Освобождение

Собственно, это и не важно, как так получилось, что я умер. Глупо вышло, как это, впрочем, всегда и бывает со смертью. Музыка играла слишком громко, ветер дул слишком сильно, я жал на газ слишком долго, перед глазами было слишком туманно и в голове было слишком… просто слишком много всякой дряни… одно на другое, так бывает. Поначалу, даже обидно немного было, черт. Я не планировал убиваться. Я, если честно, вообще ничего не планировал, когда ехал по проклятому шоссе. Просто мне было дурно, просто слишком сильно подскочило давление. А от высокого давления, как известно, есть очень действенное лекарство – движение. Вот и я запрыгнул в машину и долбанул на газ, что было сил, даже не вслушиваясь толком в твои останавливающие крики. Тебя так жалко, черт… Ты ведь не виноват. Ну… наверно. Ну в том, что я умер. Ты просто слишком неосмотрительно поступил, когда не отвечал на телефон. А я ведь звонил предупредить, что приеду пораньше. Но у вас, наверно, тоже музыка играла слишком громко. И поэтому звонка в дверь ты не слышал, и мне пришлось открывать ключом. Ты сам дал мне ключ от твоей квартиры, я не просил. Хотя, может, и просил, сейчас это уже не важно. Я зашел, даже успел разуться и пройти в комнату. Вы замерли в такой занятной позе, что я сначала даже собрался заржать, но потом до меня дошло, чем вы занимаетесь. Так странно сейчас прокручивать это в памяти. Я просто развернулся и вылетел из дома, даже не надев ботинки. Выйти на улицу без обуви поздней осенью – это было странно, уже тогда предвещало что-то неладное, но мне было не до того. Ты зачем-то побежал за мной, наскоро нацепив штаны, которые так и норовили потеряться, пока ты скакал вниз по лестнице. Уже у подъезда я слишком отчаянно послал тебя на х*й, запрыгнул в машину и сорвался с места. А ты слишком долго стоял, тоже босиком, глядя мне вслед. В общем, слишком было все слишком, да у нас с самого начала так было – остро, живо, стремительно. Слишком. И в итоге… вышло то, что вышло. Я даже сначала не понял, что произошло. Я просто куда-то врезался, теперь уже сложно сказать, было больно или нет. Я врезался, и, как только облако пыли от удара рассеялось, я сразу очнулся. Ну, как мне казалось. Я осознал, что разбил дорогую машину и что надо бы из нее вылезти, пока она не взлетела на воздух, потому что удар был что надо. И лишь когда я выполз на землю, не испытав при этом совершенно никакого дискомфорта, я несколько удивился. Мне должно было быть больно, но больно мне не было. Зато когда я увидел себя, все так же прижатого передней частью машины к сидению, тогда я удивился по-настоящему сильно. Я моргнул для верности, мало ли, у меня просто повредился мозг или зрительный анализатор от мощного удара, но видение не рассеялось. Я подошел ближе, рассматривая свою неестественно повернутую шею, и пришел к выводу, что умер. Вот такая вот неприятность. Следующей мыслью было вытащить свое тело из машины, потому что обугленная кожа вряд ли бы хорошо смотрелась с похоронным фраком. Но я его не почувствовал. Нет, я не был призраком, ну как в кино. Не так. Не эдакая полупрозрачная субстанция, которая может проходить сквозь стены. Для самого себя я был полностью реален: кожа была теплая, дыхание стабильное и сознание было совершенно ясным. На удивление ясным, даже при жизни никогда такого не было. И, тем не менее, я просто не ощущал окружающих объектов. Даже твердой поверхности под ногами. Я словно подвешен в воздухе, даже скорее в вакууме. Иными словами, мое существование ограничивается лишь собственным я. Благо мимо проезжали люди, и в скором времени здесь была куча всяких спасательных машин. Меня вытащили, положили на носилки и закрыли тряпкой. В этот же момент я убедился, что окружающие меня не видят. В разного рода неприятные подробности вдаваться не буду, конечно, кому было бы приятно слушать такое. Хотя я бы с удовольствием описал процесс бальзамирования, он весьма интересно выглядел со стороны, но это, наверно, тоже подходит под разряд «неприятных подробностей». А что было дальше… опознание. Это было душещипательно. Ну, наверно, это слово подошло бы для описания эмоций «живых». Но я уже не уверен. Да все как всегда в таких случаях – мама плакала, папа гладил ее по голове. Ходили всякие люди туда-сюда, несли разный бред про то, какой молодой и красивый я был. Я ходил там кругами, хотя лучше сказать - плавал, или летал, да, «летал» подойдет идеально, и все