Я против?!

11 ноября 1998 г. 15.10 пополудни - Гарри! - Гермиона без стука ворвалась в насквозь прокуренный крошечный кабинетик Героя последней магической, а сейчас руководителя лучшей боевой пятерки Аврората Поттера. - Что происходит?! Вы отправляетесь в Соффолк? И почему я узнаю об этом в последний момент и не от тебя, а от Дина? Поттер сидел за покосившимся, ободранным столом, заваленным перьями, схемами прошедших и будущих операций и грязными чашками из под кофе. Рядом, на таком же кривобоком обшарпанном стуле были свалены аврорская мантия, магловский армейский рюкзак буро-зеленого цвета, набитый под завязку, и почему-то старые квиддичные перчатки. Хозяин кабинета курил, положив ноги в высоких побитых ботинках на столешницу, прямо поверх бумаг. Он даже не повернул голову в сторону посетительницы, лишь чуть сдвинул брови, продолжая упорно глядеть на кончик тлеющей сигареты, жадно, глубоко затягиваясь и небрежно стряхивая пепел на пол. - Поттер! - продолжала бесноваться Гермиона. - Не смей меня игнорировать, слышишь?! Я не потерплю такого отношения! - Что ты от меня хочешь, Гермиона? - раздраженно затушив недокуренную сигарету о подлокотник кресла, повернулся к ней Поттер. - И не кричи ты, ради бога, голова раскалывается. - Я требую объяснений, - сделав над собой усилие, звенящим от гнева, но уже относительно спокойным голосом произнесла девушка. - Это уже вторая операция, от которой ты меня отстраняешь. Мне хотелось бы знать причины. Поттер вздохнул и с силой провел ладонью по серому от усталости лицу. - Сядь, - глухо бросил он и, открыв ящик стола, стал рыться в нем. - Мне казалось, все яснее ясного, - буркнул Поттер, не поднимая на нее глаз. - Сначала Рон уехал, потом... - он запнулся, - потом убийство Джинни, - с видимым усилием закончил он фразу. Гермиона дернулась на диванчике возле стены, куда присела минуту назад, глядя на Поттера с испугом и жалостью. - Я подумал, - Поттер нашел в битком набитом ящике нужную бумажку и с облегчением захлопнул его, - тебе нужна передышка. Вот и все. - Может быть, тебе она нужнее? - осторожно поинтересовалась Гермиона. - Ты когда в последний раз спал, Гарри? Сам, без зелий? А домой когда в последний раз уходил? Сколько можно спать на этом диване? Ты же живешь на работе и... - Хватит, - негромко прервал ее Поттер. Сказано было таким тоном, что Гермиона немедленно замолчала, будто в нее кинули заклятием и, опустив голову, лишь стиснула руки, лежащие на коленях. В комнате повисло тяжелое молчание. - Я боюсь за тебя, - сдавленно прошептала Гермиона, глядя на замкнутое, холодное лицо Поттера и силясь разглядеть выражение глаз за стеклами знаменитых очков. Маленькие круглые стекла бликовали и надежно прятали тайны своего хозяина от пытливого взгляда. - Ты... ты очень изменился, Гарри. Мы все изменились, но ты - особенно. Джинни... - она захлебнулась воздухом, наткнувшись на бешеный взгляд Поттера, но лишь упрямо вздернула нос и продолжила, - думаешь, Джинни, обрадовалась бы, увидев тебя таким? - Так, - Поттер аккуратно положил листок поверх бумаг и, прищурившись, недобро взглянул на собеседницу. - Предлагаю соглашение: мы сейчас поговорим. Спокойно. Ты не произносишь имени Джинни, а я, так и быть, не буду вспоминать Рона и причины, заставившие его покинуть Англию. Гермиона побледнела и, отшатнувшись, откинулась на жесткую спинку дивана. - Ты стал жестоким, Гарри, - прозвучал ее безжизненный голос. - Что ты можешь знать об этих причинах? Так и быть, пусть будет по-твоему, я больше не хочу с тобой спорить. - Не дави на меня, Гермиона, - в упор глядя на нее, отчеканил Поттер. - Не надо. Ты ничего не добьешься. Я... я не хочу потерять еще и тебя. Хватит. С меня достаточно. Гермиона посмотрела на сжатые до белизны губы, подрагивающие ладони, судорожно разглаживающие листок и, скрепя сердце, поинтересовалась: - О чем ты хотел поговорить? Поттер не спешил с ответом. Он еще раз перечитал листок, лежащий перед ним, потом встал и начал кружить по тесной комнате, то и дело натыкаясь на стены. Наконец, он рухнул на диван рядом с Гермионой и выдохнул: - Мне надо, чтобы ты сегодня же была в Малфой-Меноре. - Что? - Гермиона решила, что ослышалась. - И что мне там делать, домовиков гонять? Менор с весны стоит пустой. Нарцисса, по слухам, в Италии. Люциус твоими стараниями в Азкабане. - А Хорек? - нехорошо усмехнулся Поттер. - Про него ты забыла? Гермиона сжала кулаки. - Малфой в бегах, - нарочито небрежно ответила она. - Малфой в Меноре уже сутки, - безмятежно возразил Поттер и вытянул ноги на середину комнаты, устраиваясь поудобнее. Гермиона развернулась так резко, что из небрежно заколотых в низкий пучок волос выпала пара шпилек. Поттер осклабился, довольный произведенным эффектом. - Под охраной из пятерых моих лучших ребят. На Менор наложен антиаппарационный барьер и еще куча всякого. Мне нужна неделя. Хорек должен просидеть в Меноре неделю, а потом отправиться к папаше, в Азкабан. - При чем здесь я? - сухо поинтересовалась Гермиона. К ней полностью вернулось самообладание, и теперь она с подозрением рассматривала Поттера. - Все просто, Гермиона, - пожал он плечами. - Это же Менор, он насквозь пропитан родовой магией. Малфой может сбежать в любой момент. Ты же знаешь, дома и стены помогают. - Без палочки? - недоверчиво усмехнулась Гермиона. - Один, против пятерых вооруженных до зубов авроров? - Он Малфой, - почти прошипел Поттер. - Мы за ним почти полгода гонялись, чудом прижали. А это его дом, он вырос там. Я не хочу рисковать. - Так посади его в более надежное место, - снова отворачиваясь, возразила Гермиона. - А меня уволь. Я не желаю иметь с Малфоем ничего общего. Она было встала с дивана, но Поттер схватил ее за руку и резко дернул, насильно усаживая обратно. - Подожди, я не закончил, - жестко произнес он, не обращая внимания, как Гермиона, морщась, растирает руку, которую он слишком сильно сжал. - Я не могу, убрать Малфоя из Менора. Он должен сидеть там тихо, не привлекая внимания. По моим сведениям, к нему должен прийти человек, один из уцелевших из Ближнего Круга. - Не может быть, - прошептала Гермиона. - Разве кто-то из них еще на свободе? - Я не видел тела как минимум