______________________________
2020 Третья часть тура SuperM не должна была быть последней, но пандемия становится всё серьёзнее и им приходится отменить оставшиеся концерты. Глупо, конечно же, благодарить пандемию. Но Марк и Тэён отправились в Европу посреди их подготовки ко второму альбому 127, когда уже начали выходит тизеры. Поэтому, когда Марк садится на своё сиденье в самолете, он знает, что это просто еще одно ложное облегчение. Знает, что, когда он выйдет из самолета через четырнадцать часов, его встретит только больше обязанностей, больше фотосессий, больше глупых поз вместе с переизбытком гудсов от SM, которые они, возможно, даже никогда не выпустят. Отменённый тур сейчас кажется подарком, как никогда раньше. И Марк не жалуется. Он человек и имеет право уставать, но пока суровое выражение на лице Тэёна отказывается показывать хоть какие-то признаки усталости - он знает, что не имеет права опускать голову. Он поворачивается лицом к окну, смотря на крыло самолёта, что пропадает в густых облаках. Повсюду кромешная тьма, кроме городских огней и рассвета, выглядывающего из-за горизонта. Лондон моргает ему на прощание, крошечные огоньки, кажется, движутся в замедленной съемке. В волнах меланхолии он смотрит на то, как все отдаляется от него. Это очень похоже на тот вид, которым он восхищался, когда летал первым рейсом в Корею почти десять лет назад. Но за последние несколько лет он видел их больше, даже слишком много, до такой степени, что это утратило своё былое великолепие. Тем не менее, он всё равно улыбается этому виду. Изо сна его вырывает яркий свет. Они наконец прибыли. Марк поворачивает шею, и видит Бекхёна, улыбающегося ему, и шепчущего доброе утро, Марк. Пока старший прогоняет остатки сна, Марк протирает глаза и улыбается. Он тянется за своим телефоном на мини-столе, разделяющем их, и отключает наушники. Он скручивает кабель, запихивает его в карман джинсов, когда заканчивает, и проверяет свой телефон, чтобы выключить авиарежим. Все отложенные сообщения приходят одно за другим, но есть одно, которое привлекает его внимание сразу после того, как оно появляется на экране. хёённ, ты прилетел? мы готовимся к концерту сейчас увидимся заавтрррааа Марк практически слышит этот тянущий тон, который пробивается даже сквозь виртуальное пространство. Улыбка на его лице была неизбежной. “Хм? Что это?”, Бекхён с подозрением смотрит на него. Он опускает голову и шепчет, “у тебя есть девушка?” “Нет! Хён, это Хэчани. Донхёк.” “Ах, Донхёки!”, лидер SuperM собирает свои вещи и Марк также готовится к высадке с самолета. “Где он? Разве Дримы сейчас тоже не в туре?” “Да, он сейчас в Джакарте. Они начинают концерт через пару часов.” Бекхён утвердительно хмыкает. Слышится громкое динь и голос пилота сообщает об их посадке и времени. Марк смотрит, как колесики соприкасаются с асфальтом, когда Бехкён спрашивает его, “Ты скучаешь по нему?” Он вновь смотрит на старшего. “Что? Хён…” “А что? Я всегда скучаю по моим мемберам. Особенно по тем, кто со мной близок.” “Ну - “ Марк останавливается подумать и это его главная слабость: он так часто все передумывает. И когда вокруг нет камер, что снимают каждое слово, это значит, что у него чуть больше времени обдумать слова, которые он хочет сказать. Бекхён, кажется, уже хочет вновь открыть рот, вероятно, чтобы сказать ему не думать об этом слишком много, но Марк отвечает. “Да, я скучаю по нему.” “Правда ведь?”, Бекхён сочувственно смотрит на него, и Марк почти хмурится в ответ. “Ты привыкнешь к этому.” И в груди Марка вновь разрастается эта острая боль от слов Бекхёна. Не то чтобы они никогда не были порознь. Марк вспоминает холод аэропорта Ханеда, когда Донхёку пришлось возвращаться в Корею для промоушена с Дримами, пока сам Марк улетел в ЛА с 127, и как сейчас их жизнь состоит из большого списка городов и разных часовых поясов. Даже хуже, когда звёзды совсем не располагают им, и друг от друга их отделяют уже травмы. Марк считает, что того единственного раза хватило навсегда, потому что ждать возвращения Донхёка было невыносимо, и он не думает, что сможет вновь выдержать такое. Но быть порознь с Донхёком стало рутиной. Он привык к этому, но несмотря на то, что это только начало их новой разлуки, ему все также больно. Новичок Марк как-то сказал всему миру, что он начинает скучать по Донхёку стоит им провести 10 минут отдельно друг от друга. Сейчас их разделяет куда большее количество минут и часов. Он старается не хмурится и отвечает, “Я уже привык к этому, хён.” Они извиняюще улыбаются друг другу, а затем, наконец, встают и присоединяются к очереди людей, выходящих из самолета. В общежитии Марка встречают объятья Чону и Юты. Хёны благодарят его за тяжелую работу, проделанную им, а Марк только улыбается в ответ. Он вновь кушает, так как еда в самолете технически считалась завтраком, но это неважно, пока в его желудке есть хоть какая-то еда. Ночью он, наконец, ложится в свою кровать. Три с половиной года на этой работе научили его, что хороший ночной сон лечит джетлаг, даже когда приходится заставлять себя спать. Его комната холодная, а менеджер уже отключился на другой стороне комнаты. У него уже есть расписание на завтрашнее утро, где Марк не обязан присутствовать. Единственная его обязанность сейчас - выспаться и набраться энергии к предстоящему камбеку. Но в комнате всё также холодно и он не может уснуть. Марк вздыхает в свой телефон. Он открывает чат с мамой, чтобы посмотреть на ответ на его сообщение, что он отправил ещё в машине. Он немного жалеет, что открыл его, потому что теперь ему надо ответить, и вероятно расстроить её тем самым, когда она