ждал, когда же ты придешь. Мне была просто интересна твоя реакция. Даже интересней, чем мамина. Ты пришел ночью, один, когда уже никого не было. Ты долго стоял молча, потом сидел молча, потом плакал. Тоже молча. И правильно, надеюсь, они не заставят тебя толкать речь на похоронах. Мне бы этого не хотелось. Почему-то. Я подлетел совсем близко к тебе, всматриваясь в бледное лицо, но не пытаясь его коснуться. Зачем пытаться, я же знаю, что не могу. Еще один миф о «призраках» оказался действительно мифом. Призраки не могут читать мысли, как, опять же, любят показывать в кино. Я понятия не имел, о чем ты думаешь, сидя вот так над моим телом и потирая переносицу. Хотя, судя по нездоровым кругам под глазами, искусанным губам и другим незначительным мелочам – ты явно считал себя виноватым. Что было вполне логично, как мне кажется. Виню ли я тебя? Я не виню. Хочу ли я коснуться, поговорить, успокоить, да поцеловать, в конце концов? Не хочу. А я что? Меня не существует. В вашем мире меня нет. Я тело. А ты - это ты, живой и несчастный, и тебе придется с этим жить или умереть. Дело твое. Звучит цинично? А иначе я не могу. Вот она смерть – физическое и эмоциональное исчезновение. Мое тело не функционирует, мои эмоции испарились. Осталось лишь сознание. Я даже призраком себя назвать не могу, стереотип на призраков из жизни остался тоже. Я лишь материальная форма сознания. Причем материальная лишь для себя самого. Вокруг меня не летают толпы таких же умерших, никто не гремит цепями. У меня нет эмоций и тела, и, как следствие, нет потребностей. И даже то, что я свое тело ощущаю в некоторых аспектах, например, чувствую, как дышу, все это лишь привычка, не более того, сейчас, когда уже прошло несколько дней, я начинаю разбираться, как это все работает. Возможно, со временем, если я буду заниматься этим, я научусь материализовываться в небольшого полтергейста, а может быть, даже в большого. Я - то есть разум. Во мне больше нет ничего. И, кстати, теперь понятно, почему у людей активны только три процента мозга. Слишком много энергии уходит на все остальное. На поддержание тела в порядке уходит большая часть энергии. Надо же дышать, моргать, глотать и тому подобное. Это людям кажется, что это происходит бессознательно, а на самом деле еще как сознательно. Я же вот своим сознанием поддерживаю свою якобы физическую оболочку. Остальная значительная часть энергии уходит на эмоции и переживания. Вот даже сейчас, глядя на твой болезненный вид, я понимаю, что это крайне глупо. Особенно когда что-то случается, вот смерть близкого, например, организм очень сильно страдает. Мне жалко смотреть, как ты мучаешься. Ты ангельски красив, ты был таким всегда. Тебе не идут круги под глазами. Может, было бы лучше, если бы ты тоже… Не выдержал… На похоронах рядом с тобой все время был этот блондин, с которым я застал вас в тот злополучный день. Было видно, что тебе действительно помогает его поддержка. Это даже хорошо, что он есть у тебя, сейчас я это понимаю. Ведь если бы его не было, тебе было бы совсем одиноко. Впрочем, если бы его не было, я бы, наверно, не помчался тогда на машине… Но если сейчас начать устанавливать все эти причинно-следственные связи, то можно думаться до чего-нибудь вообще… из ряда вон выходящего. Все так, как оно есть. И иначе быть не может. Я полетал рядом с тобой тогда еще пару недель, наверно, не знаю, зачем. Чтобы убедиться, что ты все-таки более или менее в порядке. Погорячился я, когда думал, что тебе тоже следует.. последовать за мной. Не знаю, гордость, что ли, вылезла. Ну не на самом деле, конечно, опять же, привычка. Сейчас я направляюсь в Египет. Хочу облазить все эти пирамиды, всегда было интересно, как они все-таки сделаны. Может быть, теперь я смогу понять. Я уже почти не чувствую свое тело, когда его «отключаешь» - получается быстрее передвигаться. Опять же заблуждение на счет призраков – мол, они могут оказываться в любой момент, где захотят. Опять же чушь, пространство преодолевается лишь посредством движения. Мое движение еще не настолько быстро, как может быть. Но это я тоже разовью и тогда смогу полетать даже по космосу. Но всему свое время. Смерть - это не самое страшное, что может случиться с нашей физической оболочкой. Мы все думаем иначе, пока мы живы. Но все оказалось проще, на самом-то деле. Смерть должна была убивать. Но она подарила жизнь. В ее чистом и самом истинном значении. Полная свобода разума. Fin.