троих, - скучным голосом ответил Поттер. - Это только слухи, Гарри. Вспомни, что там творилось тогда, в Хогвартсе. Я уверена, они погибли еще в последней битве. - Я не видел их тел, - упрямо повторил Поттер. - Для меня они все еще живы. По моим сведениям, Малфой не просто так сунулся в Менор. Ему потребовалось что-то из наследия отца. Вот и рискнул. И он точно ждет связного на следующей неделе. И тот придет именно в Менор. Мне нужен этот человек, Гермиона, - у Поттера заходили желваки по скулам. - И тогда я прихлопну еще одно осиное гнездо. И может быть спасу еще чьи-то жизни, и может быть все это, - он махнул в сторону фальшивого министерского окна, за которым был пляж, залитый ярким солнцем и океанские волны, лениво набегающие на влажный песок, - весь этот кошмар закончится хотя бы на пару недель раньше. - И все-таки, не понимаю, зачем тебе я, - повторила Гермиона. - Ты станешь его тенью, - Поттер снова с силой сжал ее руку, и она поморщилась. Поттер ничего не замечал. Зло кривя рот, он выплевывал слова и фразы, а она только ежилась, глядя в перекошенное ненавистью лицо друга. - Ты самая умная среди нас, Гермиона. Ты видишь на несколько шагов вперед. Тебя он не одурачит. Мне надо, чтобы ты не спускала с него глаз эту неделю, чтобы он дождался этого гребаного связного, не сбежал, не просочился сквозь стены Менора, как вода сквозь пальцы. Мне больше некого послать. Лучше тебя никто не сможет. - Я не буду тюремщицей Малфоя, - она выдернула онемевшие пальцы из жесткой поттеровской хватки и потрясла ладонью. - На этот раз тебе придется обойтись без меня, Гарри. - Ты не хочешь?.. - Поттер, казалось, не мог поверить. - Но почему? Это же Хорек! - Именно поэтому! - выпалила она и мучительно краснея, прикусила губу, поняв, что в запале сболтнула лишнего. - За что ты взъелся на Малфоев, Гарри? Они сидели в Меноре как мыши, пока ты не заявился туда вершить суд. Чем, чем они не угодили тебе? - Что ты несешь? - перебил он ее. - Это же Малфои! Забыла, кто лучше всех лизал задницу Лорда все эти годы?! - Ладно, хорошо, - она не слушала его, торопясь высказать все, что так мучило ее последние недели. - А остальные? Гарри, ты же идешь войной против половины старых магических семей Великобритании! Ты оставляешь за собой руины и пепел, ты обвиняешь по малейшему подозрению, ссылаясь на слухи и домыслы, В Азкабане половина заключенных - добропорядочные отцы семейств и зеленые мальчишки, наши ровесники! Их - за что? - Мы не знаем, кто из них добропорядочный, как ты говоришь. Если все такие чистенькие, то кто же устраивает все эти диверсии после падения Лорда? На чьих руках кровь наших друзей, Гермиона? Они выжили тогда, в страшной военной мясорубке, чтобы погибнуть теперь, от предательского удара из-за угла? - Поттер почти кричал. - Люди гибнут, Гермиона, те, кто не побоялся выступить против Лорда тогда, кто поддержал нас после. Вспомни, что стало с Хогвартс-экспрессом пару месяцев назад, вспомни Уизли, они гибелью Фреда заслужили, чтобы их дом разрушили? Вспомни, скольких мы потеряли за последние месяцы: Невилл, Луна, Джинни... Они же не имели никакого отношения к аврорам. Их - за что? И мне плевать сейчас на справедливость и прочую чепуху. Лес рубят - щепки летят. Не я это начал, но ни одна тварь от меня не ускользнет, можешь не сомневаться. Я их всех скормлю дементорам, до единого. Поттер, наконец, умолк. Гермиона, бледная как смерть, с ужасом глядела на него. - А Малфой, - надтреснутым голосом произнесла она, - Малфой тоже - щепка? - Нет, Гермиона, - устало произнес Поттер. - Твой разлюбезный Малфой, - Гермиона открыла, было, рот, собираясь возразить, но он лишь махнул рукой в ее сторону и повторил, - твой Малфой - настоящий преступник. И доказательств, настоящих, у меня сколько угодно. И свидетелей - куча. Этот поганец наладил канал, по которому вывозит прямо у нас из под носа целые семьи и переправляет их на материк. И ни разу не прокололся. Мы не вышли на след ни одной семьи в Европе. Покидая Англию, они будто растворяются в воздухе. Гойлы, Флинты, Розье... да всех не перечислишь. Куча народа за последние четыре месяца. И это только то, что нам известно. - Я не поеду, - почти прошептала она. Она просто не могла, куда угодно, к черту на рога, но только не к Малфою. - Он спасает своих, что мне с того? "Мерлин, за что мне еще и это?" - успела она подумать, прежде чем Поттер вскочил и навис над ней. - Спаситель? - страшно прошептал он. - Вот значит как? А Джинни? - Что Джинни? - она вжалась в спинку дивана. Поттер выпрямился и медленно отошел от нее к столу. - Малфоя видели вместе с Джинни за несколько минут до ее гибели, - не оборачиваясь, бесцветным голосом сказал он. - Есть свидетель. Они о чем-то спорили, потом... потом она дала ему пощечину и хотела уйти. Он схватил ее и они аппарировали. Почти сразу после этого сработал маячок, который я лично ей дал. Я был на месте буквально через минуту. Она... была уже мертва. Я не успел. Гермиона, расширившимися от ужаса глазами глядела в худую, обтянутую темным свитером спину и пыталась осмыслить услышанное. "Неправда! Это какая-то ошибка!" - билось у нее в голове. Ее отвлек странный, похожий на скрип, звук. Она увидела вздрагивающие плечи и поняла, что Гарри Поттер, Герой Второй магической, гроза магической Британии, плачет, давясь сухими, бесслезными рыданиями, не умея и не желая показать свою слабость даже ей. - Я согласна, - прошептала она, разрываясь от горя и ужаса. - Ты получишь Малфоя, даже не сомневайся. 