i hope i die before they save my soul

Прокуренная студия, с угнетающе-слабым освещением, скрывающем то количество ненужного хлама и пустых бутылок из-под пива, разбросанных по всему, не очень просторному помещению, порой навевающему лёгкую клаустрофобию. Они проводили здесь практически всё своё время, иногда даже не возвращаясь в свои унылые квартиры, в которых обои давно утратили свой первоначальный вид. Всё, что их окружало, рано или поздно начинало отображать их музыку и их внутренние миры. Депрессивные, мрачные, окутанные сигаретным дымом и пропахшие алкоголем и травкой. Они разделяли единую философию и взгляды на жизнь. Единственным, кто немного выделялся на фоне остальных, был Джерард. Он просто всегда всё возводил в абсолют, поэтому его мрачность и одержимость смертью порой немного настораживали и пугали. Он черпал вдохновение во всём тёмном и потустороннем, перенося свои страдания на листы бумаги в виде чёрно-красных скетчей и текстов песен. Иногда ты не понимал, его слова о самоубийстве были просто ироничными, или вскоре его тело найдут холодным на кафельном полу в ванной. Незнакомцы считали его чокнутым фриком, а близкое окружение лишь беспокоилось каждый раз, когда Джерард пропадал, уходя в забвенный запой. В мире миллионы страждущих. Кто-то прямо сейчас медленно и мучительно умирает от рака и от физической боли его спасают только наркотики. А кто-то самостоятельно рушит свою жизнь, убегая от реальности и погружаясь с головой в умиротворённое опьянение. Наверное, просто существует определённый тип людей, склонных к подобной драматизации жизни. Можете звать их меланхоликами. Такие люди задумываются о смерти кратко чаще, чем все остальные, потому что существование в нашем мире кажется им чересчур болезненным, от чего смысл многих радостей бытия теряется. И самое печальное, что общество порой склонно осуждать и обесценивать проблемы других, ведь всегда найдётся кто-то, кому намного хуже. Обычно, в каком бы неадекватном состоянии он не пребывал, в нём всегда находились силы, чтобы позвонить Майки или Фрэнку, но очевидно, в этот раз что-то пошло не так. Первые признаки зарождающейся паники появились, когда прошло двое суток с последнего появления Джерарда на пороге студии. Все были поразительно спокойными, считая этот поступок абсолютно типичным для Уэя старшего. Но Фрэнк просто не находил себе места. И дело вовсе не в том, что они не могли полноценно работать без своего «голоса». Он не понимал, где Джерард, в порядке ли он, не нужна ли ему помощь. Все эти вопросы сильно отвлекали и не давали ни на чём толком сосредоточиться. Не исключено, что его тело сейчас лежит на асфальте около одного из многочисленных баров в Нью-Джерси. И безразличие окружающих не успокаивало, а наоборот, невероятно злило. Фрэнку казалось, что он один видит во всём этом серьёзную проблему, на которую нельзя закрывать глаза. Возможно, дело в том, что он проводил с Джерадом больше всего времени и видел, что все его проблемы абсолютно реальны и могут обернуться чем-то очень трагичным. Алкоголь не был для него способом развлечься, а помогал уйти от всех, съедающих изнутри мыслей, которые медленно его убивали. Другие считали, что у талантливого парня, занимающегося делом, которым он горит, не может быть никаких поводов для печальных мыслей. Но правда в том, что Джерард был несчастен. Он был несчастен всегда и ежедневно боролся с острым желанием уйти из этой мучительной жизни. Он заливал зияющую дыру внутри алкоголем, много курил и не пренебрегал наркотиками. А толком объяснить причину этого состояния был не в силах. Просто постоянное ощущение собственной никчёмности, будто ты никуда не вписываешься и никому не нужен. Возможно, это отголоски издевальств в школьных годах, а, возможно, он действительно был столь отвратительным. Можно