Цена была слишком высока

— Я не понимаю, ты специально нарываешься? Сорвалось с губ Михаила. Алексей пренебрежительно отнесся к тому вопросу, что ему только что задали, поэтому назло начал думать совершенно о другом. Скорее не чтоб разозлить Мишу еще больше, а чтоб потешить себя. Каждый раз, когда Алексей слышал голос Подоляка, он невольно задумывался, а когда он нравится ему больше? Когда говорит на русском, или все же на украинском? На украинском его голос всегда звучал мягче, мелодичней, спокойней, а вот в первом варианте наоборот. Становился в разы четче, и будто бы собранней, серьезней. Хотя куда уж больше. Вывести из себя Подоляка всегда было сложной задачей, но Алексей был бы не собой, если бы с этим не справлялся, причем на отлично. И сейчас, Арестович самодовольно улыбался, не отвечая на поставленный вопрос. И в добавок скрещивая руки на груди, пожимая плечами, продолжая пристально смотреть на коллегу. Возможно, нарывался. И что в этом такого? — Я тебя понял. — только и сказал Миша, что все это время стоял посреди кабинета. Он просто развернулся и вышел, захлопывая дверь, да так, что от разливающегося грохота по помещению Арестович даже подпрыгнул на своем кресле, а от его лучезарной улыбки не осталось и следа. Может быть, правда переборщил. Мужчина был уверен, что если в коридоре в этот момент кто-то стоял, то по Офису точно пробегутся смешки и сплетни. Хотя все уже давно привыкли к выходкам Алексея, поэтому ничего кроме шуток и подколов от коллег ожидать не стоило. И ему было искренне интересно, куда же все-таки направился Михаил, потому что они делили один кабинет. «Неужто жаловаться Голове?» — про себя пошутил Арестович и заглянул в экран ноутбука, стоящего на столе. На нем все еще была открыта переписка с Мишей. «Резко понадобилось спустить?» — отправил личным сообщением. А перед этим он отправил ссылку на один из интересных видеороликов. «Очень смешно», — спустя две минуты на экране высветился ответ. И следующий: «Я так понимаю, раз ты смотришь подобное, то это чисто для себя. Похвально. Учись. Скоро продемонстрируешь свои умения» «Ха-ха. 1:1», — только и ответил на это Алексей, закатывая глаза и закрывая вкладку. Перевод стрелок на его личность, особенно в таком ключе, раздражал до ужаса. Да что он знал? Продемонстрирует? Кто еще на ком. Никогда Алексей не опустится до такого. И так происходило каждый раз. Почти всегда, когда Арестович хотел подшутить над коллегой, Подоляк не стоял как вкопанный. Нет. Иногда он даже переигрывал в чужой игре, оставаясь в выигрышной позиции. Раздражало. Такая конкуренция раздражала, и одновременно заводила. Хотел смутить коллегу, а еще лучше — попустить, но никак не выходило. Алексей то пошло подшучивал при других сотрудниках над Мишей, то использовал техники из психологии и различные манипуляции, либо же вот так, как сейчас, сбрасывал в личный чат непристойности. Но все же ему казалось, что рано или поздно он все-таки получит по лицу за такое поведение. И он даже не знал, что лучше: с руки, или чем-то иным. Вернулся Михаил только спустя час. И был он все также раздражен, как и до этого. Брови сдвинуты к переносице, а глаза будто еще больше потемнели. Он сел за стол, сразу же клацая что-то на клавиатуре, и водя мышкой по деревянной поверхности. В этот день Алексей решил больше не шутить. Утром следующего дня уже Арестович был не в духе. Михаил же напротив — общался с многими коллегами, усердно вычитывал текст в документах, которыми с самого утра был завален его стол. Алексей на это лишь лениво смотрел, потягивая горький кофе без молока и сахара. — Что, ночка не задалась? — решил поинтересоваться Подоляк, поднимая заинтересованный взгляд на друга. Арестович на это хмыкнул, ухмыляясь левым уголком рта и медленно моргая. — А я вижу, твоя прошла отлично. И как он? — делая глоток, задал провокационный вопрос Алексей. — Замечательно. Как раз тебя всю ночь представлял и думал о том, как ты продемонстрируешь свои особые навыки. — Подоляк никогда не отступал в подобной игре. Он все время только и думал о том, как в очередной