Куда мы от тебя денемся?

Пов Мугэна: Сколько себя помню, я всегда был один. Не думаю, что можно назвать друзьями тех, с кем грабишь корабли и убиваешь людей. Я совсем не помню свою семью. Я не помню, как выглядела моя мать, когда смеялась, плакала, ругалась, умирала. Моя память, совершенно не подкидывает мне, хотя бы, размытые образы отца. Какой он был? Низок, или высок? Худ, или полон? Какого цвета были его глаза? Я знаю о них всего лишь то, что они были пиратами. Долбаными пиратами, бросившими своего четырёхлетнего сына совсем одного, сдохнувшими за чьё-то грязное золото. А потом: грабежи, налёты, подпольные заведения и море сакэ. И ссылка на этот, богом забытый, остров… Трясина, затягивающая с каждым днём, всё глубже и глубже… «- Мугэн, мне, конечно, очень жаль отрывать тебя от столь наиумнейшего занятия, как смотрение в кромешную темноту, но, всё же, придётся это сделать. Если сейчас же ты не вернешься под навес, мне придётся затолкать тебя под него силой. Ты ещё жутко слаб, врач же сказал, что тебе нельзя вставать. - Зачем ты живёшь, Дзин? - хриплый выдох. - Чтобы убить тебя, и найти Фуу, – самурая, пахнущего подсолнухом. - А когда всё кончится? - Ты собрался так просто сдаться? - Нет. - Тогда, в чём проблема? - Я… - длинные пальцы Дзина, ловко хватают за ворот рубахи и утягивают под навес. - Знаю, Мугэн, знаю. - Я слабак, Дзин… - дождевые капли стекают по лицу, смешиваясь со слезами. - Я всегда был один, мне так страшно… не оставляй меня, ты понял? Не оставляй, не оставляй! - Ш-ш… - прохладная ладонь опустилась на лоб и, еле ощутимо, провела по копне спутавшихся волос, - хватит кричать, Фуу разбудишь. У тебя жар, идиот… давай, давай, вот так, ложись. Я не оставлю, я буду с тобой, и завтра, и послезавтра. Вообще, столько, сколько ты сам захочешь, хорошо? - …Врёшь, - громкий кашель, нарушил молчание тёмной комнаты, - ты опять мне врёшь, Дзин. Но мне так хочется верить, так хочется… - Значит, верь, я постараюсь исполнить твоё желание, - лёгкий поцелуй в висок. – Спи Мугэн, спи, сегодня ты не один, сегодня я рядом. А что будет завтра, в принципе, не важно. Главное, что сегодня всё так, как ты захочешь». «- Он больше не встанет, да, Дзин? - Фуу хлопает глазами, и прикусывает изнутри щёку, чтобы не разреветься. - Врач дал ему не больше двух дней, - тихо, и немного хрипло, в ответ. - Но ты ведь сказал… - замешательство в голосе. - Я соврал. Я не думаю, что он спал бы так спокойно, зная, что последние минуты его времени сыплются, как песок меж пальцев. - Как ты можешь так спокойно говорить об этом? - шёпот переходит в крик, и тихий плач, прорывается сквозь сжатые зубы. - Фуу хватит, я так устал. Это туберкулёз. Врач говорил, что он у него уже довольно долгое время. С его-то прошлым, это вполне возможно. А сейчас, он обострился… он сгорает изнутри, понимаешь? И мы ничего не можем поделать… Нужно просто ждать. - Ждать, пока он умрёт? Чего ждать? - из прокушенной щеки сочится кровь, ладони взмокли, а голос не желает слушаться, переходя на высокий фальцет. - Слышишь, он уже ворочается? Зачем ты так кричишь? Я тоже надеюсь на чудо. Вот только, чудес-то, не бывает… Последние три месяца, я неоднократно замечал у него кровяной кашель. Мне не хотелось тебя беспокоить, а он, на мои вопросы, отшучивался и повторял: «Всё хорошо, всё хорошо. Не переживай». Что я ещё мог поделать? Я даже и не думал, что это туберкулёз, Фуу. Даже и не думал». На несколько минут, голоса затихают. Лишь слышно сиплое дыхание, за которым следует хриплый кашель и стоны. «- Когда его не станет, обещай мне, что обязательно добьёшься своей мечты. Обязательно устроишься в жизни, проживёшь её долго и счастливо… за нас троих, Фуу. Обещай. - Дзин? Что ты такое задумал? - взволнованный голос. - Обещай. - Дзин? - Я сказал, обещай мне, - голос поднимается на пару октав* выше. - Да, чёрт, обещаю, обещаю я. Но, не смей умирать после Мугэна! Не смей! Я боюсь оставаться одна! Я совершенно не справлюсь, Дзин. - Я ничего не могу обещать… я тоже болен. Врач спросил, был ли у кого-то из нас прямой контакт с больным. - И? - нотки надежды в голосе. - Я не знаю, сколько мне осталось… но там, там будет ждать меня ОН, и это самое главное». На следующее утро, Мугэн так и не проснулся. Через пару дней после похорон, Фуу и Дзин дальше отправились на поиски самурая, пахнущего подсолнухами. К их приходу, он был уже мёртв. Через полтора года, Фуу открыла свой чайный домик в Эдо. Каждую весну, когда зацветает Умэ*, она ходит на склон, к двум безымянным могилам, поросшим зелёной травой. Каждую весну, она приходит на их могилы, с огромной охапкой подсолнухов. Каждую весну, она шепчет двум безымянным могилам: «У меня всё есть, я счастлива. Я выполнила твою просьбу, Дзин. Я живу за нас троих. Я плачу, радуюсь, негодую, или злюсь, за нас троих. Но знайте, когда мы ТАМ встретимся, то вы уже так просто не отвяжетесь, поняли?». Ветер поднимается, и на могилы осыпаются алые лепестки сливы, как бы спрашивая: «Куда мы от тебя денемся?». Она сметает их тонкими бледными пальцами, и слабая улыбка трогает её губы. Конец. От Автора: Умэ* - Японская слива. Октава* - музыкальный интервал, в котором, соотношение частот между звуками, составляет один к двум (то есть, частота высокого звука, в два раза больше низкого).