было по пальцам пересчитать дни и ночи трезвости, которые отпечались в памяти. Остальные же были размыты, как мел на школьной доске. Нечёткие лица, чьи-то голоса, обрывки фраз и прочие вещи, окружающие его, были перекрыты пеленой. Стоит ли говорить, что большая часть песен была написана именно в этом состоянии некой эйфории. Он до сих пор затруднялся ответить, о чём «You know what they do to the guys like us in prison» и почему он вообще это написал. Разочарование в себе и бытие в целом, читалось в каждом его действии. Он считал себя «недостаточным» буквально во всём. Недостаточно талантливым, недостаточно умным, недостаточно отзывчивым, недостаточно красивым. " - Блять, нам надо это переписать. - шипящим голосом заявил Джерард. - Зачем? Всё в порядке, чувак, расслабься. - с улыбкой на лице уверил его Рэй. - Нет, не в порядке! Я знаю, что проебался. Мы запишем это ещё раз." Всё это давило на него, заставляя склонять голову к земле и, придавало его образу ещё больше какой-то карикатурной мрачности. Эта сутулость была олицетворением всех страшных мыслей, давлеющих над ним уже многие годы. Неудивительно, что этот человек предпочитал находится в полном одиночестве и панически боялся огромных толп и новых знакомств. И уж точно ясно, почему он очень часто упоминал, что хочет уйти из жизни. Фрэнк наблюдал за всем этим и каждый день винил себя за бессилие. Он не знал, как помочь человеку, который планомерно выкапывает себе могилу, скрывая это за напускными улыбками и фальшивым смехом. Было больно каждый раз смотреть на еле держащегося на ногах Джерарда, при этом уверяющего, что он в норме. " Нет, ты блять давно не в норме… " - всегда тихо отвечал Фрэнк, параллельно таща Джерарда в сторону машины. Это быстро превратилось в рутину, что лишь сильнее пугало Айеро и заставляло внутри разгораться огонёк беспокойства. Он сам не был святым и время от времени думал, что алкогольная зависимость всё-таки его настигла. Но он никогда не пытался уйти от реальности, а лишь добавлял красок, в свою, и так довольно яркую жизнь. В отличие от Джерарда, чьё существование напрямую зависело от стимуляторов. Около полугода Фрэнк наблюдал за этим саморазрушением, переодически пытаясь откровенно поговорить с Уэем. Но ни одна из попыток так и не увенчалась успехом. Возможно, он пытался успокоить окружающих, поэтому продолжал настаивать, что ничего страшного с ним не происходит. И все почему-то приняли эти правила игры и будто повязали на глаза чёрные ленты. А Фрэнк не смог и сейчас остался единственным, чьи руки тряслись из-за исчезновения их фронтмена. Был единственным, до момента, пока Майки не решил навести относительный порядок в их творческом храме и не наткнулся на записку, очевидно написанную рукой Джерарда. Этот клочок бумаги заставил каждого оцепенеть от ужаса и наконец-то забеспокоиться. " Мне жаль. Мне правда очень жаль, что так получилось. Я правда пытался изо всех сил. Жизнь отстой и я не раз вам об этом говорил. Поэтому, думаю настало время стать следующим Джимом Моррисоном. Всем мир! И да, пообещайте выпустить альбом. Я знаю, что он не закончен, но пускай хоть что-то после меня останется. " Если до этого Фрэнку было тревожно, то сейчас стало просто невыносимо. — Сука! — выкрикнул Айеро, резко отбросив в сторону гитару, чудом не развалившуюся на части. — Фрэнк… — тихо окликнул его Рэй, собираясь как-то его успокоить, но такой возможности ему так и не предоставили. — Заткнись! Что бы ты ни сказал сейчас, это никак не поможет, ни мне, ни тем более Джерарду. Ты видел, что ему плохо. Ты знал, о чём он думал. И я один пытался что-то сделать! Вы правда не понимали, что каждая песня, которую он написал — это блять крик о помощи?! — злость Фрэнка можно было ощутить физически. Он не помнил, когда в последний раз был так зол. Не