11 ноября 1998 г. 22.30 - Какого черта ты делаешь в комнате моей матери, Грейнджер? Гермиона выложила на нежно-кремовое, кружевное покрывало огромной кровати Нарциссы Малфой стопку рубашек из наспех собранной дорожной сумки и только после этого обернулась, мысленно похвалив себя за выдержку. - Это единственная комната в этом мавзолее, содержащаяся в относительном порядке, Малфой, - процедила она, разглядывая высокую, худощавую фигуру, небрежно опирающуюся о дверную притолоку. - Что, знаменитые малфоевские эльфы в отсутствие хозяев стали менее трудолюбивы? - Что я слышу, Грейнджер! Ты внезапно разлюбила эльфов? Что жизнь делает с людьми! - издевательски протянул Малфой в своей неизменной, знакомой до последней интонации, манере. Под ее напряженным взглядом он пересек комнату и с удобством устроился в огромном кресле возле окна, далеко вперед вытянув ноги в изящнейших туфлях эльфийской работы. Пока он устраивался, Гермиона, пользуясь моментом, во все глаза рассматривала его. Она не видела Малфоя с весны, с того страшного и прекрасного дня. Второе мая. День их победы. Тогда из Хогвартса уходил измученный, отчаявшийся юноша, почти мальчик. Да что там уходил - убегал, не оглядываясь, в жалкой попытке забыть все, сохранить остатки гордости, и, может быть, вернуть хотя бы тень прошлой жизни, былого великолепия и величия. Куда он делся, тот испуганный мальчишка, которого она помнила гораздо лучше, чем следовало? Перед ней сидел грациозный, непредсказуемый, смертельно опасный хищник. С длинными мускулистым ногам, обтянутыми темным трикотажем домашних брюк, руками, от которых явственно веяло затаенной мощью и угрозой, с широким разворотом плеч, и неожиданно острыми ключицами, едва не прорывающими нежную, как у девушки, кожу. Она вспыхнула и поспешно отвернулась. Этот уверенный в себе, сильный мужчина, небрежно развалившийся в кресле, был слишком мало похож на прежнего Малфоя, был слишком притягателен и по-мужски красив. Этого оказалось достаточно, чтобы она немедленно пожалела о данном Гарри обещании. Теперь она даже приблизительно не могла себе представить, как сможет выдержать целую неделю в обществе Малфоя. - Я не приглашал гостей, Грейнджер, - лениво произнес Малфой у нее за спиной, - и мне не терпится узнать, какого хрена ты забыла в моем доме? Гермиона выпрямилась и медленно обернулась. - А с чего ты решил, Хорек, что я здесь в качестве гостьи? - насмешливо спросила она. - Ты же под домашним арестом находишься, или я ошибаюсь? - И что?.. - Малфой безмятежно улыбался. - Нет, подожди, - он в наигранном испуге схватился за сердце, - неужели ты решила посетить меня в моем узилище? - он с деланным ужасом обвел взглядом все еще роскошную спальню. - Поддержать мой угнетенный, но не сломленный дух? - Прекрати паясничать, Малфой, - Гермионе совсем не нравился тон, в котором велась беседа. - Ты - арестант. И я не намерена отчитываться перед тобой в своих действиях. Тебе достаточно знать, что на ближайшие несколько дней я стану твоим постоянным спутником, можешь быть уверен, ты и шагу без меня не сделаешь, нравится тебе это или нет. - Боже, - Малфой прикрыл глаза узкой ладонью, плечи его затряслись, и спустя пару секунд напрягшаяся было Гермиона поняла, что он смеется, - боже, я боюсь даже представить, куда может завести тебя твое рвение, мисс грязнокровка. Впрочем, я совсем не против совместных посещений душа и даже уборной. Хотя, - глядя в потемневшие от гнева глаза девушки, тут же добавил он, - на последнем я не смею настаивать. Это стало последней каплей. Весь ужас прошедшего года: война, кровь, грязь, потери, бесконечные облавы, страх, краткие минуты передышек и снова бесконечный водоворот из которого нет выхода, полный безысходности и отчаяния, все это гигантской волной поднялось в ней, захлестывая с головой, не оставляя ничего, кроме ненависти к спокойно скалящемуся ублюдку. Ненависти холодной и острой, как лезвие ножа. - Смейся, Малфой, - буквально выплюнула она в улыбающееся лицо, - наслаждайся. Тебе недолго осталось. Очень скоро ты будешь гнить в Азкабане. Подходящее место для труса и убийцы, не находишь? Думаю, пара дней в теплой дружеской компании с сумасшедшими и дементорами излечат тебя от излишнего веселья. Ехидная улыбка медленно выцветала на бледном лице Малфоя. Он прищурился, так, что почти не стало видно глаз, и на мгновение до белизны сжал тонкие губы. Гермиона едва нашла в себе силы не двинуться с места. Хотелось отступить, сделать хоть крошечный шаг прочь от этого зверя перед прыжком - таким ей на секунду почудился Малфой. - Твое счастье, Грейнджер, что ты не мужчина, - прошипел Малфой. - А то что? - теперь пришло время Гермионы насмешничать. - Побежал бы жаловаться Лорду? Хотя погоди, старик уже какое-то время полностью и безнадежно мертв, Люциус в Азкабане... Ах, да, как же я забыла! Мамочка! Думаешь, мне следует бояться нравоучений Нарциссы? - Не смей марать имя моей матери свои грязным ртом, сука, - ровным, страшным голосом произнес Малфой. Он уже полностью взял себя в руки и смотрел на Грейнджер с холодным бешенством, прямо, без ужимок и гримас. - А то ведь я могу и забыть, что передо мной женщина. - Мне начинать бояться прямо сейчас? - парировала она. - И кого? Тебя? - она презрительно хмыкнула. - Ты всегда был трусом, Хорек, трусом, боящимся собственной тени. Пока не стал убийцей, - припечатала она, надеясь уже закончить этот тяжелый и бессмысленный разговор. - Ты права, Грейнджер, - серьезно произнес Малфой. Краски стремительно возвращались на его лицо, а привычный сарказм - в голос. - Я действительно слишком долго боялся. Издержки воспитания и политической обстановки, что поделать. А знаешь, когда перестал? - он стремительно наклонился вперед, и Гермиона не выдержала, отшатнулась. - Когда арестовали отца, когда каминами вместе с матерью уходил от наших доблестных авроров. Вот тогда, в каком-то грязном придорожном кабаке, я понял, что мне плевать, что будет со мной завтра. Вы отняли у меня все, Грейнджер. Семью, дом, Родину. Мне не за что и не за кого стало бояться. И я вернулся, - привычно растягивая гласные произнес Малфой, снова откидываясь на спинку кресла. - Плевать я хотел на Министерство, аврорат и нашего свихнувшегося Героя, дай ему Мерлин здоровья, святого Поттера, - почти пропел Малфой. - Да, ты вернулся, - с внезапной горечью, которую не смогла скрыть, произнесла Гермиона. - Уж лучше бы ты оставался там, откуда пришел. Вряд ли хоть один волшебник в Англии горевал бы о твоем отсутствии. - А вот тут ты ошибаешься, Грейнджер, - Малфой снова, как ни в чем не бывало, скалился. - Ты даже представить себе не можешь, сколько народа я спас, вывез из страны. Сколько раз я натягивал нос нашему аврорату и доблестному Поттеру в частности, Грейнджер, - мечтательно протянул он. - Ты не представляешь - какой это кайф, ходить по краю, осознавать, что