Мой гребаный выходной

- Привет, Артур! – поздоровалась Алиса – сотрудница отдела доставки. Ненавижу тебя. - Здорово, Артур! Зайдешь выпить? – Андрей-олень работает на третьем этаже. И тебя тоже. - Эй, Артур, погоди! – орет не своим голосом Димас-пидарас. Соска он. Тебя я больше всех ненавижу. - Артур, привет! - Заходи к нам! - Сегодня «Зенит» - «Спартак»! - Как дела? И тебя. И тебя. И тебя. И тебя. Я всех ненавижу. Всех. Всех! Всех!! Каждое гребаное лицо этой треклятой фирмы. Всех, кто, блядь, светится, как звезда на елке в новогоднюю ночь, при виде моей неумытой рожи, которая проебала единственный выходной день. - Артур, че, не спится? – из туалета вырулил Серафим – водитель курьерской газели. – Работать хочется? - Серафим, у тебя когда в последний раз ломалась машина? – без тени улыбки спросил я, оглядывая засранца. Что ни день, то вид на тысячу баксов. Кого он кадрит в своей газели? Руль что ли? - Н-неделю назад… - Ты превысил допустимый лимит потока острот в мой адрес. Если не хочешь пьяным Чебурашкой валяться у Люсеньки в кабинете и чистить апельсины, заткни пасть. Усек, образина размалеванная? – и свернул в противоположенную сторону. - Это ты со мной такой смелый! – заорал истеричный голос мне в спину. – А попробуй Михаэлю Себастьяновичу это сказать! Сложил пальцы в весьма прозаичную фигуру, которую тут же не постеснялся кинуть через плечо: - Отсоси у меня! Лечу по коридору, чуть не блюя от восторга: как же, я, блядь, на своей любимой работе! Слезы умиления высыхают в зачатке, когда в зеркале, повешенном для нужд молоденьких стажерок, отразилась моя кислая физиономия. Утренняя грязь в уголках глаз, белесый подтек слюны – нынче снилась мне тарелка запеченной курицы в одинокой квартире – спутанные клочья волос ниспадают на выбритые виски. Хули я вчера выебывался перед отражением: чего-то поправлял, откидывал, зачесывал. Вот, оптимальный вариант: жирные волосы и челка-сосульки! Футболка… Ну, футболка – что первое выпало из шкафа. В случае со мной, что лежало в стирке меньше трех суток. Запах еще не успел перекинуться на вещь? Годен! Штаны из той же оперы. С весьма органичной дыркой на заднице. Края футболки еле-еле закрывают ее. Короче, я просто красавец. Выгляжу норм. По крайней мере, чтобы плюнуть в холеное лицо босса. Впархиваю в секретарскую пьяным кенгуру. Люсенька поднимает на меня свои умопомрачительные глазища с яблочным отливом. Чуть влажные, в ореоле подрагивающих ресниц. Они манят, влюбляют в себя, обещают незабываемые впечатления. Остаюсь каменной сволочью с ледышкой вместо сердца. В другой день я бы обязательно отпустил пару пошлых шуток в адрес секретарши: подбодрил её либидо, мне ни капельки не жалко! Но сегодня не место и не время, а ещё у меня дырка на пятой точке. - Я к боссу, - буркнул я, делая шаг к красивой белой двери. Вот такой на дворе кризис: у работников зарплата от получки к получке, а у Михаэля Себастьяновича дверь за баснословные деньги из редкой породы деревьев. - А к нему-у-у нельзя-я, - Люсенька странно вытягивала слова своим голосом, ставшим похожим на патоку. – Его-о нет. - Щас будет! – и без спроса толкнул тяжелые "врата". Михаэль Себастьянович только перевел взгляд на дверь, чтобы крикнуть: «Уволен!», а я уже запрыгнул на его широкий стол, развернув к себе экран компьютера. - Ай-яй-яй, Михаэль Себастьянович, какой пример вы показываете подрастающему поколению? – в этот момент блондинка с неистовым воплем упала на грудь к негру, изображая невероятный оргазм. - Павлутин! Я перевел взгляд на лощеного начальника. Его лицо алело, глаза желтели, нос зеленел – светофор, епта! Правая рука была опущена куда-то под стол. - Ой, прошу-с извинения. Вы заняты? – я сполз с поверхности, изрядно помяв жопой разбросанные документы. – Заканчивайте, я подожду. - Павлутин, ты уволен! - Ага, как же. - Да, уволен! Уволен!!! - Уже бегу писать заявление,- я отвернулся, чтобы Михаэль Себастьянович мог закончить свои «дела». Из секретарской выглянула Люсенька. - А я, Михаэль Себастьянович, его предупреждала! Он никогда не слушает меня. Ах ты – курица неощипанная. Жаловаться на меня вздумала? - Че, Люсенька, срок годности у силикона все-таки вышел? Денег на новый не хватает? Секретарша сверкнула своими глазками и громко хлопнула дверью. - Павлутин, по собственному желанию и мне на подпись, - рыкнул босс, когда я поворотился к нему. - Вы для этого испортили мне единственный выходной? - Да. Нет. У нас заказ. - Что?! Какой, блядь, заказ?! - Не хватает рук, - Михаэль Себастьянович уронил взгляд в мятые бумажки. - В фирме работает пятьдесят три курьера. - Большой заказ, - начальник спрятался за одним из листочков, изображая полную сосредоточенность. - Я маленький. У нас в гараже восемнадцать курьерских машин. - Все заняты. - Неправда. Я только что видел Серафима. - Он работает. - В туалете?! Вы издеваетесь? - Отвези заказ, и я тебя прощу. - Дайте мне ручку и бумагу, я напишу по собственному. Михаэль Себастьянович откинул бумажку: - Артур, отвези заказ. И иди, отдыхай. - Что?! Вы себя слышите? Отвези заказ и отдыхай? Михаэль Себастьянович, да будет вам известно, что у меня не один рабочий день в году, как у вас. - Павлутин, сбавьте тон! - Даже не