Перерожденная

Душа не рождается и не умирает. Она никогда не возникала, не возникает и не возникнет. Она не рожденная, вечная, всегда существующая и изначальная. Она не гибнет, когда погибает тело.

Локи знал её тысячу лет назад. Она умерла давно. Локи любит её и сегодня, а она пьёт капучино с пенкой на Бейкер-стрит. Эпичное поражение, нанесённое могучим Тором и недооцененными землянами, всё ещё саднило глубоко в холодном сердце. Но трикстер был слишком горд и упрям, чтобы обращать на это внимание. В конце концов, хоть проигрыш и был весьма горек, Локи было не привыкать. Столетиями одиноко прозябающий в тени своего легкомысленного брата, безжалостно разбитой жестокой и беспощадной правдой о своём происхождении, бог лжи и обмана научился отступать, не выказав своего разочарования очередной бесполезной попыткой достижения желанного величия. Своего собственного величия. О, да. Локи не мог не признать, что жажда власти питалась на деле непреодолимой завистью к златовласому принцу Асгарда. Безграничным желанием затмить его и насытится наконец гордостью венценосного отца. Раз уж в гармонии со светлыми силами Локи не удалось постичь вершин, трикстер непременно отыщет своё достойное место стоя плечом плечу с тьмой мироздания. Так он решил, так он думал. Но глубоко в душе, наверное, всё же не был уверен в своей правоте. Иногда в его холодной и расчетливой голове проскальзывала смешная и абсурдная до невозможности мысль о том, что выбранная им тернистая дорога совсем не та, по которой ему следовало бы идти. Совсем не та, по которой трикстер желал следовать. Ведь, в конце концов, пребывая в бесконечной и утомительной погоне за безграничной властью и собственным признанием, Локи Лафейсон практически позабыл мечты некогда слепого юнца, творившего свои деяния лишь ради процветания мира. Впрочем, это и к лучшему — тотчас промелькнуло в голове трикстера, — детская непосредственность и наивность навсегда похоронила бы меня у ног моего горячо любимого братца. Он усмехнулся и в памяти его отчего-то засквозили слова о том, что он всего лишь заложник собственных детских обит. Да, Локи непременно хотел усмехнуться данной на первый взгляд нелепости в голос, однако, на деле, лишь губы его сомкнулись крепче. Почти оскал и ядовитая горечь признания не просочилась наружу. В отличии от констатации тошнотворного факта: сколько бы громких поражений он не понес, и сколько бы битв не выиграл, трикстер всегда будет знать, что зерно истины в этих словах всё же есть. Пусть и зерно это безумно хочется раскрошить на миллионы маленьких частиц, а после ветрами разбросать по вселеннным. Изредка Локи казалось, что если бы только не эта бессердечная правда, которой наградил его Один, в прошлом — некогда любимый отец, возможно тогда Локи стал бы и дальше нести бремя брата будущего повелителя Асов. Как говорится, тяжело быть правителем, но попробуй побыть его братом. Однако, Лафейсон был уверен, что справиться. Несомненно справится, если бы был истинным Одинсоном. И, вполне возможно, что он смог бы стать достойным йотуном, не будь на то воля Всеотца. Истинным злом. Увы, судьба распорядилась совсем иначе. Если бы только кто-нибудь упрямо перешагнул в прошлом через свои глупые принципы и, распахнув, наконец, глаза, увидел, как ломают противоречия хрупкую юную душу, судьба его тоже могла сложиться иначе. Но все были слепы и, лишь, она одна была милосердна. Дочь леса. Этьена. Имя её было подобно майской душистой розе, чьи шипы были ещё юны и безобидны. Она умело танцевала на осколках его боли, что он переставал чувствовать её. Она пела легко и звонко, что приглушала смертоносное шипение злости в его крови. Она невольно скрашивала его одиночество яркими цветами своих одежд и усмиряла мимолетным взором тёплых глаз крик отчаяния в его горле. Она была чистым горным воздухом среди душных стен двора и нежным легким ветром покоя в его внутренних битв противоречий. Она была истинной богиней среди цариц и непременно стала бы его женщиной, если бы не предпочла отдать своё сердце в руки любимого сына Одина. О, Боги, Этьена была глупа в своей любви. Несчастна и обречена, ибо она была невзаимна. Тор был слишком беспечен и глуп, чтобы обратить внимание на дочь простого травника и слишком ослеплён жаждой пылких сражений, чтобы приметить её несравненную красоту. И трикстер злился от этого ещё пуще. Только не на неё. Она всегда была к нему добра. Этьена была слишком кроткой и гордой для навязывания своего внимания златовласому принцу Асгарда и это тяготило её. Мучительно убивало изнутри. Она находила утешение в частых и неспешных прогулках по саду и лесу, где молча вела беседы с душистыми бутонами роз и пионов. Она умело слушала шепот могучих деревьев, а Локи наблюдал за одинокой фигурой, изредка осмеливаясь тревожить её покой. Они говорили обо всём на свете, шагая по истоптанным тропам. Бог озорства искусно вёл беседы, а его спутница привносила в них искренность и простоту. Локи знал, что она любит рисовать и, что на нежной щеке ее оставалась свежая краска. Что в травах она искусна так же, как и ее отец. Локи знал, что она любит танцевать у реки и, что ее любимые цветы — дикая вербена. Позже трикстер и сам не заметил, как стал делиться с ней своими открытиями и достижениями, изучая грани своих возможностей и открываясь ей в ответ. Удивление и живость её лица двигала его вперёд. Он отчего-то твердо знал — дочь леса не предаст и растопчет его чувства. Но Локи не отваживался перейти чёрту. Дружба дочери леса была слишком ценна, и в благосклонности её он всё ещё не читал любви. Принц ждал. О, он готов был ждать очень и очень долго, если бы только судьбой им не было отведено так мало. Бездушные твари погасили его свет, и Бог озорства возненавидел свой род и свое племя. Изредка трикстер гадал — сломался бы он под натиском собственных обид и разочарований, будучи в силах, как и прежде бродить по дворцовым садам рядом с его покоем? Куда бы привела его судьба? Но и эти мимолётные рассуждения канули в небытие в последнее время. Ссылка на людские земли стала наказанием, а лишение древней магии — тяжёлым бременем. Однако пока снизвергнутый Бог был смиренен и покорен воле высших. Пока он видел лицо той, которая жила в его памяти долгие годы. Она было соткана из неверия и слепой надежды. Горечи незаменимой потери и сладости прожитых воспоминаний. У нее были глаза его возлюбленной богини и тот же цвет души. Когда он впервые встретил ее среди людей — не поверил, но однозначно решил не упускать. Над Лондоном нависали тяжёлые серые тучи, а дождь лил с неба без совести третий час. Третий вторник Бог лжи и коварства наблюдал в прозрачное окно за хрупкой фигурой призрака прошлого. Он никогда не осмеливался перейти чёрту, но сегодня он шёл уверенно и твёрдо…