Вездесущий

      Василий застегнул ремень формы и надел фуражку. Он прошёл по коридору коммунальной квартиры, все двери в ней были опечатаны. Жильцов он лично отправил на Колыму, потому что те мешали ему спать после тяжёлого трудового дня. Его дорогая жёнушка Любонька Стукачёва при нём настучала на машинке доносы и по её доносам он репрессировал соседей.       Он подошёл к выходной двери и стал надевать сапоги. Из кухни вышла девочка-октябрёнок с игрушкой колотушкой в руках. Это была его дочурка Владилена.       — Ты на работу идёшь, бать? — спросила она.       — Да, пойду бить врагов народа. Ты чего не спишь?       — Просто хотела попросить, когда придёшь домой, купишь мне газировку с солёным огурцом? — попросила она, состроив щенячьи глазки.       — Обязательно, колотушечка моя, — Василий потискал её за нос и вышел из квартиры.       Предстояла долгая работа. Пока Василий шёл до места работы, по улицам города везде сновали чёрные воронки и машины с надписью «Хлеб». Шёл самый разгар рабочего дня в четыре утра.       Комиссар получил папки нескольких дел от начальника. Начальник при его виде не обделался только потому, что был упырём страшнее, чем сам Расстрелов. Три дела о трёх опасных преступниках. В графе обвинение обвинения стояла буква «Ч» вместо нормального приговора.       — Всего трое? — удивился Василий. — Маловато их стало. Раньше пачками репрессировали. Измельчала «Хуячечная».       — Да только менее мерзотными они не стали, — сказал начальник. — Вот направление в хроноотдел, там отдашь оба адреса, они тебя живо сразу по порядку забросят к каждому.       — Слушаюсь!       Расстрелов вышел из кабинета и пошёл по тёмным коридорам. За одной дверью слышалось: «Куда выгружать младенцев товарищу Сталину на обед?», а за другой: «Пионерок Берии привезли». Беспардонно он ворвался в кабинет с табличкой «Хроноотдел».       — Товарищ комиссар, куда вы прёте? Не видите, у нас обед, — противным голосом сказала вахтёрша по фамилии Пофигич.       — Мне насрать, что у вас обед! Быстро, портал мне активизируйте!       Он громко положил листок с направлением. Пофигич с безразличным взглядом окинула бумагу.       — Вот вам ключ для портальной машины под расписку, — она выложила ключ и продолжила пить чай из стакана в подстаканники. Василий активировал машину и без сомнений вошёл в портал, за первым преступником.       В немецкой деревушке только что отгремел бой двух танков. Немецкая «Пантера» держалась на соплях и, просто чудом огромный вес танка до сих пор не утянул его в реку вместе с Ягером. Коля Ивушкин уже взял за руку и готов был помочь Клауса. Вдруг откуда не возьмись, появился Василий. Он сбил с ног колю и встал на его место. Достав наган, Расстрелов нацелился на Ивушкина. Глядя на него, Ивушкин сразу обмочился от страха.       — Гражданин Ивушкин, вы обвиняетесь в измене Родине! — заявил он.       — Чё? Какой измене? Я никого не предавал, меня подставили! — забился в истерике тот.       — Фу, какой противный несоветский говор капиталистического манагера. Вы несомненно предатель.       — Вы сам-то небольно по-советски разговариваете.       — Это потому что я собирательный образ чекиста из современных фильмов, созданный для высмеивания этого образа. — Василий обратил внимание офигевшего от сего действа Клауса. — Фу, фашист! Пошёл вон!       Он несколько раз прострелил немцу голову и наконец-то танк вместе с ним полетел в реку.       — ЗАЧЕМ?! — завопил Ивушкин.       — Разве ты не видел его противные жабьи губёшки, — брезгливо сказал Василий. — А Ваш экипаж отправится в фильтрационный лагерь.       — Ну можешь же быть нормальным мужиком. Щас в фильтрационном лагере и выясните, что мы с фашиками не сотрудничали, — понадеялся Коля.       — Что? Пф, нет. Вас отправляют в фильтрационный лагерь рабским трудом фильтровать пиво для партийной верхушки.       Он быстро надел на Ивушкина наручники.       — Наши лагеря меняют людей. Придёшь Ивушкиным, выйдешь Стрельцовым,  усмехнулся Василий. — За одно может играть не как гопник научишься.       Один был задержан. Преступник телепортировался куда надо, а Василий перешёл к следующей цели.       Он оказался в очередном немецком лагере. Перед ним предстала такая картина — советский офицер обнимался с нацистским пособником. Василий сразу понял, в чём тут дело.       — А чего не пососались? — вмешался он.       Двое оторвались друг от друга и изумлёнными глазами посмотрели на чекиста. Василий без раздумий пристрелил Ларина, тот даже не успел ничего сказать. После чего Расстрелов нацелился на Михаила. Запахло фекалиями.       — Чё, обосрались, да? А вас, гражданин, я обвиняю в том, что вы самозванец, потому как совершенно не соответствует историческому прототипу. — Василий нацепил наручники и на Лжедевятаева и изрёк приговор: — Десят лет расстрела.       Ещё один был ликвидирован. Василий отправился за последним преступником. Он оказался в маленькой избе. В свете керосиновой лампы блестел, аки Эдвард из «Сумерек» немецкий офицер. А перед ним сидела девушка с причёской под горшок, мотающая сопли и слюни на кулак. Василий быстро появился между ними и разбил керосиновую лампу о фашиста. Тот закричал. Расстрелов прострелил ему оба колена, чтобы тот не смог себя потушить.       Увидев его, девушка обмочилась на месте.       — Ну что, гражданочка, за что вы там сражаетесь? — процедил Расстрелов.       — Ради булочки ржаной… горя-я-ячей, прям из печки, — промямлила она.       — Будет тебе и булочка, и спички, — сказал Василий с жёлтыми от злости глазами. Он оскалился и дико рассмеялся, нацепив наручники. — Двадцать пять лет расстрелов через повешение, самозванка.       Лжекосмодемьянская была отправлена по месту приговора. После этого Василий вышел из избы и разбил вторую керосиновую лампу. Сено вспыхнуло. Огонь перекинулся на конюшню, а оттуда на дома, где были расквартированы враги.       — Всё приходится делать самому… — недовольно сказал Расстрелов, шагая на фоне полыхающей с фашистами деревни, и вошёл в портал.       Василий ожидал, что появиться в хроноотделе, но вместо этого он появился в каком-то доме. По мещанской обстановке с ажурными салфетками, статуэточками и прочей мишурой, он понял, что находится где-то в Европе. С кухни послышались мужские голоса.       — Давай всё бросим и сбежим, Отто, — сказал один. — Нацисты нас могут убить. Нахера нам эта Дагмарица. У неё и имя херовое, да и как человек она говно       — Ты прав, Пауль, я согласен. Всё равно мы не родные братья. За одно возьмём Зильку и трахнем её с обоих сторон.       Два мужика засосались, а Василия чуть не стошнило. Еле сдержав рвотный рефлекс, он быстро застрелил их, лишь бы себя не мучить.       — Я так и знал, что все праваки — пидорасы. Наслушаются своего Геббельса и в жопы потом ябутся, — сказал он и ушОл.       Василий вернулся, с успешно выполненным заданием. Как и обещал, он принёс своей любимой дочке, Владочке, газировку с солёным огурцом (солёным от слёз кулаков, конечно же). Девочка несомненно была рада такому подарку от любимого бати.       — Папа, я когда вырасту, буду прямо как ты, — улыбаясь, сказала Владилена.       Василий погладил её по голове и совсем не сомневался в своей девочке.