не твоя вина, — успокаивал он. — Всё было слишком расплывчато. — Если не получилось, мы сделаем всё, что в наших силах, — заверил Минхо, не зная, верит ли он сам в эти слова, но ничего другого не оставалось. — Иди и будь рядом с семьёй, — твёрдо сказал Сынмин, смотря Феликсу в глаза. Тот поплёлся к входной двери, словно раненое животное. Минхо перенёс их в Городок. Мысли перескакивали с одной на другую, но нужно было сосредоточиться на задании. Ещё несколько часов назад ему не терпелось вернуться домой, но теперь это яркое и величественное, самое ослепительное место в городе стало казаться чужеродным и пугающим, по иронии судьбы наполненным несчастьем. Фигурки на окнах не двигались, за исключением подающего слабые признаки жизни любимого оленя Сынмина. — Отведи Мариэль домой, а я проверю панель, — велел Минхо и зашёл в Магазин. Он как зомби прошёл в подсобку, не забыв переобуться, но не потрудившись включить свет. Волшебство возвращалось медленно, но, к счастью, его хватило, чтобы открыть дверь на третьем этаже. Над полем клубился чёрный дым, и Минхо едва не лишился рассудка от страшной мысли, но внезапно из самой гущи появился дядюшка Муфлюс, а едкие клубы начали развеиваться. Минхо закашлялся. — Слава богу, вы вернулись. — Гном тяжело выдохнул, вытирая лоб, с которого градом лился пот. Перед рубашки весь вымок. — Без вашей магии тут всё сразу рушится. Как будто Магазин умирает. Аж мурашки по коже, брр. — У нас получилось? — голос Минхо прозвучал выше, чем обычно, что удивило даже его самого. — Поди, получилось, но там ещё что-то осталось, не пойму. — Дядюшка Муфлюс похлопал его по плечу и добавил: — Что-то мне нехорошо. Он вышел из комнаты, а Минхо кинулся к панели, нажимая на кнопки, изучая, пытаясь разбудить всю свою магию. То самое место, где стоял дом родителей Феликса, уже не вызывало тревог, но Минхо понимал, что радоваться рано. Руки лихорадочно двигались по панели, рискуя сжечь её дотла. Он подбежал к волшебному полю, несколько раз поменял конфигурацию, никак не находя ответа. Из настоящего в прошлое и обратно. Десять дней назад? десять лет назад? Когда случился надлом? Паранойя вселила в голову одну тревожную мысль, ладонь замерла в воздухе и медленно опустилась. Внешне Минхо стал спокойным как удав, но только потому что внутренности так клокотали, что угрожали вывалиться наружу. Он отмотал на сто пятьдесят лет назад. К приходу Минхо в башню шар заполнился дымом, будто поджидал его. — Что мне делать? — Ты знаешь, что должно быть сделано, — проскрежетал голос. — И если я откажусь? — Вы оба исчезнете, как и Магазин. — Там, в людском мире, я видел кое-что, — осторожно начал Минхо, поглядывая на шар исподлобья. У него отсутствовали глаза, но, казалось, этот дым видит саму душу. — Думаю, раньше я был человеком. Он ожидал криков и обвинений, но голос из шара звучал зловеще спокойным: — Даже если когда-то ты и был человеком, тебе им больше не стать. Ты связан с Магазином навечно. Полагаю, тебе всё равно, что случится с тобой или Магазином, но неужели ты желаешь смерти Ким Сынмину? Не нужно было влюбляться в мальчишку. Минхо упал на колени и взмолился: — Пожалуйста, неужели нет другого выхода? Я всё сделаю, всё. Повисла тишина. У Минхо не было времени на слёзы, так что он просто дышал и перебирал в голове возможные решения. Когда он снова посмотрел на шар, тот оказался пустым.***
— Никогда не видел, чтобы Мариэль так радовалась возвращению домой, — усмехнулся Сынмин, и смех его звучал в унисон с колокольчиками на двери. Минхо натирал прилавок, хотя тот и так уже блестел. — Ты проверил, Минджун выжил? — Выжил. — Это же чудесные новости! Отпразднуем с какао? Минхо считал каждый шаг. Один, два, три, и почему они так и не увеличили площадь первого этажа, четыре. Он обхватил Сынмина руками, крепко прижимая к себе. Тот запротестовал, но Минхо воспользовался тем, что был сильнее, чтобы удержать его на месте. — Прошу тебя, хоть сейчас не спорь. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал, — сказал Минхо. Он сжал руку в кулак, впиваясь ногтями до боли, и сглотнул, выравнивая дыхание. Время плакать ещё не пришло. — Ты тоже вся моя жизнь, но ты, наверное, и сам знаешь. — (Сынмин резко вдохнул). — До того, как мы встретились, я словно был мёртв, а существовал только потому, что дарил счастье другим. Годы, проведённые с тобой, — лучшее время в моей жизни. Сынмин позволил взять себя за руку и перестал сопротивляться. Послушался и тогда, когда Минхо дерзко поцеловал его, кусая губы и запечатлевая на них последнее воспоминание. Это был не тот первый неловкий поцелуй и не поцелуй страсти: это был поцелуй отчаяния, поцелуй прощания. Минхо направил всю свою силу в руку, в которой держал Сынминову ладонь, высасывая из неё магию. — Что ты делаешь? — выкрикнул Сынмин, отшатнувшись. — Если бы я не заставил тебя остаться здесь, всех тех ошибок не случилось бы. Твоё появление — точка отсчёта. — Нет, ты ошибаешься! — Сынмин… — Минхо попытался схватить его за руки. Сынмин попятился назад. — Не знаю, что ты там себе напридумывал про мою счастливую жизнь среди людей, но ты полностью не прав! Я узнал, что… Ты не понимаешь, мы могли бы выяснить… — Я люблю тебя, Сынмин. Прости. Когда тот меньше всего этого ожидал, Минхо выпихнул его за дверь. Колокольчики взвизгнули. Табличка “Закрыто” ударилась о стекло.***
