По отмели холодной реки

Гравий впивался в ступни. Тысячи бритвенных граней вспарывали ороговевшую кожу. За мной тянулись следы — сперва алые, они стремительно бурели от ледяного дыхания Гьёлль. Тёмные воды реки неслись стремительнее, чем ветер, чем штормовые порывы, чем само время. Ещё немного, и блеснёт над свинцовой водой золотой мост. Шаг, ещё шаг. Я не чувствую боли, как и своих ног. Все тело онемело — да и ладно, лишь бы глаза не подвели, не упустили сияние золота… Вот же он, мост! Мерцает еле заметно, но это точно он. Скорее, скорее! Что-то заскрежетало под гравием. Колкая галька взорвалась под натиском из-под земли. Следом за ней явилась искорёженная фигура. Рваный зев, лёд на месте глаз, ломаные линии рук и ног… Драугр! Мертвецы полезли один за другим. Да как они смеют вставать у меня на пути? — За Одина! — взревел я. Взмах топором… Топором? Он остался где-то там, где тепло и есть хоть что-то, кроме серости, сырости и мертвецов. Я безоружен. Но я не сдамся, не будь я Хродгар Халфдансон, великий конунг! Ладони пронзило холодом от головы драугра. Я рванул её на себя, пнул чудище ногой в грудь. Его череп оторвался с хрустом, как плащ, примерзший к лавке. Я швырнул голову в следующего мертвеца. Удар! Рывок! Разве не может рука быть дубиной? Нет, слабовато. Оторву проклятой твари ногу! Как же славно хрустят мертвецы, когда я их ломаю! Спину вдруг сковало. В шею вонзились ледяные иглы. Перед глазами потемнело… Нет! Только не это! Где же золото моста? Я пал спиной оземь. Нашарил кусок гальки покрупнее. Впился в меня мертвец, достал. Но и я его достану. Удар! Хрустнула кость мертвеца. Ещё удар. Ещё. Жаль, скальды не сложат песни о битве конунга с мертвецами… Драугр рассыпался подо мной, и зрение вернулось. Золотой отблеск придал мне сил. Последнего мертвеца я сломал голыми руками. Я вернусь к своей королеве и покаюсь за всё. Лишь бы добраться до моста. Как же я виноват, моя Вельхеоу, моя королева! Вот и легли окровавленные руки на золотые поручни. Как долго я шёл сюда, целую вечность. Как отрадно ступать по гладкому металлу вместо острых камней. — Беспокойная душа, — загудел женский голос над моей головой. Он заглушил рёв тревожной Гьёлль. — Лучше бы остался там, куда забрала тебя Хель. Я услышал оглушительный рык. Не успел и головы повернуть, как огромные зубы сомкнулись на моём теле, и я погрузился во тьму. *** Гравий впивался в ступни. За мной тянулись буреющие от ледяного дыхания реки мёртвых следы. Гьёлль ревела и плакала, надрывался штормовой ветер. Вот-вот блеснёт золотой мост. Онемевшие ноги не чувствовали боли и несли, несли меня к избавлению. Только бы этот тёплый блеск не померк, путеводное сияние в мире серых камней и чёрной реки. Галька брызнула во все стороны, и из-под земли полезли ломаные, чёрные с прозеленью льда фигуры. Глаза, горящие ледяным северным сиянием, кривые пасти — драугры! Как смеют грязные мертвецы преграждать путь великому конунгу?! Я рвал их руками, бил камнями, швырял в реку. Трижды впивались в меня ледяные клыки — и трижды я крошил их о берег Гьёлль. За Одина! За Вельхеоу, мою королеву! Как же я виноват перед милой Вель! Надо вернуться к ней, надо всё искупить. Надо научить наших детей: кто предал королеву — предал свой народ. Я пустил на ложе чудовище, и оно сожгло мой замок и убило многих моих людей. Я сражался бок о бок с героем, но и это меня не спасло. Ничего. Впереди золотой мост, и мертвецы больше не встанут между ним и мной. Но стоило ступить на гладкий металл, и поперёк меня схлопнулась чудовищная пасть. — Беспокойная душа… *** По острому гравию за мной тянулись бурые следы. Скоро их смоет брызгами Гьёлль. Было ли в моей жизни когда-то хоть что-то, кроме стального берега и кобальтовой реки? Конечно, было. Ледяные блики мёртвых глаз и искорёженные тела драугров, которые хрустели под напором моего гнева. Неужели я снова вижу золотой блеск моста? Скоро славная Вель узнает, что я согрешил. И что я искупил свой грех, убил проклятую бестию, обольстившую меня и наславшую беды на наш дом. А когда все узнают, что я убил демона, поймут, что моя смерть достойна воина. Один примет меня к себе. Драгоценный металл ласкал изрубленные ладони. Остался последний шаг. — Беспокойная душа, — загудело у меня над головой. — Вечный пленник отмели Гьёлль. Зря ты не остался во владениях Хель. Этот путь — не для тебя. — Постой! Мой крик оборвался в пасти чудовищного пса. *** Острый гравий. Тёмная штормящая река. Мертвецы с ледяными глазами. Кровь на всём теле. Золото моста. — Дай мне пройти! — я обхватил поручни и тут же отпустил. — Всё это — ошибка! — Что — ошибка? — прогудел голос великанши, охранницы моста. — Ты умер не в битве. Твоё место здесь. — Меня сразило коварное чудовище! — крикнул я. — Я умер от его предсмертных судорог. — Ты умер от милосердной руки женщины, которая тебя любила, — возразила великанша. — Как бы ты жил с её кровью на руках? С предательством в сердце? — Я не… — сердце заколотилось и едва не разбилось о ребра, как мертвецы об отмель Гьёлль. — Что ты говоришь? Моя королева не могла… — Ты предал свою королеву, — напомнила охранница. — Но любил другую, и другая любила тебя. А когда ты решил, что она отдалась герою, убийце Гренделя… — Беовульф, — вспомнил я. — ...ты убил её. Последнее желание погибшей даровало тебе покой, здесь, в царстве Хель. А ты презрел его! Крик великанши едва не сбил меня с ног. За спиной раздалось рычание. — Гнусный предатель, ревнивец и лжец! Вечность ты будешь блуждать по отмели холодной реки и не узнаешь покоя! Моё тело хрустнуло на зубах гигантского пса, и вопли стража стихли. *** Гравий впивается в ступни. Ледяными звёздами расцветают штормовые поцелуи Гьёлль.