Цена кормёжки

Дверь в квартиру в одном из элитных районов открывается, впуская мужчину лет тридцати с небольшим. Огай устало приглаживает свои тёмные волосы назад и снимает обувь вместе со своим плащом. Он так устал сегодня. Мужчина оглядывается вокруг, кажется, ещё совсем недавно пустой и почти мёртвой квартиры. Справившись с верхней одеждой, Мори целенаправленно направляется в ванную, чтобы вымыть руки, чувствуя, как приятно гудят ноги от усталости. Закончив в ванной и, наконец, избавившись от белых перчаток на руках, Огай меняет курс и почти так же целенаправленно шагает к одной из многочисленных, но, в отличии от большинства других, не пустующей комнаты. Как и всегда, раздаётся три ритмичных стука костяшками о деревянную дверь. – Я могу войти? – проговаривает ровный и немного хриплый от усталости голос. Но в ответ тишина. Проделав ровно то же самое во второй раз, но так и не получив ответ, Огай уже сам опускает дверную ручку вниз и толкает дверь вперёд. В не большой, но и не маленькой комнате, как и всегда темно. Тёмные плотные шторы закрывают большие пластиковые окна, не давая солнечному свету и шанса проникнуть в комнату. Кровать, застеленная, серым пледом немного помята. Рядом лежит несколько книг, в каждой из которых есть маленькая самодельная закладка, в виде ленточки. На прикроватной тумбочке так и осталась стоять тарелка со вчерашним, почти нетронутым ужином. Что-то, конечно, подгрызено, но этого явно недостаточно. А вот стоящая там же чашка, вчера наполненная чёрным чаем, пуста. Что ж, Огай не удивлён. Мужчина так же заметил, что одна из книг оставлена так, будто бы её совсем недавно читали. Читать в темноте, ещё и с закрытыми шторами. Любой родитель бы возмутился тут же, саморучно включив свет и открыв шторы, но Мори не стал этого делать. Поняв, что того, кто ему нужен, здесь нет, Огай покидает пределы комнаты и направляется в сторону теперь единственного возможного варианта. Предположение, как и всегда, оказывается верным. Где-то в самом тёмном углу гостиной стоит тощая и очень бледная фигура. Подросток, даже можно сказать, мальчишка среднего роста и достаточно хрупкого телосложения, с завивающимися волосами цвета тёмного шоколада и глазами цвета дорогого коньяка. Ему шестнадцать, но, выглядит он в лучшем случае на четырнадцать с хвостиком. Не такая большая на первый взгляд разница, но, поверьте, очень заметная в реальности. – Здравствуй, мой мальчик, – при виде бледного лица с большими, светящимися в темноте глазами, на губах невольно появляется улыбка. – Я искал тебя, – проговаривает мужчина, с нежностью смотря на подростка. Мальчик в ответ смотрит немного отстранённо, и, на первый взгляд совсем незаинтересованно. Тихий и мрачный, как всегда. Время идёт, а ничего толком не меняется. Их общение почти всегда больше походит на монолог, чем нормальный диалог между двумя людьми. Иногда, когда подросток находится в хорошем расположении духа, им удаётся немного поговорить, но случается это редко. По крайней мере, реже, чем Огаю хотелось бы. Но он смирился с неразговорчивостью подопечного. – Вижу, ты голоден, – подметил мужчина, смотря в глаза подростка. Обычно карие глаза сейчас приблизились к тёмно-красному оттенку ярче всяких слов, говорящего, что мальчишка голоден. В глазах читается жажда. Жажда крови, которую нужно поскорее утолить, пока вампир не начал звереть. – Мальчик мой, – мужчина присаживается на дорогой, обитый кожей диван, – подойди ко мне, – Огай поманил мальчишку рукой, сверкая едва заметной ухмылкой. Подросток, чьё имя Осаму, послушно выходит из темноты и шагает к тому же дивану. – Присаживайся, – Огай