Killer Queen

***

— Какой глупый блеф, Коля. — Очевидно же было, дорогой мой друг. Я слишком хорошо осознаю, что твоя смерть лишь сковала бы мою свободу. Так неинтересно… А ты, будучи жив, можешь мне помочь достичь её, — Николай хихикнул, прижимая ладонь к губам. — Как меркантильно. Даже после моего чудесного спасения ты говоришь о выгоде, — шутливо ухмыльнулся Достоевский. Он редко мог позволить себе подобный тон. Только наедине с Гоголем.       Они сидели бок о бок на полу в неохраняемой зоне тюрьмы, здесь камеры и неустанные взгляды надзирателей не могли достигнуть их. Дазай где-то внизу разбирался с охраной. Судя по возмущённым воплям, он пристал к Сигме. Забавные. Он уничтожит их всех, как только поговорит с Гоголем. Сейчас это было в приоритете. Даже нелепая смертельная дуэль была лишь прикрытием. — Почему это плохо? Это весело, и ничего прочего. Кстати, ты ознакомлен с планом этого чудесного помещения? — Ознакомь, — Фёдор сделал скучающий вид. Он был убеждён, что увидев его реакцию Гоголь обязательно что-нибудь выкинет. Вот только предугадывать сами действия бессмысленно, Коля иррационален и чётких планов не имеет. Именно это и было таким интригующим в его личности. — …Вот где-то там находится вход, — щебетал Гоголь, пока Достоевский пытался это себе вообразить. Пространственное мышление у него было развито чудесно, однако описания Коли были чересчур абстрактными. — А хотя что это я, давай наглядно покажу, — руки в красных перчатках легли на колени Фёдора, заскользили по коже, вычерчивая указательным пальцем план.       Отлично. Именно на это «интригующее» он и рассчитывал. Хотя это вполне можно было ожидать. Неосознанный флирт со стороны Гоголя не вызывал никакого дискомфорта уже много лет. — Хммм?.. Продолжай.       К слову, возможно и не флирт. Коля всегда был тактильным. Да и черт ногу сломит понять что у него на уме на самом деле. — Здесь был очень глупый охранник, мне пришлось его придушить, — довольно и бодро заявил Николай, прерывая его мысли. Он провел кончиками пальцев по ноге, круговыми движениями очерчивая и стискивая коленную чашечку в утрированном жесте удушения. Фёдор сглотнул. — Вот как, — хрипло и некстати откликнулся он. — Ты совсем меня не слушаешь, — уныло протянул Гоголь, поглядывая на него искоса из-под светлой чёлки. — Вот представь, я — твоя левая нога, а ты — твоя правая нога.       Логика этого существа была непостижима, и Достоевскому ужасно нравилось не понимать его. В этой логической дистанции действительно был некий шарм. — Допустим.       Коля положил руки ему на бедра. — И каждый раз, когда ты меня не слушаешь, происходит вот это, — он резко раздвинул ноги Фёдора в стороны.       Достоевский поперхнулся. — В смысле мы морально отдаляемся? — Нет, в смысле я кошмар как хочу тебя трахнуть.       Николай втиснул свое колено между его разведенных бёдер и навис сверху, сверля взглядом. — Чёртов извращенец, — ухмыльнулся Фёдор. — Именно, именно, мой дорогой друг. Я так счастлив, что ты это понимаешь!..       В районе нижних этажей тюрьмы что-то громко упало. Возможно, Дазай просто утонет наконец и не доставит им дальнейших неудобств. — Ты опять отвлекаешься, — Коля недовольно нахмурился. — Хочешь, чтобы я смотрел только на тебя? — насмешливо улыбнулся Достоевский, чувствуя как рука в красной перчатке уводит его запястья назад и фиксирует. Вообще не очень удобно, он не привык подчиняться, но можно и потерпеть. — Даа, — просто заявил Гоголь, притираясь ближе. Щекой, плечом, бедром. Он сейчас походил на пушистого белого кота, возможно немного потрепанного. Фёдор кошек любил.       