узнает, что её сын всё ещё не спит в час ночи. Но Марк отправляет люблю тебя, мам в любом случае, чувствуя вину, что не смог заехать в дом к родителям после аэропорта сегодня. После отправки он пролистывает вниз и видит те сообщения от Донхёка, на которые он не ответил ранее. И ему уже нет нужды отвечать на вопрос, когда на новостных сайтах появились фото прибытия SuperM в Сеул, и Донхёк также мог сам спросить у стаффа, прибыл ли Марк. И даже ответь Марк, Донхёк вряд ли прочитал бы, ведь Марк уверен, что они сейчас спят в машине на пути в аэропорт. Вместо этого он печатает, просто поторопись уже домой, прежде чем в спешке закрыть приложение. Кожа на его лице такая теплая в сравнении с холодом остального тела. Он укрывается по самую шею, чтобы наконец уснуть и забыть о своём смущении. Он старается уснуть изо всех сил, пока проигрывает мелодию в своей голове. Эту песню он не найдет нигде, кроме файлов на компьютере Донхёка. И песня кажется идеальным выбором, ведь он засыпает после третьего проигрыша куплета. Посреди сна, который кажется мгновением, он чувствует странное тепло, появившееся рядом с ним. Его глаза медленно открываются, задаваясь вопросом о нежданном госте. Он был уверен, что Чону уснул в своей комнате вчера, и несмотря на то, как сильно Юта любит его, он не тот человек, что будет спать вместе с Марком в одной кровати. Итак, Марк переворачивается, чтобы получше рассмотреть человека, который сейчас занимает его кровать. Фигура принимает форму перед его глазами хоть он и без очков. Это Донхёк, глубоко во сне на его кровати. Его рот слегка приоткрыт, а волосы кажутся такими сухими, что Марк практически хмурится при виде них. Но вместо этого на его лице расцветает уверенная улыбка. Он инстинктивно двигается ближе к краю кровати, чтобы создать для Донхёка побольше места, а его рука рыскает под подушкой в поисках телефона. Время показывает начало десятого, и с едва функционирующим мозгом Марк делает вывод, что Донхёк, должно быть, пришел в его комнату, как только вернулся домой. Он убирает телефон ближе к подушке и разворачивает все свое тело, чтобы наконец рассмотреть младшего. Его рука автоматически тянется к щекам Донхёка, затем он переворачивает ее так, что костяшки пальцев задевают шею, подносит ладонь ко лбу младшего. Хорошая новость - кожа Донёхка теплая, но не слишком, чтобы это начало вызывать беспокойство. Плохая новость заключается в том, что когда Марк снова подносит руку к щеке, потирая большим пальцем его щеки, он видит, как брови Донхёка перестают хмуриться от прикосновения, а лицо смягчается, как будто тяжесть всех его переживаний исчезла. “Ты хорошо поработал, Хэчан-а”, он шепчет, смахивая взлохмаченные волосы с лица. Марк еще раз гладит его по голове, прежде чем спрятать руки под лицо, готовясь к ещё одному часу сна. “Ты хорошо поработал, Донхёк-а.” На следующий день Марк застает утро без Донхёка, и не может не чувствовать некую пустоту из-за этого. Ему требуется две секунды, чтобы привыкнуть к свету на экране телефона и заметить время, и еще полсекунды, чтобы понять, что он только что получил сообщение с неизвестного номера. это хэчан, сохрани номер я поменял в общем, хён не открывай пока что чат дримов!!!! и не открывай сообщения ни от кого из компании!!! я хочу сказать тебе сам! я буду на 10 этаже “Что за фигня…”, Марк бормочет при виде сообщений. Он ещё немного прокручивает уведомления, и видит, что Ренджун что-то удалили из их общего чата. Любопытство Марка вспыхнуло, но он все равно никогда не был тем, кому нужно узнать всё и сразу. Хотя сообщение от Ченле всё же вызывает улыбку на его лице. хён забей, хэчан хён меня ругает, что пишу тебе Марк ставит телефон на беззвучный режим и вновь устраивается на кровати. В какой-то момент он лишь тихонько усмехается, осознав, что на самом деле делает все возможное, чтобы случайно не прочитать сообщения от людей. В комнате тихо, и Марк ждёт Донхёка. “Марк-хён!” Голос Донхёка слышно сквозь стены их общежития. Марк смотрел в потолок последние пять минут после того, как не смог снова заснуть. Он встает с кровати и идет к двери, но прежде чем он ее открывает, Донхёк успевает добраться до нее первым. “Хён..!”, Донхёк проскальзывает мимо него и останавливается рядом с кроватью менеджера. “Я только что был в офисе.” Он запыхавшись говорит, вероятно от того, что бежал прямо от машины до их этажа. Донхёк часто чем-то взволнован: кода открывается новый ресторан; когда слышит демо песни, которая в его вкусе; когда его любимые артисты выпускают новую музыку. Но Марк никогда не видел его таким взволнованным. “Ты не поверишь.” “Говори уже.” Донхёк шепчет тихое окей и восстанавливает свое дыхание. Неужели он бежал по лестнице? Что произошло такого важного, что он аж настолько взбудоражен? “Они обсуждали.. Дримов…”, у Донхёка перехватывает дыхание. “Они говорят о том, что хотят вернуть тебя в Дрим. Ты - ты можешь вернуться обратно к Дримам.” Ох. Все — всевозможные новости, большие и малые — пронеслись в его голове. Но он не ожидал этого. “Я знаю, ты только вернулся из тура с SuperM -” Донхёк сразу же прерывается, когда не получает от Марка никакой реакции. Дело не в том, что Марк ненавидит саму идею. Черт, это лучшая новость, что он когда-либо слышал. Он мечтал об этом бессчетное количество раз. Просто он уже смирился и убрал эти надежды и мысли далеко-далеко от своего воображения. “ - и мы сейчас в буквальном смысле в двух днях от камбека с 127, и эта новость скорее всего - “ Он останавливается, когда Марк буквально падает в его объятья. “О-ох”, он запинается, удивленный. “Хён.” “Я хочу этого.”, Марк опускает голову на плечо