Этот — твой

— Что поставишь на кон? — Его придирчиво оглядели с головы до пят, да ещё так, что стало обидно. Похоже, его ставкой не интересовались всерьез. Вэй Усянь задумчиво прикоснулся к носу указательным пальцем — он частенько так делал, даже не замечая этого. Его шицзе смеялась, что это разум пытается заткнуть ноздри, чтобы сохранить побольше мудрости внутри черепушки. Очевидно, это не сильно помогало, раз он вляпался в игру в главном заведении Призрачного города. — А… что нужно ставить? — осторожно спросил он. С собой у него было юньмэнское серебро, и целая кипа талисманов, и даже недоделанный компас зла, который все равно тут не работал. На границе между миром живых и мертвых стрелка вертелась как бешеная, и непонятно, то ли он напортачил, то ли дело в том, что повсюду плотной завесой окружает иньская энергия. На поясе висела Чэньцин, притягивая взгляды своим пугающе чёрным блеском, какая-то самая обычная нефритовая подвеска, а вот колокольчик Юньмэн Цзян Вэй Усянь, даром что остолоп, всё же припрятал в рукав. В общем, любой другой игорный дом принял бы его с распростертыми объятиями как молодого щеголя, сбежавшего из отчего дома на поиски приключений, или даже богатого наследничка какого-нибудь мелкого клана. Только он прекрасно понимал, что в заведении Хуа Чэна играют не на деньги или драгоценности. — Ну, можешь поставить душу, к примеру, — равнодушно пожала плечами рослая демоница в маске лисицы. Сегодня в зале с большим алым столом посередине было пустовато, пришедшие попытать удачу люди и азартные низкоуровневые демоны скорее жались по небольшим столам, будто не желая привлекать чужого внимания. И только Вэй Усянь по глупости подошел к главному столу. Неожиданно для всех, и для незадачливого игрока, и для местных демонов, воздух вокруг всколыхнулся, точно невесомая вуаль, и на возвышении по ту сторону стола вдруг появилась фигура. И в зале будто разверзлась печать призыва — даже высокие двойные двери не справлялись с наплывом посетителей. Свободное место вокруг Вэй Усяня тут же оказалось занято демонами и демоницами всех мастей. Подождав, пока внушительная тень за алой вуалью дождется своей винной чаши, лисица, деликатно прокашлявшись и приняв куда более изящную позу, соблазнительно подчеркивающую ее фигуру, нежным голоском пропела: — Так и чего ты желаешь? Вэй Усянь прямо-таки остолбенел. До этого девушка общалась с ним вовсе не грубо, но скорее лениво. Теперь же он прямо-таки почувствовал себя дорогим гостем. Вокруг тут же послышались поддерживающие выкрики, смешки и жидкие аплодисменты. Даже фонари будто загорелись ярче, улыбки на масках демонов казались искреннее, а кости на столах — более манящими, в долг предлагающими игрокам свою удачу. Кто может так изменить всё по единому взмаху руки? Кому здесь подвластно и реальное, и призрачное? «Глава Призрачного города, Хуа Чэн», — понял Вэй Усянь, всматриваясь в фигуру по ту сторону стола. Там, на почетном месте, за красной точно кровь полупрозрачной вуалью сидел мужчина в темных одеждах, явно не желающий показывать свое лицо. — Я странствующий заклинатель, — улыбнулся Вэй Усянь, как бы невзначай показав свою флейту. — Хочу поболтать с Собирателем цветов под кровавым дождем, как с сильнейшим демоном из… известных. Толпа замерла на миг, а затем зашепталась, заволновалась: «Да кто он такой, что о себе возомнил?!», «Разве можно так просто обратиться к нашему многоуважаемому градоначальнику?», «Ах, мама дорогая, если бы можно было выиграть хоть час времени рядом с градоначальником! За это и десяти тысяч душ не жалко», «Как будто у тебя есть десять тысяч душ, дурочка!». Фигура за вуалью казалась темным пятном, и понять реакцию хозяина этого места Вэй Усянь никак не мог, но на всякий случай внутренне напрягся и приготовился делать ноги. На втором этаже он, еще заходя внутрь, заприметил приоткрытую дверь на то ли террасу, то ли балкон… Можно было выскользнуть туда, а затем по крышам… Размышления прервал тихий, но очень четко различимый смешок. Шепотки вокруг тут же прекратились. К темной фигуре наклонилась очаровательная прислужница, кокетливо прикрыв рукой на маске без единого отверстия область, на которой у живых людей находится рот. — Градоначальник спрашивает, что ты поставишь против? — возвестила она. Вэй Усянь фыркнул: — А ваш градоначальник умеет разговаривать сам? А ведь Цзян Чэн давно говорил, что Вэй Усяню недостает уважения и такта. Отчасти из-за этого Вэй Усянь, вздорно взмахнув черно-красными рукавами, и покинул Пристань Лотоса — по словам молодого главы Цзян, чтобы поднабраться жизненного опыта в путешествии, а если верить самому Вэй Усяню, «лишь бы куда подальше». На самом же деле, они договорились, что Вэй Усянь попробует всё вино Поднебесной и будет высылать Цзян Чэну по пузатому сосуду из каждого городка или лавки, где ему предстоит пить. Отыскать дорогу в Призрачный город было сложнее, чем осушить весь Ланьлин, и все-таки именно здесь разливали знаменитое демоническое пойло. Пить его Вэй Усянь точно бы не стал — считалось, его настаивают на могильных травах да вырванных языках, а после мешают с кровью невинных дев. Но посмотреть, так ли это или просто слухи, конечно, хотелось! Свою личность Ушансе-цзуня, или как его иногда называл народ, повелителя мертвых, он благоразумно никому не раскрывал. В городе мертвецов явно не стоило бросать вызов местным авторитетам… и всё-таки он сделал это играючи. Хуа Чэн был кем-то вроде его цели №1. Встретить его случайно было невозможно, искать самому, тем более, без меча — опасно, но раз судьба сама свела их, почему бы не позабавиться вволю? — К чему мне говорить с… смертным? — из-за спины прислужницы послышался мужской голос, не юный и не старый, звучащий так, будто его владелец усмехается себе под нос. По-доброму или с недовольством? Это и предстояло узнать. Так зачем тратить время на расшаркивания в компании демонов? Тень за вуалью наклонилась вперед, и в неясной алой дымке блеснуло что-то белое. Бабочка на груди или знаменитые серебряные наручи? Вэй Усянь был порядком наслышан о Собирателе цветов под кровавым дождем, хоть их миры, смертный и потусторонний, едва-едва соприкасались. Но Вэй Усяня же не зря именовали повелителем мертвых. А своих «подданных» следовало знать хотя бы шапочно. «”Простым смертным” не сказал», — хмыкнул он, подкинув в руке кости. — «Но ведь не может быть, чтобы он узнал, кто я? Ладно, придётся выложить карты на стол». — Отчего же нет? В разговоре крепчает приятельство. Я в ответ могу поставить на кон… услугу, — Вэй Усянь заглянул в кулак — на потрёпанных кубиках красовались пятёрка и тройка. Сойдет, решил он. Демоны так и покатились со смеху. «Обдурить нашего градоначальника вздумал, наглец?!» — Услугу? — переспросил Хуа Чэн. — Ага, — подтвердил Вэй Усянь. — Заклинательскую, разумеется. Помогу чем смогу. Чэньцин успокаивающе лежала на бедре, будто заверяя в своей поддержке. Ну о чем его может попросить «непревзойдённый» демон, чего Хуа Чэн не может сделать сам? Заклинателей частенько нанимали люди, но чтобы демоны… Может, от рук отбилась какая-нибудь мелкая нечисть и надобно ее приструнить? Либо давно хочется насолить врагу, подчистив его логово, но так, чтобы предъявить самому Хуа Чэну за это было невозможно? А может, усмирить мелодией какого-нибудь буйного духа, причиняющего проблемы хозяину? Вэй Усянь приготовился перечислять свои возможности и демонстрировать припрятанные артефакты, когда фигура за вуалью вдруг расслабленно откинулась назад и, словно кости, бросила: — Что ж. Играем. *** — Вэй Усянь, — представился он с улыбкой, спиной ощутив, что молчаливый сопровождающий растворился в переходах Дома Блаженства. Их оставили наедине. Мысленно повторно разложив по рукавам все свои печати и мешочки цянькунь с духами, которых он использовал в бою, он почувствовал себя вполне спокойно. Никто из жителей Призрачного города, разумеется, не таскал свой прах и иные останки с собой, ведь это самое уязвимое для любого духа. Так что поднять тела здесь попросту не представлялось возможности, тогда как он — всего лишь человек, пусть и темный заклинатель, и если Хуа Чэн захочет его убить, особого труда ему это не составит… но сначала всё же придётся немного попотеть. — Знаю, — загадочно ответил силуэт за резной ширмой. Не выдержав зудящего любопытства, Вэй Усянь всё-таки сделал шажок в комнату и столкнулся взглядом с Хуа Чэном, невозмутимо поигрывающим вплетенной в волосы коралловой бусиной. Темные глаза будто прожигали насквозь, под их надзором Вэй Усянь почему-то вспомнил о дозорах в Облачных Глубинах, и как он пытался обойти их раз за разом, точно это игра. И глаз было два, а не один, как рассказывали легенды о Собирателе цветов под кровавым дождем. «Ненастоящий облик», — слегка разочарованно подумал про себя Вэй Усянь. С другой стороны, кто он такой, чтобы показывать ему свое истинное лицо? — Что вы — Собиратель цветов под кровавым дождем, Хуа Чэн, я знаю тоже, — на всякий случай отметил он. Ему кивнули — это была шпилька, ведь собеседник не удосужился представиться. С другой стороны, будучи Хуа Чэном, наверное, представляться попросту без надобности. Вэй Усянь окинул его взглядом. Перед ним стоял юноша в красном с копной черных вьющихся волос и демонической улыбкой. Наручи сияли серебром, на них — изящная гравировка со множеством бабочек. Вэй Усяню очень хотелось бы изучить этот несравненный артефакт, но он понимал, что раскрывать секрет своих легендарных бабочек перед ним никто не станет. Кроме того, он и сам уже смутно догадывался о принципах работы наручей, оставалось лишь подглядеть как-нибудь, как из них вылетают бабочки. Дело в том, что никто из тех, кто оказался знаком с серебристыми питомицами Хуа Чэна, не задержались на этом свете после судьбоносного знакомства, и даже Вэй Усяню не удалось толком их разговорить. — Должен признаться вам, — движением руки предложив гостю присесть, Хуа Чэн невозмутимо налил вина в стоящие перед ними вместе со сластями и фруктами чаши, — вы оказались здесь не случайно, молодой господин Вэй. — Я проиграл, поэтому и пришел, — склонил голову набок Вэй Усянь, точно прислушиваясь к собственным мыслям. — Удача Собирателя цветов под кровавым дождем поистине не знает равных. И вправду, судя по тому, что знал Вэй Усянь, выиграть в кости, поставив против Хуа Чэна, было бы подвигом, достойным славного девиза Юньмэн Цзян — «достигая невозможного». Вэй Усяню вот не удалось. Однако вино было душистым как цветущая слива и прозрачным, точно слезы разлуки, а роскошная обстановка Дома Блаженства, личной резиденции Хуа Чэна, располагала устроиться поудобнее и посвятить ближайшие часы доверительной беседе и цитированию стихов. Но радушный хозяин мягко возразил: — Удача и впрямь благоволит мне, учитывая нашу встречу, молодой господин Вэй. Или мне следует звать вас Ушансе-цзунем? Вэй Усянь аккуратно опустил чашу на нефритовый столик. — Полагаю, я оказался в числе счастливчиков из