Путь до квартиры Феликса занял пару часов, но больше идти было некуда. Ноги несли его на автомате, и позже он удивлялся, что вообще смог найти дорогу, ведь мысли его мелькали одна за одной, и ни одна из них не привязывалась к происходящему в настоящий момент. Воспоминания возвращались то по одному — расплывчатому и едва понятному, — то целой кипой. Чем больше он находился среди людей, тем больше приходило в голову. Как много беспокойных жизней пришлось прожить, до того как судьба занесла его в “Магазин счастья”? На морозе заплаканное лицо горело, как будто его обожгли. После большого праздника люди буквально ползли на работу как сонные мухи, сталкиваясь друг с другом и толпясь в очереди за кофе и в общественном транспорте. Кто-то задел и Сынминово плечо и пробубнил, что нужно ходить быстро, а не плестись. Сынмин не обратил внимания, уставившись на гирлянду на входе в подземный переход. Она немного отвалилась с краю, несколько лампочек сгорели, да и в целом сложно было заметить её тусклое сияние средь бела дня. Остатки рождественской роскоши. Жёлтая каша под ногами сминалась, как тесто, а зимнее небо было таким же мрачным, как послепраздничные будни и Сынминово сердце. В карманах нашлись документы на его имя и приличная сумма денег, — конечно же, Минхо не оставил его на произвол судьбы, — но Сынмин не хотел ими пользоваться, потому что это означало, что он признаёт своё нынешнее положение. И вот спустя целую вечность он добрался до апартаментов Феликса, в надежде что Минхо не стёр ему память. После пяти звонков и даже стука в дверь ответа так и не последовало. Сынмин было подумал, что придётся отправиться к его родителям, но Феликс встретился ему на выходе из подъезда. — Это ты! — прикрикнул он, вскинув руку. Какое облегчение. — Можно мне зайти? Феликс напоил его чаем и рассказал, что Минджун пережил ночь, а утром разбегался, как будто никогда и не болел. — Врач очень удивился, хотел провести какие-то тесты в больнице, но потом забыл об этом, как и родители. Это странно. — Видимо, они должны были забыть. — Но почему я всё так хорошо помню? Это нормально? — Раз не забыл, значит, так нужно. — Сынмин сжал в руках горячую кружку, уставившись в чай, от которого всё ещё шёл пар. Как там теперь Минхо? Уже открыл Магазин? — Что-то не очень убедительно звучит. — Я больше не часть того мира. Сынмин не знал, что ему делать. Он остался совсем один в мире, из которого когда-то сбежал, и ему не оставалось ничего, кроме как поделиться своей болью с единственным человеком, с которым мог поговорить. Рассказать то, чего не успел поведать Минхо. Первое воспоминание случилось в доме Хванов. Когда Сынмин дотронулся до той древней статуэтки, его словно током прошибло. В видении дом выглядел иначе, но Сынмин точно знал, что здание всё то же либо стоит на прежнем месте. В нём сохранилась та же энергетика. В столовой — как в той, где сидели Хваны, — чаёвничало семейство Ли и их гости. Сынмин увидел и себя самого, но всё его внимание было приковано к сыну хозяев, Минхо. По возрасту он казался таким же юным, чуть за двадцать, только волосы беспорядочно кудрявились. Ещё больше поразило присутствие эльфа, необычной природы которого явно не замечали, — вероятно, не без помощи магии. И эльф этот подозрительно напоминал дедушку Эмпурульса — только совсем молодого. — Так чем вы занимаетесь, Намджун? — поинтересовался отец семейства, презентабельный мужчина лет пятидесяти. Его дочь незаметно сжала руку эльфа под столом. — Я торговец, — уверенно заявил Намджун-Эмпурульс. — И чем же вы торгуете, позвольте узнать? — Пап, обязательно устраивать допрос? — возмутилась девушка. — Я не с тобой разговариваю, Мунбёль. Она опустила глаза и замолкла. — Ничего страшного, Муни. — “Намджун” улыбнулся, но улыбка не достигла глаз, неестественно растянувшись на губах. — У нас богатый ассортимент всего на свете. Я бы даже сказал, мы дарим людям счастье. — Да что вы? — ехидно проговорил господин Ли. Сынмин отвлёкся, заметив, что Минхо и он сам из прошлого, сидевший напротив, играют ногами под столом. Они совершенно не смотрели друг на друга. Сынмин что-то жевал, а Минхо отпил из чашки и еле заметно улыбнулся краешком губ. Госпожа Ли ёрзала на стуле и кидала на ребят взволнованные взгляды, а затем, не выдержав, толкнула Минхо в бок. Он перестал улыбаться, и игра прекратилась. — Попробуйте печенье, я сам его приготовил, — дружелюбно промурлыкал эльф. Господину Ли идея явно не нравилась, но манеры заставили его откусить кусочек. — Ммм, и впрямь