Ранозаживляющее

— Жа-арко, — хнычет Ино, убирая с лица липкую челку. Сегодня первый день лета, но в Суне оно в разгаре уже, кажется, давно — солнце печет кожу противно и безжалостно. К вечеру она покраснеет, станет тонкой, болезненной на ощупь. — Наши края не для неженок, — самодовольно говорит Темари. Ей нравится испытывать других при любом удобном случае. Ино задета, но в перепалку решает не вступать — все-таки она здесь гостья. К тому же, без Темари, вызвавшейся показать деревню, ей скорее всего пришлось бы долго плутать по узким улочкам. Суна — настоящий лабиринт. — Твоя квартира неподалеку от оранжереи, — словно читает мысли Темари. — Не заблудишься. Но сначала она ведет Ино не в квартиру, а в какую-то забегаловку. После трех дней пути съешь что угодно. Только не жареного скорпиона. Ино слегка кривится и вертит палочку, рассматривая клешни. — Я бы предпочла обычный кушияки, — признается наконец она. — Слишком экзотично для тебя? Темари смеется, и Ино вспыхивает, едва не топнув ногой. Ей не нравится принимать поражение, поэтому она смотрит Темари прямо в глаза и демонстративно хрустит скорпионом. — Ты хоть запей, — другим уже голосом говорит Темари, наполняя стакан из кувшина. — Что это? Змеиная настойка? — Вода. — Улыбается. Удивительно. Квартира оказывается маленькой, аккуратной — довольно сносной, чтобы пожить три месяца. Скорее всего, здесь доведется только ночевать — в оранжерее будет много работы. Ино в Суне на миссии: ей нужно вырастить несколько видов лекарственных трав. После войны она занялась селекцией, и за три года добилась впечатляющих результатов — концентрация активных веществ в ее растениях так высока, что места для их посадки требуется в разы меньше. Для Суны, где травы растут только в тепличных условиях, это критично важно. Уходя, Темари рассказывает ей, где можно купить нормальную еду, и предупреждает — воду нужно расходовать разумно. Здесь не Коноха. И как прикажете промывать эту копну волос? В первые несколько дней Ино пытается освоиться, обустраивает рабочее место, учится ориентироваться в своей (как называет ее у себя в мыслях) части деревни и даже заводит пару шапочных знакомств. Вечером, когда садится солнце, она выходит ненадолго прогуляться, подышать воздухом. И — аж в глазах щиплет — начинает скучать по дому. Раз в неделю она должна сдавать отчет Гааре, который казекаге-сама, и тогда же сталкивается с Темари снова. Та словно замечает, что Ино грустно. — Потренируемся или прогуляемся по рынку? — спрашивает Темари недовольно, хотя никто не заставляет ее печься о чужом досуге. — Что? — Повторять не буду. Выбирай: тренировка или рынок. Жара все нарастает — так, что пшеничные волосы Темари выгорают почти до белизны, и Ино понимает — тренировка сейчас вымотает окончательно. На рынке много людей, густые ряды палаток, стоит пряный запах — специй, пота, жареной еды. Они заходят в какую-то лавку, где торгуют изделиями изо льна. — Купи что-нибудь, — советует Темари. — Твоя одежда совсем не подходит для нашей погоды. Чтобы выжить в зной, нужно носить закрытую, но легкую. Сама Темари одета в тонкую светлую юкату. А кожа у нее смуглая, золотистая — сочетание такое, что можно невольно засмотреться. Продавец, как назло, чересчур навязчивый, без умолку расспрашивает Ино обо всем подряд, вспоминает, как приезжал в Коноху на ярмарку, признает в ней «героя войны». Она неловко переодевается за ширмой в первую же юкату, легко мнущуюся, полупрозрачную — плевать, лишь бы перестать плавиться от жары. Расплачивается и выбегает на улицу под льстивые оды продавца. Уши завяли слушать. Пара встречных прохожих провожают Ино долгими взглядами, от которых ей хочется прикрыться и, заметив это, Темари недовольно хмыкает. — Не будь ты куноичи, пришлось бы от тебя отваживать… всяких там. — Она как будто бы шутит, но ей неудобно за наглость земляков. К концу третьей недели Ино понимает — люди здесь действительно другие. Да и все другое. Она старается привыкнуть к пыльному воздуху, чересчур громким разговорам под окнами, солнечным