цзянху, попавших в ваши владения, не просто так? Заклинателям было крайне непросто проникнуть в Призрачный город по целому ряду причин. И хотя смертные и бессмертные частенько приходили сюда проворачивать грязные делишки или закупаться сомнительными вещами на демоническом рынке, заклинатели в их число попадали редко. Причиной тому были не только духовные практики, но и нежелание демонов всех мастей связываться с миром цзянху. Нечисть порой имела зуб даже на самых именитых и благородных заклинателей — изгнал не по правилам, развеял кого-то из друзей и близких или отправил не того на перерождение. И конечно, с заклинательских кланов невозможно было стрясти ни монетки. Однажды, когда уже после Низвержения Солнца процессия из Юньмэн Цзян проезжала по старому кладбищу около Байфэн, Цзян Чэн разозлил целую стайку демониц в откровенных нарядах, назвав «сносной» только одну из них. Вэй Усяню пришлось, если переводить на язык воспитательства, «сделать страшное лицо», чтобы угомонить красавиц. Разумеется, «дань» за проход по кладбищу они тогда не заплатили и крепко разругались с демоницами. И гуляя по Призрачному городу, Вэй Усянь на всякий случай отшатывался от стаек девиц, то тут, то там попадающихся на широких улицах. — Обычно меня не интересуют дела цзянху, как и мира смертных, — пожал плечами Хуа Чэн, отвернувшись к окну в очаровательный сад, разделяющий эту комнату с другим павильоном. Вэй Усянь в очередной раз обратил внимание на изящество и утонченность этого места, которое, однако, было окрашено в богатые темные тона и… навевало мысли не только о возвышенности и хорошем вкусе, но и о порочности владельца. — Но не думаете же вы, что демоны слепы и глухи? Мы наслышаны о вас так же, как и вы — о нас. Вэй Усянь не сдержал ухмылки. Собиратель цветов под кровавым дождем был известен задолго до рождения его деда, а то и прадеда. Если слава Ушансе-цзуня действительно такова, что способна сравниться с «непревзойденным» князем демонов… это греет душу. Хотя бы в чем-то он добился успеха, пусть только в устрашении и убийстве врагов. Все юноши мечтают о подвигах, хотят прославиться, чтобы их последователи оплакивали их после смерти тринадцать лет подряд, а мечи запечатались в память о них, не желая оказаться в чужой руке. Вэй Усянь с Цзян Чэном не были исключением. И сейчас, слушая похвалу Хуа Чэна, Вэй Усянь ощутил небывалый подъем духа. Однако он подобающе возразил: — Я просто сейчас на слуху. Не преувеличивайте мои таланты. Хуа Чэн кивнул, налив им еще вина, а затем серьезно посмотрел на собеседника. — Зачем вы хотели поговорить со мной? — О, вы ведь один из Четырех бедствий, «непревзойденный» князь демонов! — оживился Вэй Усянь. — Скрывать не буду, я хотел изучить вас и ваши способности, чтобы… Он запнулся, и губы Хуа Чэна сжались в нечитаемой эмоции, похожей на недовольство госпожи Юй, когда та замахивалась Цзыдянем. — Узнать, сможете ли при помощи своей демонической флейты управлять не только восставшими трупами и слабыми духами, но и демонами? Тон его голоса был глубок и опасен. Как бездонный омут, таящий на дне тьму и ужас. Во взгляде читалась едва заметная угроза, точно рябь по воде. Ясно одно — соперник по части правления демонами на суше Хуа Чэну явно не нужен. Чтобы стать демоном, дух должен пройти определенную ступень, которую можно было сравнить с формированием золотого ядра у заклинателя. И если заклинатель использует для совершенствования светлую духовную энергию, накапливая ее в даньтянях, то демон притягивает к себе магнитом темную ци боли, горечи и обиды. Определенные события в жизни или посмертии демона могут ускорить или значительно продвинуть этот процесс, как в случае с возникновением лютых мертвецов. А иные духи, как и иные трупы, вовсе не способны достичь статуса над самым низшим, они остаются блуждающими огоньками, свободными от груза мирского, или вовсе уходят из этого мира в иной. Благодаря своим изысканиям на могильниках Илина, Вэй Усянь в совершенстве овладел способностью управлять трупами и духами, да и сам в какой-то степени обратился в демона, пользуясь иньской ци вместо утраченного золотого ядра. Это изрядно помогло на поле брани, где мертвецов всегда в избытке. А вот демонов в свободном доступе не находилось. Кроме того, демоны… они имеют собственное сознание, понимают, что мертвы, кто они и где находятся, и их души проявляют силу и стойкость, доступные не каждому смертному, чтобы оставаться на земле. Духи и мертвецы обычно прислушивались к нему из страха или желания провести время рядом с живыми. Ставить эксперименты на демонах без спроса Вэй Усяню всегда казалось неправильным, а кто согласится стать игрушкой темного заклинателя добровольно? — Не поймите неправильно, — попытался оправдаться Вэй Усянь. — Я вовсе не претендую на звание князя демонов. В конце концов, я всё еще жив, несмотря на все потуги врагов. А после смерти, боюсь, мне не достанет ни воли, ни желания, чтобы обратиться в демона. Он говорил об этом легко и беспечно, но на самом деле даже слегка завидовал Хуа Чэну. Когда Вэй Усянь угрожал Вэнь Чао, что вернется с того света ради мести, то была всего лишь пустая бравада. Вэй Усянь как ребенок заклинателей с младенчества был подготовлен ко смерти всеми возможными способами. И душа его вряд ли смогла бы озлобиться до такой степени, чтобы попрать работавшие веками ритуалы очищения. Так что единственной, роковой ошибкой Вэнь Чао стало то, что Вэй Усянь всё-таки выжил — и действительно смог вернуться и отомстить, как какой-нибудь «свирепый» демон. — Не недооценивайте себя, — очаровательно сверкнул клычками в улыбке Хуа Чэн. Должно быть, этот его образ, молодой и немного игривый, был создан специально, чтобы располагать к себе людей. — Никогда не знаешь, что сделает тебя демоном. Они помолчали, и Вэй Усянь с запозданием понял, что на него не гневаются. Осмелев, он спросил: — Так могу я…? Исключительно с исследовательскими целями! Хуа Чэн выгнул бровь, испытующе уставился на него своими темными-темными глазами, а потом запрокинул голову и… оглушительно расхохотался. — А вы и впрямь бесстрашны, как я погляжу? — отсмеявшись, поддел демон. Вэй Усянь отсалютовал ему чашей. — Это может быть полезно и вам. — Вместо того, чтобы сделать глоток, он осторожно поводил рукой, вглядываясь в винную глубину. Увлекаться столь крепким вином не стоило. — Например, вы давно ищете своего врага, а тот постоянно ускользает, или… Казалось, Хуа Чэн смакует сказанное Вэй Усянем; он опять коснулся бусины в волосах, размышляя о чем-то своем. — Вы сможете призвать любого неживого, как призываете духов и мертвецов? — поколебавшись, уточнил демон. — Я не знаю, — искренне ответил Вэй Усянь. — Потому мне и нужна ваша помощь — или кого-то из ваших подчиненных. Про себя он подивился выбранному слову — «неживого», а не «демона». — А у вас уже есть кто-то на примете? — как бы между прочим спросил он. Кто бы это мог быть? Если речь про духа или мертвеца, Хуа Чэн уже давно перешел бы к своей просьбе — в конце концов, таков его выигрыш. Если про демона… тут, конечно, сложнее, но почему тогда он колеблется? Что-то колыхнулось в памяти Вэй Усяня, напомнив о себе. У демонического посланника, приведшего его в Дом Блаженства на аудиенцию к Хуа Чэну, был заметен мощный сдерживающий барьер, наложенный на течение духовной силы в теле. Слишком мощный для жителя Поднебесной. Иначе говоря — проклятая канга. И вправду, оставался еще один вариант. Небожитель, низвергнутый на землю. Действующего чиновника небес Вэй Усянь при всем желании не смог бы никуда призвать. Да и мертвыми небожители вряд ли считались. Скорее, в их телах было слишком много жизненной энергии, чтобы умереть или постареть хоть на день. Но небожитель с запечатанными духовными силами становится кем-то вроде смертного, который однако никак не может умереть. Все способности небожителей — например, сокрушительная сила бога войны или чрезмерная выносливость, — остаются при нем. Но пользоваться своими духовными силами такой небожитель не может, так что и с демоном его не сравнишь. Самое близкое — заклинатель, однако даже заклинателям доступны духовные силы, накопленные в их даньтянях. И если этого низвергнутого небожителя хочет найти Хуа Чэн, известный соперник небес… похоже, что дело плохо. — Я действительно ищу кое-кого, — спокойно кивнул Хуа Чэн. — Этот человек не смертен, но и не мертв. Если сможете найти его, я помогу в ваших… изысканиях. Его глаза блеснули какими-то плохо скрываемыми эмоциями, которые Вэй Усянь принял за нетерпение. — Вынужден отказать, — твердо ответил он. Лицо Хуа Чэна вытянулось от неожиданности. — Ведь я при всем желании не способен призвать небожителя. «И стать причиной страданий или даже гибели одного из них — тоже», — продолжил Вэй Усянь про себя. Хуа Чэн зло усмехнулся, приказал в пустоту «проводить нашего гостя», резко поднялся с места и был таков. Зато откуда ни возьмись появились прислужницы в полупрозрачных одеяниях, которые, будто танцуя, подхватили Вэй Усяня под руки и, не скупясь на комплименты и глупости, провели его через сад в комнату, видимо, служившую гостевой спальней. Конечно, его уложили на постель, и конечно, заперли. Подергав дверь изнутри, Вэй Усянь, посчитав, что вот так вот, на ровном месте громить Дом Блаженства будет невежливо, и приготовив стопку талисманов на всякий случай, погрузился в дремоту. *** В час Крысы Вэй Усяня разбудил тот самый демонический посланник. Его лицо по-прежнему было скрыто за маской, но Вэй Усянь ощущал барьер, который тот носит на себе, и узнать его труда не составило. Посланник вполне вежливо и даже дружелюбно пригласил проследовать за ним. — А меня будут пытать или только попугают? — зевнув, полюбопытствовал Вэй Усянь, когда после долгой ходьбы по бесконечным коридорам перед ним открыли дверь, ведущую куда-то вниз, под Дом Блаженства. — Что вы, — отозвался посланник. — Градоначальник всего лишь хочет помолиться вместе с вами. Изрядно удивившись, Вэй Усянь зажег огненный талисман и ступил на крутую лестницу. Посланник захлопнул за ним люк, напоследок наказав идти прямо по тайному ходу. При всем желании он не смог бы ослушаться — ответвлений у прохода не было, а в конце оказался еще один люк. И Вэй Усянь неожиданно понял, что действительно пришел в храм. Правда, понять, какому божеству здесь молятся, не представлялось возможным — не было ни божественной статуи, ни хотя бы портрета, а надписи гласили, что это храм Тысячи фонарей без указания имени или должности божества. Зато перед алтарем стоял, склонив голову, Хуа Чэн. Внешне он не сильно изменился, красные одежды и вьющиеся волосы придавали ему юношеского очарования, но он стал выше и взрослее, своей нынешней комплекцией напомнив Вэй Усяню мужественного Не Минцзюэ. А правый глаз был скрыт за черной повязкой. Несмотря на то, что демоны способны принимать любой облик и редко показывают истинный, тем не менее, чем более силен демон, тем чаще он выбирает некий образ, по