хлопает по своим бёдрам, намекая, что мальчик уже может садиться. Свет он так и не включил. Он сейчас будет незачем. Осаму не сопротивляется и присаживается, принимаясь поудобнее устраиваться, на немного жёстких, коленях Мори. Он чувствует запах привычного, дорогого и уже давно надоевшего, но всё равно приятного одеколона. Такого же, как в их первую встречу. Мори наблюдает за тем, как мальчишка расстёгивает несколько пуговиц в самом верху белоснежной рубашки, что совсем скоро покроется багровыми пятнами. Ну вот и готово. Уже искусанная шея предстала перед жаждущими в неё впиться хищными, но всё ещё детскими глазами. – Можешь приступать, – Огай оставляет едва ощутимый поцелуй чуть выше верхней губы мальчика. Осаму оголяет острые клыки, почти мгновенно впиваясь ими в горячую шею мужчины, стараясь не задеть сонную артерию. Он упирается ладонями в грудь Огая, слегка сжимая холодными пальцами его рубашку. Огай опускает одну руку на тонкую спину подростка, а вторую запускает в волнистые пряди. – Пей, мой мальчик, – широкая ладонь проводит по голове, поглаживая волосы. Огай старается расслабиться и не обращать внимания на довольно болезненные ощущения в шее. Немного успокаивает, когда собственная ладонь опускается ниже, задерживаясь на задней части штанов мальчишки. Осаму едва заметно вздрагивает от этого действия, продолжая впиваться острыми клыками в шею, чувствуя терпкий вкус крови. Огай морщится от боли. Осаму царапает ему кожу, делая её красной. – Аккуратнее, – просит мужчина, чувствуя, что Осаму начинает кусать сильнее. – Ты же знаешь, как долго заживают твои укусы, – напоминает Огай, слыша в ответ недовольное, но тихое рычание. Дазай ненадолго останавливается, но после продолжает. Он делает вид, что проигнорировал слова Мори, но мужчина чувствует, как парень немного смягчился. Послушный мальчик. В тишине просторной комнаты Огай слышит биение сердца. Но только одного-своего. У Дазая оно совсем не бьётся. Ещё одна особенность, отличающая вампиров от людей. Поначалу он пил кровь с жадностью, так как был голоден. Но постепенно он становился менее кровожадным, не доставляя Мори лишней боли от своих зубов. Вряд ли, его шея сейчас представляет собой красивое зрелище. Но это и неважно. Огай никогда не знает, через сколько они закончат. Он позволяет Осаму делать это столько, сколько он сам того захочет. Риск умереть при таком становится запредельно высоким. Но он знает что Осаму никогда не убьёт его, высосав всё до последней капли. Насытившись, Осаму отстраняется от чужой шеи, слизывая с губ всё ещё горячую и так ярко пахнущую жидкость. На бледной шее мужчины, как и всегда, остаётся две багровые точки от клыков и раздражения от других зубов. Из ран тут же начинает бежать кровь, поэтому Огай зажимает их ладонью, чтобы не потерять слишком много. Дазай на его коленях продолжает облизывать губы, смотря на перепачканную красным рубашку сквозь пряди своей каштановой чёлки. Глаза вновь стали карими, и в темноте уже не так сильно заметно, как они светятся. Но он всё равно прекрасно видит в тёмной комнате каждую вещь в мельчайших деталях. Большой и указательный пальцы нежно, но при этом настойчиво берут подростка за острый подбородок и поднимают вверх, заставляя смотреть в глаза. Аметистовые глаза мужчины с едва прослеживающимися недалеко от себя первыми морщинками смотрят прямо в его глубокие карие, но как будто не живые глаза. Мори притягивает его за подбородок к себе, вовлекая в поцелуй, начинающийся с покусывания тонкой губки. По началу поцелуй кажется совсем лёгким и даже робким, но Огай быстро становится жадным, требуя