ожогам, острой еде. Получается плохо. Поэтому она просто работает-прячется в оранжерее: от жары, гомона, песка, постоянно набивающегося в сандалии и натирающего кожу. — Гаара сейчас в Стране Молнии. — Темари прикасается кончиками пальцев к росткам вереска. — Подготовь к следующему понедельнику отчет за две недели. Ино кивает и продолжает перебирать семена. Медитативное занятие. Не приди Темари, она забыла бы, что завтра должна была докладывать казекаге о своей работе — впору заводить календарь и зачеркивать дни. — В самом деле, — вдруг закатывает глаза Темари. — Ты так и сидишь тут целыми днями? Как она поняла? — Ты совсем не загорела. У тебя кожа как снег белая. Не то чтобы я часто его видела… Ино злится из-за того, что о ней можно подумать: хандрит из-за длительной миссии, не смогла ни с кем сдружиться на новом месте, чувствует себя неуютно среди чужих людей. В Суне они оказались не очень-то гостеприимными. Впрочем, все это правда. — Не люблю долгие прогулки в одиночку. — Выходит жалобнее, чем хотелось. — Разговориться толком ни с кем не удалось… правда, несколько парней подходили познакомиться. Странные какие-то. — Тут у многих фетиш на неместных, — фыркает Темари. — А ты к тому же… Ино ждет секунду, две, три, но Темари так и не договаривает. — И все-таки тебе тут еще долго находиться, — продолжает наконец она. — Постарайся освоиться. Иначе зачахнешь к тому моменту, когда вырастут твои травы. — Мне нужна встряска, — вяло соглашается Ино. Она привыкла к размеренной жизни и кофе из автомата. Здесь его готовят на раскаленном песке, а на тесных улицах стоит такой гвалт, какой в Конохе бывает только во время фестивалей. После войны дни стали слишком спокойными. — Сама попросила, — жмет плечами Темари, и взгляд у нее меняется, становясь топким как болото, созданное техникой Дотона. Как-то раз Ино умудрилась в такое попасть — выбралась сама, но с трудом. Темари подходит к ней, рывком наклоняется и целует — так уверенно, что Ино даже не приходит в голову отстраниться. Этот поцелуй для нее не первый — да и не только поцелуи были, — но сейчас все иначе. И дело не в том, что у Темари обветренные губы и жадные, глубокие движения — она как будто пьет ее; а в том, что почему-то это кажется правильным. Темари наконец отстраняется, вытирает тыльной стороной ладони рот и, криво улыбаясь, спрашивает: — У вас же такое не принято? Плевать, что где-то там принято ли нет — Ино понравилось. Поэтому она, не чувствуя сомнений, встает, случайно задев ладонью, сметает со стола семена, за затылок притягивает Темари к себе — и целует, целует, прижимаясь всем телом, пока сердце не начинает биться в горле. Минутами позже Темари уходит, не сказав ни слова. Ино сначала оседает на пол, а потом ложится на него и долго-долго смотрит в прозрачный потолок, пока не зажгутся звезды. Хорошо, что сюда кроме нее почти никто не приходит. В следующий раз Ино, несколько раз за эти дни успев сойти с ума, видит Темари только в резиденции казекаге. Она стоит чуть позади Гаары, опершись спиной о стену, скрестив на груди руки. Смотрит искоса — так, что у Ино подкашиваются колени. Поэтому она быстро докладывает — работа продвигается хорошо, времени хватает, чтобы ухаживать даже за теми растениями, которыми она не обязана заниматься; только убрать бы с потолка оранжереи наметенный песок, а то солнца попадает недостаточно, — и хочет сбежать, но потом думает: не на ту напала. — Я собиралась где-нибудь поесть, не хочется идти одной, — Ино говорит это, глядя Темари прямо в глаза. Она знает: уловка чем примитивнее, тем безотказнее действует. И спрашивает деланно спокойно, как бы невзначай: — Не хочешь со мной? Темари, хмыкнув, отлепляется от стены, что-то негромко говорит Гааре и равняется с ней. Они молча идут рядом сквозь толпу, иногда сталкиваясь плечами. Ино не знает, куда, но это и не важно. — Эй, красавица! — Окликает ее какой-то ладно сложенный шиноби, широко улыбаясь. По виду — ровесник. — Я тебя здесь раньше не видел, ты откуда? — Отъебись, — цедит Темари, не