которому узнать его очень просто. Например, Хуа Чэн всегда носил красный, а при ходьбе цепочки на высоких сапогах вызывали легкий, почти невесомый звон. Он мог бы принять любой облик и стать кем угодно, смешаться с толпой, притвориться хоть самим Вэй Усянем, хоть его погибшим отцом. Но чем мощнее твое самосознание и воля, тем сильнее хочется оставаться собой. И чем меньше на земле тех, кто помнит и скучает по тебе, тем больше хочется, чтобы о твоем существовании знали. — Собиратель цветов под кровавым дождем, — поприветствовал Вэй Усянь, почтительно встав рядом. Хуа Чэн медленно выпрямился, ответил как полагается и подошел к алтарю, чтобы воскурить палочку благовоний. На алтаре лежали принадлежности для каллиграфии, словно давно забытые. И на неподвижном цельном нефрите выделялся одинокий белый цветок, из тех, что собирают в полях — видимо, скромное подношение местному божеству. Так как Хуа Чэн, по всей видимости, не желал говорить об этом, Вэй Усянь не стал допытываться, кому посвящен храм. В конце концов, что тут странного, помимо молящегося демона как такового? Некоторые смертные поклонялись и демонам, к примеру, тому же Хуа Чэну — хотя было бы поистине странно, если бы он молился себе самому. Демонов могущественнее из ныне существующих Вэй Усянь не припомнил, а конкурентам Хуа Чэн не стал бы поклоняться. Он вообще создавал о себе впечатление, что не преклонит колени, даже появись перед ним сама Гуаньинь. Но из уважения Вэй Усянь тоже взял палочку благовоний и поставил в курильницу. Просторный, почти пустой зал, при этом наполненный множеством деталей в оформлении, быстро наполнился освежающим ароматом. Вэй Усянь с удивлением узнал сандал. Говорили, что запах сандала изгоняет зло и усмиряет сердце, помогая потерянным душам или несчастливым влюбленным обрести зыбкий покой. Глубоко вздохнув, Хуа Чэн вдруг повернулся к нему и протянул руки с серебряными наручами на запястьях. Он выжидающе уставился на Вэй Усяня: — Надеюсь, для ваших исследований не нужно ничего необычного? Инструментов или ингредиентов. Если что-то всё-таки нужно, просто скажите мне. Вот так Вэй Усянь и ощутил себя на седьмом небе от радости. Ему ничего не требовалось, кроме верной Чэньцин на поясе да цепких, изучающих пальцев. Так они встречались в храме Тысячи фонарей как заклинатель и испытуемый, а в Доме Блаженства — как драгоценный гость и радушный хозяин. Вэй Усянь раз за разом отмечал чувство юмора, похожее на его собственную любовь к забавам, непосредственность и легкость характера, серьезность в делах и расслабленность за игрой или над винной чашей. Но вместе с тем Хуа Чэн всегда был словно… смутно далек и неприступен. Как роскошное строение, видное до последнего фонаря как на ладони, до которого однако не одна тысяча шагов, причем через пропасть, по отвесной скале. А еще он как-то подозрительно часто молился не пойми кому, пусть и не вставая на колени у алтаря. Однажды Вэй Усянь не выдержал и спросил, попутно втыкая в Хуа Чэна новый гвоздь аккурат в сплетение меридианов на запястье: — Если не секрет, чей это храм? Демон сощурился, будто выпил кислое вино, но непонятно было, что именно причинило ему больше неудобств — гвоздь в руке или этот вопрос. Непроницаемо уставившись на Вэй Усяня, Хуа Чэн наконец спросил: — Вы очень любопытны, верно? — и фальшивая, но пока не угрожающая усмешка исказила его губы. Вэй Усянь подумал даже, что во взгляде князя демонов промелькнуло что-то похожее на заинтересованность. — Как бы иначе я изобрел все эти безумные вещи? — хохотнул он, примериваясь молотком для еще одного удара. Компас зла когда-то называли юношеской блажью, а о возможностях флага, призывающего нечисть, можно было только мечтать. Стоило признать, что его всегда вело любопытство — конечно, в хорошем смысле, из разряда «а что, если?». У него не вызывали никакого интереса, допустим, подробности чужой личной жизни, или что там обычно подразумевалось под любопытностью. Но похоже, что гвозди не сработали. Вэй Усянь надеялся, что сможет пропустить через них свою энергию, чтобы та осталась в теле Хуа Чэна. Духовные силы знаменитого «непревзойденного» были настолько велики, что попросту сжигали любое воздействие извне, обращая чужую энергию в новый приток своей собственной. Вздохнув, Вэй Усянь взялся за гвоздодер. Хуа Чэн от нечего делать поигрывал пальцами намертво прибитой к столу ладони. — Может быть, попробовать на других меридианах? — предложил он, но Вэй Усяня внутренне передернуло. — Нет уж, неужто вам нравятся пытки?! — покачал он головой. — Полагаю, загвоздка, — заклинатель с легкостью достал гвоздь из особого сплава, весь в темной демонической крови, и мысленно сделал себе засечку спрятать его в рукаве и забрать с собой, — в том, что это не настоящее тело, а лишь образ, созданный демоническим духом. Потому и меридианы эти — просто условность, ведь тела-то на самом деле нет. Мелкие демоны вообще создавали пустые оболочки. О каком течении энергий может идти речь? Но они должны были попробовать. Способ отлично сработал бы на восставшем мертвеце. Наверное… Вэй Усяню еще не приходилось его испробовать, потому что все мертвецы слушались его безо всяких гвоздей. — И что же, есть божество, которому поклоняются даже в Призрачном городе? — он не терял надежды получить ответ. — Мы демоны, а не дикари, — снова улыбнулся одними губами Хуа Чэн, рассеянно проведя пальцем по запястью. Дыра в нем исчезла, будто ее и не было. — Каждый волен выбирать себе бога, если захочет. — Полагаю, желающих не так уж и много? — подсказал Вэй Усянь участливо. Теперь они рассмеялись вместе. Действительно, демоны не отличались набожностью. И не удивительно, ведь считается, что набожные честные люди не часто становятся демонами после своей смерти. — Помолитесь за успех наших опытов! — простонал Вэй Усянь в завершение дня, когда ему окончательно стало ясно, что ясно лишь одно — что ничего не ясно. Без лишних слов Хуа Чэн щелкнул пальцами, и из ниоткуда появился поднос с фруктами и вином. — Отсутствие результата — тоже результат, — подсказал он, протягивая Вэй Усяню полную чашу. — Ох, благодарю! — выпалил Вэй Усянь, буквально падая от усталости на кушетку. — Вы так внимательны, вашей избраннице крупно повезет! Он сказал это без задних мыслей, и только когда заметил странное выражение лица Хуа Чэна, подумал, что это было невежливо. В мире смертных этими словами можно было выразить восхищение, но в конце концов, демоны же мертвы — а вдруг избранница Хуа Чэна, к примеру, давно в могиле? Или за прошедшие столетия их пути попросту разошлись? В тот вечер они играли в кости допоздна, Вэй Усянь — с намерением загладить вину, мнимую или истинную, а Хуа Чэн… видимо, он просто и вправду любил поиграть. *** На вопрос «Кого вы хотели бы призвать?» Хуа Чэн неизменно отвечал улыбкой, загадочной и бессмысленной. — Узнаете, когда придет черед, — сказал он на этот раз, по своему обыкновению сложив руки на груди. — Как же мне провести испытания, если нет подходящего подопытного? — возразил Вэй Усянь, размашисто рисуя очередной талисман и раскладывая его вокруг Хуа Чэна посреди просторного храма Тысячи фонарей. — А вдруг только ваши способности и статус князя демонов мешают моим методам достичь успеха? Это вполне могло быть правдой. Все-таки, Хуа Чэн — «непревзойденный», и для того, чтобы подчинить его своей воли, у Вэй Усяня может не хватить сил. Но «непревзойденных» всего двое в подлунном мире, так что переживать об этом ни к чему. Если только тот, кого хочет призвать Хуа Чэн, не Хозяин Черных вод. — Нет, это не Черновод, — усмехнулся тот в ответ на подобное предположение, а потом с серьезным лицом добавил: — Но если вам нужен кандидат попроще, подойдет «свирепый»? — Неужели…? — Лазурный фонарь в ночи. Когда мы в последний раз виделись, он как раз удрал от меня, поджав хвост. И с тех пор я как-то подзабыл о нем, было бы мило с его стороны навестить нас. Ядовитым презрением сквозило каждое слово, небрежно брошенное Хуа Чэном, неторопливо поворачивающимся, чтобы оставаться лицом к работающему над кругом талисманов Вэй Усяню. Что же произошло между ним и Лазурным демоном Ци Жуном? Опомнившись от удивления, Вэй Усянь поинтересовался: — Я полагал, Четыре великих бедствия сохраняют мирные отношения между собой? Впрочем, никто кроме них самих — Хуа Чэна, Черновода, Ци Жуна и ныне развеянного в битве с Цзюнь У Белого бедствия — не мог знать этого наверняка. — Этого ничтожного червя добавили в список только ради красивого числа, — фыркнул Хуа Чэн недовольно. «Однако», — пронеслось в голове у Вэй Усяня. Впрочем, сейчас было не до Лазурного демона. Он попросил Хуа Чэна влить свою энергию в кольцо талисманов и мысленно попросил богов о благословении. Новый метод заключался в призыве на основе ци призываемого. Хуа Чэну он не понравился, но попробовать стоило. И действительно, как только Вэй Усянь активировал талисманы, покинувший их круг Хуа Чэн вмиг оказался в его центре! — Получилось, верно? — деловито поинтересовался тот, отбрасывая носком сапога догорающую бумагу. Сила заклинания была такой, что сжигала талисманы дотла, и те неприятными огарками, съежившись в черные куски, валялись вокруг него. — По крайней мере, теперь мы знаем, что это возможно, — обнадежил Вэй Усянь его и себя. Хуа Чэн деликатно промолчал. И так понятно, что его перенесло всего на несколько шагов, вдобавок, была затрачена уйма его собственной энергии. Этот фокус не пройдет с любым демоном, не говоря уже о любом неживом. Вэй Усянь засел за продумывание и прорисовывание талисманов — прямо у благоухающего алтаря. *** Однажды Хуа Чэн не пришел. Вэй Усянь какое-то время ждал в храме, исходив его из угла в угол и обратно. Но он по натуре своей никогда не был терпелив. Вэй Усяня невозможно было заставить долго сидеть на одном месте. Не выдержав, он вернулся в Дом Блаженства и отправился искать хозяина по извилистым коридорам. Ему казалось, он знает, в каком крыле обычно исчезал ближе ко сну князь демонов, убегая от дневной суеты. Но в той части здания было столько дверей, что голова кругом шла. Наобум дернув одну из них, Вэй Усянь понял, что комната по ту сторону полупрозрачной занавески слишком безлика и проста, несмотря на позолоту и шелка повсюду. Закрыв дверь еще раз, он достал кости из рукава. Эти кости он выиграл у Хуа Чэна в честной битве. А может, ему просто позволили выиграть — кто же теперь разберет. Так или иначе, кости у него были, и увидев рядом с дверью изящную статую с подносом над головой, Вэй Усянь все понял. Заклинатели орудуют мечом, сам он частенько полагался на талисманы. Нечисть действует при помощи темной энергии. Небожители, считалось, используют магию на основе духовных сил. Хуа Чэн же не расставался с, казалось, сущей безделицей — игральными костями, очень выигрышно смотрящимися в его руках. Бросив кости, Вэй Усянь увидел пятерку и тройку. Не то, решил он. У Хуа Чэна всегда выпадал блестящий результат — шесть и шесть. Раза с