враг опять остался с носом. Знаешь, - почти доверительно произнес он, - теперь я очень хорошо понимаю Поттера. Жизнь на адреналине - это круто. Я бы даже сказал, это лучшее, что случилось со мной за всю мою жизнь. Это почти как секс, а временами даже лучше, - усмехнувшись, закончил он. Гермиона, с жадным вниманием слушавшая его до этого, при последних словах вздрогнула и закусила губу. Это не укрылось от внимания Малфоя, и его тонкие бледные губы растянулись в ехидной улыбке. - Что такое, Грейнджер? Я опять сказал что-то не то? Оскорбил очередной пошлостью твои маленькие девственные ушки? Он, не скрываясь, смерил ее откровенно-оценивающим взглядом и продолжил: - Что-то ты, напряжена, моя прелесть. Что, Уизел никогда не говорил с тобой ни о чем подобном? Хотя знаешь, что я думаю? - протянул Малфой. - Он наверняка хотел, и даже очень. Но ты, мисс Совершенство, одним свои видом отбивала у него всякую охоту к чему-то большему, чем невинный поцелуй в щечку. Гермиона, чувствуя, как с каждой секундой щеки все больше и больше наливаются предательским жаром, молчала. Сбитая с толку резким малфоевским переходом, растерянная и смущенная, она никак не могла собраться с духом и найти подходящие слова, чтобы заткнуть Хорька. А тот, пользуясь ситуацией, мерзко ухмыляясь, разливался соловьем: - Знаешь, Грейнджер, вот теперь я совсем не удивлен тем фактом, что Уизел сбежал от тебя с этой милой крошкой Браун. Насколько я помню, это цыпочка еще в Хогвартсе прекрасно понимала, что нужно нормальному мужчине. Между нами говоря, она глупа как пробка и у нее, конечно, далеко не по всем предметам было "превосходно", но я абсолютно уверен - в постели она с легкостью компенсировала этот недостаток. И вот теперь она в Европе, наслаждается обществом рыжего, а ты здесь, со мной, моя ты послушная поттеровская собачонка. Он внезапно резко встал из кресла и шагнул к ней. Гермиона шарахнулась от него, как от прокаженного, к стене, немедленно возненавидев себя за это, но все равно продолжая пятиться от медленно приближающегося к ней Малфоя. Она остановилась, только когда почувствовала лопатками вкрадчивое прикосновение шелкового гобелена, которым были обтянуты стены спальни. Дальше отступать было некуда и ей только и оставалось, что бессильно наблюдать за неумолимо приближающимся к ней Хорьком. Тот не спешил. Двигаясь как большая ленивая кошка, неспешно, скользящим шагом, он подошел к ней вплотную, внезапно оказавшись выше почти на полголовы, и уперся в стену позади нее обеими руками, не давая ни малейшего шанса к отступлению. Гермиона, подняла голову и с внутренней дрожью увидела совсем рядом его глаза: серые и холодные, как ноябрьское небо. - Вот только я не Уизел, мисс Недотрога, - прошептал он. - И мне отлично известно, какими отзывчивыми и страстными становятся девочки вроде тебя при умелом обращении. Их неопытность обычно вполне компенсируется неподдельным энтузиазмом, а девичья стыдливость испаряется, стоит только стянуть с них трусики. Он не касался ее. Удерживал себя на руках, оставляя между ними узкое, на толщину ее ладони расстояние, смотрел прямо в глаза и бесстыдно шептал ей в губы. И она слушала, жадно вдыхая внезапно густой, тягучий воздух комнаты, ощущая всей кожей его тело, обжигающее даже сквозь одежду, чувствуя, как что-то плавится в ней от этого шепота и горячей сладкой болью скручивается в животе, как тяжелеют и сами опускаются веки, а влажные, дрожащие руки жадно тянутся к нему: беспутному, отвратительному сейчас как никогда, и такому желанному, недоступному, долгожданному. К любимому. К Малфою. Ему было все равно. - Ты ведь тоже такая, Грейнджер, не так ли? - продолжал нашептывать он. - Ты ведь будешь покорной и горячей, когда я сниму с тебя эти дурацкие магловские тряпки? Ты будешь раскрываться, подставляться под мой член, выгибаться и кричать "еще"? Как ты любишь, Грейнджер? Что, не знаешь? Ничего, я научу. Я буду трахать тебя день и ночь, сутками не снимая с члена, ты будешь отсасывать, принимая глубоко в горло, глотать и размазывать остатки по своему личику хорошей, правильной девочки. У тебя будет болеть каждая мышца и ты с трудом будешь сводить ноги, зато, наконец-то ты будешь покорной, удовлетворенной самкой, а не голодной сучкой, которой до всего есть дело и которая с готовностью бежит за тем, кто даст ей хоть немного ласки и внимания. Последние слова она слушала уже вполуха, плавая в вязком, густом тумане, сотканном из его шепота и судорожно пытаясь нащупать свое спасение - палочку. Когда Малфой на мгновение умолк, облизывая острым, как у змеи языком пересохшие губы, она сделал над собой нечеловеческое усилие, и выдернула палочку из ножен у бедра. - Вон, - прохрипела она, приставив кончик палочки к матовой гладкой коже в распахнутом вороте рубашки. Губы Малфоя расползлись в ухмылке. Он, полностью игнорируя палочку, качнулся к ней еще ближе и промурлыкал ей на ухо: - Я разочарован, Грейнджер, такого замечательного меня не хочешь попробовать. Уверен, тебе бы понравилось. - Пошел вон, мразь, - надавив на палочку, повторила она. - Немедленно. Он легко рассмеялся, звонко и мелодично, как девушка. Развернулся и отошел. Уже в дверях он обернулся, одним взглядом окинул ее: растрепанную, все еще задыхающуюся, с трясущимися руками, и снова непринужденно улыбнулся. - А знаешь, Грейнджер, - издевательски растягивая гласные, протянул он, - пожалуй, я ошибался. Хорошо, что ты приехала. По крайней мере, теперь я точно знаю, что не умру от скуки в ближайшие несколько дней. И он тихонько прикрыл за собой тяжелую дверь. А Гермиона, разом обессилев, сползла по стене, все еще сжимая палочку в подрагивающих пальцах. 