подумаю, - я скрещиваю руки на груди. - Вы расстроили все мои планы. - Завтра я разрешаю тебе придти на час позже. Заказ ждет тебя на ресепшне, - Михаэль Себастьянович махнул рукой, тем самым показывая, что я могу быть свободен. - Заявление я оставлю у Люсеньки! - Хорошо, но только после того, как отвезешь заказ. - И не подумаю, - я схватился за ручку и потянул на себя дверь. - Тогда и зарплату за месяц не получишь. - Срань Господня! – выругался я. – Горите в аду, Михаэль Себастьянович. - Только вместе с тобой, Павлутин. *** - Тебя не уволили? – Катенька сверкнула очками. - Михаэль Себастьянович скорее станет импотентом, - я расписался в бланках и щелчком отправил их обратно девушке. – Куда везти? - Вот адрес, - Катенька улыбнулась. – Артур, а ты… не хочешь… ну, со мной… - Нет. Я выхватил из её тонких пальчиков листочек. *** Старичок резво размахивал своими руками, чуть не прыгая от переизбытка активности. Вместе с ним этим чуть не заразились и жилетка в полоску, и кепка, и брючки. - Вот так! Дружнее! Надави! Все вместе! И у нас все получится! И у кого это у нас? Мои скромные мечты садюги в четвертом поколении, где толкающую силу представляли две бабульки в платках, груженные корзинками с грибами и помидорами, разбили два угловатых подростка с мокрыми от пота лицами. - Ещё! Ну, родные мои! Мы все сможем! Под «мы» старичок явно и себя подразумевает. Он так волнуется, переживает за этих подростков, предположим, он тоже участвует в действии. Я покрепче перехватил заказ. - Извините, а что тут, собственно говоря, происходит? – мило поинтересовался я у гиперактивного старичка. - О, молодой человек! Вы как раз вовремя! – я непонимающе захлопал глазами. – Я нисколько не сомневаюсь, что вы хотите помочь бедному, немощному старику. - Ага, - я закивал головой, - всю жизнь искал такого старика! - Во-о-о-от! Вы его нашли! Какой вы молодец! – старик с упреком посмотрел на расслабившуюся рабочую силу. – Берите пример! Он, - старческий палец указал в мою сторону, - может быть, тоже торопится, но старику у которого дряхлые ноги и слабое зрение, не отказал! Я посмотрел на «дряхлые ноги», которые пружинили в кроссовках, а потом – на «слабое зрение» - набор для гольфа. - Что мне нужно сделать? Чем я могу быть вам полезен? Старичок чуть не расплакался от счастья. - Дорогой, - меня уже выделили в особую касту. Завидуйте, холопы! – посмотри на меня: я бедный, - поспорил бы! Если бы у нас все такими бедными были, то и жить было бы веселее, - маленький, - не надо! Выше моих ста семидесяти! Спину то выпрямите, - больной, - тут я могу согласиться. – Никому я в целом свете не нужен! Меня все обижают! – да? Старик, у тебя такой вид, ты сам, кого хочешь, обидишь! – Хотел сегодня просто выехать за город, чтобы полюбоваться природой России-матушки, - да, на Mercedes-Benz SLS AMG и на природу. Буду знать. А то не знал, на чем к бабушке в деревню летом смотаться, страх как на автобусе не хочется. – А тут Оно! Старичок печально показал на красную «Оку», которая закрыла въезд и выезд с парковки. - Я хотел сам сдвинуть эту… машину, но у меня, пойми, слабые руки, - ага, ещё один недуг. Слушайте, да как он ещё шевелиться, эта урна с прахом? – Поэтому решил попросить кого-нибудь о помощи. Этих двух остолопов, - я выглянул, чтобы лицезреть их. Около «Оки» никого не было, только едва различимые следы потных ладошек на пыльном кузове. Не такие и остолопы, - пришлось ловить и заставлять помогать больному старику. Где они? Убежали! Неблагодарные! Как же они не понимают, что ТАМ, - палец старика ткнул в небо, - им это могло зачесться. Если бы меня интересовало это «ТАМ» и зачтется не в денежном эквиваленте, давно бы постригся в монахи. А так, Бог, звиняй, бесплатно не батрачу и денег в долг не даю. - Ох, ТАМ мне это зачтется?! – я не перестаю удивляться моему актерскому таланту! Как мне удается изображать блаженного фанатика Бога и добрых дел? - Да, зачтется, милый! - Уверены? - Конечно! Как же такому, как ты, не зачтется? - А хозяин? Хозяин нас не отругает? Старичок расширил глаза. - Что ты, сын мой! – я ещё на ступеньку выше по иерархической лестнице. – Хозяин нам «спасибо» скажет, когда не увидит этого убожества! Знаешь, как он обрадуется? Знаешь, как он благодарить нас будет? - Честно, благодарить? – с придыханием вымолвил я. - Да! Да! - Честно-честно? – я подошел к «Оке». – Будет? - Да! Будет! Я достал ключи, открыл свою старушку, залез в пыльный салон, с любовью погладил руль, поставил посылку на соседние сидение, завел мотор, не удержался и высунулся в окно: - Смотри, старик, ты сказал, что ТАМ, - я факом показал на небо, - мне это зачтется! Я выехал с парковки. Нимб начал жать. Поэтому пришлось снять и закинуть его в бардачок. Не будем кичиться своим положением. Куда там мне надо отвезти посылку? Так… Ага. Прекрасно. На другой конец города. Поздравляю, Артур, с удачно проебанным выходным! Вот тебе и сплю до пяти, ем, сплю до шести, ем, сплю до семи, иду по-маленькому, ем и сплю до утра! До самого гребаного утра! По этому поводу я хочу исполнить песню. И я её спою. Да, спою. Своим паршивым голосом! Прости, старушка. «Я во мраке ночи все метался в кошмаре, Снилось мне, что рассыпался как чешуя Мой один