я исчезну с оттепелью

я исчезну с оттепелью. легкой дымкой растворится мой силуэт трепещущий, смешается с влажным паром, из твоих легких дрожа выходящим. мы стоим в пустом парке, фонарем заменив себе солнце. ты легко улыбаешься. я в тишине тону. труп мой полем подснежников по траве рассыплется, листьями нежными ледяной град твоей тоски ловя. всю боль и одиночество твои я в себя впитаю, до корней тонких ими наполнюсь да улыбнусь с надрывной нежностью. под тяжелыми ботинками неприятно скрипит гравий. мы все также молчим, не решаясь нарушить зыбкое спокойствие. люблю. слово горячим воском на языке задерживается, остывает и остается тобою неуслышанным. моя улыбка кривая, влюбленная. пальцами касаюсь твоей ладони. что-то внутри, в грудной клетке трепетно всполыхает. сердце мое давно уже сублимировано, я ведь всю любовь и преданность тебе отдаю, иначе все это дыру во мне разъест, вся личина моя на атомы мелкие распадется. ты решительно обхватываешь мою ладонь, метнув быстрый взгляд на меня. там искры веселые сверкают. через минуту начинаешь что-то увлеченно рассказывать. мысли сменяются твоей болтовней. люблю слишком сильно. где-то внутри будто чай горячий разливается, все наполняется теплом. тайком засматриваюсь на твой аккуратный профиль. ох, боже. в бензином наполненных лужах и проталинах темных я ловить буду взгляд светлых глаз твоих, льдом на солнце сверкающих. ты яркой звездой освещаешь весь чертов сквер, от одного твоего смеха деревья ото сна пробуждаются и цвести начинают так, как никогда ранее. черты твои, из мрамора будто высеченные, скрыты от искусственного света шелком волос; щеки, в тени облака вечерние напоминающие, скрывают сияние твоих глаз, лукавой улыбкой приподнявшись. в груди что-то щемит, и не остановить уже глупую широкую улыбку, что нелепым пятном расползается. от губ моих до подбородка кривая дорожка маков алых растекается, те лепестки свои скидывают и ладони мои укрывают. ведь у честности лапы когтистые, а мне до выдохов хриплых страшно признаться. моя рука подлетает к прокушенной губе, еще больше размазывая кровь по лицу и вместе с тем заставляя хранить молчание. ни к чему это сейчас. иначе честность эта бегом своим расторопным если не нас вдвоем, то меня точно раздавит, лапами грязно-бурые следы оставляя и снег талый пачкая. ведь ты не можешь любить меня. как солнце не может полюбить луну, а звезды — друг друга. мы также далеки друг от друга, свет мой. но я все равно остервенело трясу головой, отгоняю глупые мысли. в сердце вновь зарывается сомнение, мутящее водную гладь сознания. жестокая, жестокая я, раз втянула тебя в свой омут, позволяя и твоим легким этой мутью чувств наполниться. но в нежность все равно тебя укутаю, согрею, как смогу, своими ладонями в корках заиндевелых, спрячу от мрака и холода внешнего мира. правду в трясущихся руках спрячу. и вместе с тем щеки твои россыпью легких касаний губ укрою, смешается твоя усталость со вкусом белого шоколада со смирением моим кисло-сладким. и пускай голова наполнится всеми этими глупыми, жестокими мыслями, кинжалом по старым ранам проходясь и вспарывая их вновь. пускай нечто на задворках сознания довольно проурчит и без того известную истину. мне ли не знать? что мы с тобой тошнотворно мягки и глупы. что ты безумно легка и пуста. а я до одури влюблена и слепа. известно мне, что вселенная смеется надо мной. поэтому прошу. пусть на могильном камне высечено латынью будет. не унылое memento mori, не легкомысленное carpe diem, а хрупкое и чуткое vale et me ama.