Донхёка, всегда идеальное место для него. “Я - я хочу вернуться. К Дримам, к вам.” Вздох, вероятно, от них обоих. Марк не уверен. “Я понял, я понял. Ты скучаешь по мне.” Тепло - первая мысль в его голове, когда руки Донхёка замыкаются на его спине, обнимая в ответ. Вторая - как много прошло с последнего раза, когда они обнимались? По настоящему обнимались, а не нарочито перед камерами. Объятья, где его голова надежно покоится на плече Донхёка, будто это место специального для него. Объятья, что успокаивали его маленькое испуганное сердце. Объятия, когда он старался изо всех сил, но текст к песни всё равно вышел не таким. Объятья, когда дебют казался таким далёким, и когда казалось, что дебют слишком близко. Когда Марк был так мал, что мир казался в три раза тяжелее его самого. Когда Донхёк получил травму, и мир, что был на кончиках его пальце внезапно исчез и - “Ах, почему ты плачешь?” Марк даже не заметил как начал плакать. Руки, что были на его теле плавно поднялись к его плечам и немного отодвинули. Он снова встречает фигуру Донхёка. Почти мгновенно Марк хмурится, потому что Донхёк такой высокий, что это странно. Когда он стал таким высоким? “Ты глупый - “ Он замечает глаза Донхёка и всё будто возвращается к нему. “Ты тоже плачешь!” “Я не плачу!”, но несмотря на его отрицания, Донхёк смахивает слезы с уголков глаз, а смех срывает с его губ. “Это - ах! Это твоя вина, что прыгнул на меня без предупреждения. Я был не готов.” “Глупый.”, Марк легонько толкает Донхёка в плечо и младший отступает назад. Кажется, он потерял способность твердо стоять на земле. “Я правда скучал по тебе.” “Мы живем в одном здании, Марк. Я спал с тобой в одной кровати прошлой ночью, и мы скорее всего поедем на одной машине на сегодняшние съемки.” Марк улыбается. “Я твой хён.” Донхёк только улыбается вновь и это глупо, но Марк чувствует, будто ему снова 15 при виде его улыбки. “С возвращением, хён.” И, может, он правда глупый, потому что Марк действительно скучал по нему._____________________
2021 Муза Марка была противоречивой. Муза Марка даёт людям всё то, чего они хотели, доказывая, что они никогда не ошибались. Она появляется в дискуссиях, с которыми он не соглашался, только для того, чтобы спрятаться за словами и использовал те, которые бы не звучали так, будто он не согласен. Но как он может не думать о Донхёке, когда ему нужно было представить человека, который как стикер, постоянно рядом? Кто прошел с ним через все, хорошее и плохое, и будет рядом ещё долгие годы? Так легко представить Донхёка, когда он думает о: Представьте человека, которого вы бы хотели видеть всё время. Сделайте комплимент человеку, которого вы обожаете. Напишите тому, кого вы считаете красивым. Напишите это. Напишите то. Напишите о любви. Сама мысль на мгновение напугала Марка, но он взял и написал о любви. О любви, которую он знает лучше всего: о золотом загаре кожи, о созвездиях родинок на щеках, об уверенных руках, о медовом голосе, в котором буквально слышна любовь. Он думал о джетлагах, о попытках не заснуть, тысячах телефонных звонков, что были совершены из разных городов, и о снах - о нескончаемых снах. Поэтому, когда Марк посмотрел на Донхёка и, наконец, дал название тому самому чувству, то он не был сильно удивлён. Осознание приходит к нему в первый день репетиции в новом здании. Как только они попадают в комнату для практики, все инстинктивно рассасываются по разным уголкам, при этом восхищаясь новым пространством. Тэён комментирует размер комнаты, Чону бежит к диванчику и говорит что-то о ткани, и Марк тоже направляется к этому дивану, когда его взгляд падает на затихшего Донхёка, который шёл позади Тэиля. В его голове разные фигуры и формы. Вот стройная форма фигуры Донхёка на фоне собственного отражения. Неожиданно фигура меняется, когда её владелец наклоняется, чтобы завязать шнурок и перед глазами Марка уже другая картина: там всё тот же Донхёк, но меньше, младше, с более безвкусной одеждой. И это видение такое четкое - его серьезное лицо, пухлые щеки, как меняется его выражение лица, когда он смеется с шутки мемберов, кудряшки его нерасчёсанных волос. Но потом Донхёк поворачивает голову в сторону Марку, и вот ему опять 22 и он вновь в более блеклой одежде. “... Марк!” “А?” Чону толкает его в бок. “Они шутили про тебя.” Взгляд, который держал Донхёк, наконец, исчезает, когда он встает и идет в другой конец комнаты. “Я не обращал внимания.”, Марк улыбается Чону. “О чём они говорили?” “О том, что ты опять будешь проводить здесь все своё время.”, Чону смеется. “Ну ты понял.” “Ах.”, Марк кивает и разражается запоздалым смешком. Однако его глаза следят за Донхёком, который ставит свою сумку на пол. “Скорее всего вместе с Хэчаном.”, Чону неожиданно добавляет, замечая на что именно смотрит Марк. Марк заминается на секунду. “Да, скорее всего с ним.” Затем волна ностальгии заполняет каждую клеточку его тела. Всегда с ним, он заканчивает предложение уже в своей голове. И это поражает Марка, как любовь иногда приходит к вам без грандиозных жестов или астрономических осознаний. Любовь, по его опыту, пришла к нему с развязанными шнурками и незнакомым запахом новой комнаты. Оглядываясь назад, можно сказать, что процесс влюбления, скорее всего, произошел не в один конкретный момент. Это был неуклонный спуск в пропасть, где все наконец приобретает смысл, где он понимает свои собственные чувства, а не просто играет в догадки. Но в тот день, когда перед ним предстало видение Донхёка, что рос прямо у него на глазах, несколько разных фонов за его быстро растущим телом слились в считанные секунды — Марк больше не просто спускается, а падает прямо в пропасть. Падение, затем столкновение, а затем лежит пластом в сплетении собственных конечностей. Он не умер. Но чувствует что-то похожее на смерть._______________________