день выходных Такое чувство, что дали поддых, Ибо горбатился на него лично я! Я был самым мистическим курьером сезона, Я батрачил как вол и не был свиньей! Я буду мстить, господа Не понятно только где и когда, Но берегись, Павлутин сочтется с тобой! Все во мраке ночи связано с местью. Все во мраке ночи связано в месть. Проклятье найдет и собьет с босса спесь, Потому что: никто не вправе мой выходной стереть! Но, постепенно, ко мне возвращаются силы. Повяжу я свой пояс и сяду в «Оку»! Ждет моего босса страшный финал, Я скажу ему: «А пошел ты нахуй, баклан!» До свидания, шеф, твой час наста-ал! А во мраке ночи ужас родится! Он огребет на всю жизнь. А во мраке ночи прячется зло! Это про таких отчаянных мстителей – как я. Смерть ему грозит, ведь Павлутин не спит… И это только потому, что этот мудак заставил меня пахать! Все во мраке ночи связано с смертью. Злоб-ность! Все во мраке ночи – ужасов рай! Я – власть! Ужасов рай, все конец и прощай…»* - БИ-И-И-П!!! Этот звук спровоцировал мое спонтанное желание нажать на все педали разом. Третьей ноги у меня по природе не задумано, поэтому импровизируем, господа! Без страха кидаюсь всем корпусом вниз, «неожиданно» застреваю в таком положении, но по педали тормоза луплю с чувством. «Ока» мотнулась из стороны в сторону. - БИ-И-И-П! - Ах, ты… - здесь я перешел на беззвучный режим, ибо вдруг, правда, на небесах пишут книгу нашей жизни. Не хотелось бы, чтобы меня отнесли к ярко-выраженному представителю «homo sapiens матюгающийся». Мне будет очень стыдно. Смириться со своим положением я не мог: сделал попытку распрямиться. Ударился головой о руль. Теперь смирился. К горлу подступил поздний кофе и заплесневелый кусочек сыра, нестерпимо захотелось пукнуть: то ли от страха, то ли от кипящей в голове злости на весь мир. Вспоминаю, как мама учила меня в любой непонятной стрессовой ситуации считать до десяти и успокаиваться. Так, с чего у нас начинается числовой ряд? С единицы? Нет, хуй вам, с нуля. Какой гад придумал это? Почему с нуля? Нуль, блин! Один, блин. Два, бля, какой я ерундой занимаюсь. Три-и-и-и, надо выбираться! Четыре. Зачем я согласился? Ну, зачем?! Пять, все пора выпрямляться. Шесть, блядь, черта с два, Я ХОЧУ НА ВОЛЮ!!! Мне плохо!!! У меня автомобильная клаустрофобия!!! Выпустите меня! Я задыхаюсь!!! Так… Я же успокаиваюсь, семь. А потом? Восемь? Ой, а что это? Это же жвачка, которую я полгода искал! Ой, так хорошо! Есть что поесть. М-м-м, мятная… Эх, жизнь прекрасна, как ни крути! Девять. Все, вообще, заябись. Десять! Я поддался назад и достаточно легко выпрямился на водительском кресле. В зеркале заднего вида отразилось мое пунцовое рыло. Как кровь ещё из ушей не полилась? Похлопал глазами, перевел дыхание и, наконец, посмотрел на дорогу. Сердце забилось гулко и быстро-быстро. Я не мог предположить, что оно может вот так… с такой немыслимой скоростью. Мое тело бросало из пучины холодного озноба в горячие волны бесконечного восторга. Настроение выглянуло из-под плинтуса, опаляя все мое существо радостным взором. Сейчас я был готов поверить во все: Бог есть, «Единая Россия» за Россию, любовь с первого взгляда – это не трах на одну ночь. Эта была самая великолепная задница в моей жизни. Ровная, симметричная, манящая… Все мои и мечты, и желания слились в одно – потрогать её! В своем воображении никогда бы не осмелился представить эту попу настолько близко к моему бренному телу. Даже на одной улице. В одном городе. На одном континенте. Даже на одной планете представить тяжеловато. Пропев дифирамбы этой прекрасной заднице, я начал понемногу доходить, что именно она стала причиной моей истерики кверху попой. Я же чуть с ума не сошел из-за этой! @3&*%#$ $% ^69@ ^#$%$@%*!!! Не разобравшись в ситуации, я высовываюсь в окно, осматриваю старушку на предмет ранений, поняв, что виноват сук (сука) за рулем машинки с первоклассным задом, начинаю гаденько орать в сторону водилы-мудилы: - Че, лалка, насосала?! А айфон 5S у тебя есть?! А сколько час с тобой стоит?! Когда надо, я могу быть злой падлой, отравляющей жизнь нашего общества. И я бываю ей. Всегда. Воняю везде, где надо и не надо. Повсюду. А в этой ситуации развонялся так, что тут же вся магистраль вымерла. Солнце скрылось за тучами. На мою маленькую «Оку» упала тень. Выразительный щелчок двери – я поджал ягодицы, стискивая пальцы на руле; она медленно начинает двигаться в сторону – мои глаза ползут наверх и теряются в диких дебрях бровей; остановилась – я громко сглотнул, языком пробежавшись по воспаленным деснам. Из проема высунулся лакированный ботинок. Солнце моментом выскочило из-за туч, дабы отразиться от натертой до блеска черной, лаковой поверхности. Сердцу стало интересно, почему кровь начала поступать быстрее, заставляя его батрачить больше, чем это предусмотрено дневной нормой. Оно проползло по трахее, то и дело, застревая в горле, подтягивая за собой большой и малый круг кровообращения, которым из принципа не хотелось никуда тянуться. Устроившись чуть ли ни во рту, сердце заняло наблюдательную позицию. Приготовилось к дальнейшему развитию сюжета. А по сюжету за ботинком, от которого отскакивали солнечные лучи, следует штанина брюк от