Правильно

Микаса целует его внезапно. Уверенно целует, будто совсем не боится. А он к собственному стыду пугается. Не ожидал от нее такого. Готов совсем не был. Вечер начался обычно. Поужинали вместе, как и всегда. А потом развалились на диване в его гостиной и разговаривали до самой ночи. Это была лучшая часть дня, по его мнению. Он садился рядом с Микасой, смотрел на нее, слушал. Любовался ее улыбкой, горящими глазами, щеками покрасневшими. Последнее было особенно трогательно. Она теперь всегда краснела, когда он аккуратно, будто ненарочно, касался ее. Они жили вместе уже почти год. И каждый день в гостиной собирались. Эти их вечерние встречи стали негласной традицией. Дорогой обоим. Обсуждали последние новости, вычитанные из газет или где-то услышанные. Вспоминали прошлое: разведкорпус, друзей, войну. Бывало яростно друг с другом спорили, даже на крик срывались. А иногда, когда говорить не хотелось, просто молчали. И в этой тишине обоим было комфортно. Хорошо даже. Сегодня Микасу начало клонить в сон довольно рано. Леви заметил это, криво улыбнулся, глядя на нее, дремавшую, и аккуратно растормошил. Хотел ей помочь, проводить до спальни. А она как-то быстро сон с себя стряхнула, серьезной резко стала, прижалась к нему и внезапно поцеловала. Леви, конечно, не раз себе подобное представлял. Если уж быть честным, он об этом мечтал чуть ли не больше всего на свете. Любимую свою девушку поцеловать хотел уже очень давно. Но не думал, что это в реальности произойти может. Произошло. Естественный инстинкт он в себе давит. Ему безумно хочется ответить на поцелуй. И дальше пойти хочется - аккуратно бы талии ее коснуться, провести пальцами по спине, дотронуться до щеки. А затем резко прижать Микасу к себе, грубо опрокинуть на кровать, раздеть, услышать наконец горячие стоны. Сжать ее руки над головой, страстно целовать шею, спуститься ниже - к груди, животу, бедрам. Быть с ней. Как же Леви хотел Микасу. Жаждал быть с ней. Любить. Хотя последнее уже. Любит он её давно. Аккерману сложно сказать, когда это началось. Когда он полюбил Микасу? Это чувство сейчас настолько естественным стало, будто бы с ним всегда было. Он помнил, что сразу ее заметил, среди остальных выделил. Хоть и не до этого вообще было. Но почему-то Микаса и глаза ее злющие - чуть ли не единственное его отчетливое воспоминания с суда над Йегером. Обычно его не заботили яростные взгляды людей, слишком уж часто он с ними сталкивался. К Леви, грубому, прямолинейному и резкому, общественность любви особой не питала. И все же горящие глаза Микасы, когда он ее любимого Эрена тронуть посмел, отчетливо в памяти отпечатались. Там плескалась сильнейшая ярость вперемешку с абсолютной ничем неприкрытой ненавистью. Не зацепиться за такое было нельзя. Ярко. Тогда ему сложно было поверить, что перед ним маленькая девочка. Ребенок по сути, а смотрела так, будто могла разорвать на части. Самое удивительное, что она и правда могла. И хотела. Но тогда Леви этого не знал. Сейчас она на него так не смотрит. Теперь в ее взгляде тепло, согревающее лучше, чем чай в кружке. Не менее сильно греет осознание, что в мире почти не осталось людей на кого Микаса смотрит так. Их по пальцам одной руки можно пересчитать. По пальцам его искалеченной руки. И как он в этот небольшой список затесаться сумел? Но это сейчас, спустя столько лет... А тогда, после суда, когда они с братом в разведкорпусе оказалась, Леви продолжал ловить ее озлобленный и совсем уж не детский взгляд на себе. Микаса капитана невзлюбила, она его тогда презирала и, наверняка, ненавидела. Его это не задевало: ни она первая, ни она последняя. Но что-то было в ней такое, что он неосознанно продолжал поглядывать, внимание обращать. Может тогда уже что-то близкое в ней уловил. Почему-то образ Микасы в его голове не сочетался с таким количеством ничем не прикрытой откровенной злости и ярости. Откуда в ней это? Что ее такой сделало? В то время в разведкорпусе, да и просто на острове, найти счастливого человека никто бы не смог. Таких не было. Все люди были сломлены. Кто-то трудностями жизненными, кто-то страхом, а кто-то потерями близких. Леви был достаточно силен, чтобы справиться с первым и вторым: жизнь в подземном городе и воспитание Кенни - все это его не сломало, а закалило. Сделало сильным, храбрым, хладнокровным, непробиваемым. А еще лучшим. К сожалению, потери все же его сломали: мать, Фарлен, Изабель - этого хватило сполна. Позже смерти Эрвина и Ханджи разбили окончательно. А сколько солдат, своих подчиненных потерял? Не сосчитать... Эрена Йегера в конце концов спасти не сумел. Каждая смерть причиняла боль. Леви знал, что это его аккермановское проклятье. Не просто так он был сильнейшим воином человечества. За все нужно платить, ему за свою неуязвимость раскашелиться пришлось знатно. Все, кому он хоть немного сердце свое открывал, - погибали. А он продолжал жить. С болью, муками совести, ненавистью к себе. Все вокруг умирали. Без исключений. Хотя одно все-таки