пятого и Вэй Усяню повезло. И по ту сторону оказалась… еще одна комната. Только теперь она походила на мастерскую. Вэй Усянь и сам всегда мечтал о подобном помещении, чтобы изучать талисманы и различные артефакты и не отвлекаться ни на что больше. Но он быстро понял, что перед ним мастерская творца иного склада. Кроме того, она казалась заброшенной. Недоделанная статуя была на постаменте в центре. Она изображала богато одетого человека, определить же, мужчина это или женщина, не представлялось возможным. Вэй Усянь не удивился — должно быть, это статуя божества, а те могли менять облик как им вздумается, впрочем, как и высшие демоны. «Мужчина, женщина, не все ли равно», — подумал Вэй Усянь, слегка удивляясь этой необыкновенно мудрой мысли, возникшей в голове сама собой. Он внимательно осматривал статую, лишенную лица и некоторых других деталей. Так, было очевидно, что у человека на постаменте нечто должно быть в руках, но мастер не успел «вооружить» свое творение. Тем не менее, уже обозначенные черты, фигура, сама поза обещали статуе громкую славу. Если бы автор закончил статую, та могла бы оказаться подлинным совершенством. Присмотревшись и так, и сяк, Вэй Усянь заключил, что такой шедевр достоин лучшего на свете лика, самого ослепительного и поражающего чистотой и изяществом. Лицо Лань Ванцзи само собой появилось перед глазами, и он про себя полюбовался им немного, прежде чем задвинуть на задний план сознания, мысленно пообещав предложить его образ Хуа Чэну — вдруг тот просто не знает, кого взять за образец? В том, что мастерская принадлежит именно Собирателю цветов под кровавым дождем, Вэй Усянь не сомневался. Всё здесь было его безраздельными владениями. А кроме того, чтобы заниматься подобной работой, необходимо много времени проводить в мастерской. Кто еще смог бы посещать тайную комнату в глубине Дома Блаженства, еще и не покидая ее часами, а то и днями? Кто осмелился бы на такое без ведома градоначальника или смог бы стать настолько дорогим его сердцу гостем? Впрочем, все фантазии были без толку — Вэй Усяню подумалось, что такому человеку как Хуа Чэн (точнее, демону) наверняка нравится совсем другой тип красоты. Что-нибудь страстное и живое, обжигающее при одном только взгляде — танцем прелестницы или хмельным вином. Он представил смуглокожую красавицу со звенящими браслетами на щиколотках и бездонными глазами. Сравнил с холодным как зима в Гусу и благородным как нефрит Лань Чжанем, не удержав мысль в узде, добавил ему цветок в волосах. Потом снова посмотрел на одежды статуи. Пышные, но без излишеств, как и украшения. Единственная серьга, ниспадающие по бокам от лица волосы, распущенные позади и собранные наверху. Это был образ небожителя, ученого мужа (или девицы) и отважного воина (или воительницы), потому он решительно отверг соблазнительницу в полупрозрачной накидке, отдав «победу» в нелепом споре себя с самим собой утонченному и возвышенному Лань Ванцзи. А потом поразился, зачем вообще думает об этом. На столе в углу было много рисунков, набросков и законченных картин, но Вэй Усянь не стал подсматривать, деликатно посчитав, что и без того достаточно нарушил личное пространство своего доброго хозяина. В коридоре перед ним будто сам собой возник силуэт в черно-алом. — Заблудились? — с нечитаемым выражением поприветствовал его Хуа Чэн. — Искал вас, где пропадали? — деловито поинтересовался Вэй Усянь. Хуа Чэн взмахнул рукой, как бы говоря, что беспокойства это не стоит. — Кое-какие мелкие недоразумения. К нему подлетела серебристая бабочка, и прислушавшись, Хуа Чэн сухо кивнул, намекая, что дело сделано. — В Призрачном городе всё спокойно? — попытался проявить любезность Вэй Усянь. Но Хуа Чэн с улыбкой возразил: — В Призрачном городе никогда не бывает спокойно. *** На следующей неделе Хуа Чэн, с крайне умиротворенным видом выжидающий, пока на его спине высохнет свежая кровь — ею Вэй Усянь рисовал талисман прямо на теле, — сказал нечто совершенно неожиданное: — Вы хотите повелевать неживыми, получить возможность приказывать им явиться на зов? Вэй Усянь не понял поначалу, к чему такой вопрос. — Очевидно, раз именно этого мы пытаемся достичь. Возникли сомнения? — поддел он демона, но тот пропустил укол мимо ушей, только медленно предложил: — А что, если наоборот, научиться отправлять к ним кого-то? Повисла гробовая тишина. Вэй Усянь всплеснул руками и возмутился: — Тогда следовало с самого начала делать всё совершенно наоборот! Что за блажь на вас нашла? Я… Он осекся, заметив, как напряглись руки, сжатые в кулаки на туго обтянутых нижними штанами бедрах. Стоило признать, что фигурой Хуа Чэн мог бы поспорить с любым богом войны. Сейчас, когда его верхние одеяния, приличествующим образом сложенные, лежали рядом, Вэй Усянь мог вдоволь на него насмотреться. В начале дня Хуа Чэн даже насмешливо пошутил, что чувствует себя лакомством на пиру, но потом Вэй Усяню пришлось погрузиться в работу и им обоим стало не до шуток. На мертвенно бледной коже Хуа Чэна темно-красная кровь выглядела цветком мейхуа под снегом. Вэй Усянь тактично не стал узнавать, где эту кровь взяли. — Вы что же, боитесь, что тот, кого вы желаете призвать, не будет вам рад? — озадаченно и даже весело проговорил он. Ему казалось, это само собой разумеющееся: кого бы ни хотел видеть подле себя Хуа Чэн, этот кто-то явно скрывался, где же тут взять радость, да и к чему? Кулаки на миг сжались сильнее, а затем легли раскрытыми ладонями на колени, присмиренные и простые. Ни одного перстня или кольца сегодня не было, только одинокая бусина в косичке у лица и круглые большие серьги. И алая нить, повязанная на среднем пальце. — А если и так? — Хуа Чэн с вызовом глянул на него единственным глазом, скрывая вторую глазницу за черной повязкой. — Вы были бы рады быть призванным к князю демонов, Собирателю цветов под кровавым дождем? С головы до ног окинув взглядом его, коленопреклоненного в круге талисманов, столь плотном, что бумага накладывалась одна на другую, а поверх создавалась новая цепочка символов и печатей, Вэй Усянь рискнул дерзить: — Да. Возможно. Кривая усмешка стала исчерпывающим ответом. Хуа Чэн отвернулся, однако, мгновенно расслабившись. — Вы недостаточно хорошо меня знаете. — Напротив, — Вэй Усянь никак не мог с ним согласиться, — я узнал и только потому сказал «да». — «Возможно», — напомнил Хуа Чэн. Теперь, под светом фонарей, он казался юным и каким-то уязвимым, в омуте зрачка искрился азарт и просыпающееся в нем порой желание озорничать, знакомое Вэй Усяню как родное. Потому он кивнул и сделал вид, что увлечен затухающим фонарем на скамье, чтобы скрыть от вездесущего демона улыбку. *** — Подойдет… четкий образ и имя, — подумав, сообщил Вэй Усянь. Он вертел в пальцах Чэньцин, задумчиво закусив губу и глядя в потолок. На днях он предложил Хуа Чэну «обменяться энергиями», чтобы финальный эксперимент прошел более гладко. Тот посмотрел как-то странно и, таинственно поблескивая глазами, сказал, что никто еще не пытался соблазнить его так глупо. Он выглядел моложе и задорнее обычной своей версии, наверное, предчувствие скорого завершения всей этой истории подействовало на них обоих. Вэй Усянь задохнулся и сообщил, то ли оскорбленно, то ли обескуражено, что для парного совершенствования его интересуют только партнерши. Хуа Чэн хмыкнул и ничего не ответил. Но Вэй Усянь обдумывал полученную информацию в бессонной ночи, а потом у него был еще целый день, и вот наконец... Он уже почти знал, что увидит. Знал, что Хуа Чэн, помедлив, принесет из Дома Блаженства целую стопку очень реалистичных рисунков, похожих на увиденные им в мастерской. И на них будет прекрасный юноша в пышных дорогих одеждах, как минимум, принц или небожитель. Что-то шевельнулось в памяти при виде цветка и меча в руках нарисованного, но этот некто явно не был из нынешнего пантеона небес — ведь тогда его можно было бы узнать мгновенно. Что-что, а Вэй Усянь отлично соображал, и память у него была что надо. Он поковырялся в ней и выудил наружу нескольких недавно низверженных небожителей, о которых слышал. Однако ни один из них не подходил под образ, высеченный в камне. Большинство тех, кто возносится на небеса, являются совершенствующимися даосами либо известными воителями. А одежды человека на постаменте выдавали как минимум кажущуюся изнеженность. Разве что, бог литературы? Чутье подсказывало, что изящные искусства тут не причем. И еще Вэй Усянь запомнил едва обозначенные ножны на поясе статуи. Взяв стопку листков в руки, Вэй Усянь приготовился к откровению. На первой картине юноша был в маске и, похоже, летел над толпой маленьких человечков. Всё кроме поражающей воображение фигуры в развевающихся одеждах было нарисовано узнаваемо, но небрежно и блекло — вероятно, художника интересовала лишь она одна. Это изображение было весьма занимательным, но для призыва требовалось больше деталей. — Видна рука настоящего мастера, — не придумав ничего лучшего, отметил Вэй Усянь. Это была более чем заслуженная похвала. Хуа Чэн лишь качнул головой, наблюдая за реакцией некроманта из-под опущенных ресниц. На второй картине был портрет. «То что нужно», — подумал Вэй Усянь с облегчением. Точность впечатляла, казалось, человек вот-вот моргнет и одарит смотрящего доброй милосердной улыбкой. Юноша на портрете был молод и свеж, очень изящен — поистине благородная золотая ветвь с яшмовыми листьями. Кожа как цветок абрикоса, чистый и ясный взгляд. Уверенность и сила сочетались в этом облике с мягкостью черт и какой-то возвышенной одухотворенностью, той просветленностью, которая доступна лишь юным. В общем, прекрасен внешне и мудр внутри. «Да, это лицо подходит той незаконченной статуе как нельзя кстати», — вынужден был признать Вэй Усянь. Однако эта юношеская свежесть очаровывала ненадолго. По мнению Вэй Усяня, считающего себя знатоком красоты, ей недоставало льдистой строгости и нефритового совершенства. — И все-таки Лань Чжань красивее, — непонятно зачем пробормотал он, склонившись над портретом. — Простите? — выгнул бровь в недоумении Хуа Чэн, и Вэй Усянь запоздало понял, что пробормотал это вслух. — Ничего, ничего! — замахал он руками. — Я говорю сам с собой, просто сам с собой! Не было похоже, что ему поверили. С серебряных наручей будто по собственной воле сорвались несколько миниатюрных бабочек, принявшись беззаботно порхать над ними. Крылья этих красавиц могли за мгновение превратить то, что все считали телом Вэй Усяня и сосудом обеих его душ, в решето. Вздохнув о своей нелегкой судьбе и о том, как его вообще угораздило стать личным некромантом «непревзойденного» Собирателя цветов под кровавым дождем, Вэй Усянь принялся смотреть дальше, чтобы дополнить мысленный образ. Волосы, торс, ноги. На сотне рисунков один и тот же человек был изображен в разных обстоятельствах и позах, но всегда узнаваемо и очень подробно. — А вы не думали начать рисовать весенние сборники? — увлекшись, совершенно некстати полюбопытствовал Вэй