Ты когда-нибудь хотел записывать видео дневники?

      Рэндал не запоминал свои сны, но он и не считал, что это было так важно, поскольку его сновидения всегда были устроены так, что напоминали ему жизнь в том виде, как она проходит и в реальном мире частично. Причина, почему ему нравились эти сны особенно сильно — это занимательные вечерние встречи с Сатору.       Разговоры на крыше школы всегда хоть и были похожи, но все же отличались, особенно это касалось Сатору, который всегда находил самые любопытные темы для бесед. Некоторые вещи он правда делал по-одинаковому: он часто довольно отрешённо гулял рядом с перилами, поглаживал прилетавшего и садившегося на его плечо Камио, вытаскивал из своего кармана канцелярский нож и игрался с его рукояткой. Рэндала завлекали и забавляли эти ритуалы, не важно, что их вызвало, какой-то программный сбой в итак отшибленном сознании Рэндала или даже, может быть, Тсукада делал это осознанно сам.       — Ты когда-нибудь хотел записывать видео дневники? — спросил Сатору, усевшись на скамью и оперевшись спиной на ограждающие перила.       — Неа, — ответил Рэндал, поджав щёки ладонями, — а что в них такого?       — Я слышал, что это такая разновидность архива. Сначала ты записываешь, к примеру, как проходят твои самые обычные будни, а потом на эту же камеру ты показываешь то, как собираешь самодельную бомбу и собираешься ей себя подорвать. Забавно, да?       — А потом можно будет выпустить эти видео дневники, чтобы они стали хроникой или по ним сняли фильм! — засмеялся Рэндал.       — Как бы назывался фильм с твоими дневниками?       — Ну-у-у, может: «Адская бытовуха тёмного принца в гробу вместо кровати?».       — Мне нравится, — ответил Сатору, подкидывая в воздух рукоятку канцелярского ножа и подлавливая его в воздухе, — но-о-о, я так понимаю, он не для больших залов?       — Почему это?       — Название для миллионного блокбастера не прокатит!       — Ещё как прокатит, ясно? — Рэндал начал ухмыляться и запрокинул ладонь на плечо Сатору, начав играючи его покачивать в разные стороны, пока резко не остановился, — Стоп! Может мне лучше тебе их показывать, а ты будешь оценивать то, насколько они пригодные для фильма?       — Можно, — улыбнулся Сатору.       Рэндал не переставал раскачивать за плечо друга, отчего они оба уперлись всем телом на ограждения. Рэндал прижался к железу щекой и из-за ударившего в кожу холода издал дурацкий вскрик. Они оба залились хохотом, не переставая дёргать друг друга за плечи, рукава и концы рубашек, до момента пока они полностью не устали от этого.       — Слушай... — попытался отдышаться Сатору, — как бы ты поступил, если бы я просто исчез?       — К чему ты это? — весело спросил Рэндал, — не знаю, никуда ты не исчезнешь, короче!       — Нет, правда. Как ты думаешь, мог бы я просто... испариться? — повторил Сатору и посмотрел на друга. В его глазах не читалось ни капли какой-то грусти или насмешки, он смотрел на него так просто, будто спрашивал о чём-то совершенно обыденном.       — У тебя есть кто-нибудь, кто тоже был бы твоим другом или кто заслуживал бы им быть?       — Бля, вот любишь ты так делать, бесишь! — Рэндал шуточно толкнул его в плечо, избегая любого момента посчитать эту болтовню чем-то серьёзным, — когда наконец перестанешь нести чушь? Если у меня есть кто-то, кто заслуживает быть другом, так это только ты, понимаешь?       — Я рад это слышать, — сказал Сатору, улыбнувшись, — ты самый лучший друг, который был у меня за всю жизнь.       Они смотрели друг на друга и глупо улыбались. Отрицать было сложно — им действительно было хорошо в компании друг друга. Всё вокруг было залито тёплым золотистым светом, и над ними раскинулось огромное звёздное небо. Полная луна всё так же ярко освещала вечернюю крышу школы, воздух был настолько тёплым, что Рэндалу хотелось им задохнуться, лишь бы больше не возвращаться в реальность. Тсукада обнял его одной рукой за плечи, в другой руке он держал нож с выдвинутым лезвием и провёл пальцем по его концу, проверяя на остроту. Он убрал вторую руку от плеча и взялся ей за ладонь Рэндала, повернув её к себе внутренней стороной: — Давай мы дадим друг другу клятву в вечной дружбе, что думаешь?       Рэндал глупо заулыбался. Его наполнило чувство невероятного азарта, и в ответ на заманчивое предложение он много раз закивал головой. Он закрыл глаза и подумал о том, что очень хочет, чтобы этот вечер никогда больше не кончался, ему больше ничего не было так необходимо. Они так и сидели на крыше друг напротив друга, Сатору медленно и спокойно склонился к уху Рэндала и, чуть коснувшись кончиком лезвия края воротника его рубашки, с безмятежной улыбкой прошептал: «Кроме меня у тебя больше никого нет, Рэндал, как и у меня» — и быстро провел лезвием по своей ладони, оставив на ней неровный кровавый след. — Я всё равно исчезаю всё больше и больше.