от подростка большего. Теперь он сыт, а значит, полон сил и сможет отблагодарить Мори за возможность насытиться жизненно важной для себя телесной жидкостью. Во рту ощущается вкус собственной крови. Из-за острых клыков на губе появляются маленькие ранки, что тоже начинают кровоточить, делая поцелуй между ними воистину кровавым. Он длится совсем недолго. Огай первый разрывает поцелуй, позволяя мальчишке отстраниться от себя и отдышаться. Осаму старается скрыть выступившие слёзы за волосами, но мужчина всё равно замечает их, находя это несколько забавным. – Подожди меня здесь, – Огай притягивает Осаму к себе, обнимая свободной рукой. – Я закончу с этим и сразу же вернусь к тебе, – шепот с горячим дыханием почти обжигал холодное ухо. Мори поцеловал его в губы и, спустив с колен на диван, потрепал по волосам и направился в ванную, чтобы разобраться с шеей. Рука уже мокрая, как и верхняя часть недавно белой рубашки, а в воздухе витает запах металла, давно перебивший одеколон. Дазай стирает остатки крови с лица рукавом рубашки, точно так же пачкая его, и встряхивает головой, смахивая надоедливые пряди с лица. Если бы его сердце могло биться, то наверняка уже давно бы пробило грудную клетку, и сбежало куда подальше отсюда. Справившись с делами в ванной, Огай вернулся к подростку. На шее мужчины красовалась стерильная белая повязка, плотно прилегающая к шее, не позволяющая ему истечь кровью. Рубашка уже расстёгнута полностью, а ремень с брюк куда-то испарился. В штанах давно стало тесно и жарко. Дазай покорно ждёт его, сидя на том же диване. Он уже знает, что будет дальше, поэтому почти не боится. Мальчишка ничуть не удивляется, когда сильные руки подхватывают его почти ничего не весящее тело и, крепко прижав к себе, несут прямиком в спальню. Это происходит слишком часто, он уже привык. Продолжая держать обнимающего его за шею Осаму, Огай закрывает за собой дверь, будто бы кто-то может их побеспокоить. Он проходит к своей просторной кровати и аккуратно, словно какую-то хрупкую драгоценность, опускает на неё мальчишку. Дазай расслабляет руки и опускается всем телом на мягкую поверхность кровати. Он не шевелится и не моргает. Кажется, будто он смотрит в потолок, разглядывая стеклянную люстру. Но стоит заглянуть в его глаза, как станет понятно, что он не смотрит вообще никуда. Взгляд направлен в пустоту. Со стороны он может показаться трупом с такими же стеклянными глазами и лишённой крови, а от того и почти белоснежной кожей. Но он живой, если так можно говорить, имея в ввиду существо, подобное ему. Осаму покорно ждёт того, что непременно должно, вот-вот случится. Он и так никогда особо не сопротивлялся, а сейчас и вовсе не видит в этом никакого смысла. Он смирился, смирился с такой жизнью. Жалкой и никчёмной жизнью в качестве личной... Огай навис над мальчишкой, упёршись локтями в матрац. На мертвенно-бледном лице с выпирающими скулами не читается ни единой эмоции. Мягкие каштановые прядки обрамляют лицо, а глаза теперь направлены прямиком в глаза сверху. Он похож на куклу. Красивую, хрупкую и очень ценную. От того и дорогую куколку. Правда, узнай кто-нибудь что у Огая имеется такая, самое безобидное это, — перережет горло и заберёт себе. Не самая лучшая перспектива. – Чего такой невесёлый? – говорит мужчина проходясь ладонью по паху мальчишки, заставляя его почти проскулить. Это скорее риторический вопрос. Дазай редко бывает эмоциональным, а уж увидеть его весёлым для Огая сравнительно увидеть восьмое чудо света. – Просто сделай уже это, – тихим голосом проговаривает подросток, продолжая неподвижно лежать. Только теперь