вкусно, — неприлично простонал хозяин. — Прямо рассыпается во рту. Атмосфера столовой резко потеплела, а эльф довольно заулыбался. Комната медленно расплылась в Сынминовых глазах, и он очутился в тёмном коридорчике без окон, едва освещаемом из приоткрытой двери. Минхо прижимал эльфа к стене совершенно не дружелюбным образом. — Я всё о тебе знаю, — прошипел Минхо, и от звука его голоса сжалось сердце. — Ты должен помочь нам с Сынмином, иначе я расскажу отцу, что ты собираешься выкрасть Мунбёль. — Её уход из дома добровольный, ты же знаешь. — Отцу это неважно. Он сделает всё, чтобы вас остановить, и твоя магия тебе не поможет. — Эльф попытался вырваться, но Минхо с силой прижал его обратно, впиваясь в плечи. — Этот твой волшебный магазин, про который ты напевал нуне… Он не может нам помочь? — Мне казалось, ты любишь сестру, — хмыкнул эльф. — Неужели ты встанешь на пути её счастья? Хочешь, чтобы она страдала? — Я люблю Мунбёль и желаю ей только добра, — проговорил Минхо чуть мягче, однако взгляд его был полон решимости, — но и страданий Сынмина не допущу. Эльф задумался. — Есть только один способ, — наконец сказал он. — Мне нужен кто-то, кто будет управлять “Магазином счастья”, а ты достаточно амбициозен для этого. Взамен я сотру твоему парнишке память о тебе, и его мучения закончатся. Я решу любые его проблемы. — Мы не сможем отправиться вместе? — Минхо резко отпустил эльфа, так что тот споткнулся и принялся поправлять рубашку. — Таковы мои условия. И не смей мне больше угрожать, как будто я обычный человечишка. Приходи на бал, если не передумаешь. С этим Намджун-Эмпурульс — или кто он там на самом деле — оставил поникшего Минхо в пустом коридоре. Хотелось подойти и утешить его, но это было невозможно, и в следующее мгновение Сынмин вернулся в настоящее, где на него с тревогой смотрел его Минхо. В очередной раз это случилось на благотворительном выступлении. Сначала он перенёсся в какой-то амбар, где мужчины бурно обсуждали отсутствие некоего господина и печенье, которое не доставили детям вовремя. Через пару минут после этого Сынмин наблюдал разговор самого себя с Минхо, который сообщил, что бал непредвиденно переносится на другой адрес, после чего воспоминание снова прервалось. Тот самый поцелуй оказался сказочным и головокружительным, но после того как он закончился, Минхо исчез, оставив лишь призрачный запах своей кожи. Сынмин осмотрелся и не сразу осознал, что особняк отличался, как и наряды гостей. Многочисленные кавалеры приглашали дам на танец, и только притворявшийся человеком эльф покачивался на каблуках, не прекращая озираться по сторонам. Сынмин заметил Минхо, скрывшегося за углом, и ринулся прямо туда. В фойе с высокими потолками стояла тишина, и лишь у одной из массивных колонн слышался приглушённый спор двух парней. — Ты позвал меня, чтобы попрощаться, — шёпотом кричал Сынмин из прошлого. — Я слышал ваш разговор с Намджуном. Что бы ты там ни задумал, я тебе не позволю. Ребята замолкли, и, вспомнив, что его всё равно не увидят, Сынмин выглянул из-за противоположной колонны. Он громко втянул носом воздух и на мгновение отвернулся, стесняясь смотреть, как неистово Минхо целует его самого, но затем снова уставился, не в силах отвести взгляд. Казалось, что прошёл миллион лет, прежде чем Сынмин вяло оттолкнул возлюбленного. Они оба тяжело дышали. — Ты что творишь? Что, если кто-то увидит? — Я люблю вас, господин Сынмин, и хочу, чтобы вы были счастливы. — Хватит издеваться! — Теперь он не стеснялся говорить громко. — Я никогда, слышишь, никогда не буду счастлив без тебя, ни в одной из жизней. Никогда и через тысячу лет. Клянусь! В фойе быстрой походкой вышли, держась за руки, эльф и девушка. — Минхо, ты готов? — Я люблю тебя, Сынмин. Прости. Мунбёль взяла брата за руку, и троица растворилась в воздухе, прежде чем хоть один из Сынминов мог что-то предпринять. Той ночью в гостиной Ли громко переговаривались, а во всём доме горел свет, но не из-за затянувшихся рождественских празднований. Госпожа Ли плакала. Господин Ли стоял у окна и периодически отчитывал жену за слишком громкие слезы, убеждая, что детей обязательно найдут и, возможно, они лишь загулялись, позабыв о времени. Сынмин сидел на полу, уставившись на резной сундук потухшими глазами, словно разглядывал рисунок. Казалось, что он засыпает. — Сынмин, ты точно не видел Минхо или Мунбёль? — Он же сказал тебе, — вмешался господин Ким, — что ваших детей не было на балу. Он тоже переживает, так что попрошу не давить на моего ребёнка. — Готов поклясться, что твой ребёнок заодно с моими. Эта возмутительная дружба!.. Настоящий Сынмин слушал вполуха, не отрываясь от собственного несчастного лица, и эти печальные глаза оставались в его мыслях ещё долгое время. Их мёртвая бездна виделась ему даже в чае, от которого он всё никак не мог оторваться, сидя в квартире своего нового друга. — Так значит, — неуверенно начал Феликс через несколько секунд