было... И порой страх, что не исключение это вовсе, а лишь вопрос времени, накрывал с невероятной силой. Больше Леви на грабли свои, давно уже вдоль и поперек истоптанные, не наступит. Слишком боится ее потерять. Тогда, в те первые дни пребывания Микасы в разведкорпусе, он гадал, что же ее сломало. Ему казалось, что она, до какого-то переломного момента, очень нежной и хрупкой девочкой была. И до сих пор это в ней было, хоть и спрятала она все глубоко. Выдавала ее теплота, которую получали только самые дорогие и близкие люди. Любила Микаса как-то особенно. Леви тогда не знал, что её сломало, но легко понял, что, а точнее кто, ей собрать все осколки и собрать из них человека помог. Наблюдая за братом и сестрой, он разные чувства испытывал. Много неприятных. Часто тоскливо становилось от того, что никогда его в мире не один человек уже не полюбит так, как Микаса Эрена. Врать самому себе не хотелось, а вот любви, как оказалось, все же хотелось. Гнал от себя эти мысли, но так или иначе все равно к ним возвращался. Леви мать свою едва помнил, но знал точно, что она его любила, заботилась и оберегала по-особенному. Недолго правда. Мир его этого очень быстро лишил. И с такой любовью он больше никогда не сталкивался. До того, как с Микасой жизнь свела. Теперь вот на брата с сестрой глядя, мог воочию ее наблюдать. Смотрел исподлобья, щурился презрительно, фыркал, губы кривил. Следил за ними. Точнее за Микасой. Леви понял быстро, что Микаса к Йегеру совсем не сестринские чувства испытывает: влюблена она. Так сильно и крепко, что аж страшно. Безусловной любовью какой-то. Страшный мир - прекрасные чувства. Даже несмотря на весь ужас, боль и страх, люди некоторые способны в сердце своём отыскать место для другого человека. Стратегом Леви никогда не был, планов не строил, действовать предпочитал по ситуации. Но все же на будущее решил: обойдется одиночеством. Не ему, жизнью своей рискующему каждый день, к себе кого-то привязывать. Да и разве надо, чтобы его сейчас кто-то оберегать пытался, как это делала Микаса для своего брата. Он бы не позволил. Да и заботу, наверное, не смог бы принять - неправильно это как-то. Решение принял. Но мысли никуда не делись, так и возвращались к этой любви треклятой. Поддержка, принятие, близость. Глубокая, чтобы будущее вместе встретить, а прошлое позади навсегда оставить. Так Микаса любила Эрена. Не за что-то, а вопреки всему, просто потому что это Эрен. За него люди переживали, потому что он был сильнейшим воином, героем, символом. А Микаса любила Йегера просто так. У него, конечно, тогда еще был Эрвин и была Ханджи. Но это всегда было другим. Они солдаты. Их всех объединяет высокая цель. Она превыше всего. Ради нее надо быть готовым пожертвовать всем: собой и близкими. Это правильно. Какие же тут чувства? Именно поэтому Леви, кроме тоски испытывал сильное раздражение, понимая, насколько уязвимыми Эрена и Микасу, а ещё и Армина вдобавок к ним, такая сильная привязанность друг к другу делает. Леви в Эрена, как и все, верил. Очень верил. Но какая-то его часть всегда понимала, что Йегер - не жилец. Погибнет, мир спасая, и сестру свою с Армином здесь бросит. Вышло правда похуже. Не повезло Микасе, что убить брата пришлось именно ей. Одно из самых болезненных воспоминаний Леви было связано с чем-то подобным. Он никогда не забудет то, как ему пришлось убивать своих солдат, превратившихся в титанов. Ненависть к Зику тогда до пика дошла, он был его готов зубами разорвать, но бороться пришлось не против старшего брата Йегера, а против своих. Капитан не был слишком близок с ними, но этих солдат, как и каждого, кто под его руководство попадал, он ценил. Знал, жил с ними, сражался бок о бок, видел в их глазах надежду, веру в победу и к собственному ужасу в него самого. И эту веру он оправдать не смог. Подвёл их. Всех подвёл. Леви разрешил тогда подчиненным выпить, конечно же, из лучших побуждений. Ему так хотелось дать этим ребятам хотя бы небольшую передышку, пару моментов радости, веселья и свободы. Плата за эти моменты, как и всегда, когда платить приходилось ему, была непосильной - Леви убил каждого из своих подчинённых. И в очередной раз умер сам. Он естественно осознавал, что Микасе было больнее, когда она Эрена убивала. И знание того, как ей плохо и тяжело, давило на него очень сильно уже после окончания всех событий. Выходило так, что единственная константа в жизни Аккермана(ов)- боль. Только она никогда не исчезнет, лишь она обнимать его будет, ласкать и целовать. Только боль, но не Микаса. Поэтому его взгляд сейчас холоден. А в ее так много чувств. И она так прекрасна, что сдерживаться действительно очень сложно. Но он поступает как и всегда - все эмоции скрывает. Леви свои чувства никогда не показывал. Так он, как будто не только всем вокруг доказать пытался, что ему все равно, но и себе самому. Жизни, судьбе, может быть, Богу, если он есть. Как будто скрывая свои привязанности, он их защищал. Если никто не узнает, как сильно Леви любит