Дрянное соседство

      Они заезжают в обычную семейную кафешку, так и не добравшись до Притона, потому что если Раз-Два срочно не выпьет пару чашек кофе — уснёт за рулём почти наверняка. Можно было бы поменяться с Бобсом, которого он потащил за компанию всё утро кататься по городу, решая накопившиеся дела, и покемарить на пассажирском, но куда приятней быстренько взбодриться, чем ползать полдня как полудохлая амёба.       Лучше становится уже после первого глотка, а когда звякает колокольчик над дверью и заходят две щебечущие красотки, ещё и настроение поднимается. Даже на первый взгляд обе объективно слишком хороши для постоянных посетительниц и вписываются в это место с таким же трудом, как и они с корешем — он из-за слишком дорогих шмоток, а Бобски из-за его лениво-плутоватых повадок, которые за карточным столом смотрятся естественнее.       Девочки, похоже, собираются захватить что-нибудь по-быстрому в дорогу, подходят к кассе слева, откуда их прекрасно видно из-за столика. Раз-Два на автомате пинает кроссовок кореша под столом, показывая бровями, что неподалеку есть на что посмотреть. Красавчик Боб косится в указанном направлении и соглашается, протянув короткое и одобрительное:       — М-м-м.       Довольный своей наблюдательностью Раз-Два сначала поглядывает с короткой сальной улыбкой то на длинные ножки у кассы, то на кореша, чтобы убедиться, что и тот подзалип, но красотки забирают заказ и упархивают, а он припоминает кое-что о своем лучшем друге, непонимающе хмурится и снова пинает его под столом:       — Погоди-ка. В смысле «м-м-м»?       Боб озадаченно наклоняет голову и совершенно непонятно объясняет:       — В смысле, и правда хорошенькие.       Раз-Два сначала приоткрывает рот и тычет в него пальцем, потом пропускает вопрос через пару фильтров, отметая словечки, которые в последнее время старается не использовать для описания таких, как Боб и, заставив себя понизить голос, предъявляет тактичным шепотом:       — Ты ж говорил, что по мужикам.       Кореш улыбается уголками губ, предсказуемо обжигает игривым взглядом и заинтересованно ждёт продолжения.       — А это были ни разу не мужики, если ты не заметил, — чувствуя себя немного идиотом, продолжает Раз-Два.       — Я заметил, — улыбается Бобски, разглядывая его озадаченное лицо, и, похоже, придется спросить прямо.       Раз-Два беспокойно ёрзает, двигается ближе и опирается на локти, рассматривая этот новый и неизученный вид гомосека:       — Так ты чё, и нашим, и вашим? Без разбора всех любишь? Играешь за обе команды?       Боб хмыкает, качает головой и с улыбкой сознается:       — Девочки мне тоже нравятся. Просто не так сильно.       Раз-Два переваривает полученную информацию и понимает, что ему всё-таки хочется полной ясности:       — Достаточно нравятся, чтобы с ними пар спускать или нет?       Обескураженный его напором и любознательностью Бобс приподнимает брови и подтверждает догадку:       — Достаточно.       Раз-Два хмурится, разглядывая посерьёзневшего кореша. Получается, отодрать тогда стриптизёршу Красавчик Боб вполне мог, если бы тем вечером больше потрахаться хотел. Воспоминание о том, что именно кореш ей предпочёл, снова откликается смутным смущением, которое он поспешно задвигает подальше, потому что ещё не все точки над «i» расставил.       — С мужиками же тоже?       Он старается, чтобы вопрос прозвучал буднично, как и должен звучать вопрос о постельных предпочтениях лучшего друга.       Бобски прикусывает полную губу, смотрит на него с сомнением и тихо объясняет, как будто ему важно, чтобы Раз-Два все обязательно правильно понял:       — Мне не то, чтобы все подряд парни нравятся.       Кажется, ещё немного — и он перейдет какую-то невидимую черту, за которую лучше не соваться. Раз-Два всё-таки не спрашивает его в лоб, трахается ли он с мужиками и как часто, потому что корешу точно не нравится это обсуждать, а он сам об ответе догадывается и, похоже, не так уж сильно хочет, чтобы тот вслух признавал. И так откровений достаточно.       На обратном пути Бобски всё-таки садится за руль, закидывает в рот жвачку и вроде бы забивает на неловкий разговор, а Раз-Два косится на его спокойное лицо и думает, что это, наверное, не выбирают. Он сам, по крайней мере, не представляет человека, добровольно решившего спать с мужиками, но если б его угораздило родиться гомосеком, он хотел бы быть таким, как Бобски — хорошим парнем, понимающим, кто он такой, и не лезущим, если до крайности не доходит, с лишними откровениями к друзьям.       — Я вот даже спрашивать не буду, как ты это делаешь, — ухмыляется Раз-Два, когда они останавливаются у дома Бобса.       — Понятия не имею, кто это, — улыбается кореш, с любопытством рассматривая суетливую и более чем аппетитную со спины брюнетку, настойчиво терзающую звонок у его двери.       Невысокая и хрупкая девочка в коротких шортиках вынуждена при этом, несмотря на страшно неудобные на вид каблуки, вытягиваться, вставать на цыпочки, напрягая маленькую, задорно круглую попку. Раз-Два бы ещё понаблюдал за её тщетными попытками, но Боб опускает стекло:       — Я здесь. Вам помочь?       Она быстро оборачивается, тряхнув короткими кудряшками, и мордашка у неё зачётная, и улыбка очаровательная. Кажется, кореш просто вымазан каким-то специальным составом, притягивающим красоток.       — Привет, я Лори, переехала сегодня в дом по соседству, — она улыбается неискренне виновато, понимая, что ей не откажут. — Поможете с вещами?       В припаркованном рядом седане багажа оказывается не так уж много, а небольшие аккуратные коробки вовсе не выглядят неподъемными — их новая знакомая не страдает излишним стеснением и точно любит, когда всё делают за неё. Когда они вдвоём притормаживают у двери, и Раз-Два собирается завести непринуждённую беседу, Лори успевает первой — поворачивается всё с той же улыбкой и показывает наманикюренными пальчиками, что она его больше не держит. Усмехнувшись её очаровательной прямоте, он оставляет коробку на пороге и улыбается на прощание бойкой малышке, гаркнув в глубину коридора:       — Бобби, давай сам, у меня дела образовались.       По дороге до Притона его пытается ковырнуть лёгкая досада — в конце концов, его ещё ни разу так сходу и категорично не сбрасывали со счетов, но в общих чертах ситуация привычная, и можно воспользоваться старым-добрым утешением. Он очаровывает как выдержанное вино, его надо сначала пробовать, и девочки тают, когда раскрывается букет. А кореша хотят сразу, как ёбаный десерт, мимо которого не пройти, потому что тот уже на витрине имеет товарный и доступный вид: неоднозначные взгляды, чтобы додумать что-то неприличное на свое усмотрение, губищи, чтобы долго и нежно сосаться, ленивый голос с хрипотцой, чтобы даже не напрягаться особенно, представляя, как он в койке звучит. Чертов Красавчик Боб, который больше по мужикам, но иногда и по девочкам.       — Как поживает соседка? — интересуется он у кореша между делом в Притоне на следующей день, предчувствуя, что тасканием коробок дело вчера не ограничилось.       Сидящий рядом на диване Боб сползает ниже, вытягивает ноги и не слишком радостно признается:       — Ждёт, пока арендодатель поменяет сантехнику в ванной, и надеется, что вечером я буду дома и пущу её в свою.       Раз-Два мысленно ставит Лори плюсы за упорство и находчивость и пихает его в бок локтем:       — Понимаешь, что это значит?       — Возможно, это значит, что у неё правда проблемы с сантехникой, — улыбается уголком губ кореш, и это ж надо оставаться таким наивным ебантяем, перещупав столько цыпочек, и выглядеть после подобного предложения настолько незаинтересованно, даже если ты больше по мужикам.       — Бобби, ты же не планируешь обмануть её ожидания?       Кореш косится уже без улыбки и спрашивает, как будто окончательное решение должно за ним, Раз-Два, остаться:       — А мне не стоит?       Губищи поджал и ждёт, не спуская внимательного взгляда.       — Ты сам сказал, что девочка, может, просто искупаться хочет, — даёт заднюю Раз-Два и добавляет, потому что всё-таки болеет за напористую малышку, а для неё всё не так безнадежно, как казалось бы еще пару дней назад. — Не по-соседски как-то будет отказать.       Лори не теряет времени даром, и на следующий день Бобски появляется в Притоне только ближе к вечеру, потому что в рамках соседской помощи весь день катает её по магазинам, помогая накупить и доставить пропасть необходимых после переезда мелочей.       — Я предлагал проверить, что с её машиной, но оказалось, что у неё и права уже просрочены, — дополняет рассказ кореш с кривой улыбкой, подбрасывая его до дома. — А ванную ей сделают не раньше следующей недели. Можно я до тех пор пока у тебя поживу?       — На девочку так и валятся неприятности, её просто нельзя оставлять одну, — посмеивается Раз-Два, игнорируя драматично надутые губы и просящий взгляд, потому что попавшим в беду Бобски всё-таки не выглядит, только обескураженным её настойчивостью.       Что шансы у Лори всё-таки есть, становится понятно, когда Боб пропадает, не отвечает на звонок на второй день и перезванивает только на утро третьего.       — Что-то важное? — тревожно спрашивает кореш, который раньше всегда был на связи и совершенно точно ранние подъёмы любил не больше, чем он сам.       — Ерунда, без тебя разобрались, — сонно бурчит Раз-Два, который понятия не имеет, сколько сейчас времени, но нутром чувствует, что ещё как-то подлюче недостаточно.       — Прости, что разбудил.       Голос Бобски звучит растерянно и виновато, сам он, наверное, отключиться собирается, а Раз-Два уже кое-как разлепил глаза, приподнялся на кровати и жаждет свежих новостей с театра боевых действий:       — А ну-ка погоди. Чем занят был?       — Перевыполнял соседский долг, — вздыхает кореш.       На его безрадостный тон Раз-Два не ведётся — Бобски точно не из тех, на ком можно ездить, если он сам против.       — Зайдешь сегодня? — всё-таки интересуется он, но как можно равнодушней, чтобы случайно ничьи планы не порушить.       — Я обещал собрать пару шкафов, но, думаю, это можно отложить, — в голосе кореша появляется улыбка, а Раз-Два даёт себе мысленный подзатыльник за то, что не прикусил язык и всё-таки спросил.       — Собирай свои шкафы, раз обещал. Дел на сегодня нет. Увидимся.       Уснуть после разговора не получается. Он ворочается с боку на бок, повторяя про себя, что всё правильно решил. Печально, конечно, что лучшего друга узурпировали, но ему стоит сделать шаг в сторону и не быть чёртовым эгоистом, потому что для Бобски он точно хочет лучшего. Не в привычках ребят из Дикой Шайки настолько вязнуть в отношениях, да и просто заводить длительные романы, но было бы классно, если бы на Боба кто-то смотрел так же, как тот сейчас на Раз-Два. Этот мудак и не скрывается уже совсем, и от этих взглядов тепло, приятно и, сука, погано. Раз уж у Лори есть шанс, ему просто надо подождать, пока она расслабит свои коготки, и перетерпеть ещё несколько дней без компании лучшего кореша.       Ещё через два дня Раз-Два звонит в дверь Бобски, второй рукой сжимая шестёрку пива, и оправдывает себя тем, что надолго голубков друг от друга не оторвёт, а только убедится, что всё идёт как надо.       Открывший ему кореш улыбается быстро и искренне, а с любопытством вынырнувшая из кухни Лори, которой он опять тут нужен как пятое колесо, сначала надувает губки, но сразу же натягивает на лицо приветливую гримаску. Вот и правильно, мысленно хвалит её Раз-Два за верное решение, к его компании ей стоит начать привыкать, раз уж она нацелилась на его лучшего друга.       — Спасай меня отсюда срочно, — в притворном ужасе и конспиративно почти не разжимая зубов шепчет ему практически в ухо Боб, когда они усаживаются с пивом на диване, а Лори снова скрывается на кухне. — Она решила отблагодарить меня за все ужином, и я боюсь, что это шоу на весь день.       Просьба получается жаркой из-за близкого дыхания и немного щекотной из-за бобовской щетины. Стараясь не выдать лёгкого смущения, он отодвигается и, повернувшись к корешу лицом, разыгрывает не меньший испуг, драматичным шепотом поражаясь:       — Кошмар! Она ещё и готовит!       Красавчик Боб заглядывает в его выпученные глаза и давится тихим смехом, Раз-Два прикусывает губы, чтобы не гоготнуть в голос, потому что делает это кореш слишком заразительно, а из кухни появляется Лори с милой улыбкой и первым блюдом в руках.       Они вместе смотрят какую-то романтическую муру, уминают ужин, которым можно было бы накормить всех в Притоне при полной посадке, болтают о ерунде, и это сначала оправдывает самые смелые ожидания: вполне, вроде бы, довольный положением вещей лучший друг со своей уже практически подружкой принимает его в гостях, и даже если Боб будет теперь реже появляться в притоне, они все равно смогут проводить время вместе.       Нравиться ему Лори и её прямолинейность перестают, как только кореш уходит в другую комнату, чтобы ответить на телефонный звонок.       — Не знаю точно, какой хернёй вы занимаетесь, но она мне в любом случае не по душе, — заявляет она в лоб и без дежурной улыбки. — И тебе лучше прямо сейчас уйти.       