молчания, — Минхо пожертвовал собой, чтобы спасти тебя от чего-то? — Я не помню всего — только обрывки. По-моему, наши родители были против наших отношений. Но это… — Сынмин невольно улыбнулся. — Это так похоже на него. — Бросить любимого? Сделать самому то, чего вы оба так не хотели? — И это похоже на него. Минхо ответственный, но иногда выходит из берегов. Видит гном, он бы обязательно натворил дел, если бы я его постоянно не останавливал. — Ты не задумывался о том, что ваша история напоминает всё, что мы прошли с Кристофером и Хёнджином? Сынмин вскинул голову. — Да, но что это даёт? — А то, что всё это как-то взаимосвязано, и болезнь моего брата — следствие. Что, если главная ошибка не в твоём появлении в Магазине, а в чём-то более раннем? — Не хочу надеяться зря. Мне всё равно уже не вернуться в Магазин, а без волшебства я бессилен. — Теперь ты человек, а люди неплохо и без волшебства справляются. Предлагаю начать с дома моих родителей. — Почему? — Сынмин нахмурился. — Дом Хванов оказался домом Минхо, так? Я думаю, что мой дом — это твой дом. Остатки остывшего чая выплеснулись на ковёр. — О мой эльф, прости, пожалуйста, я дурацкий дурак! Сынмин поднял ладонь, забыв, что лишился магии, но Феликс лишь махнул рукой. В доме современных Ли — Сынмин не смог удержаться от шутки про родство Феликса с Минхо, а Феликс на полном серьёзе предположил, что их предки могли породниться, — не появилось какого-то странного чувства или ощущения близости и ностальгии. Минджун с криками бежал по лестнице, едва не упав, но ни разу не притормозив. Мальчик обнял старшего брата, уткнувшись ему в живот, и Феликс заулыбался, взъерошив тому волосы. — Ну, наконец-то, пришёл! Уже я заждался. Ты обещал поиграть, а там уже всё… — Заметив чужака, черноволосый мальчишка прекратил тараторить и покосился на него. — Ах да, Минджун, это мой новый друг: Сынмин, — представил Феликс. — Ты будешь играть с нами? — спросил мальчик, прожигая Сынмина глазами. — Извини, Минджун, у нас сегодня дела… — виновато проговорил Феликс. — Но ты не играл со мной так давно! Предатель — вот ты кто! — Минджуни, ты чего там кричишь? — В коридоре появилась полная женщина с румяными щеками. Заметив гостя, она широко улыбнулась, от чего в уголках глаз у неё появились морщинки, лишь прибавляющие хозяйке дружелюбия. — Так у нас гости! Феликс, почему ты меня не предупредил, я бы пирог приготовила. — Здравствуйте, госпожа Ли. — Сынмин вежливо поклонился. — Глупости какие! Ради всего святого, зови меня тётя Джин. Госпожа Ли — тётя Джин — продолжала болтать наравне с младшим сыном, вплоть до того как налила чаю и оставила их с Феликсом наедине, но, к счастью, не задавала личных вопросов, честных ответов на которые у Сынмина не имелось. Всё это время он ничего не чувствовал. Просторная гостиная не казалась знакомой, никаких видений и воспоминаний. Его старая клятва никогда не быть счастливым без Минхо представлялась какой-то насмешкой. Что, если он и правда никогда не был счастлив? Уж точно не теперь. Неудивительно, что после смерти родителей в этой жизни он потерял желание жить и попал в Магазин. Глупо надеяться, что получится всё исправить. К тому же, если бы ошибка не была исправлена, Минхо бы уже что-нибудь придумал. Сынмин огляделся, представляя себе, как сидит в этой же гостиной и распивает чай каждые выходные. Чем он займётся? где будет жить? По крайней мере, у него появился друг, но принесёт ли всё это покой? Сможет ли он осесть и испытать счастье снова? Вспомнилась кроличья улыбка и хитрющие глаза. Какой смысл в его жертве, если это не спасло их обоих? “Я умру без него” — фраза из человеческих сериалов, над которой они потешались, больше не казалась беспочвенной. Сынмин не умер бы без него, но он не хотел без него, потому что знал, каково это — быть счастливым настолько, что никакие капли счастья не могли сравниться. Феликс что-то говорил, а потом вдруг исчез, и Сынмин осознал, что разговаривает господин Ли. И вовсе не тот, что приходился отцом Феликсу. — Мои сын и дочь так и не нашлись. Мы обыскали город вдоль и поперёк, но всё тщетно. — Соболезную, хён. Не теряй надежды, они могут вернуться. — Господин Ким обнял друга, похлопав его по спине. Господин Ли плакал. — Если бы только мой шебутной Минхо подружился с твоим милым сыном, всё могло бы быть иначе. Сынмин кинул взгляд на себя и ужаснулся. Новая версия Сынмина из прошлого оказалась лишь тенью, оболочкой того, кем он когда-то был. Он выглядел незаинтересованным и как будто не мог дождаться того, как выйдет из комнаты. Сынмин чувствовал его страдание, но страдание без причины: страдание, которое не мог осмыслить. Потому что не помнил. Он не мог найти покоя, потому что не знал и не помнил, почему мучается. Сынмин забыл Минхо, как и завещал эльф. — Отец, могу я пойти к себе в комнату? Что-то голова разболелась. И Сынмин из прошлого удалился, оставив Сынмина из настоящего собирать осколки. Паника