Марк проспал сегодня весь день. Это невероятно. Марк проспал весь день. После дней к подготовке с репак-альбомом - его первым альбомом переизданием в этом году - до камбека осталось четыре дня. Им дали три дня ничегонеделания, никаких обязательств, никакого расписания, и даже никаких не-127 дел для него. И именно поэтому Марк пропал со всех радаров. У него тупая боль в голове, когда он садится. Основанием ладони он пытается избавиться от боли. Это не сработало, поэтому он пытается еще раз — все еще не работает. Возможно, он даже усугубил ситуацию. Он дотягивается до телефона и проверяет время. 16:44. Господи. По крайней мере всё тот же день, он думает. Его головная боль всё нарастает, но в его оповещениях есть одно сообщение от Джено - или, согласно его телефону, от Birthday Boy, имя, что он не меняет уже 6 месяцев. Марк пытается забыть о своей головной боли на время. марк-хён хэчан в порядке? он пришёл поиграть со мной в игры но прошло уже шесть часов, хён он даже не ответил мне, когда я позвал его поесть я тоже ещё не кушал т.т Ох. Ох. Стоп, что? Это Донхёк. Марк выпрямляется, отбрасывая одеяло. Что случилось? Донхёк - Донхёк был в порядке вчера. Он ведь был в порядке, да? Он был - Марк возвращается к телефону и находит номер менеджера. “Хён, машина сейчас свободна? Ты можешь отвезти меня в общежитие Дримов?” Поездка не заняла и 10 минут. Они отправились в 17:02 и часы показывают 17:09, когда Марк видит знакомое здание в окне машины. Марк знает, потому что все это время смотрел на свой телефон, наблюдая как минуты менялись и надеясь получить еще одно сообщение от Джено. Или даже от самого Донхёка. Он спросил менеджера в порядке ли Донхёк, но получил только встречный вопрос в ответ. Он отмахнулся и с тех пор ни о чем не спрашивал. Поездка на машине не заняла и десяти минут, но Марку казалось, что прошел как минимум час. Он пытался вспомнить вчерашнего Донхёка, когда Марк наблюдал за ним в репетиционном зале, сразу после как их видео фансайн закончился. Он всё также висел на Джэхёне, собачился с Доёном и смеялся вскоре после. Он даже объявил бой на больших пальцах их хореографу. Все было в порядке. Но Марк почти забыл, что это Донхёк. Конечно всё казалось нормальным. Он наконец на этаже общежития Дримов, а его сердце бьётся всё чаще и чаще. Он нажимает пароль от замка, и, чёрт, он ругается, когда код не подходит. Он набрал код от старого общежития, и теперь пытается вспомнить новый. Он клянется, что Ченле говорил ему эти цифры. Думай. Думай, Марк - Щёлк. Ренджун открывает дверь. “Ты же знаешь, что замок каждый раз пищит, когда ты вводишь неверный код?” “Да, я забыл.” Он отступает, позволяя Марку зайти внутрь. “Код - 2 3 7 1.” “Хорошо”, он бездумно отвечает. Ещё раз, какие там цифры? 2 3 - “Хэчан до сих пор здесь?” “Я не знаю”. Ренджун пожимает плечами, и закрывает дверь. “Он был здесь. Но не уверен, что он не ушёл. Я не видел, чтобы он выходил из -” “Из комнаты Джено? Спасибо.”, он направляется в комнату Джено, когда добавляет, “Ох, ты можешь, пожалуйста, заказать мне что нибудь поесть? Я отдам тебе деньги позже.” Ренджун задумывается. “Что угодно?” “Нет, что-то, что любит Хэчан.” Марк делает паузу, облизывает верхнюю губу и продолжает: “Закажи на двоих. Или больше, если хочешь, конечно. Я так голоден. Пожалуйста?” “Конечно.” Ренджуна соглашается, а лицо подсвечивает экран телефона. “Спасибо.”, Марк дважды похлопывает того по плечу и, наконец, направляется в комнату Джено. Перед его глазами такая сцена: Джено лежит на собственной кровати, а глаза сосредоточенно смотрят в телефон. Он выглядит немного раздраженным, но всё равно просто лежит. Донхёк рядом с его кроватью, сидит за столом, не обращая ни на что внимания. Звуки стрелялок доносятся от наушников Джено на его голове, и единственный другой звук во всей комнате - это щелканье мышки. Он замечает джинсовую куртку, висящую на подголовнике. Любимая куртка Донхёка. Звук открывающейся двери привлекает внимание Джено. Его глаза устремляются к Марку, а лицо наполняется облегчением, когда они встречаются взглядами. Джено встает с кровати со вздохом. “Иди кушай.” Марк указывает головой в сторону двери, но Джено всё продолжает сидеть, слегка надутый. И тут не нужно слов - Марк видел это выражение лица не один раз. Оно пропитано беспокойством, беспомощностью и замешательством. Его брови почти соприкасаются друг с другом, из-за чего кожа между ними создает морщинки. Надутые губы не исчезают, но Марк только улыбается и пытается снова. “Иди, всё нормально.” Наконец, Джено встаёт с кровати. Он идет к двери, его поникшее плечо бесшумно касается плеча Марка. Как только он уходит, Марк вздыхает и подходит к креслу младшего. Он стучит по столу костяшками пальцев, и, наконец, привлекает внимание Донхёка. Его глаза расширились в удивлении, и он поворачивает голову к Марку. Он отодвигает наушники от своих ушей. “Ох? Что ты здесь делаешь?” Марк не отвечает, а только отходит и садиться на кровать. Он просто сидит там, потому что он слишком много спал, и он почти уверен, что его голова чувствовала бы себя намного лучше, если бы он просто сидел. Щелчки мыши и клавиатуры становятся все быстрее, пока Донхёк не кричит: “Эй! Эй — ах! Они убили меня!” Он хмыкает в экран и отталкивает мышь подальше. Она с глухим стуком ударяется об угол монитора. Вот оно - чувство разочарования, небольшая вспышка сдерживаемого гнева. Что-то в груди Марка сожалеет, что он не заметил