раз победит в схожей перепалке. — А я то думаю, чего всю ночь не мог заснуть. А это ты меня вспоминал. — еще один глоток, от которого Алексей даже поморщился. — Ты мне льстишь. Я уверен, что твой рот способен не только язвить, но и делает отменный минет. Ты же в этом явный профессионал. — Леш, на мой минет еще ни один мужчина не жаловался. Но я уверен, что ты раздвигаешь ноги и стонешь не хуже. — и на секунду на его лице промелькнула хищная улыбка, и даже с расстояния в метр можно было заметить в его темных глазах чертиков, и вот от такого Миши в животе Алексея заворачивался узел. Становилось тревожно и невыносимо тяжело, в голове путались мысли, и одновременно с этим невероятно пусто, потому что все мысли были сосредоточены лишь на одном: на реакции тела. Но в этот же момент зазвонил телефон. Черт. — Ало. — ответил Миша. — Що? Коли? — до Алексея еле слышно доносился чей-то голос. Но ни одного слова он не мог разобрать, а лишь следил за мимикой на лице коллеги, подмечая каждое изменение. — Зараз? Чого раніше ніхто не сказав? Гаразд-гаразд. Зараз спущусь. — и положив трубку, стал судорожно бегать по кабинету, собирая что-то в чемоданчик, и хватая с вешалки ветровку. — У меня выезд сейчас. — уже в дверях кинул Миша, оставляя Арестовича наедине со своими мыслями и работой. И с какой-то стороны, было хорошо, что он уехал, потому что сейчас, в полном одиночестве, ты мог работать, как хочешь. Хоть ноги на стол закинь, никто не будет бурчать на ухо и настаивать, чтоб ты их убрал. Но с другой, было пусто, одиноко и тихо. А от тишины в голову лезли не самые приятные мысли. Он понимал, что обычный интерес давно перерос в нечто большее. Это было влечение, которое он усердно в себе подавлял, но которое упорно просилось наружу. И из-за этого просыпалось где-то внутри, в груди, ужасное чувство отвращения к самому себе. Как он мог упустить тот момент, когда из простых издевок, его начал привлекать мужчина? Как? Когда это произошло? Как он не заметил? Или он с самого начала его привлекал, и таким глупым образом Алексей пытался привлечь его внимание к себе? Решил «соблазнить тихоню»? Хотя Подоляк никогда не был тихоней в привычном понимании. Он был просто слишком серьезным. Он отличался от Арестовича, и этим всегда притягивал. Своей недоступностью. Ведь по сути, что Алексей знал о коллеге? О его личной жизни? И неужто сейчас проснулось чувство стыда? А если у него и правда кто-то есть, а он бесцеремонно лез, нарушая личные границы? Но с другой стороны, это уже не его зона ответсвенности. Если его прямо не посылали, не отталкивали, значит, он ничего плохого не сделал. Его нельзя было винить за то, что допускал и позволял другой человек по отношению к себе. Но работу никто не отменял. Нужно было проводить эфиры, публиковать посты, связываться с другими штабами, чтоб обменяться важной в военное время информацией, ходить на собрания, общаться с коллегами и составлять отчеты. И когда ты весь день завален по горло работой — время пролетает в разы быстрее, да так, что он совсем не замечает, как с начала рабочего дня прошло почти десять часов, и в Офис наконец-то вернулась группа, среди которой был и сам Подоляк. — О, ты вовремя. — с порога начал Арестович. — Я вот думал, через несколько часов рабочий день заканчивается. К кому поедем? К тебе или ко мне? — снова расплываясь в улыбке, говорил коллега. И на секунду остановился, задумываясь. — Хотя, ко мне нельзя. Настя дома. Значит к тебе? Алексей следил за Михаилом, что снимал с себя куртку, вешая на крючок, и подмечая на его лице нотки усталости. Может, снова не стоило? — Тебе, я гляжу, не терпится. — Миша, вставая не далеко от стола друга, смотрел на него сверху-вниз, скрещивая руки на груди, изучая фигуру напротив. — Вставай. — после он отошел к двери и защелкнул дверной замок. — Мы уже едем? — засмеялся Арестович. — Зачем же ты тогда двери закрыл? Как мы выйдем? — продолжал он гнуть свою линию, не сдвигаясь с места ни на миллиметр. — Вставай. — уже приказным тоном проговорил Подоляк. Мужчина смотрел на него со своего места, сощурив