***

      Комната была окутана ночной темнотой, а нависшая тишина оглушала и давила на барабанные перепонки Рэндала. Он таращился в потолок и не мог унять неоднозначные ощущения в теле из-за медленно протекающей бессонной ночи. Атмосфера вокруг будто вдавливала внутрь его глаза, в которых не было и намёка на сон. Каждый раз, как тот закрывал глаза, он не смел видеть буквально ничего — он падал в темноту, которая ни во что не превращалась и ему оставалось лишь снова размыкать веки и глазеть во мрак широко раскрытыми глазами.       Он попытался придумать, что можно сделать, если шанса заснуть больше не будет, потому что безрезультатно пытаться в очередной раз желания у него больше не появлялось. Рэндал старался вспомнить, что обычно при надобности отвлекало его и с чем мучительные часы текли гораздо быстрее. Он мог просто походить вокруг кроватей спящих домашних и поглядеть на их сонные лица, но для него сейчас это не ощущалось так увлекательно. Но потом он вдруг вспомнил то, что сможет переплюнуть любые другие способы скоротать часы бессонницы, ему словно ударил в голову разряд на несколько вольт — он вскочил и раскрыл глаза шире обычного.       Мальчишка, не вставая со своего гроба, достал видеокамеру, что лежала рядом на полу и поставил её на табуретку рядом, проделывая все будто безжизненными механическими движениями, в режиме автоматического включения. Мыча и перебирая мысли, он старался понять кучу мыслей в голове что-то сказать вялым голосом:       — Э-э-э, какой это день? Ой, да насрать, не помню. Приве-е-ет, дневник. Сейчас поздняя ночь, сколько часов я не знаю, да и не особо важно!       Сейчас Рэндал устремил взор прямиком на объектив камеры, шевеля пальцами и словно пытаясь ими что-то словить в воздухе. Несколько секунд он молчал, раздумывая, говорить что-нибудь или нет, он ощущал, как куча из разных слов мешается в его голове в безобразную кучу, которую он не желает больше разбирать.       — Я не помню, сколько прошло с того момента, когда ты рассказывал мне про всё это, — Рэндал характерно развёл руками напротив самой камеры, указывая на неё саму, — может месяц, два, хрен знает, но мне кажется, что это было уже настолько давно. Я даже не помню, сколько уже этих дневников я записал.       Глаза мальчика сфокусировались на маленьких цифрах на экранчике камеры, что менялись и отсчитывали каждую идущую минуту, секунду и миллисекунду. Взгляд его становился всё более пустым, что не было видно на записи, но эта пустота ощущалась иначе и будто проникала в саму видеокарту за счёт громкой тишины, которую незаметно обрывали лишь тихие вздохи. Он чувствовал полную и окончательную апатию, но и одновременно он чувствовал настолько сильную палитру эмоций, что не мог дать этому объяснения.       — Я, ну… Я не понимаю одного, — он перебирал пальцами концы пижамной рубашки и пытался подобрать слова, — один вопрос: почему ты больше не приходишь ко мне во сны? Раньше ты часто снился мне, как ты знаешь. Мы много раз обсуждали разные вещи, мы болтали обо всём на свете, я помню всё, что ты мне говорил! Почему ты больше не хочешь разговаривать со мной?       После этой фразы последовала долгая тишина, пока тот снова не нашел силы её прервать: — Мне никто за всю жизнь не был интересен. Все просто пропадали из моей жизни и больше не появлялись, да и мне абсолютно плевать. Все эти чуваки были скучными, типа, что с них взять? — Пустышки. Но появился ты. А потом ты исчез. Это и есть моя судьба, когда я впускаю кого-то в свою жизнь? Прикольно!       