злые глаза белой акации.

гроздящееся ветви с нежной резкостью бросали кривые тени на небольшой клетчатый плед и корзинку для пикника. сколько они просидели здесь? кайл не знает. его взгляд блуждает по ясному, чересчур уж синему небу. где-то на горизонте нитями распластались слоевые облака. безобразные ошмётки. — хей, чувак, — это стэн. длинная, чёрная чёлка неопрятно падает на глаза. в попытках заставить своего парня мыть голову хотя-бы три раза в неделю, брофловски почти удалось затащить его в парикмахерскую. — ляг на спину и закрой глаза. рыжий улыбается, — отдаваясь меланхоличному руслу воспоминаний -, но просьбу выполняет. он немного неуклюже ёрзает, комкая простынь. и вот, зелёные глаза закрыты, лишь окаймление буро-оранжевых ресниц трепещет, как лёгкая бабочка в саду, которую без труда можно спугнуть громким топаньем ног. марш заламывает его руки назад, сжимая тонкие запястья. — это — чтобы ты не вырвался — комментирует он, а в голосе сквозит какая-то шалость. да пожалуйста. кайл небрежно хмыкает, и открывает рот, — острое замечание уже крутится на кончике языка — но он шумно и сдавленно стонет ахает, когда чувствует, как тёплая ладонь парня ложится на рёбра под футболкой. — т-с-с-с — стэн надменно цокает, имитируя голос шейлы — бубочка, не надо так громко, тут могут быть дети. горячее дыхание опаляет щёки брофловски, и он, инстинктивно подаётся вперёд, ведь между их лицами остались какие-то жалкие сантиметры. брюнет весело смеётся от этого зрелища. беспомощность его парня — это что-то новенькое. он скользит пальцем по нижней губе кайла, оттягивая ее вниз. и слышет негодующие протесты, когда отстраняется. марш шарит рукой в мягкой, глубокой траве. нашёл! он задирает белую майку вверх, оголяя нижнюю часть живота. брови рыжего в смятении сводятся к переносице, он в расстройстве кусает заветренные и потрескавшиеся губы. стэн проводит круг вдоль пупка парня маленькой цветущей веточкой, которая из-за прыгающих воробьёв, оказалась варварски раздавленной на заросшей тропинке. ветвь акации. белые разбавленные медовой лазурью лепестки, бережно беспокоят кожу. он ведёт ей дальше по выпуклым косточкам, просвечивающимся сквозь блёклую, как взмокшая бумага оболочку плоти. кайл суматошно втягивает воздух и тихонько хихикает, словно девчонка. но благоухающая гроздь находит на преграду. футболка. — может, снимешь ее? — сипло выдыхает марш рыжий послушно кивает. его руки оказываются свободны, и он с лёгкостью кидает ненужную тряпку на облупившийся ржавый пенёк. сейчас открыты и глаза. они изголодавшись гуляют по возвышающемуся крепкому, подтянутому телу стэна. его стэна. брофловски притягивает брюнета за шею, вцепляясь в грязные волосы ногтями. их губы соприкасаются, и кайл жадно сминает чужие. его язык грубо проникает за зубы. марш стонет в поцелуи, и в голове у кайла становится очень тесно, ровно как и в штанах. мысли куда-то улетучились, и теперь, на повторе стоит только одно низменное желание. кстати, о штанах… стэн разводит ноги парня, скользя ладонями по внутренней стороне бёдер. какие-то шипящие пузырьки лопаются в лёгких. до изнеможения целоваться не получится. — ох. стэнли, это не смешно — мямлит рыжий прямо ему в лицо. собственный голос повергает его в некое оцепенение. носы всё ещё близко, и прозрачная нить слюны болтается на подбородке. солнце палит, палит, ведь ему также горячо, как на сердце двоим влюблённым. юркают в отсветах дурацкие цветы. они злятся и испепеляют своими инопланетными глазами мальчишек. видимо, приторно-горький смрад этих соцветий вскружил им головы.