супермегаадскиневозможноописатьсловамикакогоизвестного костюма дизайнера такого-то. Родители и Михаэль Себастьянович подосрали Артуру – то есть мне – в бюджет: он не мог себе позволить таких изысков гардероба. Ботинок уверенно ступил на пыльный асфальт, вызвав во мне бурю эмоций и экспрессивной лексики. Штанина, слегка опоздав, чуть приоткрыла лодыжку. Я устремил на нее свой любопытный взор и насилу не захлебнулся слюной: сердце распухло, заполонив своими объемами всю гортань. Оно лихорадочно подрагивало и боялось. Как и я. Когда за дверцу схватились красивые пальцы с ровными, подпиленными ногтями, глаза мои, как вы умудрили это-то увидеть? – я не сдержался и нажал на газ. Мне стало реально страшно. Если меня так трясет на презренном ботинке с левой щиколоткой, то, что будет, когда я увижу рукав пиджака? А лицо?! Знаешь, Артур, мы ещё с тобой слишком молоды, чтобы оказаться в гробу с перекошенным от зависти лицом. Спорим, это будет первый случай в истории медицины, когда сердце не выдержало такой концентрации охуенности, да остановилось. Ловко жму на педали, переключаясь с первой скорости на вторую, со второй на третью… Старушка весело урчит, рядом подпрыгивает посылка, а сзади жутко блестят фары желтой Porsche 911 Carrera S, у которого такая поп… Стоп! Что?! В зеркале заднего вида и вправду отразился вышеупомянутый автомобиль. Не обращая внимания на запрещающие знаки и ограничения скоростей, он несся прямо на меня, точнее на мою задницу. А ещё точнее, на попку отцовской «Оки». Мозг нервно давился нескончаемым обилием поступающей информации и неадекватно реагировал на события, когда я сам отчаянно отбивал чечетку на педалях. Руки тоже совершали странные манипуляции: отрывались от руля, хватались за бардачок, тут же кидались к православному кресту на шее. За дорогой, понятное дело, уже никто не следил. Когда оголодавший Porsche оказался в опасной близости от моей машинки, я вывернул руль, чуть не вылетев в окно. Картинка оживленной магистрали сменилась на не менее оживленную улицу. И сердце, и душа по неясному мне закону подлости скатились в ноги, превратив их в свинцовые слепки, которыми не пошевелить. Нерешительный взгляд на спидометр – сука, опять весь залапан! Ну, Роман-уебан, попроси у меня одолжить мою старушку ещё на какую-нибудь вылазку с шлюхами на дачу: я тебе могилу выкопаю твоей же лопатой Samsung, которой ты активно хвастаешься перед девчонками. Тогда и посмотрим, чья хата с краю, а у кого трава зеленее! Все это время я вглядываюсь во все зеркальные поверхности. Хотя зло никогда не отражается, но почему бы снова не убедиться в этом факте? И убеждаюсь. За мной ехали Приорки, Калинки, Жигули, – весь ряд отечественного автопрома. Обгоняли нашу группу, возглавляемую мной, Opel, BMW, Nissan. Водители-патриоты со слезами на глазах провожали их. Я с железными яйцами искал среди них любой намек на желтый цвет. И странное дело – не находил. Радоваться или огорчаться, я еще точно не понял, что мне нужно сделать. Но одно, безусловно, радовало – мне можно было перестать бояться. Сердце и душа неспешно возвращались на свои базы, смеясь и подшучивая друг над другом: мол, ты испугался, а я - мужик! Ты чуть не писался от страха, а я кирпичную стенку успел сложить. Мне самому стало весело: и чего я ломанулся от него? Больше себя напугал. Просто поговорили бы, крикнули два бранных словца для острастки и спокойно разъехались. Я подавился воздухом облегчения: он кашлем свалился вниз, почти выйдя наружу. Ноги оказались смекалистей меня, нанеся сокрушительное фаталити педали тормоза: на нас, прямо в лоб, несся желтый Porsche. - Сука, бля, ебанный пиздец… - и дальше по тексту со вставками бранной лексики через каждое слово. Голосил я с чувством, не предпринимая никаких действий. Иномарка разгонялась все больше и больше. В последний момент я газанул и свернул в какой-то переулок. Мой победный крик отозвался эхом во всех окнах домов, выходящих на эту сторону, когда зеркала транслировали неудачи противника: его автомобиль не помещался в проход. Я ликовал. Вскинув руки, выпустил руль, скрипнули тормоза, мой оборванный клич победителя по жизни и запах свежей мочи. *** - Артур? - Ба? Я удивленно бацал ресницами об кожу лица. - Ба, ты чего тут делаешь? Ты же это, - я запнулся и глазами показал наверх, - там. Бабулька мотнула своими овечьими кудряшками. - Артур, а мы уже тут. - Где? – растерялся я. - Наверху. - А что я тут делаю? - Я тебя тоже самое хочу спросить! Опять мамку не послушал и через дорогу на красный свет побежал? - Ба, мне ведь не десять лет, чтобы от мамки сбегать! - А мозгов с возрастом не прибавилось, - сокрушенно покачала она головой. - Ба, ну сколько можно?! Мы с тобой так долго не виделись! Не хочешь своего любимого внука обнять? - Нет. - Ну, ба-а-а… Тут ее старческое лицо с глубокими морщинами и поседевшими бровями разгладилось. Она улыбнулась мне потрескавшимися губами. - Не пришло ещё время, чтобы тебя обнимать, шалопай. Вот, лет этак через восемьдесят, я тебя прижму к груди. А сейчас, - она погрозила мне пальцем, - веди себя хорошо, внучок. Конфеты перестань из «Перекрестка» тырить, пепел из пепельницы не стряхивай в кофе начальника и девушек не обижай. Грех это. А Он, - загадочно