он отвернулся, устремляя взгляд куда-то в такое же, как и во всей квартире, кроме кухни зашторенное окно. Мори позаботился, чтобы его мальчику не угрожали смертельные для него солнечные лучи. – Какой нетерпеливый, – губы растягиваются в ухмылку, пока пальцы вновь притягивают лицо за подбородок к себе. – Когда с тобой разговаривают, нужно смотреть в глаза. Помнишь? – напоминает мужчина, смотря прямо в, как ему кажется, бездонные глаза. Дазай ничего не отвечает, только кивает, больше не отворачиваясь. Он ненавидит, когда на него смотрят и заставляют делать так же. Но ему приходится смотреть прямо в эти глаза напротив, что пожирают его своим взглядом, уже успев мысленно раздеть. Тонкие пальцы принимаются расстёгивать пуговицы на чужой рубашке. Избавившись от неё, пальцы спешно приступают к штанам. Ремня на них нет, поэтому он просто стягивает с подростка брюки вместе с трусами, оголяя костлявые ножки, тут же сдвинувшиеся, закрывая самое интересное. – Нет-нет-нет, – шепчет Огай, отодвигая одну ножку от другой. – Тебе нечего здесь стесняться, – глазам предстаёт ещё не такой большой, как его собственный, но уже вполне сформировавшийся орган, тоже успевший возбудиться. В собственных штанах уже стало совсем тесно. Потому Мори спешит поскорее стянуть их с себя, что и делает, демонстрируя видный даже через тёмную ткань нижнего белья бугорок довольно приличного размера. Хочется сделать всё прямо сейчас, но так слишком велик риск порвать его и, вовремя не остановившись, сильно навредить, такое уже случалось. Поэтому Мори предпочитает сначала заняться хотя бы минимальной растяжкой, тем самым облегчив страдания младшего. – Ты готов? – непонятно для чего спрашивает мужчина, заботливо убирая каштановую чёлку со лба мальчишки. Осаму не видит смысла в своём ответе, но всё равно кивает. Зачем ему задают этот вопрос, если всё уже давно решено? – Открой ротик, – сверкая полуулыбкой, полуухмылкой, попросил Огай, уже подставляя свои пальцы ко рту подростка. Дазай послушно приоткрыл рот, чем и воспользовался мужчина, резко проталкивая пальцы внутрь. Осаму прекрасно понимает, зачем это, поэтому не сопротивляется, позволяя чужим пальцам находится у себя во рту. Острые зубы неприятно вонзаются в руку, почти царапая её, но Огай всё равно толкает пальцы достаточно глубоко, едва не доводя мальчишку до рвотного рефлекса. Мужчина вынимает хорошенько смоченные слюной пальцы изо рта Осаму и тянется руками ниже. Тёплые руки легли на тощие ягодицы мальчишки, сжимая их пальцами, а после бесцеремонно раздвигая в стороны. Первые два пальца, смоченные слюной, стремительно проникли внутрь, заставив Дазая болезненно простонать закусив нижнюю губу, и вцепиться пальцами в простыню под собой. Пальцы, вошедшие пока лишь наполовину, принялись довольно быстро двигаться, стремясь растянуть нежные стенки. Огай толкнул пальцы дальше, уже по вторую фалангу, и принялся разводить их на манер ножниц. Осаму болезненно скулит, кривя свои бледные и периодически подрагивающие губы. А пальцы Огая тем временем шли глубже, но уже втроём. Осаму уже сам, хоть и с явным нежеланием, но насаживается на пальцы. Мори благодарно улыбается, сжимая правую ягодицу чуть слабее, чем до этого. Он потянулся к шатену за очередным поцелуем, получившимся довольно рванным и влажным. И снова он поцарапал ему губу своими зубами. Осаму пытался нормально дышать, что из-за напрочь сбитого дыхания было слишком сложно. От резкой боли мальчишка невольно дёрнулся всем телом, за что тут же получил болезненный шлепок от Огая, у него тяжёлая рука, очень. – Не дёргайся, – приказал мужчина, но почти сразу