15 ноября 1998 г. 00:25 - Проснись! Грейнджер, твою мать, да проснись же ты! – она захлебнулась воздухом и рванулась прочь, все еще барахтаясь в липком ночном кошмаре. Безжалостные, сильные руки не пустили, схватили за плечи и хорошенько встряхнули ее пару раз. - Черт тебя побери, Грейнджер! – голос был напряженным и смутно знакомым, и она с облегчением потянулась к нему сквозь зыбкий серый туман, вечный спутник ее снов – и проснулась. Резко села в пышной благоухающей постели Нарциссы Малфой и торопливо провела трясущимися крупной дрожью руками по мокрым щекам. Так и есть, все как всегда. - Что… - просипела она и судорожно закашлялась. Горло пересохло и саднило, отказываясь произнести даже пару фраз. Темная фигура у кровати качнулась и отошла в сторону. Гермиона услышала звук льющейся воды, и через мгновение перед ней возник высокий запотевший стакан с водой. Она жадно схватила его и, стуча зубами о тонкий край, проливая на подбородок и одеяло, выпила его полностью, до дна. Осторожно поставила на тумбочку в изголовье, еще раз торопливо вытерла щеки и только после этого осмелилась поднять глаза на темную фигуру Малфоя, застывшую у кровати. - Спасибо, - прошептала она. Малфой молчал и непонятно смотрел на нее. Она не могла в темноте разглядеть выражение его глаз, и внутренне сжалась, готовая ко всему: язвительным насмешкам, издевательствам, ко всему тому, к чему уже успела привыкнуть за последние несколько дней. - Я пойду к себе, - наконец глухо сказал он и сделал шаг прочь от кровати. – Раз уж ты проснулась. Она всем телом рванулась к нему и вцепилась ледяными ладонями ему в руку. - Нет! – судорожно сглатывая комок в горле, почти закричала Гермиона. – Подожди! Он, как ей показалось, с недоумением оглянулся на нее через плечо и замер. - Побудь со мной еще немного, - прошептала она, опуская голову. – Пожалуйста. - Грейнджер, - к своему удивлению она не услышала в его голосе привычной издевки, он был совершенно, абсолютно серьезен, - я, видишь ли, не совсем одет, а по полу чертовски дует. Дай мне хотя бы забрать обувь из своей спальни. Гермиона подняла голову и только сейчас увидела, что его «не одет» более чем соответствовало действительности. Создавалось впечатление, что он пришел к ней буквально в том, в чем спал. На нем были только мягкие тонкие штаны, которые весьма и весьма условно можно было назвать пижамными. И все. Но Гермиона была не в том состоянии, чтобы начать смущаться полуголого Малфоя в своей спальне глубокой ночью. Зато мысль о том, чтобы остаться одной даже на пару минут приводила в ее такой ужас, что она торопливо пошарила у себя за спиной, ухватила одну из многочисленных, пухлых подушек и кинула на противоположный конец кровати, себе в ноги. - Забирайся, - торопливо произнесла она, всем сердцем надеясь, что этот новый, покладистый Малфой не откажет ей. – На этой кровати танцевать можно. И уж точно найдется место для двоих. Малфой продолжал ее удивлять. Он подхватил подушку, взбил ее и пристроил к высокой спинке кровати. Через мгновение он уже сидел напротив, опираясь спиной на подушку, обхватив руками согнутую в колене ногу и испытующе глядя на нее. Гермиона тем временем торопливо уничтожила остатки слез на щеках и, нащупав под подушкой палочку, наколдовала слабый огонек у кровати, который пусть и давал мало света, но позволял разглядеть лицо собеседника. - Спасибо, что разбудил меня, - пробормотала Гермиона, старательно избегая внимательного взгляда темно-серых глаз. – Как ты узнал? - Ты кричишь как банши, Грейнджер, - с непонятной интонацией произнес он. – Каждую ночь, каждую гребаную ночь ты не даешь мне спать. У меня просто не выдержали нервы. - Нервы? – с недоумением переспросила она и зашлась в смехе, захлебываясь и подвизгивая. Он ничего не ответил и внимательно смотрел на то, как она целую минуту пыталась успокоиться и прекратить истерику. - Извини, - с трудом переводя дыхание, наконец произнесла она, - просто Малфой и нервы… это оксюморон какой-то! - Наверное, - как-то подозрительно легко согласился он. – Но это только до тех пор, пока не слышишь твоих криков, Грейнджер, - добавил Малфой и она немедленно сжалась. - И давно это с тобой? - помолчав, непривычно мягко спросил он. Гермиона дернулась. Малфой обладал удивительной способностью с полпинка находить в собеседнике самые беззащитные, болезненные местечки. Но она сама просила его остаться, он не издевался, не насмешничал, разбудил, напоил водой. Так почему нет? - Давно, - нехотя ответила она, не поднимая головы и с преувеличенным вниманием рассматривая собственные ладони. – Уже год почти, - пожаловалась она тоненьким голосом и, набравшись храбрости, посмотрела на него. - Что же эти хваленые целители в Мунго? – как-то зло поинтересовался он. – Ты же обращалась за помощью? - Это началось сразу после того, как мы попали в темницы Менора, - пожала Гермиона плечами. – Шла война, если помнишь, мы скрывались. Сам понимаешь, было не до Мунго. А после… Я же спать не могу, Малфой. Мне в Мунго зелье сварили, с ним я хоть как-то засыпаю. А кошмары... Они говорят - это все война. Нужно время, положительные эмоции. Может быть пройдет. А где их взять, положительные эмоции? Одна надежда на время, - невесело усмехнулась она. Он внимательно слушал ее с непроницаемым лицом и, несмотря на то, что теперь было светло, она так и не могла понять, о чем же он думает. - А ты, - замирая, спросила она. – У тебя бывают кошмары? Он вскинул на нее непривычно серьезные глаза. - Нет, Грейнджер, - четко отделяя одно слово от другого, произнес он, - у меня не бывает кошмаров. Наверное, все самое страшное со мной уже случилось здесь, наяву. Так что нет, мне ничего не снится. - У тебя просто плохое воображение, - попыталась перевести все в шутку она. – Но если хочешь, я могу поделиться своим. - Ну, с этим у меня всегда был полный порядок, - Малфой улыбнулся неожиданно озорной улыбкой. – Готов поспорить, твои фантазии куда скромнее моих, - закончил он с хитрой усмешкой. Возможно, ей и показалось, но она явственно услышала в этом подтекст, намек на то, что за окном глухая полночь, а они здесь, на кровати, полуодетые, совсем одни на целом этаже. Она внезапно поняла, что сидит перед Малфоем в одной тонкой, мало что скрывающей рубашке, и торопливо ухватившись за край одеяла, потянула его на себя. Мельком перехватила загоревшийся мужской взгляд и закуталась в одеяло едва ли не подбородка. - Это что такое сейчас было, Грейнджер? – осторожно произнес Малфой. – Запоздалый всплеск стыдливости? Зря. Я увидел достаточно много, так что можешь выдохнуть. Гермиона уткнулась носом в складки одеяла, стиснутого у горла, и неудержимо покраснела. - А может ты думаешь, - в голосе Малфоя