Навсегда один и я не чувствую тепла Я будто утопаю, видишь боль в моих глазах? Боль в моих глазах не проходит какой месяц Она уже так рядом, как сказать, что она бесит?
Лёжа на спине на смятой кровати, слушая чужое тяжёлое дыхание и глядя в абсолютно равнодушный потолок, Даня вдруг осознал, что всё это – полный пиздец. Других слов он просто не смог бы подобрать, даже если бы его словарный запас был побольше. По подушке рядом с ним были раскиданы чужие – совершенно дурацкого дешёвого рыжего цвета – волосы, а девушка не вызывала желания обнять и приласкать, как обычно делают в сопливых фильмах после секса. Хотелось сбежать и очень долго орать в тяжёлое весеннее небо. Дожди в Москве лили уже не первую неделю, поэтому все Данины будни смазались в один большой серый прочерк, нарушаемый лишь навязчивыми рыжими всполохами, на которые он уже привык не обращать внимания. Всё равно они никуда не денутся – хоть он уже сто, тысячу, миллион раз говорил ей отстать, отвалить, отъебаться от него наконец. Она лишь притворно дула полные губки, хлопала длиннющими ресницами и прижималась потеснее. Хрен знает, на что она по итогу надеялась, но своего, похоже, всё-таки добилась – в его новенькой квартире она ночевала чаще, чем в своей собственной. Только что гардероб её не перекочевал сюда, но это с лихвой компенсировал тот факт, что она просто брала его вещи – да-да, вплоть до нижнего белья, о чём Даня не преминул объявить во всеуслышание. Возможно, он надеялся, что она имеет хоть капельку самоуважения, чтобы после этого назвать его «гандоном» и пропасть из его жизни. Но она всего лишь закатила глаза и рассмеялась своим идиотским смехом. В ней всё бесячее. Когда Даня осознал, что он всё-таки проебался и упустил всё, что мог? Да ещё в феврале. Почему не пытался всё исправить? Не знал как. Почему просто не пришёл к той самой с повинной и не попросил прощения за тотальный игнор на протяжении недель? Да потому что он ссыкло. Вот так просто – он ссыкло. И пусть он ходит по всем студиям и каждому в открытую говорит, что у него нет страхов, он свободный человек, он ни за что не держится, он умеет отпускать, он не страдает, не загоняется, не развозит сопли по лицу в тяжёлых ситуациях, он всё ещё охренеть какое ссыкло. Его Женечка уже начала жить своей жизнью, на которую он смотрит издалека. Стыдливо ставит анонимные реакции, когда в новостных каналах в телеге мелькают её фотки, видео, интервью и выступления. Он украдкой дрочит на фотки с MAXIM, он украдкой дрочит на её видео в стрипах, он украткой дрочит почти на каждую её фотку, блять. И от этого на душе становится всё хуже. Он забросил спорт, потому что он ему надоел. Мышечная масса, набранная за зиму, держалась-держалась, но сдалась твёрдому нежеланию что-либо делать, чтобы её поддерживать. А без поддержки, конечно, туговато. Так что Даня снова вернулся в свою «манерный-сопливый-дрищ» эру. И ему было совершенно плевать. Он с неохотой стал общаться с друзьями, браться за новые проекты и вести социальные сети. Последние, справедливости ради, пришлось поддерживать «живыми» после того, как Ярик виртуально дал ему по шее и пообещал надавать по ней же, но уже физически. Рукоприкладства Даня не очень-то и боялся, но злить второго папку не хотелось, уж слишком много тот для него сделал. И приходилось делать вид, что всё нормально. День за днём улыбаться, нести весёлую чушь и вертеться в колесе публичности. А по ночам напиваться до размазывания по лицу слюней, предательских слёз, обнимания унитаза в туалете и тяжёлого забытья с именем его Женечки на шероховатых губах. Он чувствовал себя последним слабаком, когда тянулся за очередной бутылкой хрен-бы-с-ним-чего, лишь бы не думать о её последней сторис, посте, интервью или совершенно бесстыдном тиктоке. Но даже балансируя на грани сознания, перед той самой благословенной пьяной отключкой, он думал. Один раз он даже написал ей, едва попадая по клавишам и ничего не видя из-за застилающего глаза лихорадочного пота. > Уйди из моих снов На утро его, конечно, прошиб ледяной пот, когда он увидел это сообщение, но Женя ничего ему не ответила, хотя две галочки свидетельствовали о том, что она всё видела. И это злило его ещё сильнее. Его злило то, что она всё так просто простила-отпустила, что её до треска в рёбрах и ломоты в костях не ебёт собственное сознание, что ей, судя по всему, вообще поебать, где он там и как. Хотя он, конечно, виноват в этом сам, но неужели не было у неё к нему чувств? Хотя бы капельки? Даня сам оттолкнул. Сам сказал, что было «прикольно, но им не по пути». Потому что на тот момент – он реально так думал. А ещё боялся, что привяжется слишком сильно и будет, как с Юлей. А