произнесла она, - не очень жалует грешников. Бабулька начала расплываться. - Передавай привет родителям! Почти у растаявшей бабушки я решился спросить: - Бабуль, а Бог есть? - Есть. А то кто тебя, бездельника, обратно в мир живых отпускает? Ещё раз подобное услышу, порчу нашлю, уяснил?! *** - Да… Это все на что меня хватило, когда я осмотрел свою старушку. Мертвую старушку. - Да… - опять выдохнул я. Как это не печально, но мужики тоже плачут. И прямо в эту секунду я готов разрыдаться как баба, размазывая слезы и сопли по своему фейсу, в надежде на крестную-фею, которая оживит «Оку» или на худой конец подарит волшебную тыкву. После третьего «да» у меня закололо в носу. Сердце болезненно сжалось. А память включила красочный фильм «Я и моя «Ока»: руль об попу восемнадцать лет». Когда у меня задрожали губы, я понял, что надо идти. Забрав посылку и на прощание погладив крышу старушки, я покинул место скорби и печали. Мое настроение снова оказалось где-то ниже числа отрицательного. Хотелось плакать. А ещё включить порнуху на всю громкость: пусть все думают, что у меня бурная личная жизнь, а в это время начать прыгать на кровати, развевая свои горести радостным воплем: «Уи-и-и-и-и!!!». Вот, что я делаю в жизни не так? Ни девушки, ни денег, ни нормальной работы! У кого-то хотя бы домашние питомцы есть! А у меня даже кактусы на подоконнике сдохли. Родители предлагали устроить меня тете Зое в банк. Кем они там говорили? Менеджером по работе с клиентами? Родители явно имели зуб на этот банк вместе с тетей Зоей. Я бы ни за что не позволил себе работать с клиентами! Это же насколько маман и папан ненавидят весь род людской, чтобы сводить его со мной? С хамом, который не продержится и десяти секунд, чтобы ни сказать первостатейную гадость. Вот из-за чего? Почему я комплимент не могу какой-нибудь отвесить? Нет, обязательно грубость. Поэтому и не берут меня никуда больше чем на сутки. Мне бы с моим потенциалом в сторожевые псы идти: не кусаюсь, зато словесным ядом стреляю отборным! С работой плохо, следовательно, и с деньгами не очень. Вчерашнюю и последнюю заначку, вытащенную из бутылочки «Растишки», я потратил на кидалаво-автомат с игрушками. То есть я сейчас гол как сокол. Хоть на панель от безысходности иди… Нет, Михаэль Себастьянович этого скоро и добьется! Вот пойду и буду своим телом на обочине торговать. В воображении сразу появилась оживленная трасса М5, очередь из грузовиков, сутенерский стол и я голый и волосатый на нем. Под подмышками косички, на груди укладка, томный взгляд и прокуренным голосом: «Не смотрите, вы меня смущаете!». И девушка… Проблема номер один. Хотя, какая это проблема? Нет девушки = нет проблем. Будет девушка – не будет денег, не будет единственного в год выходного, заначек по квартире, денег в кармане. Денег вообще не будет. А потом ей надоест нищеброд-курьер, и она выгонит меня на улицу без зубной щетки и в домашних тапках, отсудив мою жилплощадь. И придем мы опять к сутенерскому столу. А если на чистоту, то можно к Катеньке присмотреться. Почему бы и нет? Она девушка видная, милая, симпатичная. Козявок не ест, под шумок, как я, не пердит и зубы ровные, без кариеса. Вот спрашивается, почему я не отвечаю ей взаимностью? Она ведь не первый день оказывает знаки внимания, мог бы давно ее пригласить в какой-нибудь ресторанчик, познакомиться получше. Может быть, и любовь начнется, и достаток появится, и Михаэля депортируют в жаркие страны. Ведь не просто так я жив остался? Верно? *** Гей-бар?! Простите, не так… ГЕЙ-БАР?!?!?!?!?!?!?!??!?!? Я ошарашено пялился на неоновую вывеску «Голубой фламинго». Это розыгрыш? Меня снимает скрытая камера? Куда мне смеяться? Эй, я понял прикол! Ха-ха-ха-ха. Не слышите что ли? ХА-ХА-ХА-ХА! «Голубой фламинго» выглядел слишком представительно, чтобы быть гей-баром. Матовые панели с черным оттенком выделялись из общего грязно-серого антуража столичных улиц. Неоновые бледно-голубые трубочки были протянуты по швам блоков, начинаясь в районе тротуара и заканчивая весьма недурственным фламинго, замершем на одной ноге. Продолжая истерично смеяться в мыслях, я мялся, не решаясь приблизиться к бару. И видно не я один вел себя странно рядом с этим местом. Молодые люди натягивали кепки на глаза, поднимали воротники и бегом покидали эту улицу. Я огляделся в поисках охотников на натуралов, но ничего подобного не заметил. Хоть одного бы увидеть… Молодая мама и бабка, проходя мимо питейного заведения, начинали разглагольствовать на тему «безобразия в стране». Наконец, они открыли глаза мне и всему человечеству на предмет, кто виноват во всех бедах России. И знаете кто? «Геи! Это беспардонное жулье, которым не дают ни женщины, ни девушки и от своего маленького ума им ничего не приходит в голову, как пойти и нарушить все заповеди Всевышнего. Вот и гневается Провидец, не зная, куда деваться от чпокающихся в попу мальчиков. И мстит он России исключительно из-за геев! Перебить их надо!» - на этой назидательной ноте они скрываются за углом. Вздыхаю. А когда-то во всем винили политиков. Бедняжки. Про них забыли. Как же грустно. Народу уже неинтересно, сколько миллионов утащил тот или иной губернатор, безразлично, есть ли детские