в его природе было срываться на ком-то, особенно, если это не чужие тебе люди. Но эта ситуация выходила за рамки чего-то «обыденного» и ощущение собственной беспомощности выводило из себя. Да, всем было ясно, что подобная реакция никак не повлияет на происходящее и уж точно не вернёт Джерарда. Но Фрэнку просто было необходимо «взорваться», ведь последние двое суток он провёл в чудовищном напряжении и, ни на секунду не утихающей тревоге. Он не помнил, как они приняли решение записать официальное обращение, вероятно потому, что идея показалась ему пиздец какой глупой. Он не помнил, кому в голову пришла эта «чудесная» идея и почему именно он был тем, на чьи плечи легла эта ноша. Но он точно помнил, что далось это не легко и не с первого раза. Фрэнк не мог чётко сформулировать свои мысли. Внимание переключалось с одного на другое и никак не удавалось сфокусироваться на самом главном. Работа и планы были давно забыты. Когда что-то происходит с людьми, которых ты любишь, все остальные аспекты жизни отходят на второй план, если не теряют свою значимость полностью. Мысль о том, что Джерард мог больше никогда не вернуться не просто пугала, а ужасала. Неужели он больше никогда его не увидит? Он столько всего не успел ему сказать. Он должен был говорить о том, что думает всё это время, а не молчать. Со стороны он наверняка выглядел безразличным и это его ошибка. Фрэнк знал, что Джерарду необходимо слышать, что он важен, что его ценят и любят. Он никогда об этом не просил, но Айеро видел желание быть нужным в его глазах. И Фрэнк должен был дать ему это, потому что мог. Потому что с первого дня любил его, несмотря на всё то, что Джерард в себе ненавидел. Коллективно было принято решение разъехаться по домам и ждать каких-то новостей, при этом не теснясь в одной маленькой комнате. Под коллективом подразумевались Майки и Рэй, потому что Фрэнк враждебно отрицал любую попытку расслабиться и продолжать жить своей жизнью. — Я сказал — нет! — Тебе нужен отдых, как и всем нам. — попытался переубедить Майки, что вышло очень ненастойчиво. — Он может вернуться сюда. Кто-то должен остаться. И это буду я. — пугающе ровным тоном отрезал Фрэнк. — Ладно, я больше не буду пытаться тебя переубеждать. Позвони мне, если он придёт, в чём я очень сомневаюсь. Фрэнк лишь утвердительно кивнул, потому что он действительно был измотан не только морально, но и физически, и на большее сил попросту не хватало. Честно говоря, хотелось напиться. Здравый смысл подсказывал, что это не выход, но он не умел по-другому справляться с неконтролируемой тревогой. Он просто ходил из стороны в сторону, выкручивая запястья и стараясь не думать о самом плохом исходе.

***

Он бережно прикасался огрубевшими пальцами к гитаре, медленно перебирая струны. Когда ждёшь чего-то, особенно в таком напряжении, время тянется бесконечно долго. Стрелки на часах будто плыли, как на картинах Сальвадора Дали. Фрэнк всегда был гипперактивной катастрофой, поэтому времени на то, чтобы остановиться и оглянуться по сторонам, уделив немного внимания деталям, у него никогда не было. Сейчас же у него появилось всё время мира, чтобы понять, насколько всё же угнетающим было место зарождения их истории. За вечными репетициями он не замечал, как здесь душно и темно. Да, это имело определённые сходства с музыкой, которая была здесь написана, но просто слоняться тут без дела было невыносимо. Джерард дополнял это место. На самом деле, его присутствие могло любую помойку сделать более уютной и приятной. Знаете, есть такие люди, с которыми всегда спокойно? Даже, если вы посреди ночи застряли у дверей вокзала и вынуждены согревать друг друга неуклюжими объятиями. Джерард был таким человек. И Фрэнк мог этого лишиться. Бесконечный поток самобичевания был прерван оглушительным звонком, заставившим