глаза, не понимая, шутят ли над ним сейчас, или же нет. Он поднял вверх брови в удивлении, но все равно остался сидеть за столом. — Алексей, вставай. — Миша повысил тон, и только после этого Арестович все же послушался. Он обогнул стол и стал впереди него, все еще в нескольких шагах от Подоляка. — Подойди. — закатил глаза Михаил, все еще ожидая понимания и подчинения его приказам от коллеги. Арестович сделал три шага, останавливаясь в нескольких сантиметрах от друга. И в его взгляде янтарных глаз все так же читалось непонимание и недоумение. — А теперь опускайся на колени. — с вызовом во взгляде приказал Подоляк. И Алексей бы соврал, если бы сказал, что не хотел подчиниться в первые две секунды. Но вместо этого ошарашенно смотрел в темные глаза напротив. Ему не послышалось? Что он только что сказал? — Ты спятил? — и в этот момент закипать начал Арестович. Хотелось многого и одновременно: заехать кулаком по симпатичному лицу, рассмеяться, покрыть его отборным матом, и что самое ужасное, что не хотелось признавать ни в одном из сценариев — подчиниться. Потому что сейчас происходило ровным счетом то, что снилось ему в эротических снах, при воспоминаниях о которых ты притворно морщился и становилось наигранно-отвратительно. В эти моменты ты делал все, чтоб внушить себе, что тебе неприятно видеть подобное. Хотя подсознательно понимал, что это не так. Поэтому было важно самовнушение. — А ты на что рассчитывал? Будешь меня дразнить, выводить из себя, и никак за это не заплатишь? У меня был тяжелый день. Давай, становись. — Подоляк положил руку на правое плечо коллеги, надавливая вниз, будто бы помогая понять, чего конкретно от него хотят. — Убери ты, блять, руку. — своим тихим, но злым голосом сказал Арестович, сбрасывая ладонь со своего плеча. Но не отходил. Все равно рассчитывая на продолжение? Или чего он ждал? — Тебе третий раз повторять? Как маленькому? — Миша потер переносицу. Скоро ему надоест эта игра. — Становись на колени. Будь послушным. — и этот тон был пропитан всей серьезностью и суровостью, которая таилась в Подоляке. — Ты прикалываешься? — кулаки чесались так, что еще немного, и удар бы точно прилетел по правой щеке. — Хорошо. Давай по-другому. — на тяжелом выдохе проговорил Подоляк. Снова закрывая глаза. — Леш, пожалуйста, будь хорошим мальчиком. Сделай это ради меня. — и снова с силой надавил, уже на левое плечо. Ноги в этот момент предательски дрогнули и подкосились, что дало возможность опуститься на твердую поверхность. Снова положение сверху-вниз. Только теперь смущающее. Внутри Алексея закипал диссонанс. Как же так? Кто, я? Это нечестно. Это все не честно. Да кем он себя возомнил? Я никогда бы не опустился до такого уровня. Это он должен сейчас стоять в таком положении. Я сильнее. Это нечестно. Миша теперь уже улыбался мягко, ласково, проходясь пальцами по щетине на щеках и подбородке, гладя большим пальцем скулы, давая понять коллеге, что его никто не обидит, и не сделают больно. А хотелось. Очень. Но он не хочет спугнуть, хотя воображение рисует картинки, где мужчина заносит руку, и звук от пощечины отбивается от стен кабинета. Но он не подчиняется желанию, напротив, все еще гладит, проходясь пальцем по нижней губе, что все время была влажной, чуть оттягивая ее. Алексей пристально наблюдал за каждым движением, пытаясь не упустить из вида ничего, что могло бы в итоге выступить в роли компромата, но сознание буквально говорило, что единственный компромат здесь — это сам Арестович. Миша убрал руки, перенося их на собственную пряжку ремня, расстегивая. — Ты что, порно пересмотрел? — подал голос Алексей, нервно сглатывая. Одна его сторона умоляла бежать, открыть эту чертову дверь и просто бежать, моля о помощи каждого, кого встретит на пути. Другая же заставляла смиренно ждать, нервно облизывая и кусая губы. — Я, кстати, не смотрел то, что ты вчера скинул. Как раз на практике покажешь, что там было. — абсолютно серьезным голосом проговорил Михаил. Спуская джинсы вместе с нижним бельем. Если бы они снимались сейчас в какой-то комедии, Алексей