Микасу, она не умрет. Проклятье не сработает. Хотя раньше это не особо помогало. Тогда в суде он, конечно, в Микасу не влюбился. Когда во время пятьдесят седьмой экспедиции за стены она посмела его упрекнуть, что он Эрена плохо защищал, Леви был впечатлен. И раздосадован. Леви в тот лень потерял свой элитный отряд. Людей, жизни которых были ему небезразличны. Все погибли, защищая Йегера. И они сделали недостаточно? Микаса думала, что смогла бы больше. Ее вперед вели чувства - страх, беспомощность, любовь. Важнее всего ей было защитить того, без кого она жить не может. Поэтому и действовала, не подумав, кинулась на женскую особь. Не послушалась. Приказ нарушила, за такое наказание следует. А он ее все равно спас. Да еще и ногу травмировал. Он тогда тоже поступил импульсивно, словно инстинкту какому-то поддался. Не то чтобы капитан не сделал подобного ради других своих солдат. Была бы возможность - он бы спас любого. Но помочь ей тогда было важно особенно, будто от этого что-то важное зависело. Казалось бы, только потеряв свой отряд, Леви должен был как минимум дезориентированным себя почувствовать. Но он тогда за Микасу зацепился, решил, что еще и ей погибнуть не даст. Сосредоточился, на том, как им вдвоём лучше действовать, как Эрена спасать. И это помогло ему о потери забыть своей. Наверное, с той экспедиции все и началось. Хоть Микаса ещё долгое время относилась к нему плохо, он нет. Не полюбил сразу, но стал слишком много думать о ней. На самом деле, любой момент, связанный с Микасой, мог стать тем самым поводом ее полюбить. Каждый раз, когда они бок о бок сражались, он не мог не замечать, насколько она прекрасна. Ему всегда нравились сильные люди, он презирал слабости, поэтому себе их никогда не позволял. Микаса же была безупречна. Она действительно была сильнейшей, выделялась среди товарищей, могла разве что только с ним самим соперничать. И это не могло не очаровывать. Или же это произошло, когда он связь между ними явственно ощутил, после того, как понял, что оба они Аккерманы. Тогда все стало на свои места. Леви ничего не придумывал, они действительно похожи, так как одному клану принадлежат. Значит ли это, что Микаса, как и он сам, обречена близких терять? Он надеялся, что нет. Возможно, это чувство в его сердце постепенно зарождалось. И не было какого-то момента конкретного. Просто Леви подмечал некоторые вещи, от которых что-то в его душе переворачивалось и в какой-то момент в любовь превратилось. Микаса спросила, как его нога. Она, осознав, что Эрен спасен, вину почувствовала. Ей смелости идти к нему и прощение просить не хватило, понимала, что в те дни не до неё было. Но тем не менее не спросить не могла. Потому что, хоть и закрыта от всех и холодна, но все равно неравнодушна. Он замечал ее нечастые улыбки, друзьям обращенные, следил за взглядами ее, яростными или наоборот, радостными, разным людям направленные. Ему поначалу чаще первые. Леви смотрел, как она тренировалась, с какой ответственностью подходила к этому, замечал, как тщательно она выполняла свои обязанности во время дежурств. Во время завтраков и ужинов он тоже ненароком взгляды бросал в ее сторону, следил, чтобы она ела нормально,подмечал, с кем рядом сидит и с кем говорит. Она молчала много, не участвовала в общих беседах, не смеялась вместе со всеми. Часто была слишком задумчива, в свои мысли погружена. Но если вдруг между Эреном и Жаном ссора начиналась, она первая вмешивалась - конфликты на корню пресекала. Леви видел, что Кирштейн к ней неравнодушен, а ещё знал, что она этого совсем не замечает. Его поражало то, насколько же контрастные качества в ней сочетаются: чуткость и сдержанность, сила и нежность, трепетность и хладнокровие. Тепло и любовь- близким. Всем остальным - лишь безразличие. Когда Микаса сыворотку отобрать у него пыталась, чтобы Армина спасти, клинок к его шее приставала, то смотрела уверенно. Яростно. В тот момент он был врагом, который угрожает чему-то особенному для неё. Снова. Хотя ему казалось, что этот этап уже навсегда пройден. Но Армина они с Эреном бы никогда не бросили. Алерт для Микасы был вторым самым важным человеком, она бы все ради него сделала. Убила бы Леви. Наверное, увидеть Микасу Аккерман, сидящую на его бёдрах, перед смертью - лучшее, что могло бы с ним случится. Ни одному человеку он бы не позволил того, что тогда позволил ей. Ни одной девушке. Какая-то часть Леви тогда хотела смерти. Поэтому он не сопротивлялся в полную силу, к тому же он был вымотан схваткой со звероподобным. Аккерман знал, неважно, кого они спасут сейчас, он опять потеряет что-то важное. Слишком важное. А это значит снова боль и пустота. Уж лучше смерть. Сейчас Леви сомневался, что в тот день Микаса его убить бы смогла. Он смотрел в ее глаза. Видел, как она колебалась. Девушка ведь знала, что двигало ими с братом не реальное желание сделать лучший выбор, который поможет спасти мир, а лишь эгоизм и личная привязанность. А ещё он страх в ее глазах видел. Не потому что