смягчился, оставляя поцелуй в районе выпирающих ключиц. – Расслабься, – посоветовал Мори, ощущая своими пальцами, как Дазай сжался. Всё же не стоит его пугать и тем более кричать. Огай знает, что он этого не любит. Осаму постарался сделать, как сказали. Огай ощутил, как до этого напряжённое колечко мышц расслабилось, больше не препятствуя ему. – Молодец, – хвалит Огай, продолжая растягивать узкие стеночки. Осаму противно от этой похвалы. Но он молчит, как и всегда, ожидая, когда Огай приступит к главному. Мори окинул подростка оценивающим взглядом, решая, что уже можно начинать. Мужчина вынимает пальцы и спускает с себя нижнее бельё, открывая обзор на налитый член с пульсирующими венами. Он возбуждён, как, кажется, никогда не был. – Сейчас будет больно, – они оба знают это, поэтому смысл этой фразы понять не дано ни одному из них. Осаму сжал губы вместе с простынёй в пальцах. Резкая боль, вызванная тем, что сегодня Огай решил его не жалеть и войти сразу наполовину, заставила вскрикнуть непроизвольно позволив глазам пролить слёзы. – Больно... – сам не понимая зачем, прошептал Осаму чувствуя в себе чужой орган. – Я знаю, – проговорил Огай прямо над ухом. – Но тебе придётся потерпеть, – звучит как приговор, после оглашения которого брюнет начинает быстро двигать бёдрами. Это действие заставляет мальчишку под ним начать беспомощно дёргать ногами. Руками Осаму обхватил его грудную клетку, отчаянно впиваясь пальцами в спину, оставляя на ней белые следы от ногтей. Резкий толчок вперёд заставляет Дазая вскрикнуть, сильно прогнувшись в спине аж до хруста. Из глаз ручьём покатились слёзы, а ногти уже успели оставить на лопатках царапины, за которые он позже получит отдельно. Сейчас же он царапает ногтями чужую спину, бегая глазами по комнате. Но спастись или хотя бы отпихнуть от себя мужчину, начавшего оставлять метки на его шее, не пытается. Всё равно не удастся. До Огая донёсся всхлип. Хотя Дазай всеми силами старался держаться и не показывать, как ему больно. – Не плачь, мой хороший, – Огай гладит его по волосам, словно пытается утешить расстроенного ребёнка, что не так далеко от истины. – Скоро тебе будет приятно, – и он снова продолжает в ещё более быстром темпе. Приятно? Ему? Это что, издевательство? Ему никогда не будет приятно от этого. Никогда. Огай не стремился жалеть его, потому не особо обращал внимание на крики, позже перешедшие в хрипы. Здесь хорошая звукоизоляция, поэтому он не беспокоится, что соседи их услышат. Мори сжимал бледные ягодицы до синяков. Не стесняясь и не жалея сил, сыпал по всей коже поцелуи с засосами и укусами, особо уделяя внимание плечам и области ключиц. Многие его укусы с засосами потом долго не сходили, как и укусы Осаму на его шее. Но ему было мало. Огай становился всё более жадным с каждой секундой, когда слышал, как подросток скулит, вжимаясь в его грудь и царапая спину до кровавых ран от ногтей. Он не стремился быть с ним нежным, всегда оставаясь грубым, но изредка всё же давал послабления, замедляя темп. Дазай прижимается к нему так сильно, как только может, скрывая покрасневшее и мокрое от слёз лицо в плече мужчины. Голос давно охрип от стонов, как бы Дазай не старался их сдерживать. Горло разрывается, дыхание сбито давно, если вообще не с самого начала, мокрые и без того вьющиеся волосы завились ещё больше из-за выступившего пота. Глаза режет от слёз давно вышедших за пределы глаз, от резкой и непрекращающейся даже на секунду боли. Где-то там, далеко, возможно, ощущается удовольствие, но оно вмиг блокируется болью. Он не чувствует ничего приятного. Его бьёт крупная дрожь, которую