дрожала затаенная усмешка. – Что это одеяло защитит тебя от моих фантазий? Или, если мне, вдруг, - подчеркнул он последнее слово, - захочется реализовать одну из них, - оно спасет тебя? Гре-е-ейнджер, - протянул он. – Моя маленькая, глупая, невинная Грейнджер. Стыдно быть такой наивной, в твоем-то возрасте. - В своем возрасте, - перебила она его, - я отлично знаю одно: совершенно необязательно скакать из постели в постель только для того, чтобы ты, Малфой, перестал, наконец, называть меня маленькой и невинной. И что-то мне подсказывает, что ты не так уж далеко ушел от меня в этом вопросе, учитывая твой образ жизни. Малфой, с неприкрытым восторгом слушавший ее отповедь, громко расхохотался, откинувшись на подушку. - Нет, Грейнджер, - отсмеявшись, произнес он, - в тебе определенно что-то есть. Временами ты напоминаешь мне Нарциссу. Ее так же невозможно было поймать врасплох. Она находила выход из любой ситуации, у нее всегда и на все был готов ответ. Да, - прищурившись, с улыбкой закончил он. – Вы похожи. Гибкие, сильные и умные. По-моему редкое сочетание качеств в женщине. Гермиона фыркнула, пытаясь спрятать удовольствие. Малфой сравнил ее с матерью! Мерлин и его подштанники, что случилось с этим миром?! - Но знаешь, Грейнджер, - проговорил Малфой, понижая голос. – В тебе есть много такого, чего никогда не было и не будет ни в одной чистокровной. Того, чем маглы отличаются от нас, волшебников. Они полагаются только на себя, свою голову и руки. Они не зависят от маленького кусочка дерева и творят чудеса сами, не ожидая помощи. Я бы хотел, - задумчиво произнес он, - чтобы мои дети обладали таким качеством. Тогда, возможно, если они, не приведи Мерлин, окажутся запертыми в компании пятерых авроров и без палочки, то смогут найти выход - пусть грубый и примитивный, как все магловское – и сбежать. Он быстро взглянул на нее и снова улыбнулся. - Не верь мне, Грейнджер. Ты же видишь, я просто заговариваю тебе зубы, а сам тем временем строю планы как бы реализовать хотя бы одну из своих фантазий. Гермиона, совершенно расслабившаяся от этой улыбки, рассмеялась в ответ, и выпустила одеяло, которое все еще прижимала к груди. Оно упало ей на колени мягкими складками, открывая постороннему взгляду изгиб шеи, плавные очертания плеч и маленькой груди под тонкой, полупрозрачной тканью. Все еще смеясь, она перехватила руками волосы, упавшие на лицо, собрала их и откинула назад. И будь она более внимательной, от нее не укрылись бы не сузившиеся глаза Малфоя, ни затрепетавшие крылья тонкого, породистого носа. Открывшийся вид не оставлял пространства для воображения, он бил наотмашь своей вызывающей откровенностью, граничащей с бесстыдством и абсолютной, совершенной невинностью. Она даже приблизительно не понимала, что творит. Через пару секунд, распластанная на спине, с руками, заведенными за голову, она, даже не успев испугаться, в немом изумлении смотрела на Малфоя, вжимающего ее в кровать. На Малфоя с частым, сбитым дыханием, шальными глазами и пятнами румянца на высоких скулах. На Малфоя, который невесомо, почти не касаясь, провел сухими губами по ее щеке, от уха, до уголка рта, осторожно, почти стыдливо, коснувшегося ее губ своими, заставившего задохнуться и медленно прикрыть глаза. И дальше только чувствовать. Чувствовать много, жадно и горячо. Как сначала из жесткой хватки освободили ее многострадальные запястья, как прижались с нетерпеливым вздохом, больше похожим на стон, давая каждой клеточкой почувствовать твердое мужское тело, разрешая провести кончиками пальцев по плечам, спине, вздрогнувшей от этой ее незамысловатой ласки, по сухим, перекатывающимся под кожей мышцам. Как нетерпеливо уже знакомые губы прижались к ее рту, лаская, приоткрывая, заставляя встречать вторжение чужого языка с нежной, настойчивой лаской. Последним усилием воли она еще успела приоткрыть ставшие невыносимо тяжелыми веки, чтобы увидеть, как стремительной тенью Малфой метнулся к слабо горящему светильнику у нее в изголовье. И наступила темнота. Они лежали на совершенно растерзанной постели Нарциссы Малфой. Ослабевшие и мокрые, как новорожденные щенки. Лежали, тесно прижавшись друг к другу, переплетясь руками и ногами, не сознавая, где заканчивается один и начинается другой. Дурман последних часов уходил, растворялся в темноте за окнами, успокаивая дыхание и проясняя мысли. Малфой лежал на спине, прижимая ее к себе так крепко, как не позволял себе ни разу все то время, что они провели в жаркой темноте Нарциссиной спальни. Гермиона, уткнувшись носом в горячий, влажный мужской бок, лениво думала, что у нее наверняка останутся синяки в тех местах, где сейчас ее сжимают жесткие малфоевские пальцы. Потом вспомнила как нетерпеливо, жадно, он брал ее, как мало ему было всего: поцелуев, прикосновений, объятий. Как он стонал, уже не сдерживаясь и не стыдясь, проникая в нее, подчиняя себе, и ни на секунду не забывая про нее, неожиданно нежный, трепетный и страстный. В той чернильной темноте она узнала совсем другого Малфоя. И теперь, растерянная, уставшая и счастливая, не могла понять, какой же из них нравится ей больше. Она со страхом покосилась на все еще темное окно, за которым качались голые ветви деревьев. Эта невозможная, волшебная ночь вот-вот должна была закончиться и едва заметно поежилась. Малфой, мгновенно почувствовав смену ее настроения, повернул голову, блеснув в темноте глазами. - Замерзла? – спросил он и зашарил рукой по постели в поисках одеяла. - Нет, - возразила она и села, поморщившись. Малфой тогда, в первый день, был прав. Мышцы чуть тянуло, сладкой, тягучей болью. - Пить хочешь? – спросила она, неловко сползая с высокой кровати. На подгибающихся ногах, время от времени касаясь рукой стены, Гермиона поплелась к окну, в поисках столика, на котором должен был стоять кувшин с водой. Пальцы в очередной раз скользнули по шелковистой драпировке стены. «Где-то здесь», - успела подумать она, силясь хоть что-то разглядеть в темноте. Внезапно в лицо пахнуло теплым, немного затхлым воздухом, а рука провалилась в стену. Лишенная опоры, она качнулась вперед, слепо шаря вокруг в поисках хоть чего-нибудь, что могло задержать ее падение. Боль