она Леви или его мести боялась. Нет, Микаса напугана была, потому что знала - она своему капитану сейчас сильнейшую боль причиняет. Эрвин был не просто главнокомандующим, потеря его была для Леви одной из самых серьёзных личных потерь за всю жизнь. Он ведь все же был его другом, тем, кого он уважал, чей авторитет был неоспорим, кому он служить поклялся. Уже тогда Микаса не хотела Леви боль причинять. Но и Армина она бросить не могла. Скорее всего, тогда Леви ее уже любил. Поэтому, когда она на Флока кинулась, он остановить ее хотел. Ханджи тогда вовремя появилась, не дала произойти чему-то страшному. Не дала им всем грань перейти. Начать друг друга убивать. Ее крик, когда он шприц взял и оповестил всех о том, что спасет Эрвина, давил. Ему было физически больно от этого. Вся ситуация была мерзкой. Он до конца не знал, как поступить, ответственность такую серьёзную брать на себя не хотелось. Но пришлось. Сейчас Леви знает, что он поступил правильно. Он сделал это не ради Микасы, хотя впоследствии рад был тому, что больно было ему, а не ей. Что это он снова кого-то потерял, а она сохранила. Но в итоге Армин Алерт всем им помог. Без него победы бы не было. И Микасы бы сейчас перед ним не было. -Не надо, Микаса. Ничего у нас не выйдет, - Леви говорит безразлично. Холодно. Он не хочет, чтобы Микаса догадалась, что ее поцелуй на самом деле с ним сделал и насколько сильно он сейчас себя сдерживает. Наверное, этим все и закончится для них сейчас. Она не останется, уедет. Но оно и к лучшему. Главное, он ей к жизни вернуться помог. Только вот даже от мысли, что она снова из жизни его может пропасть, хочется напополам согнуться и завыть. Ей бы другого человека целовать. Не калеку без глаза одного, со шрамом на пол-лица, без пальцев на руке, хромого, с тростью передвигающегося, да ещё и старше на пятнадцать лет. Не человека, чей удел всех близких терять и чьё проклятье навсегда одиноким быть. Ей бы быть с кем-то вроде Кирштейна. Он молод, красив, полон сил, Микасу любит. Жан тоже сломлен, тоже разбит войной и потерями, но победа помогла ему все разбитое худо-бедно склеить. Леви же ничего не поможет. … На самом деле, Микаса ему помогала, Фалько с Габи тоже, Армин. Сильно. Только Леви почему-то от этой помощи пытался откреститься. Он ничем не лучше Микасы, которая после смерти Эрена решила, что ей жить больше не нужно. Достаточно просто существовать. Леви мыслил такими же категориями. Он жил, чтобы помнить всех, кого потерял, чтобы их жертва была оправдана. Правда он не осознавал, что такая его жизнь, как раз-таки наоборот, кричит о том, что все было зря. … Микаса так злилась на него. Она же знала прекрасно, что он тоже испытывал к ней чувства, знала, что он любил ее. Но зачем-то отталкивал. Ей больно. Микаса в ярости, на самом деле. Девушка собралась с духом, выдохнула, она не хотела эмоциям сейчас поддаваться. Импульсивно действовать не хотела. Сегодня она собиралась все решить, поэтому с места не двигалась. Микаса как никто в этом мире понимала Леви, поэтому знала, что он нарочно пытался ее оттолкнуть. Чувствовала, что он вокруг себя возвёл стены, выше Марии, Розы и Сины. Заглянула в его глаза внимательно, надеясь найти там ответ. Не нашла, конечно. Леви Аккерман никогда открытой книгой не был, даже ей, имеющий с ним особенную связь, читать его эмоции удавалось с трудом. Хотя она и преуспела в этом за последний, проведённый вместе год. Микаса знала, что это был лучший год в ее жизни. Не потому что она забыла Эрена. Боль утраты давила по-прежнему сильно. Девушка не сомневалась, она будет с ней всегда. Эрен часть неё, часть ее прошлого, настоящего и будущего. Но это был первый год, когда Микаса смогла жить с этой болью. Примирилась ней. Начала улыбаться, радоваться, ценить жизнь. Пустоту, которая с ней была всегда после смерти родителей, заполнила. А все потому что рядом с ней был Леви. Не так, как во времена развед корпуса, они ведь тогда тоже времени много вместе проводили. По-другому. Весь этот год он был рядом по-настоящему. Говорил с ней, открывался, помогал, даже улыбался! И впервые, кажется, с самого детства девушка смогла вновь ощутить спокойствие. Она обрела дом. Семью. Микаса после окончания войны провела в одиночестве больше года. Она избегала всех, даже Армина. Девушка болью своей упивалась, о смерти Эрена, о жертве его и ужаснейшей и несправедливой судьбе думала постоянно. Подпитывала свою утрату мыслями нехорошими, мечтами несбывшимися, воспоминаниями. И всю жизнь оставшуюся она готова была провести так, одиноко барахтаясь в море собственной боли, считая, что таким образом отдавала должное Эрену. Берегла его память, оставалась ему верна. … Им все помог Армин. Его очень беспокоило то, что с подругой детства творится. Ему и самому сложно было, Эрен ведь для него слишком много значил, вместе всегда, с детства и до самого конца. Но все же Армин жить продолжил, чтобы все не зря было. Он пытался говорить с Микасой, звал на помощь влюблённого в Аккерман Жана, просил