Весь его монолог не излучал никакой печали от слова совсем. Он говорил максимально сухо и довольно устало, даже несмотря на то, что со стороны эти слова могут звучать душераздирающе. Рэндал опустил голову вниз и губы его растянулись в улыбке, которая выглядела настолько странной на камере, что это вызвало у парня приступ неконтролируемого гогота — это была настолько нелепая ситуация, что он и сам посчитал её уморительной. Он повалился всем телом вниз и пропал из видимости объектива. Он стал тихо и ритмично колотить кулаками по подушке, словно по перкуссионному барабану.       — Но знай, даже если тебе надоело тусить со мной, — он ломаными движениями тела поднялся и как прежде уселся напротив камеры, поправляя сползшие очки и не отрывая глаз от немого объектива, — я не злюсь на тебя! Хотя, может быть, ты меня всё же слышишь, — артистично протянув слова продолжал парень, резко и даже грубо ткнув пальцем в саму камеру, — вот здеся, хе-хе-хе!       В следующую минуту он стал более подвижным перед камерой, ему стало нравиться это гораздо больше. Процесс съемки заставлял его испытывать настоящий интерес, словно сам Рэндал был тем съемочным процессом, сердцем самой камерой, которая молча воспроизводила каждое его движение.       Рэндал довольно задорно вздохнул и снова вышел из видимости объектива, он опустился вниз к полу и поднял что-то лежавшее рядом с ним. Что-то характерно щёлкнуло и на камере довольно чётко появился силуэт лезвия, которое тот выдвинул из рукоятки канцелярского ножа. Прерывисто дыша, Рэндал покрутил его в руках, несколько раз подёргал его и так, и эдак, раскрыл лезвие на всю длину и с каждым новым движением всё больше входил во вкус.       — Понимаешь. — заговорил он, не отрывая взгляд от ножа. В этот момент тон его голоса немного изменился и стал почти неразборчивым. — Я на самом деле не злюсь, правда. Но мне всё равно странно немного. Ты меня не видишь и я даже не знаю, когда я снова смогу посмотреть на тебя. Я, наверное, не хотел бы расставаться так надолго, понимаешь?       Мальчик резко застыл на месте, в его голове всплыл взгляд Сатору, которым тот окутывал его каждый раз, как встречал в мире сновидений. Это был взгляд, полный загадочной притягательности, который располагал Рэндала к себе так близко, что он словно растворялся в нём, и даже когда просыпался, всё равно эта связь сохранялась в его подсознании на долгое время. Тсукада довольно часто рассказывал ему про свой довольно занимательный интерес к реальному миру. Он достаточно много говорил о том, что возможно в мире сновидений. Однажды на примере собственной ладони и лезвия он показал, как отрубив себе пальцы он не почувствовал никакой боли. Он рассказал, как гадко и тошно ему от ощущения, что он буквально не чувствует ничего от подобных манипуляций. Он сравнивал эти муки с издевательством над игрушкой, ведь какая-нибудь кукла также не сможет ничего сказать и почувствовать в момент, когда ей отсоединяют голову от тела. Рэндал вспоминал, как после того, как Сатору оставлял на своей ладони десятки порезов, как задвигал окровавленное лезвие обратно в рукоятку он продолжал мило улыбаться, всем своим безмятежным видом демонстрируя свое почти что детское веселье. Рэндал не обращал внимание на то, как часто Тсукада расспрашивал самые странные и неординарные вопросы, потому что он забыл, что многое, что Сатору ему говорит — это лишь заковыристая игра его подсознания. Его странные вопросы это то, что сам Рэндал закопал глубоко в недры собственного покалеченного сознания, потому что он не желал признавать, что спрашивает себя подобное каждый раз всё чаще. А Тсукада всё больше начинал обладать собственным разумом и такие моменты не раз проскакивали скоротечными, но выразительными моментами, если верить воспоминаниям. Но Рэндал закрывал на это глаза, он был слишком несмышленым и безбашенным, чтобы давать этому какую-то осмысленную огласку.       