Гоголь шумно дышал ему на ухо и обнимал, продолжая держать, как будто боялся что тот исчезнет. — Ты планируешь исполнять обещание? — скептически вопросил начавший размякать Достоевский. — Пфф… — тихо выдохнул Гоголь. — Так совсем неинтересно. Обними меня, Дост-кун. — Ты держишь меня за руки, я не могу этого сделать, — ехидно напомнил Фёдор. — А, я и забыл. Ну, тогда придётся вот так.       Их губы как-то внезапно соприкоснулись. Они целовались довольно долго, и из-за этого казалось что время вокруг застыло.       Достоевскому все же удалось вытянуть одну руку из стального захвата Николая, и он с удовольствием запустил пальцы в светлую тугую косу, аккуратно почесывая. Гоголь ахнул, закусывая губу. На это Фёдор и рассчитывал, проверяя свою гипотезу. Волосы были чувствительной зоной. — Я же говорю, извращенец. — Сам за волосы хватаешься. Знаешь же… — Что именно? Что тебе это нравится? — Вовсе нет, и вообще, ты…       Достоевский проигнорировал этот возмутительнейший выпад и залез руками под жилетку Николая.       Пара месяцев пребывания в тюрьме обрекли его на вынужденное воздержание. Помочь себе возможности так же не было, иначе он обязательно столкнулся бы с насмешливым взглядом Дазая. Тот, впрочем, не стеснялся, и даже временами намекал. Но Фёдор холодно и брезгливо отворачивался. Так что наличие Гоголя было крайне выгодным и приятным.       Тем временем этот самый Гоголь хихикал, как умалишенный. Щекотно ему, что ли? — Я тут думал… Я придумал шутку, — заявил он, бесстыдно пялясь на объемную выпуклость в штанах тюремной формы Фёдора. — Молчи уж, — буркнул Достоевский, немного краснея. — Нет. Еврей умер, потому что его клетки не захотели делиться. — Поражает то, как ты чувствуешь момент. И кто из нас отвлекается?       Коля сполз пониже, поелозил и устроил свое лицо примерно на уровне ширинки, щурясь из-под светлых ресниц. — Ты сегодня на удивление разговорчивый, Дост-кун. Отсосу тебе, если вежливо попросишь. — Чем дальше это заходит, тем больше меня удивляют твои фетиши. Нравится, когда тебя умоляют? — Фёдор сжал его подбородок пальцами, мазнув по нижней губе. — Может да, а может и нет, — неопределенно откликнулся Гоголь и чуть не укусил его за палец. — Вау, — присвистнул внезапный Дазай от двери. Из-за его спины выглядывал алеющий щеками Сигма. — Какие страсти. — Идите к черту, — прошипел Достоевский. — Присоединяйтесь, — весело заявил Николай и уткнулся подбородком ему в пах.       Дазай похлопал в ладоши и ушёл. Сигму увёл с собой. Зачем приходили, непонятно. — Итак, продолжим. О чем это ты там говорил? — бодро спросил Коля, пытаясь взломать ширинку с видом заядлого хакера. — Вообще-то там нет молнии. — Я уже понял, ждал пока ты скажешь.       Фёдор недовольно закатил глаза, и через пару секунд его встряхнуло и почти согнуло пополам. Он тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы что-то нецензурное на родном языке. — Какой чувствительный, право слово, — фыркнул Николай, облизывая губы. — А ведь я ещё ничего не сделал. И не сделаю, пока не попросишь по-хорошему, — он по кошачьи впился ногтями в бедра Достоевского, нависая сверху и пиля его взглядом. — Хочу, чтобы ты умолял. — Пожалуйста, Коля, — угрюмо выдавил тот, уводя глаза в сторону. — Что именно «пожалуйста»? — Пожалуйста, отсоси мне и дай себя трахнуть. Хватит ломаться уже. — Оо, — изумленно протянул Гоголь. — Ты что, умеешь ругаться? Может, у меня научился? — Какой же ты медлительный. — А