что-то придумать Энни, обращался за помощью к Кони. Ничего не работало. Последний к кому обратился Армин был Леви. Аллерт ведь и о нем беспокоился. Знал, что хоть и со стороны могло показаться, что у капитана все хорошо - своя чайная, как он и мечтал, тихая и спокойная жизнь в Марлии, Габи и Фалько, искренне его полюбившие- хорошо не было. Леви был войной не просто сломан, он был самым жёстким образом ею растоптан. И дело не в физических изъянах. Эти раны, к счастью, затягивались. Капитан поначалу ходить самостоятельно практически не мог, на коляске передвигался. Но Леви бы не был Леви, в борьбе даже собственным увечьям он проиграть не способен. Постепенно, усилий много прикладывая, он на ноги встал, начал ходить, не слишком быстро, но сам. Хромота разве что осталась. Но это внешнее, а внутренне он от всех скрывал. И это Армина тоже очень беспокоило. Ему было важно двум особенным для него людям помочь. Мысль о том, как это сделать появилась неосознанно, но он почему-то сразу понял, что это сработает. Только капитан Микасе помочь может. А она ему. … Их первая встреча после долгой разлуки получилось странной. Микаса удивилась, когда увидела капитана Леви перед собой, на пороге ее дома на Парадизе. Она не смогла вымолвить и слова, лишь смотрела на него шокировано, изучала внимательно. Ее не отталкивала трость, которую он держал, чтобы увереннее стоять на ногах, не вызывал отвращения шрам, из-за которого один его глаз больше никогда не сможет видеть. Зато расстраивало наличие неизменных синяков под глазами, значит он по-прежнему мало спал. Микаса не могла взгляд от него отвести. Любовалась, как будто. Понимала, что скучала. Слишком резко, будто инстинктивно, кинулась к нему на шею. А он кажется не удивлён этому вовсе был, лишь сжал ее в ответ в объятиях. Привычно как-то. Оба почувствовали какое-то странное облегчение от этой близости. Микаса к нему сильнее прижалась, голову на плечо положила, закрыла глаза и спокойствие ее волной накрыло. С ним так было всегда. Безопасно. За Эрена и Армина она переживала, потому что знала - один импульсивен, другой недостаточно силён, с ними может что-то плохое произойти, их надо защищать. Им Микаса свои проблемы бы никогда не доверила, сама бы со всем справилась, сама бы в себе все пережила, от своих переживаний их бы тоже защитила. С капитаном Леви все не так. С ним плохого произойти не может: он силён, умён, разумен. Рядом с ним не нужно быть готовой в бой бросаться, он сделает все, чтобы этого избежать, а если битва неизбежна - он победит. И пусть сейчас война закончилась, никакого спокойствия Микаса не чувствовала. До этого момента. Сейчас, с ним, она впервые расслабилась. И дело не в том, что капитан может ее защитить от каких-то вещей внешних, с этим она и сама справилась бы, не просто так ведь тоже Аккерман. Но с Леви, как будто бы и ее чувства тоже в безопасности, не нужно было притворяться, скрывать эмоции, говорить, что все хорошо, можно быть искренней, не бояться, что тебя осудят или не поймут, можно даже было обратиться за помощью и грузом давящим поделиться. Не бояться своих слабостей. -Капитан, - голос подрагивал, отчего-то хотелось разрыдаться. Микаса и Леви в последние годы войны сблизились сильно. Тогда, когда все особенно сложно было, хоть какое-то спокойствие и уверенность, она могла только рядом с ним почувствовать. Тогда, наверное, их традиция и зародилась- они стали много разговаривать друг с другом, да и в целом старались, как можно больше времени проводить рядом. Для всех бесстрашные, они только друг с другом страхами поделиться могли. И от этого легче становилось. Микаса действительно капитана с первой их встречи невзлюбила, но это прошло довольно быстро. Она начала его уважать, доверила ему самое ценное - Эрена. Позже она прислушиваться к нему стала, переживала за него также, как и за всех своих товарищей по 104 кадетскому корпусу. Он стал для неё важен. Когда Эрен сбежал, именно Леви помог ей с отчаянием справиться. Она от безысходности на стену лезть была готова, за брата переживала, но что делать не знала. А он рядом был, успокоил в своей манере и пообещал, что Эрена они найдут. Слово сдержал. Когда они действительно нашли Йегера, Леви хорошенько его ударил. Первый порыв Микасы был стандартным - она вперед кинулась, брата защищая. Армин ее сдержать попытался, потому что понимал капитана. Алерт, конечно же, остановить ее не мог, если бы Микаса все же захотела, она бы легко до Леви добралась, от брата его бы оттолкнула. Но она этого не сделала. Она ведь тоже понимала Леви. Понимала, что Эрен удар этот заслужил. И после того, что в тот день в Марлии произошло, он намного большего заслужил, а капитан его очевидно жалел. Эти мысли так сильно контрастировали с тем, что она думала о капитане при первой их встречи в суде. Когда он тоже Эрена бил, а ее лишь слепая ненависть переполняла. А сейчас она переживала за них обоих. Видела, что капитан болезненно на изменения Эрена реагировал, что ему тоже совсем