накатывала волнами. Он не хотел забывать, как тогда. Боялся вновь оказаться в том же положении — умереть было легче, чем переживать это снова и снова: когда ты и не мёртв, но и не жив. — Сынмин, что с тобой? Ты в порядке? Из кресла Феликс кинулся к нему на диван, но Сынмин едва ли его слышал, потому что вновь нашло наваждение. Только теперь он видел не себя, а парня, год от года страдающего от одиночества. Парня, рыдающего на холодном полу того самого здания, дарящего всем спокойствие, но ставшего тюрьмой для одного чудесного человека, который заслуживал этого меньше всего на свете. — Сынмин, пожалуйста, очнись. Всё хорошо, ты здесь, со мной, — молил Феликс. У Сынмина словно помутился рассудок, и он упал на пол, подтянув колени к груди. Мысли расслаивались. Он то переносился в Магазин и видел Минхо, то замечал за пеленой слёз нечёткие очертания гостиной Ли. — Я ему нужен, — захлёбываясь, повторял Сынмин. — Я ему нужен, но я не могу к нему попасть. Что-то не так. Рука, которой он совсем недавно мог колдовать, вспыхнула, будто её кололи тысячи иголок, и Сынмин схватился за запястье, сдирая забытый браслет Мариэль, после чего впал в забытьё.***
Во время его отсутствия дела немного вышли из-под контроля, так что всё утро Минхо, как фанатик, бегал по Городку, улаживая проблемы, — в том числе те, которыми раньше занимался его напарник. Жутко клонило в сон, но в то же время занятость отвлекала от мрачных мыслей и переживаний. Конечно, это не отменяло того, что на душе скребли сотни злобных эльфов со способностями к тёмной магии, но зато не оставалось времени задуматься, почему они это делают. Минхо перечислял про себя список нерешённых вопросов, насвистывал песенки и детские считалочки, чтобы не думать, но перед входом в Магазин замер как вкопанный и умолк, уставившись на мелкий шрифт и проклиная своё хорошее зрение. “Минхо и лучшие гномы Городка к вашим услугам”. — Что-то не так, господин Минхо? — спросил подошедший гном: один из новеньких, чьего имени пока не удалось запомнить. — Вывеска покосилась. Может, стоит её снять? — По-моему, всё в порядке. — Вы уверены? — Минхо покрутил головой в разные стороны, как будто изучая, хотя взгляд его смотрел скорее сквозь вывеску. — Совершенно уверен. Всё так, как должно быть, господин Минхо. Всё совсем не так, как должно быть. Побег подальше от Магазина виделся целительным миражом — вот только бежать было некуда, и Минхо постарался войти внутрь как можно тише, но колокольчики всё равно зазвенели, и он, как ребёнок, закрыл уши руками. Он принялся срывать гирлянды и прочие украшения, беспорядочно кидая их на пол. Ёлочка с его прилавка с грохотом ударилась о стену, и мелкие игрушки разлетелись в разные стороны. Второй прилавок он попытался разломать голыми руками, а когда не получилось, использовал магию, чтобы превратить его в щепки. Никто не прибежал на шум. Видимо, гномы успели понять, что Минхо сегодня лучше не трогать. Когда он осел на пол посреди Магазина и подтянул колени к груди, уткнувшись в них лицом, вокруг было разрушено всё, кроме дядюшки Муфлюса. Дверь отворилась, и ноги обдало волной холодного воздуха. — Мы закрыты! — рявкнул Минхо, но осёкся, увидев Мариэль. Девочка застыла в проходе, держась за дверную ручку. — Дедушка велел спросить, не вернулся ли Сынмин, — поглядывая с опаской, проговорила она. — Передай дедушке, что Сынмин никогда не вернётся. — Прежде Минхо возненавидел бы себя за то, что шмыгнул носом и показался в таком виде перед ребёнком, но теперь ему было всё равно. — Ну ладно… — проговорила Мариэль почти шёпотом и растворилась в воздухе. Даже если он расстроил эльфийку непривычно холодным обращением, сейчас совсем не до неё. Минхо просидел на полу несколько часов и, может, продолжал бы сидеть дальше, если бы Магазин не тряхануло. В первый раз показалось, что это галлюцинации больной головы, но через несколько секунд затрясло сильнее, а на шею и макушку посыпалась извёстка. Минхо нахмурился и попробовал подняться на ватных ногах, но споткнулся и упал на задницу, когда землетрясение снова набрало обороты. В Городке такого никогда не случалось. Немного придя в себя, Минхо помчался наверх, откуда, падая и сталкиваясь, бежали гномы. — Вы куда это? — Он замер на лестнице, опёршись на перила. — Корабль тонет, капитан, так что я сматываюсь, — остановившись на мгновение, выпалил гном, после чего отдал честь и полетел вниз. Минхо слышал грохот и крики в цехах второго этажа, но не притормозил, поспешив к драгоценной панели. Попасть туда он смог не с первого раза, а, когда всё-таки удалось, стены и потолок вовсю ходили ходуном. Минхо нажимал кнопки и пытался использовать магию, которая словно замерла и циркулировала медленнее, чем обычно. Он верил, что исправил ошибку, но теперь засомневался. Что-то не так с Магазином, а вовсе не с Городком. Минхо не проверил поле и панель после того, как… Всё замерло: заглючило, словно человеческий компьютер. Минхо