Усянь. Он наткнулся на рисунок, который изображал юношу спящим на лугу. Кто-то прикрыл его драным одеялом, подчеркивая отличие небесно прекрасного юноши от мира смертных со всеми его недостатками. Прическа с красивыми золотыми шпильками растрепалась, на усталом челе отражалось спокойствие, мнимое, ненадежное, точно рябь на воде. Кажется, коснешься, и оно исчезнет без следа, ускользнет сном о несбыточном под грузом жизненных тягот. Вэй Усяню было знакомо это чувство. Они с Цзян Чэном порой валились с ног к концу дня. Однажды Лань Ванцзи даже пришлось помогать Вэй Усяню дойти до своей палатки. Он много бухтел в тот вечер, на все лады укоряя отступника от истинного пути и предрекая ему мучения и гибель. Знаменитый Ушансе-цзунь не раз смотрел в лицо смерти и страданиям, не боялся возмездия. Разве что только недовольства этого несносного человека, праведного и ханьгуанцзюнистого до ужаса, пока он роется в могилах, грязный и истощенный собственной тревогой и злостью. — Даже если бы это было уместно… Думаю, никто не будет покупать сборники, посвященные одному человеку. А если и будут, мне придется убить всех покупателей до того, как они увидят хоть страницу, — с мрачной радостью произнес Хуа Чэн, и по спине Вэй Усяня невольно пробежали мурашки. Когда он долистал до последнего изображения (юноша лежит на дне свежераскопанной могилы с винным сосудом в обнимку… да не Вэй Усянь ли это случайно в прошлой жизни?!), Хуа Чэн спросил: — Ну как, сможете призвать этого человека? Формально он не… не живой человек. — Что ж, — Вэй Усянь вернул картины и поднялся на ноги, — в таком случае, мне этого достаточно, — кивнул он. — Я создам духовную связь между нами при помощи образа и имени. И у вас будет только миг на то, чтобы своими духовными силами вытянуть этого… человека на «свет». Тогда я отдам приказ, и… Он еще не знал, к кому принадлежит тот благородный юноша, человек ли он вообще. А вдруг это какой-нибудь яогуай, принявший привлекательный вид? Он никогда не пытался управлять ими! И почему они не обсуждали личность призываемого раньше? — Так сделаем это, — отдал приказ Хуа Чэн, непривычно хмурый и сосредоточенный. Вэй Усянь с любопытством, сквозящем в каждом движении и жесте, глянул на него, по-детски склонив голову набок. — Вы успели придумать, как будете объяснять ему, — он кивнул на рисунки, — почему он оказался здесь? «Здесь» — это в Призрачном городе, в логове Собирателя цветов под кровавым дождем. Даже если этот юноша — какая-нибудь заковыристая нечисть, вряд ли он часто сюда захаживает, иначе его можно было бы найти силами «непревзойденного». Вэй Усянь успел многое узнать о силе князя демонов. О том, как духовная энергия собирается в оболочке и почему ее нельзя назвать совсем уж искусственной и пустой. О том, чем все-таки демоны отличаются от злых духов. И как энергия преобразуется в реальную мощь. Управлять Хуа Чэном в полной мере он не смог бы, наверное, никогда — слишком стойкая у того была воля, слишком много духовных сил, неисчерпаемые запасы. Но он научился отдавать простейшие приказы — вроде «сделай шаг вперед», «почеши нос», «скажи что-нибудь милое». Вещи, которые люди (и демоны) делают и так, в повседневной жизни. Если призываемый не мощнее его испытуемого и не обладает особыми способностями, всё должно было получиться благодаря духовным силам Хуа Чэна. Воспользовавшись ими, Хуа Чэн мог перенести юношу прямо в храм Тысячи фонарей, минуя долгое ожидание, как если просто приказать ему «прийти в Призрачный город» или вроде того. По крайней мере, в теории. — Для начала, следует его призвать, — слегка насмешливо поджал губы Хуа Чэн. — Не верите в успех миссии? И не стыдитесь! — возмутился Вэй Усянь. Да как так-то?! Они столько вложили во всё это. А Хуа Чэн смеет сомневаться! Впрочем, следующие слова заставили Вэй Усяня вконец растеряться: — Я верю. Но боюсь надеяться. Хуа Чэн отвернулся, повязка скрывала отсутствующий глаз, а волосы — остальную часть лица. Отчего-то Вэй Усянь остро понял, настолько же важна для Хуа Чэна эта встреча. Он неуверенно поинтересовался, решив, что лучше продолжить разговор, пока с ним продолжают говорить: — Как… долго вы ищете этого человека? И что мешает его отыскать? — Слишком долго. Судьба. Мир. Злой рок. Называйте как хотите, — всё так же насмешливо проговорил Хуа Чэн, обращаясь к утонченной вазе в нише стены. Возможно, этого человека нельзя найти в мирах смертных и демонов? Возможно, всё оттого, что его уже нет среди живых или нежити? Вэй Усянь как мог деликатно озвучил свои опасения. — Вы что, не слушали меня? — мягко покачал головой Хуа Чэн. Его взгляд вновь стал непоколебимым. — Он не жив, но и умереть не может. И в небесной канцелярии его тоже нет, не ищите. Иначе всё было бы слишком просто. Он затерялся в мире людей. Низверженный небожитель. Сомнений нет. Вэй Усянь теребил уголок свеженачертанного талисмана, погружаясь в свои мысли. Он не испытывал этого метода на небожителях. Более того, он был абсолютно уверен, что небожителей вовсе не переполняет темная ци — а значит, они вообще не могут быть в его власти! И Хуа Чэн должен был понимать это, должен был! Поначалу Вэй Усянь собирался решительно отказаться от невыполнимого задания, но теперь вдруг понял — насколько же князь демонов отчаялся, если обратился к нему? Он никак не мог сказать столь жестоких слов. Не мог разрушить доверие, созданное между ними. Хуа Чэн был готов к разочарованию. Чего им терять? — Давайте попробуем, — тихо согласился Вэй Усянь, поднимаясь на ноги. Имя, будто с усилием сказанное ему Хуа Чэном, ни о чем не говорило. Как же долго, как долго?! Он закрыл глаза и представил темную энергию как сеть, покрывающую весь мир. Чэньцин за алым поясом уже не терпелось броситься в бой со стихией смерти. Вэй Усянь — ее полновластный повелитель. Могущественный темный заклинатель, презревший тысячелетние нормы и правила, создавший свои собственные из пепла и тлена. Три месяца он был мертв и вернулся из адской бездны победителем. Разве какой-то там низверженный небожитель без капли магических сил сможет помешать ему достичь желаемого и сделать невозможное? Да пусть сам небесный император спустится из своих сияющих чертогов, что он может против Ушансе-цзуня и его дьявольской флейты?! В песне Чэньцин Вэй Усянь не сразу услышал, точнее, услышал, но не осознал возглас Хуа Чэна. Открыв глаза, он увидел в кольце талисманов на полу юношу в белом одеянии даоса, и кажется, его окружала столь мощная темная ци, что любой смертный упал бы замертво. Но юноша выглядел безмятежным, уголки губ были приподняты в той самой улыбке, столь дотошно запечатленной художником на картинах. В его руках были боевые талисманы и он сам излучал убийственное намерение невероятных масштабов. Это сильный противник, с первого взгляда понял Вэй Усянь. — Сейчас! — крикнул он что есть мочи. Темная энергия вокруг сражающегося с ней юноши — невероятная удача! — и позволила Вэй Усяню установить с ним связь. Должно быть, какая-то часть зловредной ци проникла в него самого, а ведь именно этого и недоставало любому небожителю. Но Хуа Чэн почему-то стоял, остолбенев, уставившись на это отражение реальности, созданное в круге талисманов, точно на призрак. В отчаянии Вэй Усянь сосредоточился на словах, вспыхнувших в голове. А потом всё потемнело и даже Чэньцин не могла разогнать этот мрак — Вэй Усянь упал, теряя сознание и думая только о досадном провале. *** В Призрачном городе течение времени не ощущалось совсем. Возможно, из-за того, что его построили на границе мира живых и мира мертвых, но здесь не сменялись времена года, не жухла трава и не цвели деревья, всё оставалось прежним — таким, каким Вэй Усянь увидел город впервые. Этого клочка мира ничто не могло коснуться без ведома градоначальника Хуа, ни смена сезонов, ни, видимо, даже смерть. Иначе как объяснить, что Вэй Усянь, полностью истощив все даньтяни и потратив свою энергию ян до капли, не умер сразу после ритуала. И почему Хуа Чэн приходил навещать его в крыло Дома Блаженства, ставшее почти целительским — туда-сюда сновали демоны в улыбчивых масках, которые следили за здоровьем и самочувствием доверенного им больного. Вэй Усянь считать себя больным отказывался, впрочем, его никто об этом не спросил. Когда он очнулся, казалось, уже весь демонический мир знает, что он… что у него нет… в общем, о его «деликатной проблеме». Но когда он спросил об этом у незнакомой демоницы, заботливо вытягивающей из него лишнюю энергию инь, та лишь захихикала и возразила — мол, если верить сестрицам, приходившим до нее, никаких проблем по этой части у господина не имеется. Он понял, что она имела в виду, только когда демоница уже ушла, и покраснел так, что сменивший ее демон, весь покрытый чешуей, принялся холодить его своей кожей, посчитав это смертельным жаром. Зато о том, что знает Хуа Чэн, Вэй Усянь понял, едва посмотрев на него. Тот почему-то пришел с Эмином на бедре и даже, вопреки ожиданиям, позволил потрогать знаменитую саблю. Когда алый глаз раскрылся в приветствии, Вэй Усянь невольно поднял взгляд на повязку Хуа Чэна и обратно. Он бы очень хотел изучить Эмин и их таинственную связь с владельцем, но Хуа Чэн сказал «ага, конечно» и в следующий раз пришел уже с бумагой, тушью и кистью. — Хотите нарисовать того юношу еще раз, но вам нужен восхищенный зритель? — решил поддеть его Вэй Усянь, но тут же прикусил язык. Жгучая желчью обида поднялась в душе. — Я… Простите, — добавил он, не представляя, как выразить свое сожаление. Хуа Чэн только изогнул черную как тушь для каллиграфии бровь. — Вам действительно следовало извиниться. — Вэй Усянь внутренне приготовился к брани, но за всю жизнь его так часто ругали, что досады он не испытывал. Однако он услышал нечто непредвиденное: — Вы очень нас всех напугали. Демонессы так над вами причитали, что мешали спать! — Вы не злитесь? — Вэй Усянь был так ошарашен, что глупый вопрос вырвался сам собой. Как будто его, маленького непоседу, снова отчитывает за что-то госпожа Юй, и всем сердцем хочется оправдаться. Хуа Чэн как-то странно пожал плечами и предложил: — Давайте я нарисую вас. Благо, двигаться вы всё равно сейчас не сможете, а мне как раз нужна модель. Вэй Усянь и сам неплохо рисовал. Через несколько дней он рассказал о том, как однажды подарил Ханьгуан-цзюню портрет, а затем подложил ему сборник весенних картинок. Они долго смеялись вместе, и от осознания того, что Хуа Чэн не принялся браниться как Цзян Чэн или причитать как Цзян Яньли, а можно сказать, разделил с ним эту юношескую проказу, теплело на душе. — Этот Ханьгуан-цзюнь — известный заклинатель, не так ли? — спросил Хуа Чэн, послушав еще пару рассказов об их совместных приключениях. — Сейчас-то да, — не без досады в голосе протянул Вэй Усянь, — но раньше подшучивать над ним было очень весело. «Он вспыхивал от любого слова, от каждой незатейливой поддевки, как порох от искры», — подумалось ему. — А вы прекратили над ним подшучивать? Зря, — бросил