в коленях, на которые она не очень удачно приземлилась, малфоевское тревожное «Грейнждер, осторожнее!» и звон разбитого кувшина слились в одно целое. Через мгновение ее уже поднимали и аккуратно усаживали в кресло, непонятно как оказавшееся совсем рядом. Еще через секунду Малфой ее палочкой – и когда только успел, поганец! – зажег светильник и, отбросив палочку как совершенно не значащий предмет на ковер, склонился над ее разбитыми коленями. - Черт тебя побери, Грейнждер, ты же взрослая девочка, как ты умудрилась? – голосом, в котором испуг стремительно прятался за раздражение, спросил он, поднимая голову. – Сильно болит? - Не знаю, - она смотрела на него расширившимися глазами. – Понимаешь, я оперлась о стену, а она… И увидела, что Малфой не слушает ее. Малфой смотрел поверх ее плеча, чуть в сторону. Смотрел остановившимся взглядом, чуть приоткрыв от изумления рот. У него было такое потрясенное лицо, будто их посетил сам Лорд под ручку с Поттером. Она через силу, замирая от страха, повернула голову, чтобы взглянуть на то, что же так могло удивить вечно невозмутимого Малфоя, и шумно выдохнула. Прямо позади нее, в стене, еще вчера бывшей абсолютно гладкой, обычной стеной, затянутой драпировкой в цветочек, были двери. Роскошные двойные двери светлого дерева, с росписью и массивной, тускло блестевшей ручкой. - Что это? – прошептала она, переводя взгляд на Малфоя. Тот будто очнулся, вскочил, в два шага подлетел к двери и, взявшись за ручку, повернул ее. Точнее, попытался это сделать. Ручка не поддалась. Малфой поднажал, она видела, как резче обозначились напрягшиеся мышцы у него на руках и побелели пальцы, сжимавшие ручку. Дверь стояла как скала. Малфой, в бессильном раздражении ударил по закрытым дверям босой ногой и поморщился. Потом замер и медленно повернулся к ней. - Как ты это сделала? – напряженно спросил он. - Я ничего не делала! – возмущенно воскликнула Гермиона. – Я просто оперлась о стену, и они открылись, я потеряла опору и упала. Это все, - торопливо закончила она. - Открылись? – прищурился Малфой. - Ты же видишь, они закрыты. - Они открылись! – с детской обидой закричала Гермиона. – Иначе почему я упала, по-твоему? - Не знаю, - протянул Малфой. – Так, говоришь, открылись? Может, подойдешь и попробуешь еще раз? Гермиона пожала плечами, и с самым независимым видом подойдя к закапризничавшим дверям, легко толкнула створки. Ей даже не понадобилось притрагиваться к замку. Дверь распахнулась перед ней легко и радостно, будто приветствуя. - Вот видишь, - с торжеством обернулась она к Малфою. – Я же говорила!.. Она запнулась. Малфой смотрел в открывшуюся за дверьми темноту с лицом человека, увидевшего свет в конце туннеля. С неверием, радостью, скрытым торжеством. Будто там, за этими дверьми скрывалась земля обетованная и эликсир вечной жизни в придачу. И Гермионе на миг стало пусто и одиноко, будто Малфой на мгновение исчез из этой комнаты, растворился, бросил ее одну. - Что это? - спросила она, снова переводя взгляд на дверь. Малфой молча подхватил светильник и, пройдя мимо нее, шагнул через порог. Слабый, мерцающий огонек осветил бесконечные ряды запертых шкафов, вешалок, на которых в идеальном порядке были развешаны мантии всех возможных оттенков и фасонов, полочек, где парами застыли изящные женские туфельки из кожи и шелка, усыпанные камнями, пряжками и вышивкой, огромное зеркало в рост в центре, ярды кружев, шелка и бархата. Ослепительная, изящная, элегантная роскошь. - Гардеробная моей матери, Грейнджер, - произнес Малфой, поворачиваясь и напряженно глядя на нее. – Ты, оказывается, похожа на нее куда больше, чем можно было бы предположить. Скажи, в твоем роду точно не было волшебников? - Боже, Малфой, только не говори мне, что события последних нескольких часов заставили тебя пересмотреть свои взгляды на маглорожденных, - закатила глаза Гермиона. – Что, пытаешься найти во мне хоть что-то, что заставило бы тебя смириться со своим падением? - Не говори ерунды, Грейнждер, - резко, совсем как прежде, ответил Малфой. – Я просто пытаюсь понять… Так что насчет волшебников с седьмом или шестом колене? - Да не было никого, Малфой, - устало произнесла девушка. – По крайней мере, мне об этом ничего не известно. Что ты хочешь понять? Как я открыла дверь? - Я знаю, как ты ее открыла, - хмыкнул Малфой, - я просто не понимаю… Он резко замолчал, еще раз внимательно посмотрел на нее, и решительно повернувшись, прикрыл двери в гардеробную. - Давай-ка спать, - прежним, мягким голосом, проговорил он, подталкивая ее к кровати. – Скоро светать начнет. Тебе нужны силы для охраны государственного преступника. Гермиона фыркнула и послушно залезла под одеяло, устраиваясь поудобнее. - А с этим что делать будем? - она кивнула на закрытую дверь гардеробной. - А что с этим? – небрежно пожал плечами Малфой. – Ну, я могу позволить тебе примерить пару мантий, говорят, все женщины любят возиться в тряпках. Будет тебе лишнее развлечение на ближайшие дни. До Гермионы внезапно дошло, что все это вот-вот закончится. Неделя подходила к концу. Скоро придет тот самый человек, за которым охотится Гарри и все кончится. И она… она собственными руками отдаст Малфоя Гарри. Вот этого самого Малфоя, что сидит сейчас в кресле: умного, насмешливого, циничного, с сильными руками и серыми глазами, такого неистового и нежного в постели. Такого разного. Единственного. Должна отдать, отречься, потому что обещала. «Нет!» - подумала она с холодной яростью. – «Теперь – нет. Никому и никогда. Он мой. Плевала я на все!» Гермиона плотнее укуталась в одеяло, широко и сладко зевнула. Приняв решение, она мгновенно успокоилась. Пока она даже приблизительно не представляла, каким образом за оставшиеся пару дней сможет найти выход из ситуации, но это на удивление мало беспокоило ее. Сейчас она была просто счастливой, влюбленной женщиной, полностью уверенной в своих силах и плевать хотела на все министерства мира. - Ложись, - сонно пробормотала она, - сам же говорил – дует. Он подошел к ней, наклонился, отвел от лица волосы и поцеловал в висок. - Спи, я сейчас, - услышала она его шепот, прежде чем провалиться в глубокий и спокойный сон. Гермиона