Раз-Два, только что сам подумывающий, что настало время и честь знать, сразу меняет планы, устраивается удобнее на диване и оглядывает её с вызовом:       — А я никуда не тороплюсь.       Лори выглядит скорее озадаченной, чем возмущённой его бойкотом, а между ними снова вклинивается вернувшийся Бобс. Раз-Два до конца не уверен, что зря не сдержался, но остаётся из упрямства до позднего вечера, почему-то хочет убедиться, что она в итоге отправится восвояси, а кореш из-за этого не расстроится, но звонит Мямля и просит заскочить в Притон.       — Мне поехать?       Улыбка Боба, не сходившая весь день с лица, тускнеет, и Раз-Два поспешно мотает головой:       — Нет, я сам разберусь, оставайся.       Объяснить самому себе, что всё-таки есть объективные причины соседку Боба недолюбливать, наконец перестать это чувство давить и с облегчением выпустить его на свободу у него получается только глубокой ночью. Конечно, ему не нравится и то, что она старается монополизировать кореша, и то, что пытается совать нос даже в дела Шайки, но то, что не нравится ему, можно бы было объявить его личными проблемами и засунуть в задницу. Раз-Два бесит то, что она собирается заставить Бобски выбирать, и, да, сам он всё ещё хочет, чтобы кто-то любил кореша, но уж точно не требуя взамен, чтобы тот отказывался от того, что нравится ему самому - компании, Шайки, их стиля жизни.       Больше не чувствуя себя эгоистичным мудаком, который просто друга к девчонке приревновал, он с удовольствием официально присваивает Лори статус проблемы и прикидывает, с какой стороны подступиться к решению. Приходится огорчённо признать, что, не раскусив её сразу, он успел изрядно нахуевертить, то и дело кореша подталкивая в соседскую западню, и тот, возможно, увяз уже по самые помидоры. В лучшем случае они сейчас кувыркаются, а на утро она будет требовать, чтобы Бобс как честный человек предоставил ей неограниченный доступ к своей ванной и постели. В худшем — того эта идея и так уже посетила, и тогда Красавчику Бобу полный абзац, и спасать его всё-таки надо, потому что друзей в беде не бросают.       Про очевидный вариант спасения Раз-Два долго и старательно не думает, тщетно пытаясь подобрать альтернативу попроще, но даже прямой разговор с убедительным аргументами не выглядит надёжным вариантом. Она точно нравится Бобсу, иначе бы он хрен так хороводился всю неделю, а логичных аргументов, чтобы перестать трахать девочку, которая нравится, насколько Раз-Два в курсе, пока не изобрели. Он, конечно, знает, что корешу нравится ещё больше, чем трахать красоток, но если тот и правда из-за происков каких-то темных сил залип на Лори, вряд ли получится танцульками отделаться. В смысле, если у них все на мази, хрен ли он может предложить взамен?       С повышенной осторожностью всё-таки приходится обмозговывать самый крайний вариант. Чего ещё мог от него хотеть Бобски? Вряд ли прогулок по улице рука об руку и прочей стрёмной и демонстративной пидарасни. И чем бы они занимались с неправильным и ни с какой стороны не радужным гомосеком Бобом из Дикой Шайки, если бы были вместе? Почему-то приходит уверенность, что единственная перемена в их отношениях свелась бы к тому, что они зажимались — на адреналине после дела и, может быть, время от времени спокойно и размеренно.       Раз-Два сглатывает подкатившую панику и пытается представить больше деталей. На что эти зажимания были бы похожи, если бы он был не против? Наверное, именно ебаться было бы не обязательно. А что-то попроще он смог бы с Бобом делать? Мямля как-то говорил, что нормально рукой ради дружбы помочь, правда хитрожопый мудак тогда именно руку Раз-Два имел ввиду. Просто так бы он точно не стал, но кореша реально надо вытаскивать из этой задницы. Хер в кулаке — штука вполне привычная, и, наверное, можно иногда дрочить Бобски, а тому для счастья этого вполне достаточно будет. Он что, реально сможет? Не себе наяривать, а Бобу, держать хозяйство лучшего друга и потом ему в глаза смотреть? Раз-Два переворачивается на бок, морщится и понимает — сможет и будет, чтобы вернуть всё как было и закрыть соседский вопрос. Можно не смотреть, не прислушиваться, не думать и лишний раз не обсуждать. Боб позволит делать так, как хочет он. Лишь бы только целоваться в процессе не полез, девочку вместо этой заросшей морды вряд ли получится представить, а сосаться с мужиком, даже ради дружбы, это как-то чересчур. Придётся, конечно, перетерпеть в случае необходимости, но лучше бы без этого всего.       