ему вообще больше не хочется, чтобы было, как с Юлей. И в итоге получилось ещё хуже. Охуенно. Девушка рядом заворочалась и закинула одну руку на него. Губы Дани скривились в отвращении. Он верил в секс без любви. С помощью него-то он и пытался выбить из себя всю дурь, все мысли, заставить мозг хотя бы на короткий миг сосредоточиться на физике, полностью отринув высшие материи. Это прекрасно работало до какого-то времени. Сейчас удаётся так спастись реже, потому что мозг решил действовать по-другому – перед закрытыми глазами он стал рисовать лицо той, кого сейчас вообще никак не могло быть рядом. Вот такая злая шутка. Даня оценил бы её на десять из десяти. - Чего не спишь? – бесячий голос задал бесячий вопрос. - Не хочу, - безликий голос дал безликий ответ. Рядом протяжно вздохнули и прижались покрепче. - А что ты хочешь? – откровенно заигрывающий голос пытался заигрывать. - Хочу, чтобы ты ушла, - безразличный голос дал безразличный ответ. Повисает совсем не бесячая тишина. - Правда? Сейчас? - Да, сейчас. И желательно больше не приходи. Жёстко, некрасиво, неприятно. Он обижал её бесчисленное количество раз, словно испытывая – насколько её нервов хватит. Со временем это даже превратилось в своеобразную игру. «Достать соседа: Версия Милохин. Цель – убрать рыжий цвет из серых будней». Но босс постоянно его побеждал. - Ладно, - равнодушный голос дал равнодушный ответ. Даня услышал, как девушка встаёт и шуршит вещами, явно собираясь. Звякнула пряжка ремня, с резким «дзынем» застегнулась молния, то ли на ширинке, то ли на блядском чёрном топике, едва достающим ей до пупка. Потом шаги-шаги-шаги, яркий перезвон ключей, приглушённое движение дверного механизма и, наконец, звук запираемой с внешней стороны двери. Всё было так просто. Взять и выгнать её.Стараюсь больше, но мне больней
Все мысли о тебе, хоть убей
Прошло так много времени, и что теперь?
Жду твоего звонка, ну или стука в дверь
Он мог выгнать из своей жизни любого, а выгнал ту, которая пиздецки прочно засела внутри и уходить отказывалась. Она сидела там, учащённым сердцебиением постукивая по рёбрам, сжимая лёгкие и выбивая из них нужный кислород, узлами завязывала вены и артерии, не давая крови как следует циркулировать по телу, чтобы он очевидно в какой-то момент оказался хладным трупом с застывшим на посиневших губах её именем. Даня знал, что алкоголь кончился, магазины уже закрыты, друзья на его уговоры привезти «что-нибудь крепкое» не поддадутся, а по барам шляться настроения у него не было. Поэтому он продолжал лежать, смотря в потолок и прокручивая в голове воспоминания, от которых избавится возможности не было никакой. Он как-то ляпнул Жене: «Видимо, не так сильно хочешь», - когда она рассказывала о том, почему не может вернуться в спорт. Из-за грёбанных проблем с грёбанной спиной. Тогда она лишь скривилась, поморщилась, но в социальных сетях его осудили за такие опрометчивые и крайне глупые слова. Теперь, если бы ему кто-нибудь сказал: «Видимо, не так сильно хочешь,» - когда он бы жаловался на невозможность забыть Её, Даня бы от всей души ударил этого человека. Потому что он хотел, до ужаса хотел, до безумия желал, но… Но не мог. Видимо, у него тоже проблемы. Травма какая-то, не спины только, а головы. Сходить бы провериться – там явно что-то не так. Его же отпустит когда-нибудь, обязательно станет легче. Станет также легче, как и ей. Он тоже будет искренне улыбаться, безвылазно торчать на работе, не потому что надо, а потому что хочется, делать фотки на улице, снимать дурацкие танцы, снова будет петь. Когда-нибудь точно. А пока он будет молча плакать, как последняя тряпка, листая их совместные фотки, снова и снова прокручивая переписку в Телеграме, которую за время приступов такой тоски – ежедневных – он успел выучить наизусть. Он снова включит тот дурацкий трек, слова которого въелись в кожу – он даже подумывал набить пару строчек. Он снова застынет над пустым окошком набора сообщения и будет мысленно набирать их пачками, силясь выстроить хоть какое-нибудь более-менее логичное объяснение, почему всё так и не так одновременно. Мысленно, конечно, пальцы будут дрожать, но не наберут ни буковки, чтобы она – не дай Бог – не заметила, что он что-то печатал, но так и не отправил. Он снова будет просить её уйти из его мыслей, снов, уйти из его памяти.***
На другом конце Москвы Женя будет отчаянно залипать в телефон, пьяным взглядом снова и снова скользя по последнему отправленному им сообщению. > Уйди из моих снов Ей очень хотелось озвучить ответную просьбу – покинуть, наконец, её больную голову и перестать бередить душу. Потому что она так и не забыла, не простила, не отпустила. И это был пиздец.