продолжал лихорадочно нажимать кнопки и колдовать, но всё привело к тому, что поле потухло, как и панель, не подавая никаких признаков жизни. — Давай же! — кричал Минхо. — Уже поздно! — голос дядюшки Муфлюса вдруг раздался из двери. — Ничего не исправить, сынок. Магазин рушится, надо бежать. Вторив предостережению гнома, Магазин издал такие звуки, словно живой монстр из сказок, и так затрясся, что Минхо повалился на пол. — Идём же, сынок, — просил дядюшка Муфлюс, держась за дверь. Всё стало бессмысленным, и Минхо было даже решил остаться здесь и ждать конца, но сильные руки подхватили его и взвалили себе на плечи. Вытащив в коридор, дядюшка Муфлюс поставил его на пол и потащил вниз, но Минхо пришёл в себя и, высвободив руку из чужой хватки, рванул на четвёртый этаж, не слушая криков. Убедившись, что шар в башне не подаёт признаков жизни, Минхо собрался спускаться, но его осенила одна мысль. Выругавшись, он подбежал к одной из комнат, оттащил загородившие вход балки и забежал внутрь. Минхролик одиноко сидел на кровати. Схватив игрушку, Минхо, наконец-то, поспешил вниз. К хаосу на первом этаже прибавились заваленная дверь и окна. Тяжёлый чан из карамельного цеха провалился вниз, и горячая карамель грязной жижей расползлась по полу, затопив всё вплоть до лестницы. Минхо попытался использовать магию, но она почти полностью иссякла, испуская лишь жалкие искры. В карамели плавали гирлянды и другие остатки праздника. Минхо посмотрел на трясущийся потолок, грозившийся вот-вот обрушиться полностью, и прижал к себе Минхролика. В последние секунды своей жизни хотелось думать только об одном человеке. Зажмурившись, Минхо сделал именно это и приготовился принять смерть, когда кто-то крепко-крепко обнял его, прижимая к себе, а в следующее мгновение его перенесли в другой мир. Минхо открыл глаза, готовясь увидеть рай, ад или что-то похожее на загробный мир, но перед ним возник Магазин — точнее его руины. Когда здание обрушилось окончательно, в руки Минхо упала фигурка оленя, а через несколько секунд мягкая рука потянула его в противоположную от Магазина сторону. Сынмин привёл его на Главную площадь, где собралась приличная толпа народа, а музыканты настраивали инструменты. — Раз ты тут, то это рай, но почему в моём раю эта шумная группа? — простонал Минхо, едва в силах держать глаза открытыми. — Ты не умер, тупой тупица. По крайней мере, пока. Он и впрямь стоял перед ним, из плоти и крови. Его Сынмин. — Как ты смог вернуться? — спросил Минхо, пытаясь отдышаться. Сынмин продемонстрировал браслет на запястье. — Мариэль потеряла его в доме Хванов, а я забыл отдать. Он перенёс меня к тебе, когда я почувствовал, что что-то случилось и я тебе нужен. — Ты всегда мне нужен. — Я знаю. — Сынмин лучезарно улыбнулся — волосы беспорядочно мокрые, словно после марафона, а одежда помялась, но улыбка сияла такой любовью, что защемило сердце, — и взял Минхо за руку. И тогда он закрыл глаза и увидел всё. Сынмина и себя самого из далёкого прошлого, их любовь длиною в сотни лет и прощание, сломавшее их обоих. По щекам потекли слёзы, но Сынмин стёр их пальцами и обхватил его лицо ладонями. — Ради меня ты пожертвовал всем, — его голос был наполнен уязвимостью и искренней благодарностью. — Я сделал тебя несчастным. — Ты ошибся, но у тебя были благие намерения. — Что нам делать? Всё разрушилось. — С площади Магазин не было видно, но Минхо всё равно бросил взгляд в его сторону. — Я собирался поменяться местами. Надеялся спасти тебя, но потом понял, что не хочу, чтобы ты страдал так же, как я. Как мы оба страдали. Я знаю, Минхо. Знаю, как одиноко тебе было, — больше я этого не допущу. Минхо постарался превратить всхлип в смешок и уставился в промёрзшую землю. — Ты замёрз, иди-ка сюда Сынмин расстегнул пальто и привлёк Минхо в объятия, накрывая, хоть это и не особо помогло, и уткнулся ему в плечо, зажимая Минхролика между ними. — Кто знает, что случится, — мягко проговорил Сынмин. — Если нам суждено умереть, по крайней мере мы больше не расстанемся. Губы Минхо нашли Сынминовы, и они поцеловались: нежно и неспешно, словно у них было всё время на свете. Заиграли первые аккорды, а вокалист затянул высокую ноту, и Минхо впервые не подумал, что эта группа не имеет ни слуха, ни голоса. Ухо обдало горячим дыханием: — Я влюбился в тебя дважды. Когда они крепко обнялись, а у Минхо закружилась голова, последнее, что он увидел, перед тем как провалиться в темноту, — взволнованное лицо дедушки Эмпурульса.***