этого раньше. Донхёк откидывается на кресло, погружаясь в материал, его взгляд поднимается к потолку. Его рука поднимается к другой стороне наушников и грубо дергает их, так что они слетают на шею. Затем он поворачивает свою шею, и издается ужасный хруст. Игра остается забытой. “Эм,” Марк начинает, нарушая тишину. Он видит, что уши Донхёка покраснели до самых кончиков, вероятно, от наушников, и продолжает. “Я проснулся буквально полчаса назад.” Донхёк хмыкает в изумлении. “Офигеть.” Замолкает. А потом, “Я могу проснуться ещё позднее.” В этот раз смешно уже Марку, но затем Донхёк начинает вновь двигаться, в попытке вновь надеть наушники, поэтому Марк тянется к подлокотнику стула и разворачивает его к себе. Выражение лица Донхёка озадаченное. На грани раздражения. “Эй,” Марк смотрит прямо в глаза. Донхёк только смотрит в ответ, непоколебимо, почти вызывающе. “Покушай.” “Я кушал.” Он отмахивается, а лицо выглядит очень убедительно. Марк вздыхает. Во рту у него горечь, которую он проглатывает пересохшим горлом. “Я - нет.” Донхёк сдерживает улыбку, показывая только самую малость. “Покушай с Джено.” “Я хочу поесть с тобой?” “Что это с тобой? С каких пор ты прилип ко мне?”, он говорит, тон скорее пренебрежительный, чем вопрошающий. “С тех пор, как ты перестал со мной всем делиться.” Его глаза на мгновение смягчаются, а в уголках губ появляется ухмылка. “Я рассказал тебе всё, Марк. Нет ничего, чего бы ты не знал обо мне.” “Тогда почему я не чувствую этого сейчас?” “Эм, может, потому что ты только что проснулся? Дезориентированный, голодный, наверное, умирая от головной боли?” Марк сдерживает очередной вздох. Такой упрямый. Если есть что-то, в чём Донхёк плох, так это то, что он не говорит правду. Ту правду, что касается его самого. Марк знает, что иногда ему приходится использовать абсолютно противоположные слова, чтобы по-настоящему понять его. Но когда Донхёк вообще не использует никаких слов, а вытягивать правду из него просто бесполезно, тогда Марку приходится смотреть сквозь его сжатую челюсть. “Хэчан-а”, Марк изо всех сил старается звучать мягко. Его сухость в горле мало помогает, но он пытается. “Не будь таким.”, он надеется, что Донхёк знает, что его таким имеет очень много значений. Тск. Щелчок языком Донхёка тяжело висит в воздухе. Я люблю тебя, хочет сказать Марк. Но вместо этого говорит: “Ты должен поесть.” В этот момент молчание Донхёка - это книга, которую читает Марк. Круги под глазами от вчерашней репетиции допоздна, искусанные губы означают, что он забывал (или пренебрегал) наносить бальзам, дрожь его пальцев означает, что он сдерживается от привычки грызть ногти, а дрожь его нижней губы — признак того, что Марк ненавидит больше всего на свете. “Марк - “, он зовёт. А потом поправляет себя. “Хён.” Донхёк моргает. Вероятно, на лице Марка сейчас что-то отображается, потому что сразу после он внезапно гримасничает, затем прикусывает внутреннюю часть нижней губы, пытаясь сдержать изменение выражения его лица. Когда он сам осознаёт это, он фыркает. А потом начинает смеяться. Он не говорит ничего, а просто смеется. И смех его звучит пусто, но знакомо. “Ах…”, Донхёк успокаивается, поворачиваясь в его кресле. Неожиданно его выражение лица становится вновь серьёзным. Он выдыхает дважды, и Марк замечает его сбитое дыхание и его тяжелый взгляд на себе. Потом Донхёк встаёт со своего кресла. Его движения медленные и тяжелые. Они ведь были вчера вместе, да? В репетиционном зале? И Донхёк был живым. Расслабленный, но полный энергии, чтобы закончить репетицию. Этот Донхёк пуст, близок к обмороку. Он забирается на кровать, ползая сначала руками, потом ногами, а затем исчезает из поля зрения Марка, только ноги, обтянутые джинсами, торчат сзади. Донхёк занимает пространство между спиной Марка и стеной. Потом Марк чувствует чужие руки вокруг его тела. После этого лицо Донхёка оказывается на правой стороне его бедра. А руки его сжимаются все крепче. А потом Марк слышит всхлипы. Когда в последний раз Марк видел, как Донхёк действительно плачет? Может, в тот день, когда он в последний раз стоял на сцене с Дримами до его выпуска. Или видео Донхёка с Dream Show - где его не было - но он не уверен, что это считается. Они оба немного прослезились, когда Донхёк сообщил ему новость о возможном возвращении Марка к Дримам, но то были капли слезинок в уголках его глаз. И все эти моменты - они так отличаются от того, что происходит сейчас. Он не помнит последний раз, когда такое случалось: Донхёк ревёт прямо в Марка, и никого больше рядом нет. Фигура еще больше прижимается к нему, и он чувствует, насколько младший на самом деле маленький. Он был маленьким, но потом так резко вырос, но теперь он снова крошечный. Настолько мал, что все его тело легко спряталось за туловищем Марка. Марк замечает, как ногти Донхёка впиваются в его собственную кожу, царапая ее, и отдергивает ее, пока кожа не покраснела. “Хэчан-а”, Марк пытается. Он соединяет их руки, кончиками пальцев внимательно осматривая его короткие, обкусанные ногти. Его большой палец поглаживает зазубренные края снова, и снова, и снова, как будто если бы Марк сделал это достаточное количество раз, то следы от укусов исчезли бы. Затем Марк пытается подобрать слова. Но единственное, что из него выходит: “Прости меня.” “Ммм.”, звуки из-под ткани спортивных штанов Марка звучит достаточно похоже на несогласие. Затем Донхёк вдыхает изо всех сил. О, Господи. Что это за боль в его грудной клетке? “Могу я увидеть твоё лицо?” Снова скользя лицом по шероховатой поверхности ткани, Донхёк качает головой. “Пожалуйста?” Ответа не поступает, поэтому Марк осторожно