не все равно. И ей от этого ещё тяжелее становилось. Микаса никогда не верила, что Леви мог погибнуть. Она переживала за каждого из своих близких, но с ним, она точно это знала, все будет в порядке. Ну по крайней мере он не должен был умереть во время войны. И дело было не в том, что она в силе его не сомневалась, к сожалению, проиграть могли все. Это было какое-то предчувствие, вероятно, интуиция. Возможно, это последствие того, что оба они с капитаном были Аккерманами. Но она знала. И все. Поэтому, когда вся ситуация с Зиком, Еленой и Флоком произошла, она о смерти Леви не думала. Ждала лишь, когда они встретятся вновь. Это случилось, когда оба были в ужасном состоянии. Леви внешне, а сама Микаса внутренне. Тем не менее в самом конце, он очень ей помог. Без капитана она бы не справилась, не смогла сделать то, что должна. Он ее тогда остаться с ним просил. Она не осталась, сбежала. Леви перед поездкой на Парадиз и встречей их нервничал, боялся, что Микаса ему не обрадуется совсем. Прогонит, как остальных прогоняла. Армин ему все о ее состоянии рассказал и о помощи попросил. Он не мог отказать. Микасе помочь хотелось. -Больше не капитан. Для тебя просто Леви, - очевидно, прогонять она его не собиралась. Как только в глаза ее посмотрел, удивлённые, со зрачками расширенными, так сразу понял - она ему рада. И сам этому очень обрадовался. Он думал, что помнил Микасу, что никогда забыть ее не сможет, но увидев перед собой, живую, настоящую, теплую, осознал, насколько блеклым был ее образ из его головы по сравнению с реальностью. Леви очень сильно ее не хватало. Он надолго задерживаться не собирался. Пару дней и назад в Марлию, там его дети ждут, на которых он чайную оставил на свой страх и риск, работа, клиенты. Леви зовет ее с собой на следующий день после того, как они с могилы Эрена вернулись. Микаса удивилась и сразу отказалась - здесь Йегер, его она не оставит, не бросит и не предаст. Внутри она сама себе поражается, понимая, как сильно ей уехать хотелось бы. С ним. Посмотреть на выросших Габи и Фалько, погулять по совершенно непохожему на Парадиз мирному городу, попробовать чай, самый вкусный, лично Леви приготовленный, но главное - жить с ним бок о бок. Ей стыдно было за то, что эти мысли казались привлекательными. Она весь последний год провела в одиночестве, ей не хотелось ни с кем общаться, Микаса даже нарочно всех от себя отталкивала. А сейчас вдруг просто поняла, что уехать с ним было бы здорово. Микаса погрустнела после этого сильно, предательницей себя почувствовала и мысли о переезде от себя начала гнать. Леви, возможно, что-то заметил, дистанцию держать начал, больше ее не касался, не обнимал. Единственный тактильный контакт их после первых объятий был прямо перед могилой Эрена. Ему тяжеловато идти было, в гору подниматься особенно, нога все ещё болеть продолжала. Микаса это заметила. В начале скорость сбавила, потом под локоть его аккуратно взяла, ненавязчиво, чтобы гордость не задеть, попыталась таким образом помочь. Он с благодарностью ее помощь принял. Заботу. Обоим было приятно. А на могиле Эрена обоим тяжело. Больно. Надолго они там не задержались. Леви молчал, Микаса видела, что он мысленно не с ней, скорее всего, вспоминает что-то. Возможно, мысленно с Эреном говорит. Мешать этому не хотелось. У неё дома они разговаривать пытались, сначала это не слишком хорошо выходило. Микаса не могла отделаться от мысли, что он все ещё ее капитан. Неловко было. И ещё она вину чувствовала за то, что оставила его, будто передала. Почему-то перед ним больше, чем перед остальными. Хотелось оправдаться. Может даже извиниться. Но Леви совсем обиженным не выглядел, наоборот, на удивление внимательным и обеспокоенным казался. Он ее изучал, хмурился периодически, неодобрительно качал головой. Леви за этот год не изменился совсем. Он по-прежнему говорил прямо все, что думал, даже если это звучало обидно. -Ты выглядишь плохо, - резко произнёс он, в очередной раз ее рассматривая. Микаса расстроилась отчего-то после его слов. Не то чтобы она себя красавицей считала и комплиментов от капитана ждала, но за последний год ее волосы отрасли, она думала, что от этого стала выглядеть симпатичнее. -А вы по-прежнему выглядите хорошо, - она не хотела, чтобы Леви заметил, что задел ее. Поэтому она отвернулась и уставилась на свои руки. А ещё Микаса не хотела знать, почему его слова ее все же задели. -Я имел в виду, что ты выглядишь нездорово: ты бледная, худая, щеки впали, под глазами синяки. Как ты питаешься? - он никак не отреагировал на ее комплимент. Между прочим искренний. Микаса подняла глаза, взгляд его поймала. На его лице серьезность и решительность. -Ну, я питаюсь нормально, - она не знает, как ещё отвечать на такой вопрос. Она ела, когда чувствовала себя голодной. Да, в последнее время ее организму нужно не так много еды, поэтому иногда (довольно часто) она ограничивалась только завтраком, но Микаса не голодала нарочно. Просто не ела, если ей не хотелось. Когда