бы точно упал в обморок от увиденного. Прямо перед его лицом красовался налитый кровью член Подоляка. Очень не хотелось ударить лицом в грязь, но он никогда никому не делал минет. Он всю жизнь считал себя самым гетеросексуальным гетеросексуалом, поэтому его подсознание не затыкалось ни на минуту, все крича на полную громкость о побеге. Но он оставался на месте. Сейчас Арестович уже думал о том, что это некий его «долг» и дело принципа, что он не скривится и покажет все свою «силу» на практике. Хотелось, чтобы Подоляк проиграл. Он поднял смущенный взгляд наверх, встречаясь с все таким же серьезным Михаилом. И от этого контраста вело лучше, нежели от алкоголя. Весь адреналин и злость ушли, и возбуждение накатило сплошной большой волной, заставляя чуть ли не задыхаться. И вот сейчас он испытывал стыд. Стыд перед собой в первую очередь. Как он выглядит со стороны? Хваленый военный эксперт, психолог, философ, в далеком прошлом актер и несколько раз ученик, с огромным жизненным багажом и опытом, стоит посреди кабинета на коленях, а перед лицом буквально член его друга. Но из внезапных размышлений его вырвал Подоляк, положив на затылок левую руку. — Давай. Это все, что Миша сказал, прежде чем Арестович прошелся языком по всей длине. Он прошелся по уздечке, собирая выступившие капли смазки, и после заглатывая так сильно, как только мог. Самостоятельно то вбирая как можно глубже, то почти освобождая, задавал свой собственный темп. Подоляк уже пожалел, что сейчас они не находятся возле какой-нибудь поверхности, просто чтоб опереться. Он закинул голову, шумно вдыхая воздух, потому что в какой-то момент его перестало хватать. Алексей помогал себе языком, проходясь по каждой венке, насаживаясь с каждым разом как можно глубже, втягивая щеки. Миша уже успел пожалеть о данной затее, так как он чувствовал гладкую полость рта и шершавость языка, что просто сводили с ума. Но еще большей ошибкой было то, что он решил посмотреть вниз. Данный вид вскружил голову так, что он не мог поверить в реальность происходящего. Пусть Алексею и стоило еще поучиться правильно пользоваться языком, но сам вид и осознание того, что тебе отсасывает сам Алексей Арестович — советник ОП, выбивало почву из-под ног. Сверху послышался еле слышимый стон, так как стены пусть и толстые, все равно очень не хотелось, чтоб что-то кто-то услышал. Если бы Алексей мог, он бы улыбнулся такой реакции. Но все, что было сейчас в его силах — это как можно сильнее вбирать член, почти доставая до глотки, и как можно сильнее сжимая горло. — Подожди-подожди. — отстранил мужчина Алексея от себя. — Все так плохо? — в глазах промелькнуло огорчение, а губы искривились в печальной ухмылке. — Нет, все отлично. Просто я сейчас кончу. Теперь я знаю, что сделает твои губы еще красивее. — послышался легкий смешок со стороны Подоляка. Сейчас он указывал лишь на то, что губы коллеги были достаточно красными, будто их намазали одним из блесков с малиновым оттенком. — Иди ты. — хриплым голосом сказал Алексей, прочищая горло. — Вставай и садись на диван. — Я против, что бы ты меня ебал. — Арестович поднимался медленно, так как колени затекли и теперь ужасно ныли. Нужно было быть предельно осторожным, чтоб ничего себе не потянуть. — Я не буду тебя ебать. — ответил Миша, с огромным усилием и таким же дискомфортом, пряча половой орган за тканью нижнего белья. Он подошел к своему чемоданчику, все еще с немного спущенными штанами. — Я тебя что, не привлекаю? — он сел на мягкий диван, что стоял у стены, и ноющий член потерся о грубую ткань джинсы, посылая по телу тысячу электрических зарядов. По тону было понятно, что тот собирался обидеться, и возможно, даже не разговаривать с ним какое-то время. — Нет. Просто ты еще не готов. — найдя наконец-то флакончик со смазкой, Михаил подошел к дивану, забираясь на него с ногами. Алексей неуверенно последовал тому же примеру, и сел, поджав ноги к груди. Неужели боится? — Расслабься. Давай. — Миша положил руки на его колени, заставляя расслабить ноги. — Снимай. — указывая на джинсы. Возможно это было