похоть — это грех. Сам говорил, вроде бы… — Гоголь задумчиво провел рукой по длине члена и сжал у головки, сдвигая крайнюю плоть. Стёр большим пальцем капельку выделившейся смазки и с интересом приподнял голову, выясняя реакцию. Фёдор смотрел нечитаемым взглядом куда-то в стену. — Интересно, заставит ли это тебя молиться… Мне, — Николай вновь опустился губами на его член. Усердно работая языком, втягивая щеки и пытаясь заглотить как можно глубже, он чуть не поперхнулся. Вытащив член изо рта, он выдал национальное достояние: — Сидит бог в кабинете, к нему подходит секретарь, и говорит… — Я знаю этот анекдот, — цепкие пальцы Достоевского заткнули ему рот, но Гоголь продолжал бубнить. — Будешь оскорблять мою религию, выебу. — Знаешь в чем разница между Иисусом и картиной?       Фёдор тихонько зарычал. — Нарываешься? — Разумеется.       Достоевский толкнул его руками в грудь, меняя позицию и прижимая Николая к полу камеры. — Лежи тихо, идиот. Или я тебя сейчас прикончу.       Судя по выражению лица, Коле очень хотелось пошутить про это. Однако глянув на Фёдора, он нечеловеческими усилиями сдержался.       Достоевский уделил исключительное внимание бледной шее Гоголя. Раньше он и не замечал россыпь светлых рыжеватых веснушек на худых плечах. Времени не было. Теперь есть.       У впадинки между узкими ключицами Фёдор оставил засос, но его будет легко спрятать дурацким воротником. Нежно зализав место укуса и покрасневшую кожу, он спустился языком чуть ниже. Ладонью, опирающейся о грудь, чувствовалось глубокое Колино дыхание и подрагивающий, быстрый сердечный ритм.       Достоевский поднял взгляд. В глазах Николая была неясная щемящая нежность, и Федя застыл, разглядывая контур его обкусанных губ.       Гоголь протянул руку и осторожно погладил его по впалой щеке, как кота. Фёдор легко улыбнулся и просто продолжил выцеловывать дорожку по животу, выводя языком лишь одному ему известный узор. Может, это были иероглифы. Ноты. Проклятия. Или молитвы.       Коля бесшумно выдохнул и прогнулся в пояснице, когда язык коснулся его сосков. Кажется, Достоевский никогда не был так внимателен, как сейчас. — Ещё… — рука Гоголя заправила тёмную прядь за ухо и коснулась скулы. Его явно вело, зрачки были расширены как под кайфом и губы чуть подрагивали. — Пожалуйста, Дост-кун. — Кто из нас теперь умоляет? — тихо фыркнул Фёдор, поглаживая его промежность через полосатую ткань брюк. — Ты реально не носишь белье? — уточнил он через секунду исключительно деловым тоном без капли удивления. — Да, вопросы? — Никаких. — Замечательно, а у меня как раз есть для тебя парочка, — взметнулся Гоголь, вновь стискивая его запястья и подминая под себя: — Какой у тебя любимый цвет? — он впечатался губами в открытую шею Фёдора. — У меня нет любимого цвета, — вздохнул Достоевский. Шея была очень чувствительной зоной, и Коля, очевидно, об этом знал, иначе не прикусывал бы так тонкую и нежную кожу и не утыкался носом в ухо. — Не может быть такого, — пальцы Николая заскользили по позвоночнику, обводя косточки. — Хочешь, придумаю тебе цвет? Хочешь конечно, например вот жёлтый. — Л-ладно. Допустим. — Отлично, следующий вопрос, какая у тебя любимая птица? — Гоголь поглаживал его возбужденную плоть с абсолютно невозмутимым видом. — Что за глупая игра? Вороны, мне нравятся вороны. Ххах… Коля, что ты снова… делаешь. Оу.       