Надо снять гирлянды. Конечно, ещё оставался Новый год, но от мерцания начинали болеть глаза. Минхо проморгался и попытался вспомнить, где он находится и какой сейчас день. На прилавках стояли ёлочки, а игрушечный гном уставился так, словно осуждал. Минхо резко вдохнул, вскочил на ноги и осмотрелся, из-за чего упала покоившаяся у него на коленях фигурка оленя. Он снова оказался в Магазине. Всё было сном? На полу у своего прилавка застонал Сынмин. Сон длился ещё дольше, или их снова заточили здесь? Кто-то кашлянул. Сидевший в углу дедушка Эмпурульс словно слился со стеной, из-за чего не удалось его сразу заметить. — Очнулись, наконец, — кряхтя, пожаловался эльф в своей старческой манере и поднялся со стула. Заметив в его руках знакомый пустой шар, Минхо попятился назад, стремясь защитить Сынмина, но не рискнул взять того за руку, не зная, позволено ли это сейчас. Дедушка Эмпурульс улыбнулся и сказал: — Не бойтесь, теперь можно обниматься сколько угодно. И даже нужно. — Он рассмеялся, как будто смешно пошутил, крепко прижимая к себе шар. — Вы были там. Вы были в нашем прошлом, и это всё из-за вас, — прошипел Сынмин, выскочив перед Минхо и погрозив пальцем. — Это был не я. Поверьте, я вам не враг. — И почему мы должны вам верить? — спросил Минхо. — Позвольте мне всё рассказать. Минхо с Сынмином переглянулись. Выбора у них не оставалось. Они поднялись на самый верх в их кухоньку, которая тоже оказалась целой. Дедушка Эмпурульс попивал какао, без которого отказывался разговаривать, а Минхо бросал косые взгляды на шар на столе. — В нём больше ничего нет, не переживай, — проницательно сказал эльф. — Лучше расскажите всё. — Что ж, — начал дедушка Эмпурульс, и Сынмин заёрзал на стуле. — Мой прадедушка был весьма амбициозным эльфом. — Это его мы приняли за вас? — Именно так. Нельзя сказать, чтобы он был плохим, — бабушка рассказывала о нём с теплотой, — но у него был неуёмный аппетит. “Магазин счастья” — его главное детище, но оно же его чуть не погубило. — Так значит, Магазин всё-таки существовал не всегда, — скорее сказал, чем спросил Минхо. — Быть может, Магазин и помогал людям и волшебному народцу, но он полностью держался на прадедушкиной магии, и вскоре её стало требоваться всё больше и больше. — Он не мог покидать его? — догадался Сынмин. — Мог, но всё на меньшее количество времени. Прадедушка становился раздражительным, его съедало одиночество, с семьёй разругался. Но что хуже всего — ему нравилось отправляться в мир людей. — Где он встретил мою… сестру? — Совершенно верно, молодой человек. Он влюбился в неё, и, прошу поверьте, она тоже любила его, поэтому была не против сбежать. Прадед не мог жить среди людей, а прабабушку Мунбёль ни за что бы не отпустили в неизвестность. К тому же жених жутко не нравился вашему отцу. Странные ощущения. Эти люди и даже эльф, являющиеся частью его прошлого, из-за тех обрывком воспоминаний, что у него имелись, казались близкими и чужаками одновременно. — Вы с Сынмином любили друг друга, — неожиданно продолжил дедушка Эмпурульс, — но ваши родители, хоть и дружили семьями, не были в восторге от подобного союза. Сынмина хотели отправить в другую страну, в какую-то военную школу или что-то в этом роде. — Как можно дальше от Минхо… — еле слышно проговорил Сынмин, уставившись на крышку стола. — Вы ничего не могли поделать. Ты, Минхо, будучи парнем неглупым, легко разгадал моего прадедушку, плетущего свою паутину. Мунбёль не хотела так просто расставаться с родителями без их благословения, поэтому прадед наделал много ошибок, используя магию Магазина. Он накормил семью особым печеньем, чтобы умаслить вашего отца, но из-за этого господин Ли опоздал на благотворительное мероприятие, печенье из амбара не забрали вовремя, а бал перенесли в другое место. — Эффект домино? — Не уверен, но есть вероятность, что, если бы бал не перенесли в другое место, ваш отец, который, к слову, даже после волшебного печенья не особо доверял новоиспечённому кавалеру, успел бы остановить детей. Так или иначе, прадед накормил одновременно двух ворон: он нашёл того, кто смог бы управлять Магазином вместо него, и смог жить счастливо со своей невестой. — А что насчёт этого? — Минхо с опаской кивнул на мучивший его годами шар. — Прадед заключил самую тёмную и сильную часть себя в этот шар. Когда-то на нём держался весь магазин. — Так он… — Думаю, он слабел все последние годы, и вот, наконец-то испарился из этого мира. — Но как же Магазин? — Сынмин встрепенулся и вскочил на ноги. — И что теперь? Мы снова заперты здесь? Как всё это связано с Феликсом и другими людьми, которым мы помогли? Дедушка Эмпурульс рассмеялся. — Успокойтесь, молодой человек. Позвольте мне закончить. Энергетика ваших домов повлияла на этих людей. В доме Хванов случилась история, похожая на вашу, а в доме Ли заболел мальчик. Как и вы когда-то, только ваша смерть была моральной, а не физической. Так много вещей, которые не должны были случиться… Минхо не успел написать прощальное письмо для родителей. Дома, наполненные страданием. Но самая главная ошибка моего прадеда в том, что он вообще разлучил вас. Даже будучи заточённым в этот шар, он верил, что на этом держится Магазин. Но по иронии судьбы “Магазин счастья” уже давно ему не принадлежит, и вовсе не расстояние между вами держит его на плаву. Несчастливый и одинокий человек — эльф, ведьма или гном — не может управлять заведением с подобным названием, не правда ли? — Почему вы не рассказали нам? — Разве я мог? Я не знал всего. Картина начала складываться только в этот сочельник. Да и если бы я рассказал вам, вы бы не смогли всё исправить. — Так мы свободны? — Если захотите, вы можете остаться здесь: теперь без всяких запретов. Либо уйти. — Что станет с Магазином, если мы уйдём? — не удержался от вопроса Минхо. — Боюсь, без вас он снова исчезнет. Дедушка Эмпурульс лукаво улыбнулся.***