дожидаясь реакции Ино. Незнакомец, завидев сестру казекаге, слегка бледнеет, и, пробормотав нечто вроде «я не это имел в виду», быстро растворяется. Темари с нечитаемым выражением лица проходит десяток шагов, а потом толкает ее в проулочек, загроможденный какими-то бочками и растянутым на веревках бельем. Они путаются в простынях, пока Ино не оказывается припертой к стенке. Саднит затылок. Темари наматывает на кулак ее длинные волосы, оттягивая их назад. — Ты что творишь?! — шипит Ино на выдохе, говоря глазами — делай со мной все, что пожелаешь. Озвучивать этого не приходится. Они целуются смазанно, грубо, и Ино чувствует, как в груди нарастает жар, пылают щеки, а внизу становится так мокро, что она непроизвольно притирается к бедру Темари. Та быстро считывает ее реакции и ныряет ладонью под край тонкой юкаты. Ино почти стонет, но вовремя спохватывается и сжимает зубы. — Смотри на меня, — приказывает Темари севшим голосом, и сине-зеленые ее глаза становятся почти черными. Смотреть, не зажмуриваясь, сложно — когда Темари вводит в нее палец, мир начинает плыть, смыкаясь. Шум оживленной улицы всего в паре метров от них исчезает, сменившись шумом крови в ушах. Ино мало того, что происходит — и она просит еще, насаживается на пальцы, плотно сжимает бедра вокруг руки Темари, когда та выбирает правильный угол. Не только угол, но и темп — резкий, яростный — и из головы вышибает последние мысли. Ино кончает, мыча какие-то проклятия вместо признаний. На глазах выступают слезы, но она так и не отводит взгляда. Темари будто упивается ее оргазмом, а затем медленно вынимает из нее пальцы и облизывает их — позже воспоминание об этом простом коротком действии будет преследовать Ино денно и нощно. Она загнанно дышит, чувствует себя добычей, и, крепко цепляясь, буквально повисает на Темари. Юката развязалась, сползла с плечей, внутренняя сторона бедра блестит от влаги, собранные в хвост волосы растрепались. — Идем, — шепчет Темари прямо в ухо. — Ты вроде как поесть хотела. Ино, смущаясь, дрожащими руками наспех приводит себя в порядок. Она ловит на себе внимательный, изучающий взгляд, и вызывающе смотрит в ответ — хочет что-нибудь предпринять, но сил на это не остается, поэтому просто идет следом. В этот раз обходится без скорпионов, но Ино не чувствует вкуса еды и молотит челюстями, напуская на себя занятой вид. Темари едва съедает пару кусочков, решив вдруг спросить: — Ты была влюблена в кого-нибудь? Кроме Саске. Еда застревает в горле, и Ино сгибается пополам, шумно и долго откашливаясь. — Мне нравился Сай, — приходится сделать несколько осторожных глотков и утереть слезы, — и еще один парень. Ты его не знаешь, он не шиноби. Темари открывает рот, готовясь задать следующий вопрос, но Ино его предвосхищает: — Мне стало скучно с ними. Как представила, что так будет до конца жизни… Темари усмехается, кивнув — прекрасно понимает, о чем идет речь. — Ну а ты? Мне кажется, у вас с Шикамару что-то было. Я расспрашивала, но он, конечно, так ничего мне и не сказал… — Думаешь, он смог бы вынести мой характер? — Темари хохочет, сверкая глазами, и до Ино доходит: ей очень сложно с людьми. — Вы просто слишком разные. — Вот так звучит лучше. После этого Темари появляется в ее жизни значительно чаще — берет на узкой кровати в квартире; на полу в оранжерее — густые заросли растений в одном из углов скрывают их от чужих взглядов; и в таких же случайных местах, как та тихая улочка. С каждый разом в груди у Ино как будто откалывается по кусочку от огромного тяжелого камня, и дышать становится легче. Впервые за несколько, кажется, лет. Но трогать себя Темари не дает, перехватывая Ино за запястья, когда она пытается что-нибудь сделать — получается только целовать, кусаться и впиваться пальцами в плечи. Темари не решается подпустить ближе, и приходится прощупывать ее границы, искать лазейки в выстроенной стене. — Кипрей — ранозаживляющее, — объясняет Ино. Темари подолгу сидит с ней в оранжерее и слушает обо всем: Ино рассказывает о счастливом детстве, о том, что было