Хуа Чэн, что-то напряженно вырисовывая за столиком для каллиграфии. Вэй Усянь только и мог, что хмыкнуть недоверчиво — слабость в конечностях не позволяла разгуляться с жестикуляцией. — Почему это зря? Я еще не собираюсь на тот свет. В юности они были равны по силе, да и сейчас при помощи темного заклинательства Вэй Усянь мог бы потягаться с ледяным сиянием Бичэня и точными до нотки мелодиями Ванцзи, и все-таки искушать судьбу не стоило. Он пока не планировал поднимать армию мертвецов только для того, чтобы выиграть в споре, кто кого. — Я могу ошибаться, но мне кажется, такой человек как Лань Ванцзи не стал бы терпеть ваши выходки, если бы они ему не нравились. У Вэй Усяня буквально отвисла челюсть. — Да он и так хочет забрать меня в Облачные глубины! Требует: «вернись со мной в Гусу» да «вернись со мной в Гусу», — пробурчал он обескуражено. — Господин градоначальник просто не ведает, о чем, вернее, о ком говорит. — А что в Гусу? — улыбнулся Хуа Чэн одними губами. — Как что! — возмутился Вэй Усянь снова. Этот несносный демон ничегошеньки не понимает и просто насмехается над ним. Высокие стены Облачных глубин и скала послушания на тысячи и тысячи лишенных всякого смысла правил предстали перед мысленным взором как живые. — Помню, вы говорили, что там продают лучшее вино в Поднебесной, «Улыбку императора». Вот бы попробовать его. Хуа Чэн знал, чем его «подкупить». Вэй Усянь тут же расслабился, захваченный сладкими воспоминаниями о месяцах учебы в Гусу, а точнее, попойках после отбоя. Кстати, если подумать, Лань Чжань до сих пор был должен ему сосуд любимого вина, который они разбили в первую же минуту знакомства! — Разопьем как-нибудь вместе! — пообещал он беспечно. — Я покажу вам Гусу, и… — он неловко запнулся, — может быть, и Се Лянь окажется где-то поблизости. Искра промелькнула в как всегда бездонных глазах Хуа Чэна. Сегодня он выглядел как стройный мужчина в самом расцвете сил, с волосами, собранными в мелкие косички за узкими плечами, немного похожим на самого Вэй Усяня. — Мне кажется, он не дружит с вином… — признался Хуа Чэн, будто вспомнив о чем-то. Он даже отложил в сторону кисть, делая вид, что критически рассматривает получившееся на бумаге. — Прямо как Лань Чжань! — посочувствовал Вэй Усянь. Впрочем, он хотя бы знал, где искать Лань Ванцзи. Этот зануда наверняка не вылезает из наполненных духовной силой пещер да холодных источников, которыми так богаты Облачные глубины. Доступа туда нет посторонним, так что, появись Вэй Усянь у ворот, его наверняка тут же бросили бы в темницу без суда и следствия. Не впускать же такого опасного гостя на порог? Зачем иначе человек вроде Ханьгуан-цзюня мог звать его в Гусу?! С того самого дня мучительный вопрос никак не давал Вэй Усяню покоя, и наконец он высказал его перед Хуа Чэном, получив в ответ сочувственное: — Думаю, об этом вам стоит спрашивать не меня, а самого Ханьгуан-цзюня лично. Вэй Усянь представил, как спрашивает о чем-то Лань Ванцзи, а у того даже выражение лица не меняется. И цокнул языком от искреннего огорчения. — Пожалуй, об этом стоит забыть… Все эти дни Хуа Чэн наблюдал за ним не только как художник и друг, но и как «непревзойденный» князь демонов. В этот момент выражение его лица можно было принять за убийственно коварное. — Не бойтесь, я не позволю, — подшутил он, вернув Вэй Усяню долг за разные глупости, сказанные им ранее. На исходе недели Вэй Усянь чувствовал себя уже более-менее живым и здоровым, а Хуа Чэн как раз заканчивал свою картину. Они вышли в сад, погреться на солнышке и полюбоваться цветением никогда не погибающих здесь паучьих лилий. Неожиданно к ним присоединился посланник, он что-то тихо сообщил своему господину, кратко поприветствовав Вэй Усяня. Такие живые (вне зависимости от избранного облика) брови Хуа Чэна так и поползли вверх, а взгляд остановился на Вэй Усяне. Заинтересовавшись, тот еле дождался, пока демонический посланник оставит их наедине. — Что-то случилось? — спросил он как бы между прочим, не выдавая любопытства вполне. Помедлив, Хуа Чэн все-таки сказал: — Заклинатель-даос в белом ищет Вэй Усяня по всему Призрачному городу. Вэй Усянь ощутил, как сердце подпрыгнуло в груди. Беспокойство и возбуждение боролись в нем еще некоторое время. Смирив чувства, он почти не изменившимся голосом изрек: — И что же ему нужно? — Не знаю, — просто ответил Хуа Чэн. — У вас есть идеи, кто это может быть? Было очевидно, что спрашивает он просто так, для приличия. Конечно, это мог быть только один человек. Но Вэй Усянь решил не выдавать волнения раньше срока. — Зовите его сюда, — согласился Вэй Усянь. — Посмотрим своими глазами. — Не боитесь? Вы ведь еще не восстановились полностью. — Хуа Чэн тут же кивнул кому-то за спиной Вэй Усяня, и они оба знали, что приказ уже принят к исполнению. Вэй Усянь качнул головой: — Кого мне бояться? Я Ушансе-цзунь, поднимающий мертвых целыми армиями. В гостях у Собирателя цветов под кровавым дождем. Пожалуй, этому заклинателю стоит опасаться нашей встречи, а не наоборот. Казалось, Хуа Чэну эта логика очень понравилась. Пользуясь хорошим настроением своего хозяина, Вэй Усянь произнес, будучи готов в любой миг замолчать навеки: — Должно быть, это не мое дело, но мне любопытно… почему вы не закончили заклинание? — Испугался, — честно признался Хуа Чэн. Его прямотой можно было лишь восхищаться. Вэй Усянь желал бы однажды обладать такой мощью, чтобы с легкостью говорить о мимолетных страхах, не боясь показаться кому-то слабым. — Неужели даже князь демонов может испытывать страх? — поразился он в очередной раз. — Как и все, — просто ответил Хуа Чэн. — А разве вы не можете? Вэй Усянь подумал о том, чего боится больше всего. Пусть самое страшное с ним уже случалось, тем не менее, и он мог многое потерять или подвести дорогих сердцу людей. Все эти мысли внушали смутную тревогу, и обычно он предпочитал загнать их куда-нибудь на дальний краешек сознания и не вспоминать, желательно, до самой смерти. Тут послышались шаги, и вслед за посланником в сад вышел заклинатель в белом. Белая лента аккуратно вилась за его стремительно летящей вперед фигурой, а весь вид говорил о возвышенности ума и чувств. Вэй Усянь же сидел на своей каменной скамье, пораженный и впечатленный. В основном, своим же успехом и гениальностью. Перед ними с Хуа Чэном, сжимая шляпу доули в длинных бледных пальцах, стоял тот, кого Вэй Усянь запомнил как Се Ляня. А кто же еще, верно? *** Хуа Чэн и Се Лянь, конечно, не стали дожидаться его, а отправились на прогулку вдвоем. Вэй Усяня это одновременно раздражало и радовало — несмотря на то, что статус высокого гостя мигом перешел к другому, он наслаждался тем, как Хуа Чэн выглядел каким-то более юным и восторженным рядом со своим загадочным другом. Се Лянь был крайне любезен, хотя очень притомился с дороги. Он сообщил, что недавно во время зачистки одного крайне опасного кладбища незнакомый голос позвал его «найти Вэй Усяня», и ноги сами понесли в путь. Правда, Се Лянь тоже заинтересовался необычным зовом. Только где искать этого человека? И человек ли это вообще? Настороженный и готовый к бою, так он и очутился в Призрачном городе, идя куда глаза глядят. Обычно попасть в Призрачный город заклинателю было крайне проблематично, но Се Лянь без труда нашел дорогу. Что-то подсказало ему спросить у демона с петушиным хохолком на голове, где найти Вэй Усяня — и, пройдя несколько лавок, он повстречался с демоническим посланником. — Так это вы — Вэй Усянь? — с радостной улыбкой обратился к нему Се Лянь. — Вне всяких сомнений, — подтвердил искомый, улыбаясь не менее открыто. Се Лянь с ощутимым облегчением вздохнул и присел на предложенное ему место. На фоне горящих алым ликорисов он казался белым призраком, несмотря на легкий румянец и сияющие живостью и умудренностью глаза. — Я не мог найти себе покоя, пока искал вас, — признался Се Лянь. — Так что познакомиться лично и впрямь очень приятно. — Ну что вы, это мне должно быть приятно. — Они обменялись любезностями, и Вэй Усянь представил гостю Хуа Чэна, великодушно опустив все его титулы. Имя Собирателя цветов под кровавым дождем ничего не сказало Се Ляню. В их компании он казался путником, наконец обретшим временное пристанище. Даже оказавшись в городе демонов, Се Лянь не выказывал ни капли тревоги. «Интересный человек», — удивился про себя Вэй Усянь. Он не мог позволить Хуа Чэну врать Се Ляню прямо в лицо. Поэтому взял это на себя. — Признаться честно, я нарушил ваш покой забавы ради. Но я готов понести наказание! — И Вэй Усянь искренне рассказал об их испытаниях возможностей темного заклинателя. Под конец он добавил: — Мы и не думали, что это действительно сработает. Когда связь оборвалась, я успел только послать вам сигнал найти меня и никак не предполагал, что он дойдет до получателя. Какое-то время Се Лянь обдумывал услышанное. — Так вы выбрали меня для эксперимента по управлению мертвецами случайно? — уточнил он, обнимая обеими руками чашу с освежающим чаем. Стоило обрадоваться хотя бы тому, что он не принялся брюзжать о вреде темной энергии как старик Лань и не осудил Вэй Усяня ни за эксперименты, ни за легкомысленное отношение к чужой жизни. — Простите еще раз, если это могло оскорбить вас или нарушило планы, — в самой благопристойной манере Хуа Чэн склонился в поклоне, ровно настолько глубоком, насколько позволял случай, и ни на цунь ниже или выше. «Безупречное извинение», — одобрил про себя Вэй Усянь. Он наклониться достаточно пока еще не мог, но пообещал непременно загладить вину в будущем. Они долго обсуждали теоретическую возможность подобного заклинательства, и Се Лянь показал себя как вдумчивый и приятный собеседник. Обменявшись интересными вариантами боевых талисманов и выпив не один чайник чая, все трое решили, что Се Ляню стоит остаться погостить. — Что будет, когда он узнает, кто вы? — приглушенным голосом полюбопытствовал Вэй Усянь уже после того, как Се Лянь удалился в отведенные ему покои, а в саду закружились целыми стайками могильные огоньки, хоть немного, но приближая к земле небесные созвездия. Хуа Чэн ничего не ответил. Они прекрасно сдружились. Хуа Чэн, казалось, знал всё на свете, а Се Лянь любил спрашивать и узнавать. При этом Се Лянь, словно спустившийся с гор старец, давно не интересовавшийся мирскими делами, не знал элементарных вещей — он зачем-то назвал прадеда Вэнь Жоханя главой клана Вэнь и явно был не в курсе о ходе Низвержения Солнца, а про Юньмэн сказал, что ел там лучшие лотосы, но при этом ничего не слышал о клане Юньмэн Цзян. Вэй Усянь повторно рассказывал разные истории о своих приключениях, и больше всего Се Ляню понравилась байка о Даме Распускающихся Бутонов и, конечно, о деньках в Гусу. — Клан заклинателей, живущих высоко в горах в строгости и благочестии, — вздохнул он в тот раз. — Это напоминает мне о годах ученичества. О себе Се Лянь говорить не любил. Однажды Хуа Чэн прямо спросил Вэй Усяня: — Почему бы вам не отправиться