она рассказала об этом бывшему капитану, тот начал всерьёз ее отчитывать, будто она по-прежнему его подчиненная и он имеет право. Ей все равно стало стыдно и она пообещала ему, что будет есть больше. -На самом деле, ты очень красивая - сказал Леви ей, когда на следующий день они вышли прогуляться. Он всегда такие вещи говорил совершенно неожиданно. Микаса покраснела и смутилась. -Спасибо, - вчера, ей было грустно от того, что он не считал ее привлекательной. Сегодня, когда Леви это опроверг, ее охватила радость. Девушка чувствовала давно забытый трепет, по спине бегали мурашки, а в животе что-то сжималось. Удивительно, ей казалось, что никогда в жизни она больше с этим не столкнется. Они провели вместе ещё три дня. Самые «живые» за последний год. Микаса не просто бесцельно слонялась по дому, не бездумно лежала на кровати или бродила по улице, не сидела, рыдая, на могиле Эрена. Нет, наконец-то ее жизнь стала более разнообразной. Рядом с Леви она наконец-то почувствовала себя обычным человеком, не обремененным ужасным прошлым. Она почувствовала себя той, кем являлась и той, кем жизнь ни разу толком и не дала возможности побыть - молодой девушкой. Перед своим отъездом, Леви снова предложил ей поехать с ним. На самом деле, его слова звучало не как вопрос, это намного больше походило приказ. И какая-то часть Микасы, все ещё считавшаяся его старшим по званию, хотела ответить: «Есть сэр». А затем броситься собираться. Но девушка сдержалась. Микаса хотела отказаться, ведь оставить здесь все было невозможно. С собой же не увезёшь. А потом она встретилась взглядом с Леви. Поняла, что он ждал от неё положительного ответа. Порыву поддалась, не сдержалась. Она ведь всегда была импульсивной? Согласилась. А потом влюбилась в него. Наверняка, в прошлом предрасположенностей к этой влюбленности можно было бы найти множество. Микаса и раньше осознавала, что между ней и капитаном что-то есть. Особенно после их сближения. Но во многом из-за Эрена, который был центром ее мира, принимала это за своеобразную связь Аккерманов, из-за которой они на одной волне были. На самом же деле, Микаса всегда Леви чувствовала и, как ей казалось, он ее тоже. Между ними всегда было понимание какое-то удивительно сильное, а ещё доверие безусловное. Во время войны она жизнь за него отдала бы, не задумываясь. И сейчас в мирное время, когда они наконец-то встретились, это стало очевидно. Микаса влюбилась в него и это было осознанное, серьёзное и глубокое чувство. Взрослое и правильное. Ей нравилось смотреть, как Леви общался с Габи и Фалько, как несмотря на всю холодность и иногда даже грубость, в его взгляде по отношению к этим детям читалась теплота сильная. Микаса и сама этих детей полюбила, как и они ее. Девушка была без ума от того, с какой серьёзностью и скурпулезностью он подходил к работе в чайной, как много времени на это тратил, как успехам радовался, губы поджимая. Ей было тепло от их разговоров вечерних, когда они друг с другом делились воспоминаниями о прошлом и мелочами о настоящем, а иногда и чувствами давящими, страхами сковывающими, переживаниями. Ее восхищало его упорство, то как он тренировался, ногу разминал, сильнейшим оставаться умудрялся для всех, хотя это больше и не требовалось. Она любовалась им, шрамы его отталкивающими не казались, она в них даже некоторую привлекательность находила. Микаса считала его красивым. А ещё умным и интересным, по-прежнему сильным. Ее расстраивало только одно. Леви несмотря на то, что они сблизились очень и жить без друг друга бы уже не смогли, не хотел статус их отношений менять. Она чувствовала, что он тоже ее любил. Не то, чтобы Микаса в таких вещах разбиралась, но тут уж совсем слепым надо быть. Леви к ней очень трепетно относился, смотрел на неё без привычной суровости на лице, заботу ее принимал, ущемлённым или слабым от этого себя не чувствуя. Проявлению ее любви не противился, наоборот, кажется, к теплоте ее тянулся. Девушка всегда его за руку брала, когда они по улице вместе ходили - он никогда не отталкивал. Завтракать, обедать и ужинать без него Микаса не садилась, всегда дожидалась, пока он с делами разберётся и к ней придёт - Леви ждать ее не заставлял. Она любила вместе с ним за одним столом есть, парой фраз перекинуться, в глаза посмотреть, а потом, к сожалению, разойтись - работать дальше. Когда возникали конфликты небольшие с Габи, по-прежнему она слишком эмоциональной и горячей была, Аккерман всегда занимала сторону бывшего капитана. Она совершенно точно за него. Микасе нравилось, что все то, что в ее душе жило, то чем она сама, наверное, являлась, она наконец-то снова могла дарить другому человеку. И самое главное, ей нравилось заботу в ответ получать. Леви никогда открыто ничего не делал, да и не говорил тоже. Но он, например, узнав, как Микасе понравился шоколад, стал всегда держать его в доме, чтобы она могла в любой момент насладиться любимой сладостью. Как только она шоколадку съедала, он сразу же новую покупал. Леви