Рэндал рывком с характерным щелчком выдвинул лезвие до самого конца и так сильно сжал рукоять ножа, что костяшки на его руке побелели. Из его уст прозвучало странное кряхтение, которое переросло в полухрип-полустон и парень стал задыхаться.       — Твою мать, — прохрипел он, зарываясь лицом в рукав, голос его перешёл на сдавленные всхлипы, — нет, я так не могу, какого черта! Мне кажется, что я сейчас помру.       Звуки, вырывавшиеся из его глотки, одинаково напоминали и задорный смех, и сдавленный хриплый плач. Это был неописуемый калейдоскоп чувств, который начал разрывать мальчишку изнутри — он не понимал, что с ним происходит, потому что с ним никогда не происходило нечто подобное и настолько едкое по внутренним ощущениям.       Он был согласен на то, чтобы каждый день не замечать своё буквальное ежедневное разложение, или полностью принимать внезапные сюрпризы организма, к примеру, желание отсоединять пальцы от ладоней и позволять им безжизненно лежать на земле — он был абсолютно не против, даже наоборот — он полностью это принимал! Но что неподготовленный рассудок Рэндала точно не мог понять, так это чувство плавящей и разъедающей его изнутри тоски и горечи, которое оседало в лёгких и перекрывало итак вечно хрипловатое дыхание мальчика. Это было нечто совсем на другом уровне. Это была борьба подсознания и внутренняя пытка, о которой он не знал никогда и к которой не был готов совершенно.       Рэндал сжался в плотный клубок, его закачало и затрясло, словно в него запустили несколько вольт электрического тока. Он часто задышал в такт хриплым вздохам, он больше не мог скрывать и искать причину своего состояния. Прошло несколько томительных секунд и он закрыл лицо ладонями, пугающе замолчав. Сквозь пальцы он оскалил зубы в сумасшедшей улыбке. Несколько секунд он сидел так, безвольно глядя на всё ещё записывающую камеру, он сунул палец себе в открытый улыбающийся рот и выпустил на него слюну, с такой же неожиданностью его оттуда и убрав.       — Знаешь что, — Рэндал шмыгнул носом и прерывистыми движениями начал задирать рукав другой руки прямо до предплечья, — ты ведь всегда мечтал увидеть, как всё работает в реальном мире. Давай сейчас это вот прямо здесь и проверим, покажу всё на своем примере!       Парень вздёрнул оголённую руку вверх прямо по направлению к потолку, согнул кисть и приблизил лезвие к запястью, вонзив его в плоть и проведя вдоль белой линии вены. Алая жидкость на месте раны немедленно начала сочиться из продолговатого пореза и длинная кровавая полоса прочертила его белую кожу. Водопадом кровавый поток хлынул по сгибу руки, стекая на белые штаны Рэндала и пачкая каплями такую же белоснежную рубашку. По телу юноши прошла быстрая дрожь, он несколько секунд сидел с поднятой рукой и его словно накрыли микросудороги, из его глаз скатились по щекам две слезные дорожки. То же самое он проделал и со своей другой рукой, на штанах и простыне также быстро образовалась красная лужа.       — Чёрт, Сатору-у-у, — протянул Рэндал дрожавшим голосом, пытаясь пошевелить онемевшими руками, что тряслись с такой силой, что уже даже не отражали своей собственной массы.       — Это ж сколько крови, был бы ты сейчас здесь. Тебе бы так понравилось это, хе-хе-хе... — Он тихонько засмеялся, вяло опустив голову вниз и продолжая удерживать в дрожащей руке окровавленный нож, — блин, я заляпался весь! Братец будет ругаться-я-я...       