«And I'm a million different people from one day to the next…»
***
— Эй? Сону прикрывает за собой дверь, проходя в полумрак кухни, и осторожно касается тёплой ладонью голого плеча Джея. — Ты чего здесь? — Важнее, почему ты здесь, Сону-я, — хрипато отзывается Джей, мимолётно чмокая тонкие пальчики и выдвигая стул, чтобы младший присел. — Ночь на дворе. — Тот же вопрос, хён, — хихикает Сону, поджимая под себя ногу и усаживаясь на стуле так, что полы шёлкового халата расстилаются вокруг морганитовым озером. Джей задумчиво смотрит на него, сощурившись. Вглядывается в улыбающиеся ярко-розовые после сна губы, мягкий румянец, покрывающий округлые щёки, сияющие, но ещё немного припухшие глаза. Хочет вновь прикусить свою щёку, но вместо этого зачёрпывает ложкой мороженое. Сону ахает. — Хён? — тянет он, снова касаясь прохладной обнажённой кожи. В этот раз беря Джея за запястье. — Это что, моё мороженое? — Мгм, — бесцветно соглашается Джей. — Ты не против? — Довольно странно спрашивать это, съев его наполовину, — снова посмеивается Сону, опуская руки и обнимая ими колено, прижатое к груди. — Но нет, конечно, я не против. Мы ведь друзья, чего мне брезговать. — Друзья, — повторяет тихо Джей, погружая ещё одну порцию мороженого в рот. Сону упирается подбородком в своё колено и рассматривает теперь тоже. Вспушённые чёрные волосы, густые хмурые брови, идеально-острую линию челюсти и ходящие желваки. Матово-мрачный взгляд, впившийся в него по-вороньи изучающе. Он спохватывается, встряхивая головой и надевая дежурную полуулыбку. — Вернёмся к моему первому вопросу, хён. — Какому? — Ночь на дворе — что ты тут делаешь? — Ем мороженое, — приподняв ложку, Джей вздёргивает фигурно брови в своей манере. Но Сону не замечает игривости в глазах, поджимая губы. — Хён. Я серьёзно. — А ты почему не спишь? — Проснулся от кошмара. Захотелось попить, а тут…ты, — выдыхает он не то устало, не то как-то недосказано. А может и всё вместе. — Всё нормально. Пей и иди спать. Зажав ложку зубами, Джей тянется рукой к чужим ногам и касается тыльной стороной ладони пальцев ног Сону, хмурясь сильнее. — Уже холодные. Дуй бегом в кровать, Сону-я. Сону пытается хмуриться тоже, но проваливает это изначально, перехватывая свободную руку Джея и сжимая её. Потому что невозможно хмуриться, когда тот делает голос ниже, пытаясь быть строгим, но зовёт по-прежнему ласково и мягко. Заботится, но так, словно это его банальная обязанность, а не возможность проявить чувства. Дружеские, разумеется. — Ты — нагло ешь моё мороженое посреди ночи. Ты не можешь меня выгнать, хён. — Я могу надавать тебе по шее, как старший, если после этих посиделок ты заболеешь, — вздыхает Джей, не думая даже разъединять их рук и просто перехватывая ложку левой, морщась в неудобстве. — Эй? — Сону тянет его ладонь ближе, касаясь нежной щекой костяшек, дует губы, зная, что это безоговорочно работает. И произносит на грани слышимости: — Расскажи мне, что тебя тревожит? Я ведь твой лучший друг. Лучший друг. Джей хмыкает на это заявление, согласно кивая и слизывая ещё немного неприятной мятной субстанции с ложки. Всегда рядом, всегда поддержит, всегда выслушает. Всегда обнимет, поплачется сам, одним взглядом даст понять, что что-то не так. Останется с ним глубокой ночью и позволит съесть мороженое, хоть оно и противное. Лучший друг… — Начнём с простого? — предлагает Сону в ответ на тишину. — Почему ты ешь именно это мороженое? — Хочу