парня вздрогнуть. На экране высветилось знакомое имя «Майки чёртов Уэй» и сердце Фрэнка забилось чаще. Было страшно отвечать, потому что слова с того конца могли разрушить последние надежды. То единственное, что всё ещё держало Фрэнка в трезвости. — Да? — тихо спросил Айеро, морально готовясь к худшему. — Можешь уходить из студии. — Что с ним? — он моментально подскочил с места. — Майки, не молчи! Что с ним случилось? — Успокойся. Мы нашли его в какой-то квартире на другом конце Джерси. Он жив, но… В общем, приезжай сюда. Адрес я тебе пришлю. Срывался ли Фрэнк куда-то так быстро прежде? Вероятнее всего — нет. Он даже не был уверен, закрыл ли дверь в студию, потому что сохранность аппаратуры в тот момент его волновала кратно меньше. Единственный момент, когда Фрэнк позволил себе остановиться — прямо перед дверью, за которой сейчас находился Джерард. Просто его тело резко застыло на месте от страха, ведь он не знал, что именно там увидит. Одно ясно — он жив, но также было очевидно, что его состояние далеко не наилучшее. И если первую помощь оказать будет не невозможно, то что делать в перспективе было непонятно, а неизвестность Фрэнка всегда пугала. По сравнение с этим помещением, которое язык не поворачивался назвать жилым, их студия была просто оплотом комфорта. Практически полное отсутствие какой-либо мебели, если не брать в счёт диван, в некоторых местах протёртый до дыр. Обои, кусками просто отсуствующие, тем самым оголяли холодные стены. Запах затхлости, от которого начинала болеть голова, словно здесь ни разу не открывали окна. Не хватало только пепла, идеально дополнившего бы эту картину. Возможно, лучше бы этому месту сгореть, вместе с этим отвратительным воспоминанием. И самое ужасное, что Джерард в этой обстановке выглядел полностью органично. Он был олицетворением депрессии. Помятая одежда, некогда искусно нанесённый макияж глаз, который сейчас дополняли синяки, глубоко залегавшие под глазами. К слову о глазах. Они не были просто красными от недосыпа, а словно были налиты кровью. Было ясно, что он плакал. Высохшие дорожки слёз всё ещё виделись на его бледных щеках. Но несмотря на это, он всё ещё был прекрасен. Фрэнк просто замер. Его тело буквально было ему неподконтрольно. Каждая клеточка организма не могла принять всё происходящее. Эта адская поездка в итоге привела его к Дьяволу. В следующую секунду он сдвинулся с мёртвой точки, в несколько шагов добравшись до Джерарда. Тот не смотрел в глаза и во всей его фигуре читалась глубочайшая вина и боль. А в уверенных движениях Фрэнка читалось счастье и облегчение. Он опустился на колени у изголовья того самого дивана. Обе его ладони медленно зарылись в, и без того запутанные волосы, и начали бережно поглаживать голову. Послышался болезненный стон и последовавшее за ним тяжёлое дыхание. Первые несколько секунд, Джерард был напряжён, как гитарная струна и лишь спустя пару мгновений он уткнулся своим точёным носом в грубую обивку, а из глаз потекли обжигающие слёзы. Он молчал, но было видно, что ему чертовски плохо. Никто не знал, что именно он принял и в каком количестве. Очевидно лишь, что изначальный план провалился и Фрэнку оставалось надеяться, что слёзы не были проявлением разочарования в этой неудавшейся попытке суицида. Сейчас Фрэнку было поебать, что за каждым его движением внимательно следят две пары глаз, одна из которых принадлежит Уэю младшему. Одной рукой он провёл по влажному лбу Джерарда, убрав мешающие пряди. Безумно хотелось накричать и, не выслушивая оправданий, послать нахуй, развернуться и уйти, никогда больше не оборачиваясь. Но желание хоть как-то помочь было в разы сильнее. И чтобы это сделать, необходимо было всего ничего — разобраться, что происходило в голове самого закрытого и сложного человека в жизни Фрэнка. Его