Раз-Два взволнованно переводит дыхание и поздравляет сам себя с приемлемым итогом. Ему есть, что предложить Бобсу, и он почти уверен, что тому предложение понравится больше, чем шашни с соседкой. В конце концов, тот всё-таки пидарас, а с девочками просто иногда пар спускает. Мысли о пидарасах подкидывают неожиданную дилемму. Насколько Раз-Два знает, геи, вроде как, большие любители сосать. Не то чтобы он интересовался специально. Бобски может захотеть в рот его прибор. В тот самый рот, на который у всех девок взгляд съезжает на второй секунде зрительного контакта с корешем. Это, конечно, уже какое-то гейство, но Раз-Два прикрывает лицо ладонью и думает, как бы отреагировал на смотрящего снизу Бобса с вопросительно поджатыми у его ширинки губищами. Ответ приходит до неловкого быстро, и он торопливо смаргивает картинку, чтобы та не успела обрасти деталями. Да, если до этого дойдет, Бобу можно ему отсасывать, думать об этом раньше времени точно больше не стоит, а сосредоточиться лучше на том, чтобы сообразить, как к мужикам подкатывать, потому что он даже примерно не представляет — как, а ведь скоро блядское утро, и сроки горят.       К вечеру народ расползается с гулянки, и отмечать днюху Ферда они остаются в тесной компании. Толком не выспавшийся и хмурый Раз-Два все ещё пытается допереть, как клеить лучшего друга, отчаялся настолько, что подумывает обратиться за советом к сидящему рядом Мямле, надеясь, что ещё не слишком поздно для задуманной операции по спасению, и меньше всего ждёт, что Бобс, как ни в чём не бывало, сам заявится в Притон и устроится на соседнем стуле.       Он растерянно таращится на кореша, пока тот поздравляет виновника торжества, а народ обменивается приветствиями, отвечает сам на автомате, думает, что момент подходящий, и готов пожертвовать парой конечностей, чтобы знать, для чего именно.       — Не верю своим глазам. Ты должен чувствовать себя польщённым, Фред, — зубоскалит Мямля.       — У этого парнишки смутно знакомое лицо, — поддерживает хозяин Притона и поворачивается к Куки. — Не знаешь, где я мог его раньше видеть?       Тот оглядывает посмеивающегося Бобса и качает головой:       — Понятия не имею. Твой знакомый, Раз-Два?       Собственное имя выводит из ступора, он косится на кореша и улыбается:       — Кажется, да.       Ответить на шпильки Боб не успевает, вместо этого достает вибрирующий телефон и хмурится, пробегая глазами сообщение.       — Пропал человек, — со вздохом озвучивает Мямля кольнувшую Раз-Два мыслишку.       — За безвременно покинувшего нас Красавчика Боба, — поднимает рокс Куки, а кореш отвечает кривой улыбкой и читает новое сообщение.       — Парень совсем молодой был, — смахивает воображаемую слезу Фред, а Раз-Два хочется разбить чёртов телефон.       Боб наконец откладывает его в сторону, но снова слышит назойливое жужжание и, вместо того, чтобы проверить, с тихим вздохом растекается по столу, уткнувшись в него лбом.       Куки сочувственно качает головой, а Раз-Два тянется, сжимает открытую шею кореша и делает на пробу пару массирующих движений. Мямля косится на это с ухмылкой, обменивается с Фредом веселящимися взглядами, но пошли они оба сейчас в задницу, потому что Бобски, все так же лёжа на столе, поворачивает к нему голову и хитро щурится с довольной лыбой, явно выпрашивая ещё. Всё-таки импровизация — главное оружие Дикой Шайки, и он, похоже, делает всё как надо. Раз-Два для удобства подпирает рукой щёку, улыбается в ответ, мнёт шею расслабленного и откровенно прибалдевшего кореша, глядя ему в глаза, и, если уж это его не напрягает, проблем с дрочкой возникнуть не должно.       — Раз-Два, мы всё понимаем, что ты соскучился, но мне Бобски уже жалко, — посмеивается Мямля, а злоебучий телефон снова начинает вибрировать и ездить по столу.       Боб хмурится, огорчённо поджимает губы и не глядя тянется за ним, Раз-Два убирает граблю, переживает короткий приступ бешенства и понимает, что у него совсем нет времени на привычные расшаркивания, недоговорённости, взгляды и тонкие намеки. Не отпустить кореша обратно важно именно сегодня.       