погостить в Гусу? Вэй Усянь округлил глаза от осознания такой черной неблагодарности. Ведь Хуа Чэн явно желал поскорее проводить гостя, чтобы остаться со своим Се Лянем наедине! Он даже подарил Вэй Усяню картину — на ней красивый юноша, совсем на него не похожий, отчего-то сидел на ослике с кувшином вина в руках. Пытаясь понять, откуда на его портрете взялся осел, Вэй Усянь смог лишь покачать головой, ловя насмешливую улыбку Хуа Чэна, этого любителя подшутить над смертными. Впрочем, он действительно порядком задержался в Призрачном городе. Цзян Чэн наверняка устроит пирушку на тренировочном поле в честь его возвращения. А если действительно завернуть в Гусу по пути да захватить «Улыбку императора»… Рот сам собой наполнился слюной, сердце затрепетало в предвкушении. Вэй Усянь вспомнил прогулки на лодках в Цайи, полночные беседы о будущих великих подвигах с другими юношами из кланов от мала до велика и вышитые облака на белоснежных рукавах. И пока в Юньмэне нещадно палит солнце, так что вдали от воды невозможно даже дышать обжигающим воздухом без опаски, на тропках в Облачных глубинах разливается тихая мятная прохлада. — Может быть, отправиться с вами? — вызвался добросердечный Се Лянь. Они сидели в одной из странных закусочных Призрачного города, искренне надеясь, что хоть тут обойдется без подвоха. После всего того, что они узнали о курином бульоне в одном заведении или чистых столах и тарелках в другом… Вэй Усянь не успел даже возразить. — Гэгэ, — встрепенулся Хуа Чэн, — у меня как раз есть очень удобный паланкин. Доставит нас куда захочешь. Мысленно негодуя — «почему даже не предложил его мне, градоначальник Хуа?!», — Вэй Усянь предположил, прекрасно изучив натуру Хуа Чэна: — И он рассчитан только на двоих пассажиров, верно? Се Лянь и Хуа Чэн переглянулись. — Молодой господин Вэй может сесть на место кучера? — предложил коварный демон. Се Лянь деликатно кашлянул в кулак. Белая лента вокруг его запястья зашевелилась, будто потревожили ее сон. — Я прикажу найти способ разместить внутри еще скамью, — смягчился Хуа Чэн. *** Призвать небожителя — выполнено. Отдавать приказы самому князю демонов, несравненному Собирателю цветов под кровавым дождем — легко. Вэй Усянь как раз задумался, сможет ли когда-нибудь вернуть сознание лютому мертвецу, когда позолоченные скелеты, шустро несущие их на своих костях, с громким выдохом опустили паланкин на землю. — Многоуважаемый градоначальник, мы прибыли в Цайи! Дальше не пройти, любезные господа. — Почему они так называют тебя, Саньлан? — с улыбкой спросил Се Лянь. Вэй Усянь, сидевший напротив, перехватил предостерегающий взгляд Хуа Чэна. И проигнорировал его: — Потому что он и есть градоначальник Призрачного города, — беспечно заявил он, выбираясь наружу размяться и посмотреть, куда же они попали. Скелеты несли их так быстро, что они оказались в окрестностях Гусу уже к вечеру. Вэй Усянь мигом узнал и причал на том берегу, и лодки. Только сейчас всё озеро было высушено, илистое дно под светом заходящего солнца пахло тухлыми заводями. А он совсем забыл об этом! Вздохнув, Вэй Усянь предложил перелететь озеро на сабле Хуа Чэна, но похоже, Эмин был не в восторге от этой идеи. Пришлось вновь усесться в паланкин и объехать препятствие, на все лады проклиная клан Вэнь, «подаривший» озеру Цайи бездонный омут несколько лет назад. И единственный способ сладить с этой напастью достойным путем — осушить водоем на несколько лет, чтобы дно хорошенько прогрелось и вся темная энергия испарилась до капли. Так клан Гусу Лань и поступил. В деревне Се Лянь выяснил у владельца любимой Вэй Усянем закусочной с острыми блюдами, что эти несколько лет закончатся буквально на днях. И все Лани во главе с Цзэу-цзюнем и Ханьгуан-цзюнем прибудут на церемонию взрыва плотины. Клан Гусу Лань не так уж часто лично спускался с гор и общался с простым людом. Поэтому деревенские жители достали парадную одежду, приготовили угощения и предвкушали грядущие выходные, словно праздник. Шутка ли, в Цайи всегда главным образом занимались рыболовством, а также переправляли по озеру и впадающей в него реке множество товаров на всю округу. Из-за известных событий, а затем — затянувшейся войны с псами Вэнями и их прихвостнями, весь городок остался без основного заработка. Только Вэй Усянь заметил, что девушки прихорашивались и смущенно хихикали вовсе не из радости за родную общину и не в предвкушении хорошего улова. Его обуяла обида — на сборищах заклинателей и ему доставалось внимания и цветов. Но в Гусу никто не мог сравниться с двумя Нефритами клана Лань. Да что говорить, нигде и никто не мог. Лань Сичэнь по праву занимал первенство в списке молодых заклинателей их поколения, а его младший брат Лань Ванцзи шел вторым. Вэй Усянь значился всего лишь четвертым — хотя Цзян Чэн и того хуже! Окинув взглядом своих спутников, в данный момент совершенно поглощенных беседой о пользе сычуанского перца и друг другом, Вэй Усянь только хмыкнул — девушки могли бы хоть сплясать перед ними, и даже если бы Се Лянь и Хуа Чэн запали кому-то в душу, внимания не получит ни одна прелестница из Цайи. — Второй молодой господин Лань, говорят, любит свежие лотосы, — возбужденно рассказывала одна девица. Ее подруги как раз ждали заказанные блюда за соседним столом. — А еще локвы! — встряла другая, румяная и пышнотелая. Вэй Усяню она понравилась, хотя знакомиться он посчитал… слишком энергозатратным делом для такого ленивого вечера. — Нет, что вы, я слышала, что он в восторге от зажаренных арбузных корочек! — провозгласила третья, и Вэй Усянь начал думать, что сходит с ума. Разве такой человек, как безупречный Ханьгуан-цзюнь, ест такое?! Что за подборка рыночных сладостей! Он бы никогда не стал кормить Лань Чжаня арбузными корками. Лучше прогуляться на юньмэнский причал и набрать карамельных кроликов да петушков, а еще сладких шариков на палочке. Когда-то он приглашал этого ледяного истукана в Юньмэнь, но тот отказал, да еще так грубо. И Цзян Чэн потом долго возмущался, что его не спросили. На самом деле, Вэй Усянь и не надеялся на положительный ответ. Просто хотел посмотреть, каким будет лицо второго молодого господина Ланя, когда тот услышит о предложении. …Потом он сам не раз отвергал «приглашения» в Гусу. Поделом тебе, Лань Чжань! — Давайте задержимся здесь и посмотрим церемонию? — предложил Се Лянь, с достоинством поедающий свою маньтоу. По непонятной причине он не позволял Хуа Чэну или Вэй Усяню платить за себя, а у него самого, похоже, не было лишних денег. Вэй Усянь представил, как заказывает целый стол за счет Лань Ванцзи, коварно похихикивая, и не сдержал настоящего смешка. Тот столь часто преследовал их с друзьями на пути в Цайи, подыскивая любой повод, чтобы задержать в Облачных глубинах и не дать повеселиться как следует! Впрочем, какой бы ни была его дурная слава, всё же Вэй Усянь никогда не был настолько бесстыж по-настоящему. Но даже если бы он был против предложения Се Ляня и потребовал не задерживаться здесь и сразу отправиться в Юньмэн, двое против одного решили бы за него. *** — Каков он, Лань Ванцзи? — спросил Хуа Чэн, придерживая алый зонтик над головой Се Ляня. Полуденное солнце встало над Гусу, ничуть не стесняясь своего жара. А Вэй Усяню досталась шляпа доули. Они отправились на ночную-дневную охоту вместе с Вэй Усянем — жители пожаловались заклинателям на гулей у запруды. Хотя эти земли по сути принадлежали Гусу Лань, проигнорировать просьбу не смогли ни он, ни Се Лянь. Хуа Чэн же пошел за компанию. — А зачем спрашиваете? — усмехнулся Вэй Усянь, размахивая палкой перед собой, чтобы расчистить тропу между высоких трав. У Хуа Чэна вряд ли сейчас была нужда присмотреть себе красивого заклинателя в белом, которому можно было бы в тайне поклоняться, поглядывая издалека. «Как те девушки из деревни», — поправил себя мысленно Вэй Усянь. — Любопытство не доводит до добра, — безмятежно изрек Се Лянь. Хуа Чэн с понимающим видом кивнул. «Больше так не буду, гэгэ» — так Вэй Усянь процитировал его возможные мысли в своей голове. — Но и вреда в нем нет, — произнес настоящий Хуа Чэн, беззаботно позвякивая цепочками на сапогах с каждым своим шагом. Они с Се Лянем принялись за очередной умозрительный спор, которыми так наслаждались в компании друг друга. Вэй Усянь решился прервать их только у самого берега: — Мы почти пришли. Где-то здесь Лани по… Он хотел сказать «построили запруду, чтобы приостановить поток воды в озеро», но на берегу стояли несколько человек в белых одеяниях, и он не закончил фразу. Ближе всех к нему, негромко переговариваясь над парой упокоенных гулей, стояли двое молодых членов Гусу Лань с чистыми лентами на головах — значит, не члены основной семьи. А у кромки воды, с сияющим мечом наперевес, бросалась в глаза знакомая фигура. Вэй Усянь так и замер, не успев выйти из зарослей кустарника. Хуа Чэн и Се Лянь, видимо, не зная, как быть, благоразумно притаились в лесу, не показываясь на виду и сохраняя тем самым тактическое преимущество для их половины присутствующих. Не прошло и доли мгновения, как человек у воды отправил свой меч в полет, заметив присутствие чужака, а затем обернулся и тут же вернул его обратно. Продемонстрированный им контроль над духовным оружием поистине впечатлял. — Вэй Ин? — неверяще произнес юноша постарше, в налобной ленте, покрытой облачным узором, и с ярким пронзительным взглядом. — П-привет, Лань Чжань! — не придумав ничего лучше, Вэй Усянь занес руку для приветствия, но затем передумал. Он торопливо вышел на гальку, проклиная кусты, в которых и впрямь казался то ли шпионом, то ли опасным врагом. Ну конечно, Гусу Лань не могли не внять прошениям жителей. Более того, на расправу с простыми гулями отправился сам Ханьгуан-цзюнь в компании, очевидно, учеников, которых еще только следовало натаскать. От праведности этого клана сводило зубы! Вэй Усянь попытался вспомнить, как Юньмэн Цзян реагирует на доклады просителей, но стоило признать, что сам он никогда не интересовался бюрократической частью вопроса, и уж точно не принимал никого лично. После неловкого молчания молодые спутники Лань Ванцзи чинно представились, а затем принялись за дело — гулей предстояло перенести на освященную землю и захоронить по всем правилам. Вэй Усянь чуть было не предложил свою помощь, но вовремя спохватился — этих мертвецов только-только усмирили, и поднимать их, чтобы те самостоятельно пошли и легли в могилы, было бы не слишком-то уважительно. Лань Ванцзи бы точно такого не одобрил. Он и так сверлил Вэй Усяня подозревающим взглядом, а затем наконец спросил: — Что ты делаешь в Гусу? Вэй Усянь замялся. Его спутники почему-то предпочли наблюдать издалека, стоило ли говорить, что привел с собой «непревзойденного» князя демонов и низвергнутого небожителя полюбоваться на местные виды? — Приехал за «Улыбкой императора», — немного с вызовом сообщил он. — О, — только и смог сказать Лань Ванцзи. Легкий ветерок развевал его волосы, приподнимая ленту, играясь