тянет руки Донхёка одну за другой. Он не отпускает одну из них, как будто это бесценный вещь, а не рука Донхёка. Затем он поворачивается и усаживается на край кровати. И перед ним вид, который он предпочел бы забыть. Сердце Марка разбивается, но он старается не обращать внимания на осколки. В попытке сохранить хоть каплю достоинства, Донхёк вытаскивает свою руку из ладони Марка, чтобы закрыть локтем свои глаза. Но другая его рука теперь вытянута на подушке ладонью вверх, и Марк кладет на нее голову, подставив щеку. “Мне жаль.”, Марк вновь начинает, в этот раз смотря прямо на него. Одной рукой он поправляет скомканный рукав черной футболки Донхёка. "Мне жаль. Мне жаль. Мне жаль-" “Прекрати.”, Донхёк хнычет, а голос едва слышен. “Нет, нет. Мне жаль. Мне жаль, что ты чувствуешь себя так.” С этими словами Донхёк отводит ладонь назад, они больше не держит щеку Марка, а вместо этого обхватывает его шею сзади. Его голова падает на грудь старшего с новой волной слёз, и он продолжает рыдать уже в свою руку, заливая немного свитер Марка. Обычно это смех Донхёка, что отбрасывает воспоминания Марка на несколько лет назад, но сейчас, всё, что он слышит - это его всхлипы. Поначалу в этом было что-то чуждое, но когда Марк внимательно прислушивался к каждому вдоху, каждому всхлипу, каждой заминке и слову, Марк понимает, что это тот Донхёк, которого Марк знает лучше всего. Он чувствует, как катится слеза, еще до того, как осознает, что сам плачет. Это странное облегчение, когда он вспоминает, что рука Донхёка больше не под его щекой. Он не думает, что Донхек оценит его слезы. “Хён, я…”, Донхёк пытается сказать.” Я ус - “ Он останавливается, но Марк понимает в какую сторону движется разговор. Он также понимает, как тяжело ему даются эти слова. Более того, Марка понимает это больше всех. “Все хорошо, ты можешь сказать это.” Это молчание говорит Марку о серьезности его колебаний. Но затем, как будто делая величайшее признание в мире, Донхек наконец говорит: “Я устал, хён.” “Конечно ты устал”, говорит он с определенной уверенностью, и, будто неся тот же самый груз греха на своих плечах, он добавляет. “Я тоже, Донхёк-а.” Ему было тяжело признаться, но если Донхёк смог произнести это, Марк подумал, то почему бы и нет? Донхёк мог побывать в пяти разных аэропортах за неделю и всё равно бы не произнес эту фразу. Он подхватил ужаснейший грипп, которым только может заразиться человек, потому что он репетировал без перерыва и до сих пор не признавался в этом. Но здесь, на кровати Джено, в тихой комнате, в пальцах, что впились в шею Марка - Донхёк чувствовал, что настал момент, наконец, произнести эти слова. Поэтому Марк, как самый послушный последователь Ли Донхёка, также признался в своем колоссальный грехе. “Я больше никогда не скажу этого,” Донхёк продолжает в спешке. Его рука, которая была между его лицом и грудью Марка, теперь сжимает край свитера старшего. Та, что на шее Марка, перестала напрягаться, теперь нежно лаская кожу, может быть, в качестве извинения. “Нет. Ты можешь признаться мне. Я не буду осуждать тебя.” “Хорошо.”, Затем, как будто первое признание было просто плотиной, сдерживающей поток совести Донхёка, он начинает и не останавливается. “Я устал, хён.” Марк сдерживает улыбку, пытаясь сфокусироваться. “Это нормально.” “Я устал.” “Все хорошо.” “Я так устал.” “И это нормально.” “Я так ужасно устал.” “И это правда-правда нормально, Донхёк-а.” И в комнате только и слышно: Я устал, всё хорошо, я устал, и это нормально, я устал, да, всё верно, пока - “Я вымотался - “ и Марк поднимает голову Донхёка от себя. Младший при этом закрывает глаза. Солнечный свет, который выглядывал из-за жалюзи над ними, наконец-то погас, но в тусклом свете лицо Донхёка всё также хорошо видно. Его лицо постоянно хмурится, но в остальном он выглядит таким хрупким, с мягкими краями, из-за которых Марк опасается, что младший рассыплется, если до него дотронуться даже самым нежным кончиком пальца. Это Донхёк, которого мир не хочет видеть. Чёрт, эта та его версия, которую он сам не хочет показывать миру. Тем не менее, он здесь: щеки в пятнах от слез, а в уголках его глаз собираются всё новые слезы, готовые вот-вот пролиться. “Пожалуйста”, Марк выдыхает на английском, потому что иногда ему не хватает слов выразить всю свою искренность на втором языке, неважно сколько лет он говорит на нём. “Поговори со мной.” И магическим образом именно это и делает Донхёк. “Я пришёл сюда, потому что фанаты прознали про наше новое общежитие. Я видел их вчера ночью. Из окна. Разве это не сумасшествие?” Пальцы Донхёка дергают шов свитера Марка. Он все еще с закрытыми глазами, отказывается смотреть Марку прямо в лицо. “Я менял свой номер телефона пять раз в этом году, хён. Я даже не могу связаться ни с кем, помимо наших мемберов, потому что мой номер постоянно меняется.” Марк может поручиться за это. Он также изо всех сил пытался сохранить свой старый номер, прежде чем некоторые сталкеры вновь найдут его, но не до такой степени, что у Донхёка. “Я люблю наших мемберов.”, он продолжает. “Они мои лучшие друзья, просто я - “ “Это нормально - хотеть иметь больше друзей.” “Просто - я ведь хотел этого”, он говорит слабо. “Я хотел этого, хён, ты помнишь?” Марк сжимает плечо Донхёка, молча отвечая на его вопрос. Он разминает его, задевая большим пальцем кусочек кожи под рукавом. Марк часто слышит этот вопрос даже в своей голове. В конце концов, трагедия воплощения своей мечты заключается в потере этой самой мечты. Вы больше не можете фантазировать об идеальной жизни, построенной вокруг этой мечты, когда вы проживаете эту самую мечту. И трагедия жизни