Куки продолжает прерванный появлением Боба рассказ, Раз-Два переводит дыхание, как перед прыжком в ледяную воду, делает вид, что устраивается удобней за столом, и незаметно для остальных опускает ладонь на бедро кореша. Красавчик Боб напрягается и бросает на него короткий удивлённый взгляд, но он невозмутимо начинает поглаживать его ногу пальцами. Кореш снова поворачивается к распинающемуся Куки, прикрывая нижнюю часть лица рукой и двигая ногу ближе. Пальцы соскальзывают на внутреннюю сторону бедра, подбираются к паху, и насколько Бобски парни нравятся больше девчонок Раз-Два чувствует почти сразу. Вряд ли он поверил бы, что настанет день, когда, сидя за столом с друзьями, он будет щупать болт Бобса через джинсы, а в процессе ещё и радоваться его очевидному гейству. В ладони быстро становится пугающе горячо и крепко, кореш бросает в его сторону короткий панический взгляд, Раз-Два медленно проводит большим пальцем по выпуклости и снова чувствует обжигающий отклик. Бобски подрагивающей рукой убирает его граблю с паха и срывается в сторону сортира. Раз-Два, чуть выждав, идёт следом и надеется, что он всё-таки не полный идиот, корешу не отлить припёрло, они не спалились, а Мямля не перекидывается сейчас многозначительными взглядами с кем-нибудь за его спиной.       По дороге он успокаивает себя тем, что предложение обозначил вполне доходчиво, и всё, вроде как, пока идёт по плану. Взявшись вспотевшей ладонью за дверную ручку, взволнованно сглатывает и надеется, что они обойдутся без разговоров, а, открыв дверь, растерянно замирает на пороге. Боб, похоже, на его помощь не рассчитывал и, судя по расстёгнутой ширинке и крепко сжатому в кулаке болту, решил справиться своими силами. Пока он пялится, прикидывая, как лучше начать действовать, кореш решает за него — обжигает возбуждённым и совершенно ненормальным взглядом, быстро подходит и втаскивает внутрь за грудки, прижимает собой к закрытой двери и жадно и бездумно лезет в рот с языком. Раз-Два не успевает вдохнуть, почему-то отвечает на голодный поцелуй и немного сползает вниз, чувствует, что кореш покалывает лицо щетиной, беззвучно и нетерпеливо стонет, торопливо расстёгивает его штаны, трётся горячим стояком о бедро, стаскивает одним движением брюки и боксеры, широко лижет внутри верхнюю десну, отрывается от обсосанных губ, разворачивает его к двери и вжимается сзади в голую и беззащитную задницу, классно и правильно стиснув пальцами его почему-то крепко вставший хер. Бобски забирается ему под рубашку, лапает грудь и живот, тяжело дышит в шею и резко дрочит второй рукой, а Раз-Два расставляет ноги шире, опирается на дверь, трахает его кулак, и ему, блядь, слишком хорошо, чтобы париться из-за того, что между голых булок проезжается, пачкая их смазкой, напряжённый и жадный гейский болт, а в сортир в любой момент запросто может кто-то ещё попробовать завалиться. Кончая в руку лучшего друга, он тихо скулит и прогибается сильнее, чувствует, что горячая головка на очередном движении скользнула ниже, крупно подрагивает, толкаясь в последний раз в липкие от его кончи пальцы, и на секунду даже прикидывает, получится ли сходу насадиться. Боб удерживает обоих, до синяков сжимая руку на бедре, прикусив рубашку на спине и тихо и длинно поскуливая, а у Раз-Два кровь резко возвращается к голове, и холодеют от ужаса разом все конечности. Он сейчас реально собирался жопу подставить, что ли?!       Бобски чувствует, что он каменеет всем телом, с трудом разжимает хватку, рвано и тяжело дышит и шепчет, уткнувшись лбом в основание шеи:       — Прости меня, — и, понимая, что он никак не реагирует, хрипло добавляет. — Мне уйти?       Раз-Два кивает в ответ, не доверяя голосу, не смотрит, как кореш быстро моет руку, и делает шаг в сторону, выпуская его из сортира.       Облокотившись на стену, он облегчённо выдыхает, бездумно пялится на своё растрёпанное отражение в зеркале, застегивая брюки и заправляя в них рубашку, и понимает, что из Притона Бобски тоже свалил, и почти уверен, что знает, к кому.       Открывшего ему дверь и растерянного его визитом Боба, он толкает в коридор, вваливается сам и сразу переходит к делу, ему надо всё сказать, даже если уже поздно:       — Я зассал просто, Бобски, если хочешь — каждый день сосать буду, научусь заглатывать круче, чем Молли Последняя Инстанция, — и похуй, если из-за спины кореша покажется подружка и будет смотреть как на помеху или как на пидараса. — Ставь меня раком и еби, когда заблагорассудится, и членом, и любыми прибамбасами, давать буду, пока задница не отвалится. Спускай хоть в рот, хоть на лицо, хоть в жопу без гандона.       