проснулась, когда за окном было уже совсем светло, и неяркое осеннее солнце робко заглядывало в высокие окна. Лениво потянулась, улыбнулась, вспоминая прошедшую ночь, и повернула голову. Соседняя подушка, кем-то аккуратно расправленная и взбитая, была пуста. На шелковой наволочке одинокой птицей лежал листок плотной голубоватой бумаги. Она медленно встала, зачем-то обошла кровать и осторожно взяла его, уже зная, что там. И начала читать. « Грейнджер. У меня совсем нет времени, скоро рассвет и мне надо успеть убраться как можно дальше из этого места, что когда-то был моим домом. Но я считаю, что ты, как минимум, заслуживаешь некоторых объяснений с моей стороны, и поэтому я пишу это письмо. Несмотря ни на что ты умная девочка, Грейнджер. Пусть и излишне доверчивая по отношению к тем, кого привыкла называть друзьями. Поэтому мой тебе совет напоследок: оглянись. Посмотри, что стало с наший милой магической Англией. Все изменилось, Грейнджер, и, боюсь, надолго. Наш мир уже никогда не будет прежним. И ты, конечно, можешь остаться в нем, уверен, тебя ждет здесь неплохое будущее. Стоит чуть-чуть, совсем немного наступить на горло собственной совести. Хотя о какой совести можно говорить, если речь идет всего-навсего о сторонниках Лорда, и неважно мнимые они или настоящие, правда? И, тем не менее, оглянись, Грейнджер, не позволяй использовать себя в слепую, манипулировать собой, пусть даже кукловод твой друг и действует во имя каких-то там недоступных моему пониманию высших идеалов. Тогда, в день твоего приезда, ты назвала меня трусом и убийцей, Грейнджер. Мне кажется, мы разобрались насчет первого, теперь, что касается второго. Джиневру Уизли убил не я, Грейнджер.» - Я знаю, теперь я это знаю, - прошептала она, снова торопливо возвращаясь к чтению. «Рыжую убил Поттер. Думаю, он и сам это прекрасно понимает, потому и бесится, и пытается найти виновных. Неспокойная совесть, как известно, худшее из зол. Рыжей подкинули информацию, что я готовлю на Поттера покушение, любезно снабдив адресом, по которому тогда меня было можно найти. Девчонка никого не предупредила и кинулась ко мне. Битый час я безрезультатно доказывал ей, что класть хотел на ее драгоценного Поттера. Она не поверила мне. Письмо от «неизвестных доброжелателей» оказалось порталом, который сработал, когда мы оба дотронулись до него. Нас выкинуло в Дербишире, прямо в дружеские объятия уцелевших из Ближнего круга. Ее гибель была случайностью. У молоденького пацана, каким-то чудом затесавшегося в эту компанию сдали нервы. Они не собирались убивать ее, им была нужна заложница, им нужен был Поттер, до которого они рассчитывали добраться через нее. Вот как это случилось. Я – Малфой, Грейнджер. И я не воюю с женщинами» - Да, конечно, - прошептала она, не замечая, слез на щеках. «Я покидаю Англию, Грейнждер. Я закончил все свои дела, здесь мне больше делать нечего. Я сидел в Меноре, под охраной наших доблестных авроров, только потому, что в эти дни на континент переправляли последнюю, самую большую группу беженцев. И твой покорный слуга решил, что его фигура достаточно заметна, чтобы поработать подсадной уткой и отвлечь на себя внимание аврората. Надо признаться, я не ожидал от Поттера такой предусмотрительности и такой охраны, так что в этот раз я был к Азкабану ближе, чем когда бы то ни было. Если бы не твое появление, Грейнджер. Если бы ты не открыла гардеробную Нарциссы. Зеркало в гардеробе – портал. Древний артефакт, на который ничто не действует, никакие антиаппарационные барьеры. Он создан в те времена, когда маги были столь сильны, что часто даже смерть не была властна над ними. Через этот портал нам удалось бежать с матерью тогда, весной. И в этот раз я тоже рассчитывал уйти через него. Я забыл одну маленькую деталь, Грейнджер. В отсутствии хозяйки Менор запирает гардеробную, защищая артефакт. И вновь открыть ее может только женщина, носящая фамилию Малфой. Я не в силах объяснить, как тебе удалось это. Списать все на то, что ты по какому-то невероятному, фантастическому совпадению слишком похожа на мою мать, мне не позволяют логика и здравый смысл. В любом случае, спасибо тебе. Драко Малфой. P.S. Я, как наяву, вижу твои гневно раздувающиеся ноздри и злые глаза, Грейнджер. Не надо. Не злись и не жалей. Извини, что насильно вторгся в твою жизнь. Надеюсь, я не успел сломать в ней слишком много». Гермиона уронила руки с зажатым в них письмом на колени. «А я? Как же я?» - хотелось закричать ей во всю силу легких. – «Почему ты не забрал меня с собой?! Я же люблю тебя!» Эпилог. 30 апреля 1999 г. Гермиона, сидя посреди перевернутой кверху дном комнаты, торопливо, брызгая пером, писала: «Гарри, спасибо за приглашение на бал по случаю годовщины нашей победы. К сожалению, я не смогу прийти. Ты прекрасно понимаешь, что вряд ли за прошедшие месяцы отношение ко мне изменилось в лучшую сторону. Сомневаюсь, что на празднике найдется хоть один человек, которому будет приятно видеть меня, или с которым я сама хотела бы встретиться. Тем не менее, спасибо за этот жест. Уверена, тебе самому будет гораздо приятнее общаться со своими новыми друзьями, чем с «малфоевской подстилкой». Да, Гарри, я стала злопамятна и прекрасно помню твои последние слова. С наилучшими пожеланиями, Г. Грейнждер» Она торопливо скатала пергамент и привязала к лапке ожидающей ее министерской совы. Та осуждающе оглядела груды вещей, сваленные на кресло и кровать, раскрытую дорожную сумку, неодобрительно щелкнула клювом и вылетела в окно. Гермиона проводила ее взглядом, и повернулась к кровати. Рядом с сумкой, поверх кучи маек, лежала маленькая открытка, пришедшая вчера по почте. Обычной магловской почте, со штемпелем и марками. Ее принес усатый почтальон и вместе с кучей газет сунул в почтовый ящик. На открытке была площадь с яркими зонтиками кафе, величественная базилика Санта-Кроче, дома под красными черепичными крышами. Все это было залито ярким, горячим солнцем Флоренции. На обратной стороне незнакомым подчерком было написано всего несколько строк: «Приезжайте во Флоренцию. В кафе La Prosciutteria вам подадут лучший кофе. В конце концов, должны же мы разобраться, как открылась эта гребаная гардеробная?»