он не в силах унять. Он никогда не привыкнет к этому. Осаму тянет дрожащую и взмокшую руку к своему изнывающему члену, но Огай оказывается быстрее и сам начинает водить рукой вдоль него, довольно сильно сжимая. Дазай закатывает глаза от этих ощущений так, что на миг создаётся впечатление, будто бы его радужки вместе со зрачками пропали. Рот он открыл, оголив клыки, ещё недавно вгрызавшиеся в шею Огая с жадностью. Осаму уже весь покрыт багровыми пятнами, а его ягодицы синяками от слишком сильной хватки. Он хочет кончить, но Огай не позволяет этого сделать, зажимая конец члена своей рукой. Дазаю хочется плакать. Начать умолять, позволить себе наконец, кончить, избавившись от этого чувства. Но он не делает этого, продолжая скулить в плечо Мори. Огай бы очень хотел довести его до состояния, чтобы он сам умолял его позволить себе кончить. Увы, мужчина знает, что с Осаму такое не сработает. Он будет страдать и скулить, проливая слёзы, но никогда не станет умолять его о чём либо. Слишком гордый и упёртый. Иногда такое упрямство младшего, раздражает Мори. Огай доводит Осаму до предела и только тогда кончает сам, изливаясь в него, и отпускает чужой член, позволяя сделать то же самое ровно через секунду. С хриплым стоном, схожим с теми, что издают люди с отказывающими лёгкими, Осаму кончает себе на живот, чувствуя, как сперма растекается по нему. Подросток без сил падает на матрац, отпуская руки и ощущая, как горят щёки. Мори тут же прильнул к нему, словно по новой начиная одаривать метками.

***

Когда он нашёл этого ребёнка, тот был едва живой и с трудом мог дышать, уже явно ничего не видя и не слыша. В другой ситуации Огай бы просто оставил его умирать там же, где и нашёл, но этот мальчишка чем-то привлёк его. Красивым лицом с миловидными, но слишком уж острыми чертами или чем-то ещё, он так и не понял. Но понял кое-что другое. Он должен забрать его себе. Было в этом тощим, бледном и еле живом мальчишке что-то прекрасное. Огай тогда снял с себя плащ, закутал в него мальчишку и, подняв на руки, сразу ощутив холод, исходящий от него, и направился к себе. Это был последний раз, когда подросток был на улице. Уже находясь у себя в квартире, мужчина искупал неизвестного ему мальчишку, пока тот так и продолжал быть без сознания. Он даже не заметил, как его раздели и помыли из душа. Даже вода не смогла разбудить его. Мори даже опасался, доживёт ли подросток до утра, но всё равно переодел его в свою хоть и большую, но зато чистую и сухую рубашку и отнёс на кровать. Было ощущение, будто бы мальчик и вовсе не дышал, и уже давно был мёртв. Но иногда шевелящиеся на его лице мышцы, говорили об обратном. Он проспал ещё около часа и, наверное, спал бы дольше, если бы не одно обстоятельство. Скорее даже случайность. Но это уже не так важно. Огай сидел на той же кровати, пытаясь распаковать упаковку с препаратом, что должен был помочь мальчишке вернуться к жизни. Упаковка никак не хотела поддаваться, поэтому пришлось взяться за небольшой, но, тем не менее, острый нож. Лезвие действительно оказалось куда более эффективным, когда с лёгкостью разрезало скотч. Мужчина не рассчитал силу и вместе с упаковкой разрезал ещё и свою кожу. На указательном и среднем пальцах сквозь раскроенную кожу выступила алая жидкость. Мужчина бы просто вытер её и продолжил своё дело. Но внезапно, буквально несколькими секундами ранее, еле живой мальчишка резко сел на кровать и открыл глаза. Они пылали красным и, казалось, светились в темноте, как позже и оказалось. Подросток, завидев рядом с собой человека с открытой шеей, тут же впился в неё острыми клыками, принимаясь