подсознательное желание унизить, попустить человека, показать, что не стоит над Мишей шутить тем, или иным образом, но так же хотелось показать Алексею способности его же тела. Чтобы он открыл для себя нечто новое, неизведанное раньше, чтоб его уверенность в себе пошатнулась, ведь узнает он себя явно не с выигрышной позиции. И все же, все намерения сводились к пристыжению. До чего он докатился. Арестович потянулся к одежде ватными руками, все заглядывая в глаза напротив, ища в них поддержки и одобрения. Но они не выражали ничего, лишь похоть, что очень сильно било по эго. Может и правда он его не интересовал? Тогда ради чего это все? Отбросив в сторону штаны, он снова посмотрел на Мишу, задавая немой вопрос. — Белье тоже. И выполнить эту просьбу было сложнее, нежели предыдущую. Щеки покраснели, предательски выдавая то, что сейчас чувствовал Арестович, а в груди комом сбивалась тревога, выбивая весь воздух из легких. Он искренне не понимал реакцию своего тела, ведь у него в жизни было много женщин, и ни перед одной он не смущался и не стыдился так, как сейчас. Но и их откинул. Член колом стоял, и сейчас он хотя бы в чем-то почувствовал облегчение — наконец-то освободился от тесных оков одежды. — Признай, что тебе нравится. Течешь, как сучка. — и только сейчас Алексей понимает, что взгляд Миши был хищным, будто бы готовым съесть. И это больше пугало, нежели заводило. Миша открыл флакон, выдавливая немного на пальцы, распределяя по длине, и касаясь члена Арестовича, аккуратно проводя большим пальцем по головке, размазывая и смешивая естественную смазку с искусственной. Параллельно он наблюдал за изменениями на лице коллеги. Он зажмуривал глаза, сводя брови к переносице, тяжело дышал через приоткрытый рот и прикрывал глаза. Подоляк водил медленно, натягивая кожу, проходясь по каждой выступающей венке, то набирая темп, то сбавляя. Но главное во всем этом — наблюдать. Он специально мучал, чтоб проследить все реакции на лице Алексея. — Леш, я могу? — ласковый голос выбил Арестовича из своего собственного воображаемого мирка, возвращая в реальность. Он не сразу понял, на что указывал ему его друг. Но как только до него дошло, его глаза округлились до пределов, и он судорожно замахал головой в протестном знаке. — Я буду аккуратен. Позволь мне только, — Миша убрал руку с члена, и потянулся снова к емкости со смазкой, как Алексей сразу же подобрал к груди ноги, обнимая их руками и сцепляя в крепкий замок. — Ну, милый мой, что случилось? — отреагировал мужчина на это так скоро, как заметил. — Все хорошо. — чистой рукой успокаивающе гладил по правой ноге, нашептывая. — Все хорошо. Доверься мне. Давай. — аккуратно, чтоб не спугнуть, дотронулся руки, заставляя ее убрать. То же самое сделал и со второй, разжимая их поочередно, пытаясь расслабить Алексея. Сейчас Миша смотрел не с вожделением, а наоборот, с заботой и лаской, пытаясь сделать все, чтоб Леша чувствовал себя спокойно и расслабленно. Даже если ради этого приходилось притворяться. Он так же еле ощутимо надавил на внутреннюю часть колена, чтоб Алексей раздвинул ноги в стороны, позволяя удобней устроиться Михаилу. И он послушался, пусть и с осторожностью, но поочередно расставил ноги так, как было б им обоим комфортнее. Миша снова взял флакон, и выдавив на два пальца лубрикант, приставил их ко входу, легонько поглаживая, снова переводя взгляд на лицо коллеги. Он тяжело дышал, втягивая воздух через нос с резким звуком, и зажмурил глаза так, будто ему больно. — Доверься мне. Я знаю, что делаю. — правую руку Подоляк положил на живот, успокаивающе поглаживая его сквозь черную футболку, чтоб в один момент не было слишком много различных ощущений. После он медленно ввел первую фалангу указательного пальца, все еще продолжая всматриваться в лицо напротив, чтоб уловить каждое изменение в мимике. Арестович в один момент резко закрыл лицо ладонью. — Тебе больно? — в ответ на такую реакцию, спросил Подоляк, но не останавливаясь, продолжая и дальше вводить, уже ко второй фаланге. Алексей замахал головой в отрицательном знаке, но все