после — как потеряла сенсея, а затем — и отца, как жила после войны, забываясь в работе. — Он вырастает на месте лесных пожарищ и залечивает землю — восстанавливает ее плодородный слой. Темари красивая — настолько, что у Ино иногда перехватывает дыхание, и она готова нести какие угодно глупости, лишь бы подольше на нее смотреть. У нее чуть раскосые глаза сложного, изменчивого оттенка; жесткие волосы; едва заметная морщина на переносице. Ино сохнет по Темари каждую минуту, что они не видятся, и этими чувствами ее стирает в пыль. К августу по Суне о них начинают ползти слухи. Такие отношения здесь не в диковинку, но речь идет все же о сестре казекаге и наследнице уважаемого клана, известного далеко за пределами Конохи. Они не трясутся от страха себя обнаружить, но и не дают остальным лишнего повода увериться в этих догадках — только на улице с Ино больше никто не решается знакомиться, да и Гаара во время отчетов как-то странно почти-улыбается, посматривая то на одну, то на другую. Ино уже знает об их семье гораздо больше — теперь наедине с Темари ей доводится не только говорить, но и слушать. — Я хочу тебя так, что внутренности сводит, — признается как-то Ино, заплетая Темари волосы. — Мне тебя мало, просто… позволь мне… Она вкладывает в эти обрывки слов все свое сердце: хочет обнять, зайти дальше, не чувствуя сопротивления; хочет, чтобы сведенная вся от напряжения Темари наконец расслабилась; чтобы ей было так же хорошо, как и самой Ино. В квартире безумно душно, но она плотно закрывает окна и опускается на колени перед сидящей на кровати Темари. Ино не знает, что делать, на секунду у нее перехватывает дыхание от страха — а вдруг не получится! — и вида красивой полной груди, покатых широких бедер. А когда замечает, что у Темари от нетерпения подрагивают ресницы, все страхи выметаются прочь. Кипрей почти зацвел, а это значит, что лето и миссия близятся к концу. Молча прощаясь у ворот, Темари легко целует ее прямо в сухие губы, и почти весь путь домой Ино глотает горячие слезы, застилающие глаза, мешающие с привычной ловкостью передвигаться по деревьям. Всего за каких-нибудь пару месяцев в Конохе Ино иссыхает до остова, живя просто по памяти. Знакомая еда становится непривычно пресной, осеннее солнце смехотворно ледяное, а мятая льняная юката висит в шкафу за ненадобностью. Темари не дает о себе знать, а навязываться Ино не решается. Ей бы продолжить спокойно жить, с бо́льшим рвением заняться делами клана, найти-выбрать себе жениха, но все, чего она хочет — еще раз поцеловать Темари. При любой удобной возможности она спрашивает у Какаши — теперь хокаге — нет ли нужды снова отправиться в Суну: вдруг после ее отъезда дела в оранжерее пошли наперекосяк? Тот только удивленно вскидывает брови — по его словам, Ино так хорошо наладила систему, что Гаара передавал ей благодарности. В последнее время на Ино странно смотрят все: мама, Чоджи, даже Шикамару, а Сакура все пытается осторожно выведать, почему она избегает компании. Как-то раз даже насильно выволакивает ее в идзакаю посидеть с остальными — не помогло. В секунду, когда Ино кажется, что от ее сердца осталась одна только жила, звякает фурин. Темари нечего делать в ее цветочном магазинчике. Темари нечего делать в Конохе. Они глядят друг на друга не дольше мгновения — и Ино подскакивает к ней, быстро хватает за ладонь и уволакивает в подсобку, забыв запереть дверь лавки. В комнатушке, освещаемой тусклой лампочкой, громоздятся швабры, инструменты, мешки с землей и пустые глиняные горшки — один Темари сбивает на пол локтем, целуя, сминая в объятиях Ино. — Это будет непросто, — начинает после разговор Темари, стряхивая землю с платья. — Здесь нас вряд ли примут, да и ты — не просто куноичи, а глава клана. Ино ощущает захлестывающую ее волну счастья. — Я воевала. — Голос твердый. — Думаешь, что-нибудь еще может меня испугать? Темари улыбается ей в ответ и помогает подняться. Ино смотрит в ее синие сейчас глаза и понимает: будет, конечно, по-разному, но вот скучно не будет — никогда.