понять. — Что? — Что ты в нём такого нашёл. Странный вкус, странное сочетание, цвет и послевкусие тем более. Но ты обожаешь его. «Как и тебя.» — Оно необычное и не слишком приторное. — Отличительное. — И это тоже. «Как и ты.» — Но мне оно начинает нравиться, — негромко произносит Джей, медленно ведя ложкой по мятной подтаявшей текстуре. — С каждой ложкой, каждым разом, что ты тычешь мне его под нос. Знаешь, находятся причины любить это мороженое. Всё больше. Сону замирает, по-прежнему держась пальчиками за чужую руку, когда ложка с десертом касается его приоткрытых губ. — Чон-и говорит, что это под дулом пистолета есть невозможно. А я ненавижу белый шоколад в его любимом мороженом. — Слишком приторный и простой вкус, — шепчет Сону, открывая рот шире и позволяя Джею скормить себе небольшую порцию сладости. — Мгм. Слишком приторный и одинаково банальный. С тихим стуком Джей откладывает ложку на стол, разворачиваясь к Сону. Он тянется к нему второй рукой, коротко проводя большим пальцем по нижней губе. Совсем не испачканной. — Холодно, хён, — чуть слышно проговаривает Сону, не отрывая взгляда от тёмно-карих глаз. — Где? — Там… Чуть запрокидывая голову, Сону едва успевает раскрыть губы, обнажив язык, прежде чем чужие накрывают их. Пальцы Джея подцепляют приподнятый подбородок, пока рот наполняется вязкой слюной, смешанной мятой и всё ещё прохладной сладостью. Он разрывает их сцепленные руки, поднимаясь со стула, только чтобы потянуть вверх Сону, не отрываясь от горячих губ. Путаясь в шёлке пижамного халата, такого же розового цвета, как и всклокоченные волосы под его пальцами, скользнувшими с челюсти на затылок, он подсаживает Сону, оказываясь меж разведённых покорно ног. Сжавших его голую поясницу почти мгновенно, словно это часть их ночной рутины, а не первый случайный поцелуй. Запретный. Испепеляющий. Идеальный. Талия Сону под розовым шёлком огненная, с обжигающим бархатом кожи, точёным изгибом и словно сделанная под руку, крепко её сжимающую. Прядки нежно-розовые струятся меж пальцев, слабо отдавая чем-то цитрусово-цветочным, чем-то таким, что точно определяет Сону. Спящий на его плече в машине, прыгающий вокруг в комнате практик, тихонько пристроившийся под вторым боком перед телевизором. Выгибающийся под его руками, сжимающий беспомощно длинными пальцами обнажённые плечи, жадно возвращающий каждый поцелуй и беззастенчиво ворующий их. Совсем нежный и изящный, как его шёлковый халат, стекающий с плеч на стол. — Хён? Вздрагивающий в его руках, позволяющий обернуться на ворвавшийся в их пламя тихий холод, но не позволяющий отстраниться. Держащий всё крепче из-за едва ощутимой попытки вырваться, смотрящий сущим Дьяволом поверх голого плеча на застывшие в чужих глазах слёзы, шепчущий искушающей змеёй, касаясь влажными ещё губами пирсованного уха: — Отпусти его. Сону скользит пальцами с плеча по напряжённой шее, вверх, накрывая ладонью щёку. Поворачивает хмурое лицо к себе, заглядывая в суженные глаза, касаясь осторожно своими сжатых в линию губ. И лишь шумно выдыхает в поцелуй, когда на талии усиливается агрессивно хватка, а морганитовый шёлк трещит, разрываясь. Улыбается хищно, откидывая назад голову и позволяя острым зубам касаться шеи также, как грубым рукам дорогой ткани, идущей по швам на его теле. Стонет идеально, но слышимо лишь для ловящих каждый его стон губ. Потому, что он лучший…«It's just sex and violence, melody and silence…»