Фёдору довелось увидеть самую потрясающую картину на свете — Николай, во время бессмысленной болтовни успевший растянуть себя пальцами, плавно опустился на его член. Достоевского встряхнуло. Он неосознанно положил руки на бока Коли и резко усадил того до конца. У Гоголя перед глазами взорвались желтые искры. Больно, но терпимо. — Аущ. Так вот, ещё вопрос, в какой стране ты хотел бы жить? — Коля аккуратно шевельнул бёдрами, приспосабливаясь к новым условиям. Вроде бы комфортно. Даже очень.       Фёдор только успел прикусить свою ладонь, чтобы не вырвался ни один стон. — В свободной от людских пороков. — Значит, не в России, — расхохотался Гоголь, и Достоевский ощутил, как мышцы того сжимаются от смеха. Коля двигался на нем, постепенно ускоряя темп, и продолжал болтать что-то несвязное. Хорошо, что не требует отвечать. Это было бы проблематично. От возбуждения мозг как будто отключился.       Николай сверху внезапно затих, смотря на него широко открытыми глазами и закусывая нижнюю губу. Видимо, все же умудрился попасть по простате. Он запрокинул голову и невнятно простонал, продолжая вытрахивать из Фёдора душу.       Тот внезапно ощутил потребность в проявлении инициативы и обхватил колом стоящий член Гоголя, двигая кистью руки. Запястье слегка затекло. — Т-так… Если бы тебе пришлось убить человека без применения способностей, как бы ты это сделал? — Я бы отравил его, — простонал Достоевский, прикрывая глаза. Иначе бы они глупо закатились. — Пожалуйста, быстрее, Коля…       Гоголь громко ахнул и его бедра дернулись. Хм, действительно фетиш на мольбу. Интересно. — Я скоро… Дост-кун!.. — Давай. Сейчас.       Николай согнулся, тихо поскуливая, выплеснулся Фёдору в руку. Тот размазал белесую жидкость по пальцам и животу Коли и последовал за ним через несколько секунд, изливаясь внутрь. Сильная судорога свела ноги и низ туловища. Достоевский пытался глубоко дышать, но получилось неразмеренно и рвано. Пальцы впились в бледные бедра Гоголя. Завтра будут синяки.       Коля прилёг на пол рядом с ним, разбрасывая конечности в стороны. Его грудная клетка чуть подрагивала. Сперма подсыхала на впалых ребрах. Он взглянул Фёдору в глаза, светло и обессилено улыбаясь. — У тебя коса расплелась, — прошептал Достоевский. — Давай заплету.       Коля повозился и брякнулся головой ему на колени. Почему-то Фёдор никогда не замечал, что у того очень мягкие и вьющиеся волосы. И что их очень приятно пропускать по прядям меж пальцев.       Если честно, косы он делать не умел. Но несколько лет назад, когда они ещё жили вместе, Федя часто наблюдал по утрам, как его сосед заплетает свои длинные волосы.       Поглаживая пальцами затылок, Достоевский разобрался наконец как нужно действовать, и теперь довольно ловко заплел тугой колосок. Опустив глаза, он встретился взглядом с Гоголем, и в груди что-то екнуло. — Поцелуй меня сейчас же, — заявил Коля, дергая его за ворот, — Дост-кун!       Он исполнил просьбу, утыкаясь носом в его щеку и жадно вдыхая знакомый трудноидентифицируемый запах. Обкусанные губы Гоголя были сейчас самым родным, что можно было себе вообразить. — Пора, — с сожалением сказал Достоевский, приподнимаясь на потяжелевших ногах и вытягивая за собой висящего на нем Колю, — Нужно разобраться с Дазаем. — Приветики, — дружелюбно помахал Дазай, уютно устроившийся у двери. — Мудила, — обессиленно буркнул Фёдор на родном языке. — Беги.       Дазай оказался вундеркиндом и внезапно начал понимать русский. — Ладно, пошли, Сигма… Кстати, крутая родинка на правой ягодице, Николай-сан. — Спасибо, спасибо, спасибо, — зловеще заулыбался Гоголь. Выглядело бы мрачнее, если бы в это время он не держал Фёдора за руку.