насыщаться жизненно важной для него жидкостью. Тогда-то Огай и прозрел, поняв, какой бриллиант он нашёл в грязной и пыльной подворотне. Настоящий, пусть ещё и по их меркам, совсем маленький вампир. Их осталось не так много, ведь люди до сих пор стремятся истребить этих существ. Сейчас их, конечно, не сжигают заживо или выставляют на рассвете под палящее солнце, что, как известно всем, смертельно опасно для вампиров. Нет. Их, так же, как и простых смертных, отправляют на смертную казнь. В Японии таковым уже долгие годы является повешение, куда отправляются все получившие высшую меру наказания-лишение жизни. Официальных данных, конечно, нет, но очень вряд ли вампиров существует больше чем 2-5% от всего населения земного шара. Крайне маленькая цифра, смотря на которую представить, что можно вот так просто, идя с работы, наткнуться на такое диковинное создание сравни фантастике. Но такое случилось. Его привлёк запах крови, который вампиры чувствуют за километры, и заставил проснуться, пробудив жажду. Будь он взрослым, человек перед ним умер бы буквально через пару минут. Но он был ребёнком, физически не способным, как, впрочем, и не нуждающимся в том объёме крови, что есть у здорового взрослого мужчины. Только поэтому Огай выжил в ту ночь. Вопросы, что делать с мальчишкой, отпали сразу, как он отстранился от шеи, слизывая всё ещё горячую кровь со своих губ сверкая молодыми острыми клыками. Если хоть одна живая душа узнает о том, что у него живёт вампир, им обоим могут зачитать смертный приговор. Огай решил рискнуть и оставить мальчишку у себя. Спустя несколько дней, когда жажда вновь взяла вверх над разумом, подросток, наконец, заговорил, рассказав о себе хоть что-то. Он ещё мал. К тому же находится в самом рассвете подросткового возраста, который у вампиров тоже присутствует и не многим отличается от человеческого. Разве что человеческие отпрыски в этот период не теряют над собой контроль и не стремятся впиться в шею любому созданию, в жилах которого течёт пахнущая металлом алая жидкость. Вампирам, подросткам очень тяжело даётся борьба с жаждой. Не все взрослые вампиры, достигшие возраста ста и более лет, способны контролировать себя, когда приходит время, что уж говорить о ребёнке. Мальчик представился как Дазай Осаму. По его же словам, не так давно ему исполнилось пятнадцать лет. На этом информация закончилась. О том, как он оказался в том переулке, подросток объяснять отказался. Но что-то подсказывало Мори, что у него в жизни не произошло ничего хорошего. Почему он оказался в таком полуживом состоянии, объяснять было незачем. Всё дело в голоде. Вампиры должны питаться кровью, чтобы поддерживать свои жизненные силы. Если это кровь животного, то её хватит на пару дней, чтобы не сходить с ума от невыносимого чувства голода. Если же это кровь человека, то вампир может спокойно жить в среднем от одной до трёх недель, зависимо от выдержки. Маленьким вампирам, как и подросткам, нужно питаться чаще, хотя бы раз в неделю. Чтобы нормально расти и развиваться как физически, так и умственно. Так или иначе, по истечению положенного срока в любом вампире проснётся жажда крови, которую нужно как можно скорее удовлетворить, дабы вампир не превратился в нервное и опасное существо. В таком состоянии вампир может пробыть всего пару дней. Голод для вампира – настоящая пытка, во время которой он может превратиться в опасного зверя. Но когда и этот срок подходит к концу, наступает состояние, очень схожее с крайней степенью анемии. Вампир быстро устаёт, практически не двигается, стремительно худеет, становясь ещё более бледным, если