— По-берегись! — Осторожно, осторожно, разобьёте же! Это важный заказ. — Да не нервничай так, всё будет путём. — Нахватался человеческих фразочек и радуется. Новые работники так шумели, что их наверняка слышали все соседние улицы. Минхо временно отодвинул статую гнома — от греха подальше — и поставил на место, только когда ретивые молодые ребята скрылись на втором этаже. Затем он подошёл к месту между прилавками, вдохнул свежий запах высокой ели и залюбовался украшениями. Сынмин перешёл на тяжёлые, но небьющиеся модели: его цех вырезал и отливал игрушки всех цветов и размеров, а главное — причудливых форм и несуществующих животных. Мариэль была в восторге. Звон колокольчиков отвлёк Минхо от мечтаний, и, как по заказу, на пороге Магазина появились дедушка с внучкой. — Господин Эмпурульс, добрый день. — С наступающим, Минхо. Нам нужны ещё игрушки. Эта мелкая проказница хочет превратить мой дом в цирк. — Эй, ты со мной не поздоровался! — Мариэль, мы виделись час назад, и, пожалуйста, не сиди на прилавке, — отчитал Минхо, даже не глядя на эльфийку. — Я уже всё приготовил. Он достал из-под прилавка несколько увесистых коробок, но эльф поднял их без особого труда. — Я как-нибудь потом отдам магию, ладно? Сейчас некогда. — А вы, господин Эмпурульс, видимо, хитростью в прадеда пошли, — поддразнил Минхо. Уже почти скрывшись за дверью, которую придерживал ногой, старый эльф подмигнул и ответил: — Ну так не зря же меня в честь него назвали. — Иду тайно открывать подарки! — торжественно заявила Мариэль. — Пока! — Не хло… Дверь захлопнулась с такой силой, что стекло не разбилось только благодаря совершенно буквальному чуду, а вот дядюшка Муфлюс с обречённым видом, на который только способна скульптура, в сотый раз грохнулся на пол. Минхо покачал головой. За целый год он ни разу не пожалел о своём решении — их решении — остаться в “Магазине счастья”. Они по-прежнему могли помогать людям и волшебному народцу, но в то же время не были прикованы к этому месту, как рабы. Первое время Минхо долгими ночами задумывался о том, могут ли они и правда кому-то помочь, или всё это лишь обезболивающее, а может быть, и вред, но в конечном итоге пришёл к выводу, что хочет помогать этому миру всем, чем сможет, даже если помощь эта не такая уж и большая. Он всё ещё не мог забыть лиц детей, которых накормил печеньем. Не мог он забыть и Хёнджина с Кристофером, отправившихся в дальние края, чтобы провести вместе жизнь. Всё это чего-то да стоило. — Опять на ёлку любуешься? — спросил улыбающийся Сынмин, спустившись с лестницы. Минхо попридержал язык и не стал говорить, что ему больше по душе любоваться на кое-кого другого. В этом году они нарядились в новогодние красные свитера и шапки с помпоном, за который Минхо не переставал дёргать Сынмина. — В этой шапке ты ещё больше похож на щеночка. Сынмин подошёл и чмокнул Минхо в губы, а тот приобнял его за талию. — Ой-ой. — Сынмин закатил глаза. — Кстати о животных: ты сегодня впервые забыл покормить СунДунДо. — Вот же эльф! Я никогда не замолю перед ними этот грех, — простонал Минхо. — Если ты забыл покормить котов, это не к добру. Колись, это потому что ты переживаешь из-за карамельного цеха? — Сынмин легонько толкнул его бедром. — Ничего и не переживаю. — Я говорил с господином Рюмусом, и он не против, чтобы ты иногда готовил там. — Ой, всё. — Нет, правда. — Я же сказал, закрыли тему. — Минхо начал корчить рожицы и паясничать, хоть и прекрасно знал, что не способен скрыть от Сынмина свои истинные чувства. — Чем сегодня займёмся? — Завтра к Феликсу, так что сегодня надо бы передохнуть. — Посмотрим глупые человеческие сериальчики и посмеёмся? — Я больше не могу над таким смеяться, — заявил Сынмин. — Наша любовь вроде как спасла вселенную или типа того, так что с моей стороны это будет двуличием. — Допустим, не вселенную, но, — (Минхо заправил Сынминову выбившуюся прядь волос в шапку), — она спасла меня. — Ты тупой тупица… — с улыбкой в голосе проговорил Сынмин, утыкаясь в изгиб шеи Минхо. — Я годами тебя отталкивал. Больше никогда. — …и дурацкий дурак. Сколько ещё им было отмерено? как долго длится счастье? и может ли оно длиться вечно? Иногда Минхо всё же задавал себе эти вопросы, а потом поворачивался к сонному Сынмину лицом и, растворяясь в его по-детски сияющих, ясных глазах и наслаждаясь каждым мгновением вместе, вспоминал свои прежние слова: “Счастью не обязательно длиться вечно — главное, чтобы оно было”.