Слушая его пламенную речь, Боб сначала приоткрывает рот и высоко поднимает брови, потом наклоняет голову и вглядывается с нескрываемым интересом, а его губы неумолимо растягивает восхищенная и охреневающая кривая улыбка, и это совсем не похоже на хороший знак, но Раз-Два набирает воздуха в легкие и продолжает, потому что обязательно надо договорить, пока тот ржать в голос не начал, доораться, чтобы понял — он, блядь, сейчас ни разу не шутит.       — Хочешь — сам тебя буду жарить, или скользящий, мать его, график установим, скажешь — за ручку будем ходить и прилюдно сосаться, я любой гейской поеботе научусь и буквально на все согласен, — Раз-Два переводит дыхание, сводит брови и уже без прежнего запала взволнованно выдыхает самое сложное. — Тебя так устроит?       Блядский Боб, как назло, убеждённым в его серьёзности не выглядит и недоверчиво ухмыляется:       — И с чего на моей улице такой праздник?       — Этого достаточно или нет?! — почти орет Раз-Два, делая шаг вперед, потому что он уже на пределе и просто не знает, что ещё предложить. — Ты будешь доволен?!       Боб сдерживается, чтобы не отшатнуться, наконец перестает ухмыляться, обеспокоенно сводит брови и осторожно спрашивает:       — Раз-Два, ты чего?       — Так будет лучше, чем с ней? — сдувшись сразу, тихо уточняет он и почему-то ждёт, что его сейчас на хуй пошлют, несмотря на то, что вроде бы все козыри выкатил.       Красавчик Боб хмурится, прощупывает его лицо пристальным взглядом, выгибает бровь, судя по снова округлившимся глазам, наконец, въезжает и пугающе серьёзным голосом сообщает тревожное и неопределённое:       — Нам, походу, надо перетереть срочно. Пойдем-ка.       Раз-Два сглатывает волнение, идёт за ним на ватных ногах, по дороге пытается успокоить себя тем, что за те несколько минут, на которые его успел опередить кореш, нежеланных гостей у него не образовалось, пессимистично думает, что это ещё ни о чем не говорит, устраивается рядом с ним на знакомом диване и напряжённо ждёт продолжения.       Боб поворачивается к нему, облокотившись на спинку и подогнув под себя ногу, и огорошивает новостью:       — Лори завтра съезжает.       Сначала Раз-Два не верит, потом приоткрывает рот, смотрит с сомнением в его спокойное лицо и пытается всё в голове уложить:       — Только не говори, что она не подкатывала вчера.       — Подкатывала, — не отпирается Боб.       — Ты её отшил, что ли? — понимая, что ничего не может поделать с радостной улыбкой, спрашивает Раз-Два и получает в ответ утвердительный кивок. — Это потому что она — не мужик?       Боб тихо хмыкает:       — Не поэтому, — а Раз-Два вспоминает, как тот пару раз мягко останавливал настойчивых девочек ещё до своей отвальной.       — Она съехать решила только потому, что закрутить с соседом не получилось, и сейчас в соплях пакует вещи? — изображает удивление Раз-Два.       На самом деле ему глубоко плевать на её нормальность и причины, он просто хочет ещё раз услышать подтверждение.       — С ней всё в порядке, просто круто и независимо от меня поменялись планы, — усмехается Бобс. — Думаю, проблем с переездом у неё не возникнет.       Раз-Два вспоминает, как она настойчиво трезвонила в дверь кореша, согласно фыркает и резко становится серьезным:       — А с хуя ли она тогда тебе весь вечер телефон обрывает?       Не то, чтобы он специально косился в Притоне на имя на экране.       — Хочет, чтобы я разобрал шкафы, что-то отвёз в пункт доставки, что-то вернул за неё потом в магазин. У меня не слишком внимательно читать получалось, — кореш поджимает губы в хитрой улыбке, а Раз-Два все равно больше доволен, чем смущён.       — Я так понимаю, своё предложение ты хотел бы теперь взять назад? — уточняет Боб уже серьёзно, и после блаженной секунды непонимания Раз-Два резко вспоминает, сколько успел нагородить.       Уронив лицо в ладони, чтобы не сгореть от ёбаного стыда, он переваривает мысль, что необходимости пидараситься больше никакой нет. Косяк в том, что он не сгоряча орал, а на полном серьёзе, обдумав все несколько раз за время короткой и самой стрёмной в его жизни поездки. Ему нужен Боб.       — Неправильно ты понимаешь, — тихо сознается он, заставив себя открыть лицо и посмотреть в широко распахнутые глаза.       