это в принципе возможно. В таком состоянии они живут недолго. Редко кто продерживался больше десяти дней, после которых назвать данное существо, до этого хоть отдалённо схожее с человеком, уже будет невозможно. Они практически не нуждаются в другой пище. Да, они могут есть и даже чувствовать какой-то вкус, но человеческая еда даёт лишь очень короткое насыщение. Чтобы выжить, вампир должен регулярно пить кровь, которую в современном мире добыть не так-то просто. Если бы не Мори, случайно порезавший себе палец, Осаму бы умер, так и не открыв глаза. Возможно, он бы почувствовал запах человека, но его было бы недостаточно, чтобы набраться сил и проснуться. Запах крови же сработал превосходно, предав почти умершему вампирёнку сил. Огай прекрасно понимал, что идти мальчишке некуда. На улице он тоже не выживет и умрёт через пару недель с гарантией, даже если будет питаться кровью бродячих животных. Он ещё не научился охотиться на людей, поэтому быстро умрёт от истощения. Мори предложил Дазаю сделку. Он кормит его, позволяя питаться собственной кровью, а Осаму в качестве оплаты становится его смирной игрушкой. Звучит безумно, и любой человек бы отказался, послав его на все четыре стороны, но, к своему сожалению Осаму не был человеком. К тому же, несмотря на юный возраст, он никогда не был глупым и хорошо понимал, что за пределами этого дома его не ждёт ничего, кроме вечного голода, смертельного солнца и скоропостижной, но при этом мучительной смерти. А он не хотел этого. В понимании Дазая лучше уж было стать постельной игрушкой для этого мужчины, чем закончить вот так. Он до сих пор не знает, правильным, или чудовищно-ошибочным было это решение. Оно просто было, и позволило ему жить в сытости взамен на оплату собственным телом. А Огай, если честно, и не собирался упускать такое редкое и на редкость красивое создание из своих рук. На чёрном рынке за такого потребовали бы не один миллиард йен, запредельная сумма, даже для такого человека, как он. Но Огай не собирался продавать его или ещё как-либо пытаться избавиться от своего потенциального убийцы. Он не боится, что однажды Дазай захочет убить его и сбежать. Возможно, у него периодически будут мелькать мысли подобного рода, но он никогда не решиться воплотить их в жизнь. Это будет слишком нерациональный поступок для него самого. По крайней мере, до тех пор, пока он не вырастет. Но к тому времени он уже вряд ли будет личностью, имеющей хоть крупицу своего мнения или желания. Мори полностью обеспечивает его, позволяет жить у себя, не боясь быть убитым, и, что самое важное, не позволяет умереть от голода. Он сам знает, когда Осаму нужно поесть и приходит, позволяя впиться клыками в свою шею. Из-за этого он даже начал носить рубашки с высоким воротником и всегда застёгивать их на все пуговицы, дабы никто не увидел его искусанную шею с десятками шрамов и следами от клыков. Так они живут уже около года. Дазай получает еду и живёт без страха за собственную жизнь, а Мори удовлетворяет все свои постельные желания с его помощью. Но, кроме того, эти ночи, только во время которых можно застать Дазая бодрствующим, так как днём он почти всегда спит, служат ещё кое-чем для него, ощущение боли, ощущение жизни. Ощущение какой никакой, но человечности, чуждой таким, как он. Поэтому он и в какой-то степени ненавидит любые нежности со стороны Мори хотя и презирает боль. Любую боль, кроме той, что испытывает на этой кровати. – Я тебя люблю, – шепчет Огай, оставляя поцелуи на вечно бледной коже. – Я тебя ненавижу, – ровным, практически мёртвым тоном отвечает Осаму, ощущая чужие губы на своей шее.