Тело парня продолжало содрогаться, он опустил голову вниз и начал стучать зубами, словно от холода. Его лицо перекосилось, и он издал короткий глухой стон, но совсем слабый, как будто из его горла вырвался сухой сдавленный хрип. Рэндал ещё раз посмотрел на свою руку и понял, что она уже потеряла всю свою живучесть и полностью покрылась кровью, которая все еще хлещет из повреждённой вены.       — Х-холодно... — тот продолжал стучать зубами и вскоре действительно начал ощущать холод, он потянул на себя испачканное одеяло, попытавшись завернуться в него целиком.       Он не представлял, как ещё можно было упасть в самую глубину моральной пропасти, так низко, чтобы в ней не было бы ни одной точки опоры, а только пустота. Его сердце стремительно билось в груди, однако все мысли покинули его голову и разум опустел. Но было что-то, что неспешно прокрадывалось в его сознание, как медленно крадущиеся, длиннющие пальцы скользят по поверхности его мозга как щупальца.       — Ох, блять, — Рэндал сморщился, дёрнул плечами и схватился руками за живот, — я чёта чувствую.       Он ощутил, как что-то едкое прожигало его изнутри, будто его внутренности растворялось в какой-то кислоте. Сначала ему показалось, что "оно" сидит внутри его разума, но потом он понял, что дело не в этом. Его щёки раздуло, а рот наполнился чем-то горьким и нестерпимо отвратительным. Он издал странный кряхтящий звук и скорчился, широко раскрыл глаза и с характерным звуком тот захлебнулся в своих рвотных массах. Он заблевал всю свою пижаму и простыни и теперь всё вокруг него было испачкано в блевотине и крови. Рэндал почувствовал во рту едкий вкус и несколько раз сплюнул прямо на себя. Не стоит совмваться в том, что чувство брезгливости его не касалось.       Он ощутил, как в его висках пульсирует кровь, он хрипло закашлял и липкими ладонями схватился за края гроба, чтобы удержать равновесие.       — Ой, блинский, вот этого тебе... лучше не видеть, — тяжело дыша проговорил он, уставившись в упор в камеру и практически носом, угрожающи уткнувшись в объектив, он залился странным хохотом, который прервал подступивший кашель, из-за которого ему было суждено отдалиться от несчастного фотоаппарата. — Извиняй.       Не в силах с собой совладать, он повалился на бок и прижался головой к холодной поверхности подушки, утыкаясь в нее лицом и закрывая глаза. Его всего трясло от дрожи и холода, он продолжал укутываться с головой в одеяло.       — Ну и хрень вышла, для фильма не годится, братец меня доебёт за этот беспорядок. — из последних сил Рэндал огорчено опрокинул своей ногой табуретку и камера с характерным звуком приземлилась на пол. По её падению создалось ощущение, что он сломал аппарат и всё полетело по частям, но на деле это были просто бредни.       Рэндал поджал ноги к груди и ещё глубже вжался в гроб, — ему плевать на то, что он буквально лежит в луже собственной рвоты и чернеющей крови, а его руки обездвиженые и полностью онемевшие. Постепенно он смог восстановить дыхание, но не смог унять дрожь в теле. Он больше не поднимался с этого момента и продолжал лежать на боку зарытым полностью в одеяло, даже не зная, сколько времени прошло с начала записи и смогла ли камера запечатлеть весь этот момент. Он даже не знал, осталось ли там памяти вообще на весь тот поехавший монолог. Было ясно одно — Рэндал так и не смог заснуть этой ночью и упал в дремоту только ближе к утру, но он был безумно благодарен Сатору, что тот когда-то открыл ему глаза на подоьные видео-дневники. Он дал ему эту возможность и этот бесспорно незабываемый для него опыт, он верит, что однажды сможет отблагодарить его. Обязательно.