Бобски молча таращится, похоже, уверенный в том, что теперь-то он точно прикалывается, и приходится перебороть себя и добавить:       — Если хочешь, я все ещё не против чего угодно.       Кореш шумно выдыхает и пробегает быстрым вороватым взглядом от глаз к решительно поджатым губам и обратно. Раз-Два сглатывает, вспоминая Притон, и наклоняется ближе. Наверное, он перед самой первой свиданкой меньше волновался.       — А ты хочешь?       Вместо поцелуя он чувствует тихий и теплый вопрос. Раз-Два отчётливо понимает, что больше на него никто накидываться не станет, сжимает шею кореша, притягивает его к себе и улыбается в пухлые губищи:       — А ты попробуй догадаться.       Боб жарко выдыхает, послушно впускает в свой рот, позволяет долго и любознательно его изучать, трогать его лицо, шею и грудь, и только всхлипывает в губы, отвечая на поцелуй и подставляясь рукам. У кореша верткий язык, чувствительная шея, обжигающие пах стоны, короткие блядские волоски внизу живота, неплотно затянутый ремень и зверский стояк в свободных джинсах, а у мнущего его горячий прибор Раз-Два куча вопросов:       — Как хочешь, Бобски? Рукой, ртом, потрахаться? Что сделать? — Его самого, кажется, устроит любой вариант.       — Замолчать, пока я не кончил, — всхлипывает в губы кореш, накрывает его пах ладонью, и Раз-Два сжимает его руку своей, разрывая поцелуй.       — Я, блин, серьезно, — выдыхает он, отодвигается от тяжело дышащего Бобса и неторопливо расстегивает рубашку. — Что мне сделать?       Кореш облизывает голодным взглядом голую грудь, плечи, приподнимается, прикасается ладонью к животу и шепчет в основание шеи:       — Пока ничего.       Бобски обсасывает его своими невозможными губищами как ебучий леденец медленно и с удовольствием, прислушиваясь к нетерпеливым стонам, запоминая и угадывая, мягко подминая под себя и спускаясь все ниже, расстёгивает брюки, вылизывая живот, стаскивает трусы под яйца, забирает член в мокрый и жадный рот, и Раз-Два задыхается, толкаясь в горло, послушно приподнимается, помогая стягивать с себя одежду, раздвигает и сгибает ноги, чтобы кореш удобнее устроился и брал глубже. Прикрыв глаза, он стонет от умелых дразнящих движений, требовательно въезжает сам между полных губ, прислушивается к общему тяжёлому дыханию и мокрым пошлым звукам, и понимает, что кореш, отсасывая ему, лезет в свои штаны рукой.       — Да, мать твою, Бобски! — со стоном и огромным сожалением Раз-Два вытаскивает из полных губ свой член и недовольно заглядывает в его глаза.       Использованный рот кореша выглядит так, что сразу хочется въехать обратно, но тогда получится, что он зря своим ором тут воздух сотрясал.       — Я в последний раз спрашиваю — что? Иначе так и будешь дрочить, пока я трахаю тебя как хочу.       Красавчик Боб облизывает распухшие губы и отвечает растерянным и жарким взглядом.       — Вставить хочешь? — Раз-Два прячет волнение за сальной и понимающей ухмылкой, тащит его за футболку выше одной рукой, а второй издевательски неторопливо ласкает пугающе горячий болт.       Боб дрожит над ним на напряжённых руках, но не толкается в кулак, и виновато сознается хриплым голосом:       — До ужаса.       Раз-Два криво улыбается, думает, что нарвался сам, выпускает его член и снова спрашивает:       — Что мне делать?       — Сказать, что не пожалеешь, — выдыхает кореш и внимательно ждёт ответа, придурок губастый.       — Я не пожалею, — повторяет для него Раз-Два перед тем, как ответить на голодный поцелуй.       Боб трахает его на полу — жёстко, жадно и так, что Раз-Два его больше ни о чём не спрашивает, только скулит под ним, сначала пытаясь разобраться, нравится ли ему происходящее настолько, чтобы повторить, если он выживет. Кореш почти не разрывает нежного и глубокого поцелуя, цепко сжимая бёдра, толкаясь горячо и безжалостно, и длинно стонет в губы, когда Раз-Два входит во вкус, выгибается под ним согласно и требовательно обнимает крепче, вдавливая пальцы в мокрую и напряжённую спину. Боб срывается первым, а Раз-Два скребёт по полу ногтями, всё-таки кончая в его охуенный рот и виновато думая, что и раньше на этих губищах залипал, но старался не придавать этому значения.       — Так что, сосаться на улице надо будет? — приподнимаясь на локтях и тяжело дыша, с усмешкой интересуется Раз-Два.       Бобски с улыбкой тихо фыркает в живот:       — Только если очень захочется.