еще с закрытым рукой лицом. — Леш, давай тогда уберем руку. — и этот же черт знал, как на Алексея каждый раз одурманивающе действовало произношение его имени в такой форме, особенно им, Мишей. Подоляк аккуратно взял за запястье руку Арестовича, опуская ее на диван, и в этот момент окончательно вводя палец, почти до костяшек. Он стал медленно водить внутри пальцем, оглаживая шелковые стеночки, то почти вынимая, то наоборот вводя до предела, а правую руку положил на талию, слегка придерживая. И почти не подождав, медленно добавил второй палец. Алексей снова зажмурился, и сжал одну ладонь до побеления костяшек. Единственное, что он сейчас чувствовал, это стыд. Прожигающий насквозь, такой, что заставлял застыть на месте и не двигаться. А его сознание медленно, но верно сходило с ума. Он просто не хотел верить в происходящее. Как? Как он допустил такое? Он больше никогда не отмоется от этого стыда. Теперь он всегда будет на себя смотреть в зеркало и видеть прозрачные следы на теле. Прозрачные следы греха и отвращения к себе. И больше не будет работать поговорка: «один раз — не…». Все представление и убеждение о себе в один день просто сломали и растоптали в пыль. Ни следа от прежнего образа и виденья себя не осталось. Все, что теперь будет его преследовать — это стыд и отвращение. Как он мог? И в один момент его бедра подкинулись, и выгнулась спина, а из глотки наружу вырвался задушенный стон. Алексей перевел ошарашенный взгляд на Мишу, в полном непонимании, что только что произошло с его телом. Никогда в жизни он еще не испытывал таких ощущений, и как бы он не хотел соврать себе и убедить в обратном — хотелось почувствовать это еще раз. Миша лишь самодовольно улыбался и, снова нащупывая точку, прошелся по ней пальцами. Арестович снова зажмурил глаза и промычал под нос, хватаясь за свою ногу. Его дыхание давно сбилось, поэтому сейчас он дышал маленькими прерывистыми вдохами, и Мише это искренне льстило. Подоляк немного раздвигал пальцы в стороны, подгибал, вынимал и вставлял обратно, надавливал на комок нервов и снова входил мучительно медленно, заставляя Алексея закатывать глаза и закидывать назад голову, закусывая нижнюю губу, а после тяжело втягивать воздух. Он коснулся изнывающего члена Алексея, и провел по нему снова вдоль, выбивая из Арестовича стоны с придыханием, и хватило всего несколько раз провести по плоти, как мужчина излился Михаилу в кулак. Он сильно сжался, обхватывая мышцами пальцы Подоляка, от чего тот улыбнулся. Несколько капель попало на его футболку, но сейчас это его мало волновало. — Ты так сжался, я подумал, мне пальцы переломаешь. — сдавленно захихикал Подоляк. Если бы Алексей был бы в состоянии, он бы точно зарядил за такие слова по лицу. Но пока что он просто лежал и что-то неразборчиво бормотал. За это время Миша успел сходить к своему столу, взять пачку салфеток, вытирая руки, и протянуть несколько коллеге. — А как же ты? — понемногу приходя в себя, спросил Алексей. — О себе я сам позабочусь, а ты вытрись и оденься. — еле как застегивая пуговицу на джинсах, и открывая двери, бросил небрежно Подоляк. — Закроешь дверь. — добавил, покидая кабинет. Босыми ногами Арестович пробежался от дивана к дверям и обратно, залезая и подбирая под себя ноги. Сейчас он был абсолютно честен с собой: его задел такой резкий побег Миши. Любого человека задел бы. И неприятные мысли снова полезли в голову: как он будет смотреть самому себе в глаза после такого? Как он будет смотреть Насте в глаза? Как он будет думать о ней, после произошедшего? Вся та ненависть к себе, что давно была поборена, по крайней мере, он так думал, снова вернулась. Ему было мерзко от себя. Он склонил голову на колени, что снова были прижаты к груди, и по его щекам невольно потекли слезы. Слезы позора. Как он теперь будет? Эта игра была заведомо проиграна. Сейчас он жалел, что когда-то начал ее, из собственной гордости. В данный момент не осталось ни гордости, ни уверенности, ни одобрения себя. Не осталось ничего. Он проиграл. Только теперь по-крупному. Ставка и цена была слишком высока.