Против наказания

— Ты здесь навсегда, Андерс, знаешь? Здесь никогда не видно, кто приходит. Темнота не отражается ни от чего, даже не стоит пытаться: огонек или артефакт посчитают за попытку нападения. Кажется, он вдыхает её: темную, вязкую, словно сговорившуюся с этой назойливой подружкой-неизвестностью. — Быстро-быстро доломают, хи-хи-хи... Поэтому он не спрашивает, сколько их: Андерс слышит лишь бряцанье сапог — сегодня Грегор проводит смотр, а значит, никто не гогочет, не пытается рявкнуть что он достал, не попытается отбросить его к стене. — Она всем расскажет, что это ты... Первый... Сам... Просто быстро и молча находит мозолистой рукой и шуршит пропахшими потом штанами. — Похотливый мажонок, давай, покажи ей, она уже сочла тебя виновным, ахаха!.. Она? Ха, за такое трудятся, это он помнит. Значит, пришла за добавкой. Андерс тянет губы в демонстративную улыбку. Наверное, при свете бы ему не поверили. А жаль... —...«Он творил такие мерзости», скажет она... Перед Усмирением тебя они все, хи-хих... по очереди... Рука находит его хвостик на затылке: волосы он собрал, но она их лишь ерошит, не трогая макушки. А затем мозолистый палец толкается ему за щеку и Андерс улыбается ещё шире, до боли: не хватало ещё, чтобы они ему не поверили. Он ведь столько всего притащил специально для Башни! Карл в жизни не видел таких романов! А Ниалл никогда не подольстился бы с экзаменом без того амулета! Та старушка-лоялистка наверняка ещё не закончила набор в ученики! — Какой несмирный смертный, она сейчас раздавит между бёдер... Прямо на лицо... Палец оказывается от левой руки, у Андерса течет слюна, но он не закрывает рта: это слишком знакомый вкус. Это её пальцы он посасывал за статуей Андрасте, её тело оказалось более гибким, чем он думал, её волосы он посоветовал заплести в косу на голове, чтобы узнать здесь. — Хаа... Андерс ничего не говорит, лишь выдает себя смешком. Её он помнит по вкусу. — И никто-никто не поверит, знаешь, Андерс? Да? Рилок молчит. Слюна капает Андерсу в на руку, точно его облизывает мабари — оказалось, они могут быть очень шаловливыми, добрыми, пока не видят их богатенькие хозяева. Вал... Валх... Как же его звали? Что ж, пёсик, тайком от цепи на шее он тоже шалит: вдыхает этот запах Рилок — иногда женщины пахнут легче и ему проще работать языком. — Ой, какой неумелый мажонок! Вялый, да? Рилок уже всё, найдёт себе умелого, даже не вспомнит как тебя, пхах, усмиряла! Но конечно же, сегодня Рилок слишком... настойчива. Свободной рукой она давит Андерс на плечи, чтобы он полулежал на куске соломы. Наверняка настояла, чтобы была. Может быть, намекнула, что сжалится, если он претворит в жизнь свою шутку про тот орлесианский роман и даст ей присесть ему на лицо? Наверняка в этом. Всё-таки она его иногда жалела и не бросала в самый холодный карцер. Не факт, что ей так неудобно приседать на холодные камни или слушать кашель — может быть, он просто был слишком любезен с Марком? Она просто завидует и решила не терпеть все положенные дни. — Так это Марку ты бы всё и сделал! Готовься, это в последний раз, смертный! Крепкая ладонь тяжело давит на грудину. — Шави... — сдавленный шепот и шутка про зависть к Марку оборачиваются болезненным щипком под челюстью. — Ей не завидно, ей больно. А за боль она ох как отомстит! Поздно стараешься, мажонок! Рилок сегодня слишком молчалива. Андерс аккуратно подставляет связанные руки: так она быстрее успеет их нащупать. Грубая ладонь резко тянет их вверх, боль всё сильнее вгрызается в подзатекшие запястья и Андерсу почти обидно — разве он не попытался быть добрее? Просто в душе Рилок — слишком нетерпеливая для её статуса сержантки, а он не брился... кажется дня три. Или больше? В прошлые разы с ним были помягче и возвращаясь в спальни, он торопился с бритьëм, чтобы успевать ориентироваться по этому куцому прототипу бороды. — Да старый Грегор отлижет ей лучше тебя! А тебе... Кровь... Какая занятная боль... В общем, даже если она и надумала зачем-то стричь волосы на лобке, то ей не понравится. Нет, конечно, Андерс пытался ей объяснить, что это не увеличит удовольствие, что ей не понравится, что будет колоться, что всё равно она потом сама же и разозлится — так не будет ладони на горле или выкрученных рук. — Они иногда кончают от того, что убили таких, как ты. Или ты не знаешь этого? Мантию не трогают, но ткань уже трещит: ну, насколько это слышно за частым и сиплым дыханием и хлюпаньем в носу — сплошные сопли на коже, никакого удовольствия, она же потом ему за это и наподдаст! — Наподадут тебе похуже. Руки не освобождают, колено в пах — не смеет давить. — Ты ещё попросишь у нас взять твоё тело в обмен на смерть... Дыхание учащается, Андерс пытается дышать также тихо, умеряя колокол сердца, бьющий набат паники, в груди. Рилок — это лучший вариант, Рилок не придушит его бёдрами, Рилок будет мягче. Он её знает, знает... — Она просто придумала, ох, что придумала... Получается. Андерс старается не хмыкнуть: а демоны больше не зудят в голове. Паника прошла. Ненадолго. Возможно, её хватит, пока она... — Андерс, давай уже. Обед стынет, а мне ещё на обход. Рилок? Правда Рилок?! Андерс не может дернуться, Андерс пытается закусить щеку, чтобы не выпалить чего-нибудь, что будет означать окончательную и бесповоротную участь помешавшегося. Здешнее душевное нездоровье — это путь в одержимые или к Усмирению. — Так, я поставила. Не съешь до отбоя — скормлю мабари, соня. А ему не дёрнуться, ему не взвыть. Ведь Рилок действительно там. Нет-нет-нет, нужно выгнуться, пускай у твари будет клок волос, кабы не наказание он бы смог, он всегда изгибался, вырывался, уползла на локтях, он должен, должен... Андерс дёргается, понимая, что эта тварь пахнет, дышит, готова переломать его или помиловать, на вкус и по привычкам, как она. Тварь обхватывает пальцами его рот. Кричать, кричать, кричать... Кричать нельзя. Слезы их лишь разозлят. Помощи ждать неоткуда. Карцер глушит любую магию. Неважно, кто эти самые «их». Андерс пытается упереться в стену лишь пятками, чтобы незаметно вскочить. Но тварь, пахнущая и стонущая, как Рилок, лишь сильнее впечатывает его в испещренную царапинами кладку — телом. Обнажённым, до ужаса неотличимым от Рилок: вот даже шрамы на боку. Андерс задирает голову, пытается не дышать — так он потеряет сознание, окажется в Тени... Но его втягивают в поцелуй, выдыхая также, как Рилок. Раз, другой, третий, неизвестно какой.. Андерс загнанно дышит: вне Кинлоха он бы справился, смог, смог!.. И теперь понимает, отчего смолкла вся демоническая мелочевка. Просто им всем не хочется мешать тому, кто сейчас бы с удовольствием напитался страхом, парализующим до дрожи во всём теле.