площадки, скучно от постоянного роста цен на хлеб, – у нас геи во всем виноваты! В баре был приятный полумрак и пустующий зал. Признаюсь, я был готов к самому худшему: повсюду – на столиках, мягких диванчиках, полу – совершается недетская оргия; на вспотевшие спины падает приглушенно-томный свет светильников-фаллосов со светящейся головкой, смазливый бармены подставляют свои аппетитные попки в обтягивающих штанишках под звонкие шлепки. Не фига. Обычные столики из черного дерева, стулья, лампы. Не в виде пенисов, а совершенно нормальные, если не сказать тривиальные. Я огорчен. Необычно барная стойка стояла. Вот, пожалуй, и все странности. Две части ее были разделены коварной лестницей. Очень в тематику наболевшей проблемы про геев. В этом разделении можно заметить всю философскую подноготную социального отношения к нетрадиционным связям. - Вот, - я поставил коробку на стойку. – Ваш заказ. А бармен все-таки смазливый. И ещё передернулся, когда меня увидел. - Спасибо, - он расписался в моих листочках, предварительно отказавшись от ручки с человеком-пауком без головы. Снял трубку. – Леонид Викторович? Да, заказ прибыл. Да, - бармен взглянул на меня. Я оскалился и шмыгнул носом, втягивая соплю обратно в домик. – Хорошо. После содержательного разговора, мне протянули красивые, хрустящие купюры. - Благодарствую! А у вас тут неплохо! Я бы пришел, не будь на… - бармен растаял в полумраке. Ну, и ладненько. – Бог с тобой, смертный гей! Или не гей? Короче, Бог с тобой, а ты с ним – вместе вы едины. Так, а мне бы проверить мое единение с Богом. Шарю по карманам и к трем новеньким тыщенкам добавляю три засаленных стольника и пять монет разного достоинства. Не густо… Но на маршрутку хватит. Надеюсь, с ней по дороге ничего не случится. С меня приключений достаточно, не шучу. Я спустил весь выходной, чуть не поплатился за свой длинный язык, побывал на том свете… Я сгреб в ладонь деньги. - А тебе лалку обеспечить, точно хватит? – поинтересовался глухой голос с глубокой хрипотцой. Это наверху, предположительно на лестнице. Бежать быстро. По сторонам не оглядываться. Солнце ещё не село. Если вообще все плохо, прыгать в Москву-реку, тонуть, окисляться от ядовитых веществ, но не даться врагам живым. - Язычок проглотил? А мне так хотелось услышать твой звонкий голосок, который кричит пошлости. Какая-то тварь говорит о тебе плохо? Пренебречь, вальсируем в сторону двери. Если я побегу прямо сейчас, то хер меня догонят. Я умею прятаться в толпе, проваливаться в открытые и закрытые канализационные люки, сливаться с проезжающими маршрутками. - Нет, если ты боишься, что я попрошу каких-нибудь астрономических цен, то все в порядке. В углу, рядом с барной стойкой, висят расценки. Так что все будет по закону. Такой наглости моя слабая натура не выдержала: - Да?! – а ну, молчать! Больше ни слова! Ты не знаешь русского! – По закону я могу трахать тебя бесплатно за увечья, преследование и порчу имущества! – Все, Артур, остановись. У нас нет лишних денег, чтобы сбегать из страны. Подумай о родителях! - А трахалка хоть доросла? – шуршание ткани и едва различимый стук подошвы. Он спускается!!! - Доросла, будь уверен! - Может быть, - по коже побежали мурашки. Он стоит за спиной, зуб даю. Два. Всю челюсть. И молочные, - покажешь? – прямо в ухо. А теперь: повернулся, споткнулся и как в песне: «Я обернулся посмотреть, не навернулся ли он, чтоб убежать, визжа как слон». Глаза, нос, волосы, кожа, костюм, краешек белоснежного платочка в нагрудном кармане, щетина, прямой нос, мужественный подбородок, густые брови, насыщенный чайный цвет, в котором я отражаюсь… Ошибка 1906: критический объем информации зрительного характера. Перезагрузить систему? - Да… - выдохнул я. Незнакомец широко улыбнулся: - Можешь прямо здесь. - Что? – не понял я. - Показать свою трахалку. Посетители раньше вечера не придут, поэтому можешь не волноваться. Я выпучил глаза. - Стесняешься? – обладатель модельной внешности подмигнул. – Давай, я попрошу закрыть бар на время. Я директор сей занимательно заведения, поэтому могу себе позволить, - мистер Porsche сложил руки на груди. - А сиськи тебе не показать?! – запоздало выпалил я. – Хам! Сначала подрезает ни с того ни с сего, потом чуть мне поездку в один конец не оплачивает, а теперь тебе еще мой член показать, гомосятина?! - Фу, как грубо. Я предпочитаю более вежливое обращение: человек нетрадиционной ориентации. Гомосятина… Откуда же вы слова ещё такие обидные берете? – он покачал головой. – Рыцари стояка, маркизы голубой луны, пидоры, бляди в мужском обличии… Я мну деньги в кулаке, борясь с диким желанием вылететь из бара с воплем: «Помогите! Меня заставляют показывать член!» Момент подходящий. - … А теперь гомосятина. Вроде бы почти не отличаемся, зачем оскорблять? Что? Это получается, что я виноват?! Чего он стрелки переводит?! Порше пригладил свою идеальную прическу состоявшегося человека. Мне пришлось провести по липким волосам, не знавшим шампуня три недели. - Так ты будешь показывать или зассал? - Ничего не буду я тебе показывать, извращенец! Между прочим, я работаю. Мне деньги шефу надо отвезти! – ох, Артур, право, как ребенок маленький. Мычишь, оправдываешься… - И не зассал