следил, чтобы она не мёрзла, тёплое одеяло ей принёс, а в гостиной плед большой хранил, потому что Микаса там засыпала часто. В такие моменты он всегда ее укрывал. Ходил вместе с ней на почту, помогал ей письма друзьям писать, всегда от себя что-то добавлял. Им было хорошо вместе. Но она хотела большего. Микаса мечтала, чтобы он ее целовал. И чтобы она тоже могла это делать в любое время. Девушка жаждала вместе с ним не только ужинать и завтракать, но засыпать и просыпаться тоже. В его объятиях греться, ему в шею уткнуться носом и дышать им. По утрам не спешить скорее на кухню, чтобы его наконец-то увидеть, а лежать с ним в одной кровати и смотреть, улыбаясь, как он спит. Микаса хотела, чтобы по ночам он ее к себе страстно прижимал, хотела также страстно отдаваться ему в ответ, чувствовать его в себе. Микаса хотела стать уже наконец-то счастливой. Полностью. И для этого ей нужно было, чтобы Леви принял ее чувства и признал свои. -Ты врешь, - сказала, как отрезала. Он не реагировал. Микаса при всей мягкости и нежности, которые она за несколько месяцев жизни с ним в себе в полную силу раскрыла, оставалась сильнейшей девушкой, которая не боится почти ничего. А особенно о чувствах своих разговаривать. -Я тебя люблю, - возможно, она переборщила немного и слова ее прозвучали слишком угрожающе, но и пусть! Главное, чтобы это сработало. Взгляд Леви дрогнул. Микаса следила внимательно, в глазах ответ искала, почему он ответного признания не хотел ей подарить. И нашла страх. Страх такой, будто перед ним титан снова оказался, а спасти ее от него он никак не может. Понимание обрушилось внезапно. Она ведь знала о том, чего капитан ее особенно сильно боялся. Он ей о «проклятие» своём рассказывал, говорил о том, что всех близких теряет, что никто рядом с ним долго не живет. Леви с ней многим поделился, самым сокровенным, ничего не скрывал. Он и про маму рассказал, и про смерть ее, про то, как он рос и чем занимался, про Фарлена и Изабель. Микаса была поражена, когда узнала всю правду о том, как капитан из бандита в солдата превратился. Вину с новой силой почувствовала, ведь она причастна к смерти Эрвина Смита, которую он долго переживал. И ведь, наверняка, Леви сейчас также сильно, как тогда главнокомандующего, или даже сильнее, потерять боится ее саму. -Я никуда из твоей жизни не денусь, со мной ничего не случится. Я ведь тоже Аккерман, - она подошла ближе. Заметила, что стены его рушились, взгляд уже растерянным стал, сомневающимся. Но он до сих пор почему-то ей сдаваться не хотел. Но и она сдаваться не будет. -Микаса, - Леви сказать ей ничего толком не мог. Он был поражён, тронут, убит ее храбростью и искренностью, ее проницательностью и черт-побери любовью. -Ты заслуживаешь большего,- последний аргумент, который в его голове ещё мог хоть что-то значить. Потому что все остальное - больше не волнует. Микаса не умрет. Потому что она Аккерман. Потому что война закончилась и титанов больше нет. Потому что он будет ее защищать. Микаса будет жить. И она должна быть счастлива. Вот что для него важно. Ее счастье. -Ты, ты, ты- она задохнулась от негодования, он себя со счётов списал из-за возраста? Из-за шрама? Или трости этой дурацкой? - Ты что хочешь, чтобы я тебе сейчас рассказывала о том, какой ты замечательный? -Нет, я просто желаю тебе лучшего. Хочу, чтобы ты счастлива была, - Леви видит, что она снова злиться начала, но после его слов внезапно успокоилась. -Ты всегда был и будешь лучшим. Поэтому счастлива я буду только с тобой. В ее глазах горела уверенность и любовь. Та самая, о которой он всю жизнь мечтал, которую хотел ощутить. Его любила девушка, без которой он своей жизни не представлял. Та, кого он целовать хотел больше всего на свете и та, которая смогла ему подарить счастье. Его любила Микаса Аккерман. И он смел от этой любви открещиваться, отгораживаться? Тем самым боль ей причинял. Она смогла справиться со своей утратой, смогла жить дальше, смогла сердце свое открыть. Смогла полюбить, настолько, что снова готова бороться. А он не хотел, чтобы Микса боролось, не хотел, чтобы ей было больно. Никто не смел делать ее больно и он не будет. -Я тоже тебя люблю, никогда не любил никого сильнее, - в этот раз целовал ее он. Она на поцелуй отвечала. Горячо, со всей страстью показывала, как счастлива быть любимой им. Леви по щеке ее гладил, как и хотел, спины касался, поцелуй не разрывая к спальне ее повёл. И своей наконец-то сделал. Позже, когда она на груди его мирно заснула, Леви задумался о том, что он впервые испытал такое сильное безграничное счастье. * Армин был прав. Он так гордился собой, когда на свадьбу Микасы и бывшего капитана приехал. Они так счастливы вместе, так сильно влюблены, что смотреть на них без улыбки тёплой невозможно. Ещё больше Армин рад был, когда видел, как дети их растут, как сын и дочка Леви и Микасы с его дочерьми легко общий язык нашли. Энни над его чрезмерной гордостью посмеивалась, но он не обижался. Главное, они счастливы. Все они. Наконец-то.