внутренний мир был запутаннее и туманнее, чем лабиринт из небезиствестного романа Стивена Кинга. И в нём обитали куда более жуткие существа, сотканные из переживаний и страхов. — Ты как? — ахуенно глупый вопрос в данных обстоятельствах, но это единственное, что Фрэнк смог из себя выдавить. — Что даже не спросишь, что это за херня была? — как всегда саркастично, с нотками нескрываемой горечи. — Ой заткнись и просто ответь на вопрос. — нервы Фрэнка были на пределе и держался он буквально из последних сил. — Я в порядке. — Не ври мне. Никогда, блять, больше не смей мне врать. — стиснув зубы и зажмурив глаза, прошипел Фрэнк, но руку из волос Джерарда так и не убрал, продолжая нежно перебирать влажные пряди. — Мне больно. — тихо признался Джерард после минутной паузы. — Я хотел умереть. И хочу до сих пор. Я не настолько блять тупой, чтобы не понимать, что приношу одни проблемы! Вместе того, чтобы работать, вы занимаетесь бесконечными поисками. Может проще найти того, кто лучше поёт и не страдает хернёй! Поверь, это будет не так уж сложно. — Неужели ты блять не понимаешь, что есть люди для которых ты важен? Просто, потому что ты — это ты? У тебя есть младший брат. — не оборачиваясь, Фрэнк указал пальцем в сторону застывшего Майки. — И ты всегда будешь для него самым близким человеком, что бы ты не сделал. У тебя есть друзья, которые любят тебя несмотря на все твои заёбы. И я тоже здесь, если ты блять не заметил! — Тебя здесь никто не держит! Ты гитарист, а не мой психоаналитик. Можешь в любой момент уйти, если тебе так тяжело. Ты мне ни чем не обязан! — Я не хочу. Ты не виноват в том, что происходит. Я понимаю. Я блять правда понимаю, что тебе намного тяжелее, чем нам всем. — он устало опустил голову. — Я эгоист. — Тебе нужна помощь. — Мне нужна доза побольше. — с нескрываемой иронией и лёгкой усмешкой на потрескавшихся губах сказал Джерард. Фрэнк глубоко вздохнул, проигнорировав эту неуместную шутку, заставившую его вновь занервничать. — Я никуда не уйду, что бы ты ни сделал. — Почему? — искренне недоумевая спросил Джерард. — Потому что люблю тебя. Меня это всё пиздец, как пугает, но я не хочу, чтобы ты был один. — ответил Фрэнк, качая головой, будто хотел отогнать мрачные мысли. — Нет, прекрати. Я не хочу, чтобы ты меня жалел. — отрицал Джерард, словно слышал это уже не впервые, что естественно было не так. — А я не хочу помогать организовывать твои похороны. — наотмашь, грубо, неожиданно, резко, пугающе, но чертовски правдиво. В комнате повисло тяжёлое молчание, лишь изредка нарушаемое шумом одиноко проезжающих за окном машин. Окраины Джерси не могли похвастаться оживлённым дорожным движением в полночь. Никто не решался заговорить, потому что было ясно — внутри Джерарда идёт настоящая война. И только он сейчас может решить, впустить ли на поле боя союзника, или продолжить сражаться в одиночку, в итоге трагически погибнув от лап внутренних демонов. — Прости. — тихий, теряющийся даже в оглушительной тишине шёпот, обращённый лишь к одному человеку в этой комнате. Джерард приложил героические усилия, чтобы сказать это. Он потянулся к руке Фрэнка, мирно покоившейся на старом диване и прикоснулся к мягкой коже губами в целомудренном поцелуе, вложив в это действие куда больше смысла, чем могло показаться со стороны. Он сделал это вместо всех слов, что так и не смог произнести вслух. Раньше он бы не позволил себе такого проявления нежности, считая это непозволительной слабостью. Сейчас же всё кардинально изменилось. «Джи» — единственное, на что хватило сил у Фрэнка, после чего он зарылся носом в чёрные, как ночь волосы, пытаясь показать, что он всё понимает и действильно никогда не отпустит. Это не было концом их проблем. Это было начало их истории. Истории спасения гниющей души и бесконечной, всепоглащающей любви.