в том, что, к сожалению, идеальной жизни не бывает. Плачь Донхёка утих, осталось только тихое всхлипывание и влажная подушка под его лицом. “Я знал, как сложно будет, но вот он я, жалуюсь тебе.” “Эй, это нормально, если ты устал. Я знаю, как это сбивает с толку.” Марк пытается и пытается, хоть всё, что он может - вновь и вновь повторять эту фразу. Из них двоих именно Донхёку всегда лучше давались слова. “Мне жаль - мне правда жаль - что ты так себя чувствуешь.” Потихоньку Донхёк открывает свои глаза, моргая от света и лица Марка перед ним. Он выглядит таким мягким и теплым, и Марк практически рассыпается, когда их взгляды встречаются. “Прекрати извиняться.” Он улыбается, и что-то тянет вновь в сердце Марка. “У меня тут нервный срыв, но ты повторяешь одно и то же, что уже даже смешно.” “Я -" Люблю тебя. “Ты знаешь, что я плох в этом.” “Я знаю. Я выбрал не того человека для излития души.” “Поверь мне, ты не ошибся. Я ведь заставил тебя улыбнуться, да?” Скомканная ткань его свитера, наконец, высвобождается, затем его рука поднимается к лицу Марка. Марк чувствует, как большой палец растирает оставшиеся слезы. Человек перед ним улыбается, в то время как сам Марк недоумевает от отсутствия подколок от того, что Марк тоже начал плакать. Но это не имеет значения, потому что он сосредотачивается на том, чтобы дорожить видом розоватых щеки перед ним, и как младший отворачивается, пытаясь скрыть своё лицо в изгибе своей руки. Вот так, с тем, как Донхёк не может перестать улыбаться от неловкости Марка, он снова начинает думать о младшем. Он абсолютно любим всеми, Марк это знает. Миллионы людей говорят о нем каждый день, и о талантах, и о внешности, или о том, как он сияет, как солнце в пасмурный день. Вся эта похвала, конечно, заслужена, но сейчас Марк смотрит на него, и кое-что приходит ему на ум. Например: Марк был бы последним человеком, который бы отрицал утверждение, что Донхёк — это воплощение солнца, его сияние и лучи. Потому что он солнечный свет — резкий и ослепляющий для глаз, но такой нежный и теплый на коже, безусловно атакует, но никогда не причиняет боли. И всё это, конечно, правда. Но если спросить только мнение Марка, то для него Донхёк - луна. Как бы он временами ни светился нечеловечески, он не может не видеть его таким, каким его очень редко видят все остальные: отражающим свет и блеск других людей, настойчив в том, чтобы не дать чужому свету умереть, даже когда тьма — это все, что есть. Он лучший в этом — понимает сердце и душу людей. Ваше счастье будет отражаться в нем, ваша грусть обязательно будет и на его лице, ваши беспокойства будут первым, что заметит Донхёк. Должно быть, это самый ужасный дар Бога — нести столько информации о людях, которых ты любишь, при этом вы сами видите этого человека только такими, какими они позволяют вам видеть себя. Но Донхек делает все это с элегантностью и изяществом луны, сияя достаточно ярко, чтобы наполнить тьму напоминанием о самой твоей сути — о том, какой ты человек, чего ты на самом деле стоишь, насколько невероятно ярок твой свет, что он светит даже в самые темные времена. Он дает понять, как совершенно нормально быть обычным человеком или быть неидеальным во всех смыслах. Он напоминает Марку, что самоотверженность по-прежнему остается самой привлекательной вещью в его глазах, и, Боже, он так привлекателен. Теперь Марку больно, что он не смог стать для него тем самым маяком, каким является младший. Но опять же, Марк никогда не будет Донхёком. Младший выбирает этот момент, чтобы отдернуть руку и ослабить хватку, которую он держал на затылке Марка. Мурашки возникают на коже в том месте, где была его рука. “Где Джено?” он спрашивает, сжимая плечи. “Я не знаю”. Марк тянется назад и кидает в Донхёка его же джинсовую куртку. Она попадает прямо на Донхёка, практически накрывая с головой. “Кушает, наверное. Нам тоже надо.” “Господи, сколько времени?” “Боже, Донхёк-а! Нам надо поесть. У нас камбек через два дня!” Марк встает и тянет Донхёка за запястье. “Чёрт! Блин. Это самая глупая вещь, которую я когда либо делал.” Донхёк сокрушается, а рука находит место на животе. “Спорное утверждение.” “Заткнись.” Донхек позволяет старшему потянуть себя, в то время как другой рукой он хватается за куртку. “Я плакал перед тобой всего раз.” Тоже спорно. “Где все?” Они подошли к обеденному столу, заставленному пластиковыми пакетами. Донхёк заглядывал в еду, когда задумался об отсутствии других мемберов. Марк выуживает телефон из карманов спортивных штанов. “О, Ренджун написал мне.” он говорит, стоит ему взять телефон. “Он говорит, что еда на столе. Я собираюсь в общежитие WayV и Ох..” Марк останавливает на секунду, прочищая горло. “Джено ушел кушать с Джемином.” Донхек кивает и достает еду из пластиковых пакетов. Тем временем Марк бродит вокруг обеденного стола, всегда в замешательстве, когда дело доходит до приготовления еды. Он стоит рядом с Донхёком, наблюдая, как тот наливает суп в большую кастрюлю. Потом он спрашивает, “Джисон?” “Ушёл к Ченле.” Марк хмыкает, и следует за Донхёком к плите. “Сончан и Шотаро?” “На репетиции, кажется.” “Ого, опять?” Донхёк поворачивает голову и хмурит брови. ”Давай будем честными. Ты бы сейчас был в соседнем зале и репетировал Favourite, если бы не пришел сюда.” “Ты тоже,” Марк рассеянно отвечает, больше сосредотачиваясь на пальцах Донхёка на краю электрической плиты. Также рассеянно Марк отодвигает их подальше. “Ты бы тоже репетировал, если бы поговорил со мной чуть раньше и я заставил бы тебя смеяться прежде, чем ты погряз в играх.” Ответ — тихий смешок, больше похожий на веселое фырканье. Трудно сказать, чем Марк