с ее концами. Вэй Усянь вспомнил, как сорвал ее с Лань Ванцзи на соревновании в Цишани и какое лицо тогда было у всегда собранного любимого ученика Лань Цижэня. Если бы они стояли ближе, он бы даже не стал раздумывать — пальцы сами тянулись закрепить прежний успех. Лань Ванцзи лишился бы своей драгоценной ленты быстрее, чем успел сказать слово «правила». — Посетишь Облачные глубины? — помолчав, спросил наконец Лань Ванцзи. Вэй Усянь не стал даже прятать кривую усмешку: — Не волнуйся, я прекрасно знаю, когда мне не рады, и не доставлю проблем. Что-то в светлых как медвяная роса глазах Лань Ванцзи вспыхнуло и вновь погасло. Как у Хуа Чэна, подумалось Вэй Усяню, только наоборот — у того были глаза-бездны, ни единого огонька. Пока рядом нет Се Ляня, конечно. Должно быть, в прошлой жизни бедняга совершил нечто поистине чудовищное, раз столь сильный демон преследует его в этой… — Скоро в Цайи будет церемония, — нарушил его размышления Лань Ванцзи. Он стоял по-прежнему прямо и незыблемо, в той же позе, в которой увидел Вэй Усяня. Но что-то в ней делало его уязвимым на вид. Даже Бичэнь сверкал на солнце неровными бликами, будто его владелец никак не мог решить, как поступить с мечом — спрятать в ножны, наставить на врага? — Слышал, — кивнул Вэй Усянь, делая вид, будто совсем не заинтересован. Вдалеке послышались голоса — это ученики клана Лань возвращались за новой партией гулей. — Останься на церемонию, — повторил Лань Ванцзи. А затем, будто сам не верил своим словам, произнес так же безэмоционально и отрешенно: — Начнут ходить лодки. Я покажу тебе Гусу. Если… у тебя будет время. Отчего-то Лань Ванцзи смотрел не на него, а на извилистую тропинку, которая вот-вот должна была выпустить из лесу его подопечных. Хотя это и было нарушением норм этикета. Удивленный, Вэй Усянь не смог сдержать обидных слов: — Неужто Ханьгуан-цзюнь снизойдет до того, чтобы общаться с Ушансе-цзунем, своим злейшим врагом даже на общем поле битвы? Однажды, когда Вэй Усянь потратил немало темной энергии и собирался рискнуть и продолжить, подняв целую армию новых живых мертвецов в помощь уже созданной, они так сильно спорили о вреде темного пути прямо посреди сражения, что эту историю теперь рассказывали детям. О том, как враждуют между собой Ханьгуан-цзюнь и Ушансе-цзунь, что готовы подраться друг с другом, не обращая внимания на Вэней кругом. «Не зарывайся!» — должен был теперь сказать Лань Ванцзи, сверкнув убийственным взглядом. — «Ты всего лишь отступник от истинного пути, презренный темный заклинатель». Чего-то подобного ждал Вэй Усянь. Но Лань Ванцзи уставился на него своими горящими плавленым золотом глазами. И ничего не сказал, кроме формального прощания — вслед за юными Ланями. Втроем они скрылись на той самой тропинке, а Вэй Усянь с потрясенным видом смотрел им вслед. — А почему мы не пошли по тропе? — деловито укорил его Хуа Чэн, появившись тут как тут за плечом. Се Лянь же легко коснулся другого плеча, будто успокаивая ребенка. Или друга. — Пожалуй, мы не останемся до церемонии. Правда же, Саньлан? — произнес этот истинный по мыслям и намерениям небожитель. Хуа Чэн даже не стал спорить, но тычок в бок от Се Ляня принял с плохо скрываемым удовольствием. — Что? — встрепенулся Вэй Усянь, по-прежнему чувствуя себя сбитым с толку. — Почему не останетесь? — Мы пойдем дальше, в цзянху столько красивых мест! А вы сможете посвятить свое время изучению Гусу, — он кивнул куда-то вслед Лань Ванцзи, как бы говоря «нельзя быть настолько глупым, даже тебе, Вэй Усянь». Он не смог ничего возразить. Любые аргументы меркли и бледнели перед «Лань Ванцзи только что пригласил тебя гулять по Гусу». Тот самый Лань Ванцзи, который на любое приглашение раньше отвечал только «нет». Тот, с которым они так нехорошо в прошлый раз расстались в Юньмэне, а потом Вэй Усянь со злости отправился в странствование. Может быть… — Точно, это ловушка! — хлопнул он себя по лбу. — Мы пойдем с Лань Чжанем на прогулку, а там нас будет поджидать отряд Ла… — Молодой господин Вэй! Вам нужно научиться думать о хорошем прежде плохого. — Се Лянь никогда не давал советов зря. Вместе с Хуа Чэном он прощался с Вэй Усянем у роскошного паланкина в ночь перед церемонией. Вэй Усянь чувствовал себя слегка виноватым, всё-таки, именно Се Лянь хотел посмотреть, как в озеро будут возвращать воду. А теперь они уезжают, и не совсем ясно, почему… — Вы уже не на поле брани, — кивнул Хуа Чэн, превратившийся в стройного юношу с хвостом черных волос, собранным на бок. Так он еще больше походил на игривую лисицу, особенно стоя рядом со скромным даосом, каковым казался Се Лянь. — Не обязательно видеть в каждой канаве окоп. «Или могилу», — пронеслось в голове у Вэй Усяня. Вслух он протянул: — Ла-а-адно, ладно. Поезжайте, пока не рассвело. Несшие паланкин скелеты могли беспрепятственно путешествовать в темное время суток, но днем их скорость значительно снижалась. В прошлый раз троица сознательно пошла на это, чтобы «полюбоваться видами», теперь же такая необходимость отпала. Хотя Вэй Усянь смутно подозревал, что Хуа Чэн тогда просто хотел подольше посидеть на просторном для одного, но тесном для двоих сидении рядом с Се Лянем. «Неужели мужчина может быть настолько без ума от другого мужчины?» — вопрошал иногда Вэй Усянь, глядя на эту парочку. Порой ему становилось жалко ни о чем не подозревающего Се Ляня, но он был уверен, что Хуа Чэн не причинит любимому зла. Да и сам Се Лянь был так живо увлечен своим новым знакомым. Они с Хуа Чэном будто нашли друг друга — за один только час они могли наговорить больше, чем Вэй Усянь с Лань Ванцзи за всё время знакомства. Что такого он мог открыть Се Ляню? «Этот ваш Саньлан на самом деле тайно рисует ваши портреты?» Нелепица да и только. Вэй Усянь полагал, что однажды Хуа Чэн наберется смелости и признается сам. В подобных делах нет места постороннему. Как и на чрезмерно тесном сидении в паланкине, предназначенном минимум для любимой супруги императора. Под смешные вздохи трудяг-скелетов паланкин быстро растворился в ночи, а Вэй Усянь стоял и вдыхал прохладный воздух, глядя на небо. Может быть, где-то под этим же небом есть и для него кто-то, кто ценит его и ждет — так же, как Хуа Чэн искал Се Ляня долгие годы. *** Вэй Усянь высматривал в толпе знакомые лица, прикрыв глаза от солнца ладонью. На причале стоял весь цвет Гусу Лань, и впереди, конечно, глава клана Цзэу-цзюнь, Лань Сичэнь, рядом с ним Лань Цижэнь, а чуть позади — Ханьгуан-цзюнь, Лань Ванцзи. Вэй Усянь смог протиснуться в стайку щебечущих, раскрасневшихся от волнения девушек, которые находились ближе всех у самого края озера, прямо за оградительной веревкой. В их руках были цветы и свежие венки — по традиции, следовало пустить их по воде, чтобы Цайи впредь обходили стороной разные водные беды и не тонули рыбаки. Стоило только увидеть двух Нефритов клана Лань, как всё прочее отходило на второй план. Деревенские юноши гудели, обсуждая облик и оружие заклинателей, вспоминая об их известных подвигах, восторгаясь и поддакивая. Девушки не могли сдержать эмоций — должно быть, не одна сегодня мечтала водрузить свой венок вместо высоких гуаней. Даже ученики Гусу Лань, изо всех сил изображающие сосредоточенность и неприступность на задних рядах, нет-нет, да и бросали восторженные взгляды на сборище на берегу. Жители Цайи устроили шумную торговлю у причала, украсили лентами лодки, заждавшиеся на отмелях, и всё кругом преобразилось, будто вот-вот случится какое-то чудо. Лань Ванцзи ничего изображать не требовалось. Он всегда был нефритовой статуей, слишком отрешенной и прекрасной. Однако сегодня даже он выглядел каким-то взбудораженным и нетерпеливым. Конечно, никто этого не заметил — все восхищались его сдержанностью как обычно. Но Вэй Усянь слишком хорошо знал Лань Ванцзи, чтобы пропустить такое. Как раз в тот момент, когда Вэй Усянь обдумывал, что могло повлиять на его холодное самообладание и неужели эта церемония настолько важна, взгляд Лань Ванцзи скользнул по толпе и остановился на нем. Всего на мгновение. Лань Ванцзи отвернулся, глядя прямо перед собой. А Вэй Усянь, проклиная собственные развязные руки, схватил из корзины с цветами, которая стояла на бочке перед самой молоденькой девчушкой из толпы, первый попавшийся красивый бутон и привычным жестом кинул прямо в ровный строй Ланей. «Я ведь обещал не привлекать внимания и не создавать суеты», — запоздало сокрушался он, будто в замедленном движении наблюдая, как Лань Ванцзи ловит этот несчастный пион, смотрит на него и… усмехается? Он действительно… усмехнулся?! Все тут же всполошились («разврат!», «как можно было!», «кто это сделал?!»), а Вэй Усянь юркнул меж длинных юбок и был таков. Он слышал издалека, как взрывают плотину — должно быть, потребовалась целая кипа соответствующих по силе талисманов. В ушах гудело, мысли плыли, и неудержимому потоку, заполнившему озеро Цайи, не под силу было охладить горящие щеки. Лань Ванцзи бросил на него взгляд, поднеся цветок к губам, будто всего лишь желая ощутить аромат… но… С самого детства Вэй Усянь не бывал среди любящих парочек и не имел возможности наблюдать за ними. Дядя Цзян с госпожой Юй откровенно не ладили, на учебе в Гусу он не видел ни одной женщины вовсе, Цзян Чэн не собирался пока заводить семью, а на этого павлина Цзиня вместе с его шицзе даже смотреть было тошно. Но он провел немало времени с Хуа Чэном и Се Лянем, и хотя об истинной природе их взаимоотношений оставалось только догадываться… Всё равно теперь его почему-то бросило в жар. Должно быть, склонность к тому, чтобы быть «обрезанным рукавом», передается как лихорадка! …Точно так же, как речные воды, на него обрушились все события прошедших лет. Так вот, должно быть, как его рассказы выглядели для Хуа Чэна и Се Ляня со стороны! Рисунки и подарки, приглашения и цветы, взаимные спасения и жаркие споры. — Вэй Ин! — позвал его знакомый голос за спиной. И не успев ничего понять, Вэй Усянь получил цветок в дрожащие руки. — Что это? — спросил он, не поднимая глаз и страшась ответа. Вдруг Лань Чжань сейчас строго его отчитает, назовет распутником и… — Твой цветок. — Я подарил его тебе, он теперь твой, — механически произнес Вэй Усянь и вдруг понял, что такой разговор уже происходил. И потому, не сдержавшись, посмотрел на Лань Чжаня. Улыбка, чистая как первый снег, ослепила его. За ухо у второго молодого господина Лань был лихо заложен нежный пион, благоухая и поблескивая каплями росы на солнце. Не такой пышный и свежий, как хотелось бы, но в Цайи всё равно не было ничего... или никого... красивее. — Этот — твой, — краснея ушами, серьезно сообщил Лань Чжань. Они стояли, слушая, как котлован озера с ревом наполняется до краев. Как испуганно взлетают в лесу птицы и снуют туда-сюда у плотины фигурки в белом, перекрикиваясь о своём. — Пожалуй, я задержусь в Гусу, — в свою очередь улыбнулся Вэй Усянь, хватая летящую ленту, которую никто и не подумал отбирать, — если ты не против.