я! - А чего тогда? - он подвинулся ко мне. От него ещё и пахнет здоровски! Скотина! - Просто… - у меня предательски задрожала нижняя губа. – Я врагам ничего не показываю, вот! Из-за тебя я потерял свою старушку, лишился средства передвижения. - А ноги у тебя на что? - Побочный эффект мутации в детстве. Они не работают. И, вообще, перестань меня перебивать! Я бабулю видел, понятно тебе?! - я гневно потряс кулаком с деньгами. – А она умерла десять лет назад! - А видел где? - с неприкрытым сарказмом спрашивает Порш. - ТАМ. Он проследил за моим пальцем. - Сомневаюсь, что ты там мог ее видеть, - ухмыльнулся он. – Я в принципе ничего против пожилых людей не имею, но женщины меня не привлекают. - Чего?! Извращенец! Я развернулся и ринулся к выходу. - Стой! – меня властно схватили за плечо. - Не смей! Закричу! – я попытался отпрыгнуть от него, но он крепко держал меня. - Хорошо, кричи, - через минуту, когда я опять «зассал» выполнять свои угрозы, Порш крикнул куда-то в сторону бара: - Сереж, последи за всем, пока меня не будет! - Все будет сделано в лучшем виде, Леонид Викторович! Я, чтобы разбавить свою напряженную атмосферу, пробубнил себе под нос: - Будет исполнено в лучшем виде, Леонид Викторович, бе-бе-бе. Неожиданно мою щеку обожгло горячее дыхание: - Для кого-то Леонид Викторович, а для тебя Мантикора Леонид Викторович, - Порш потянул меня вон из «Голубого фламинго». – Сейчас мы заедем к твоему шефу, отдадим деньги, а потом – в ресторан. Должен же я как-то загладить свою вину за то, что ты видел мертвую бабушку. - Я никуда не поеду с тобой! Я не гей! – просто это единственное, что крутилось в моих мыслях. Грех было не сказать. Леонид Викторович или, для меня, Мантикора Леонид Викторович, не выпуская моего плеча, негромко сказал: - До поры до времени, - потом оглянулся и уже мне в ошарашенные глаза с дьявольской улыбкой: - До поры до времени. Эпилог - Больно! – одними губами выдавливаю я. Коленки скользили по шелковым простыням, грозя научить меня садиться на шпагат. - Больно? – его тело навалилось на меня. – Больно?! Я предупреждал тебя, Артур. Скажи, - Леня добавил второй палец, резко введя его в мою попу, - я предупреждал?! Другая рука обхватила мой стояк, зажав между пальцами головку пениса. - Я не слышу, Артур! – его пальцы внутри меня дернулись. Если я открою свой рот, то он услышит даже больше, чем хочет. Поэтому стискиваю зубы, подавляя звуки глубоко в себе. Я стоял в позе рака, дрожащими от напряжения руками не давая себе грохнуться фейсом в простынку. Это последнее, что я должен был сделать в своей жизни: подставить попу этому садюге, чтобы тот оттрахал ее своей пятерней. Мое тело затряслось, когда я вспомнил, что на днях Леня смог засунуть в меня всю ладонь. Целую. Гребаную. Ладонь! - Артур?! – приглушенное хлюпанье и третий палец. Он вставляет, вытаскивает, вставляет, вытаскивает… Пальцами другой руки он не прекращает сжимать головку члена. – Я тебя не слышу! Я предупреждал тебя, верно?! - Да! – выкрикнул я. Game over. Мои руки выскользнули из-под тела, не выдержав бешеной дрожи. Я тяжело задышал, мутным взором оглядывая темные стены комнаты. Меня передергивало от возбуждения, которое сконцентрировалось внизу. Леня навис надо мной своим мускулистым, вспотевшим телом. Его тяжелый взгляд с легкостью вдавливал меня – дрожащего и скулящего – в мягкий матрас. Он чуть наклонился к моему лицу: - Я тебе говорил, чтобы ты не подходил к Сергею?! Я тебя просил с этим уродом рядом не стоять?! Было такое?! Он медленно провел своими горячими пальцами вдоль по выступающим позвонкам. Я похотливо выгибался его подушечкам навстречу. Ничего не могу с собой поделать. Я до крышесноса обожаю, когда он делает так. А потом, в конце он… - Агрх! – вырвалось у меня. Вместо едва ощутимого поцелуя в затылок он заломил мою руку за спину. Да ещё придавил её своей накаченной тушей. – Леня, мне больно, черт тебя дери! Мне ужасно больно! - Больно?! А мне не больно?! Мне не больно?! – его пальцы вошли в меня очень глубоко. Я чувствовал их прикосновения у себя внутри. От этого меня затошнило. – Что ты делал рядом с ним?! - Ничего-о… - я еле дышал. – Я…я… Он вытащил пальцы, чтобы подобраться ко мне поближе. Мой член пульсировал, но кончить я не мог. Да и как, если это Буцефал то надрачивает мне, то с силой сжимает мой ствол. От его переменчивого настроения я стану импотентом! Запомните мои слова! - Что?! - Я спрашивал… - где мой звонкий голос? Что за предсмертные хрипы? - Что?! Что ты спрашивал?! - Где ты… Он замер. Я с трепетом наблюдал, как его желваки пережевывают мою новость, как она медленно проходит в мозг, как черепная коробка принимает ее, анализирует и выдает ответ. - Артур, - начал он спокойно, хотя видно, с каким трудом ему это давалось. – Я тебе говорил, чтобы ты никогда не подходил к нему. Ты меня не послушался. Ты подошел. А ещё ты наклонился к нему. И он что-то шептал тебе в ухо. ЧТО ОН ШЕПТАЛ ТЕБЕ?! Не дожидаясь моего ответа, он с размаху засадил четыре пальца. - Больно-о-о-о!!! – взревел я, пытаясь выбраться из-под него. - Леня, больно-о-о!!! - И мне больно, Артур. Когда я кончил, Леня слез с кровати, подошел к окну и закурил. - Это… - я с большим трудом выталкивал из себя