гордится больше всего в своей жизни, но он уверен, что заставить Донхёка потерять дар речи где-то на верхних строчках списка. “Ты спал.” Донхёк наконец говорит. “Но, как скажешь, соулмейт.” он говорит, съеживаясь от самого слова в самом конце. Есть причина, по которой Марк всегда отмахивается от легких замечаний Донхёка о том, что они родственные души. Родственные души в мозгу Марка — это люди, чьи судьбы тщательно сшиты судьбой, у которых есть обязательное место встречи, которое никогда не изменится. Между тем, в мозгу Марка Донхёк остается в его жизни из-за обязательств, прописанных в контракте и подписанных им. Все это настолько рукотворно, что Марк не сумел увидеть в этом какого-то божественного промысла. Но второе осознание событий этого года буквально сбивает его. Марк помнит Донхёка, стоявшего на одной из самых важных сцен его жизни только для того, чтобы рассказать всему миру, как сильно он скучал по Марку. И как он безмолвно пробрался в кровать Марка и пробыл там до самого утра, а потом сказал приглушенным шепотом, что поднялся только потому, что тетушка с десятого этажа готовит лучший завтрак. А потом он поклялся, что не покажет и никогда не расскажет людям о своих настоящих чувствах и мыслях, только для того, чтобы быть как открытая книга перед Марком, который мог видеть каждую из его эмоций. Раньше Марк думал: а если бы это был не Донхёк? Если бы его поставили в пару с другим мембером, если бы он разделил часть своей жизни с кем-то другим? Было бы всё так же, как с Донхёком? Донхёк протягивает ему миску, наполненную свежеразогретым кимчи чжигге, и мысли Марка становятся глубже: Он ведь думает о Донхёке. Донхёк, который борется со сном только для того, чтобы оставаться на линии, и слышать утренний голос Марка, хриплый в каждом слове. Донхёк, который поёт все, что попросит Марк, за исключением случаев, когда песня написана двумя подростками, которые только-только сбежали из детства, потому что в этих случаях Донхёк слишком смущен, чтобы даже вымолвить слово попытаюсь. Донхёк, который звонит ему в каждый гостиничный номер, который они не делят вместе, когда у одного свет снаружи проникает сквозь окна, но на другой линии глубокая ночь. Донхёк всегда был рядом, даже когда контракт не учитывался вовсе. Донхёк - его время, в человеческом виде. “Я думал, ты был голоден?” Марк не уверен, с каких пор он сидит, но с младшим его разделяет стол полный еды. Донхёк приносит свои собственные палочки для еды, чтобы выбрать кусок жареной свинины, затем заливает соусом свой рис, прежде чем положить его в миску с рисом Марка. “Я голоден.” “Тогда прекращай пялиться на меня и ешь.” Он откладывает палочки и берет ложку. “Ты же знаешь, что я взбешусь, если ты начнёшь относиться ко мне иначе, после того, что было?” “Нет, дело не в этом. Я - “ Я люблю тебя. “Я никогда не говорил, что я устал.” Донхёк начинает снова, командующим голосом. “Ни тебе, ни кому либо ещё.” “Хорошо, господи.” “Это секрет, хён.” Хён, он повторяет в своей голове, слово танцует вокруг и отдаются эхом, как песня, в его голове. Он не уверен, откуда это взялось, но вдруг набирается смелости сказать: “Могу я тоже рассказать тебе секрет?” “Стой,” Донхёк поднимает ложку вместо пальца. “Могу я угадать?” “Этот секрет ты точно не угадаешь.” Его взгляд выглядит так, будто он бросает Марку вызов, но в итоге сдается. “Ладно, удиви меня.” Марк вдыхает и клянется, что хотел сказать это: Когда-то я думал, что я истратил всю свою удачу, когда прошёл прослушивание. Но теперь, я думаю, момент, когда мне действительно повезло, был, когда я вернулся следующим летом и встретил тебя в первый раз. Но слова застревают как только Марк пытается открыть рот, и он чувствует, как вся кровь приливает к его голове, скапливается на каждой из его щек. Вся смелость покидает его, и он отводит взгляд. Донхёк наблюдает за ним, его зрачки темные и непоколебимы. Затем он тянется к руке Марка на столе. “Я понимаю. Не торопись.” Марк не знает, шутит он или нет. Я люблю тебя, я люблю тебя, я боюсь, что всегда буду любить тебя. Марк думает о том, что он не очень хорошо справился с подбадриванием Донхёка, и вот их места вновь поменялись. Марк с его маленьким нервным сердцем, и пальцы Донхёка поверх костяшек его пальцев. Я глупо измерял размер мира по аудитории, перед которой выступал, снова думает он. Мой мир рос каждый раз, когда менялось место проведения выступлений. Но вдруг не стало ни площадок, ни публики. С легким прикосновением и успокаивающим эффектом Донхёк сжимает его пальцы. Марк раньше даже не знал, что ему стало тяжело дышать. Я забыл чего на самом деле стою. Марк качает головой, отгоняя собственные мысли с каждым вздохом. Но в его голове всё продолжается поток, но теперь я понимаю, что мир можно измерить шириной твоей руки, держащей мою, всегда так терпеливо приземляющей меня. “Я знаю.” Донхёк говорит, и что-то в глубине Марка говорит ему, что он правда знает. “Я сказал, что понимаю, хорошо?” Марк улыбается. В его голове есть воспоминание о том, что Донхёк слишком хорошо понимает всех людей, но особенно хорошо понимает Марка. Донхёк тихо выпускает глупый, и Марк, в притяжении волн в лунном свете, прочищает горло. “Правильно.”, он вздыхает и тянет руку к ложке. “Давай кушать.” Сегодня он вновь не смог сказать я люблю тебя, но это нормально. Потому что, если и есть что-то более постоянное в жизни Марка, чем мозоли на кончиках его пальцев, - это присутствие Донхёка, неумирающая эйфория, когда они выступают вместе, и та теплота, что просачивается в голосе Марка, когда он говорит о Донхёке. И, если вселенная позволит, он не променяет их ни на что другое.