слова, пытаясь подняться. – Было ни хрена не мило! – руки не слушались и обратно шлепнулся на матрас. - Тебе помочь? – вместо извинений предложил он. - Ничего мне от тебя не нужно! Слышишь?! Ничегошеньки! – я замолк, стискивая руками грудь. – Даже не выслушал меня! Набросился как зверь! А я, между прочим, ничего такого, что тебе там предоставило богатое, но больное воображение не сделал! Сережа пытался перекричать музыку, чтобы помочь мне найти тебя, а я его не слышал. Поэтому и наклонился… - по моим щекам побежали слезы. Но я гордый. И лежу к нему спиной. Ни за что не сознаюсь, что плачу из-за этой бесчувственной глыбы льда. – Я поеду домой. Леня молча наблюдал, как я встаю с кровати, хромая иду, подбираю разорванную в клочья одежду. Прекрасно, я ещё голым поеду. Ни на одну секунду он не спустил с меня глаз. - Хорошо, - согласился он. - Езжай. Но в шесть утра ты должен приехать ко мне. - Что? – я застыл с трусами в руках. Я пытался понять в кромешной темноте, где у них дырки для ног. И то ли я сошел с ума, то ли, опять же, первое, но там появилась третья дырка. – Никуда я не поеду! Леня затянулся. - Отлично. Я сам приеду. Вещи собери. Мы завтра в Париж едем на неделю. - Чего?! Какой Париж?! Какая неделя?! - Артур, выходи за меня, а? - Нет. - Хорошо. Не забудь, мы завтра летим. - Никуда я не полечу. - Я понял. Костюм официальный возьми. Не в джинсах же расписываться будем. - Лень, я никуда с тобой не поеду. - И паспорт возьми. Мы прямо в Париже оформим гражданство и новый документ сделаем с моей фамилией. - Я не буду брать твою фамилию! Я не хочу звучать как педик! Она не сочетается с моим именем! Вот, Артур Павлутин - звучит! - Ладно, тогда я возьму твою фамилию. - Нет, ты меня вообще слушаешь? Я никуда не поеду. У меня работа и подагрический маразматик с заказами. Они без меня пропадут. Леня сел на кровать. Открыл ноутбук и надел очки. - Лень, ты меня слушаешь? Ответа не последовало. - Я все равно никуда не поеду. На линзах отразилось окошко браузера и вводимый текст. Мне стало одиноко. Я отшвырнул трусы в дальний угол, так и не разобравшись в надобности третий дырки, и залез на кровать. И вот так всегда. А Сережа не верит. Говорит, что Леня неревнивый, безразличный к судьбе своих пассий, холодный и постоянно свободный. Я и вижу, какой он неревнивый: из каждого моего кармана провода от прослушивающих устройств торчат. Безразличный к судьбе пассий? За милую душу меня трахнул пальцами только за то, что я спросил у бармена, где найти его. Постоянно свободный? Да он чуть душу из меня не вытряс своими приставаниями: «Поставь СП со мной! Поставь меня в СП!». Поставил. Через день пришлось удаляться ото всюду. Сережа говорил, что до меня Леня вел себя по-другому. Никогда не встречался больше двух недель, если при нем приставали к его партнеру, смотрел на это сквозь пальцы, даже поощрял. Трахал и высмеивал все, что связано с его очередным любимым. Ломал его, подстраивал под себя, а потом бросал. Был холодным животным. Даже к этому Сергею подкатывал. Только бармен предусмотрительнее оказался: он встречался с чемпионом России по боксу. Когда я узнал столь противоестественную информацию, то задумался: а что я к нему испытываю? Готов я так же кардинально поменяться ради него? Стать зависимым. И тогда я ответил себе: нет, не готов. Это было два года назад, когда мы только начали встречаться. Точнее, он заставил меня это делать. На протяжении всего этого времени Леня был со мной рядом: когда я рассказал своим родителям про него, когда они отлучили меня от отчего дома, когда бизнесу Лени чуть не пришел капут, когда я разбил его Porsche 911 Carrera S и провалялся в больнице полгода, сращивая конечности и заново учась ходить. Он не бросил меня, когда я бросил его. Он стоял под окнами, когда я водил к себе знакомых девушек, а потом мы болтали с ним ночи напролет о том, что слабый пол слаб в постели. Я сломал его, а он меня подчинил. - Я тебя не люблю, Лень. Щелканье клавиатуры впитал ночной сумрак. - А я люблю. Вот гад! Так нечестно! Он ведь вывернул все наизнанку! Такое чувство, что это я его сейчас насиловал своей рукой, а не он. Этакий принц, блин, печального образа, который ждет свою строптивую невесту. У-у-у-у, какой же он говнюк! Мне пришлось подняться и, кряхтя от ноющей боли в заднице, подползти к Лене. Уткнувшись в его обнаженную спину, прошептал: - Я пошутил. - Честно? – он отложил ноут и повернулся ко мне. - Ты знаешь. - Нет, не знаю, - Леня ласково взял лицо в свои ладони и легонько коснулся губами моего носа. – Скажи. Все-таки добился своего. Сколько можно врать себе? Я это понял ещё в самом начале, когда мы встретились в мой удачно проебанный выходной: - Я тебя люблю. Леня лизнул мои губы, а потом впился страстным поцелуем, укладывая на постель. - Стой! – я уперся в его плечи и попытался оторвать от себя. – А мои вещи? Я же не успею их собрать! Леню это не остановило, он лишь тепло улыбнулся и перед тем, как устроить жестокие потрахульки на оставшуюся ночь, произнес: - Я тебе все в Париже куплю. * Прошу прощения, но эта песня, увы, не моего собственного сочинения. Я нагло стырил исходный текст «Песни Распутина» из м-ф «Анастасия» и переделал слова под Артура.