потому что два — некрасивая цифра

      красноярск — хороший город, вообще-то. с прекрасной историей, хорошим развитием и неплохой архитектурой, даже не везде отдающей безнадёжной российской серостью.       только руслан — плохой человек, и с именем красноярска у него из общего — только въедливая чернота от режима чёрного неба. у красноярска снаружи только, а у руслана — уродливым чернильным пятном где-то внутри.       он никогда себя в этом не выгораживает.       даже наоборот, будто гордо выставляет напоказ. смотрите, мол, я настолько ужасный, что мне совсем за это не стыдно. смотрите-смотрите, только не слишком долго, иначе прямой и честный посыл нахуй не заставит себя ждать. а руслан ещё и усмехнётся потом победно, потому что плевать ему, с какой бы огромной обидой в ответ на свою честность он ни столкнулся.       только его честность слишком граничит с грубой прямолинейностью.       и на это он тоже не обращает внимания, у него своих проблем — по макушку самую, а он ведь не маленького роста совсем. и разгребать их надо как-нибудь, и ему совсем-совсем не до окружающих.       но с каждой решённой проблемой появляются две новые, потому что решает он их так же, как нахуй шлёт — решительно и равнодушно, и оттого только хуже становится, и оттого только больше людей его ненавидят. что уж про города говорить, про них руслан вообще молчит стабильно, иронично приподнимая бровь в немой насмешке.       они, кажется, никогда и не ладили.       с дугаром, разве что, но и то это было чем-то странным.       руслан ещё сам молодой тогда был. наивный, глупый, с идиотским этим каре, совсем на девчонку похожий. и доверчивый. и слушал, развесив уши, послушно их под лапшу подставив, как ему обещали, что будут с ним всегда-всегда, потому что он такой потрясающий, красивый и самый-самый лучший.       дугар, на самом-то деле, не единственный такое говорил. его просто единственного до сих пор не получается выкинуть из головы.       он единственный сдержал обещание хотя бы частично. не бросал, когда нужен был, но не приходил чаще, чем требовали рамки приличия. и между русланом и кем-нибудь другим неизменно выбирал кого угодно, но не его.       руслан и не осуждал никогда.       всегда понимал — никто в здравом уме его не выберет, каким бы он ни был. длинные волосы или короткие, наивный он или колючий, как зима сибирская, — никогда не имело значения.       просто судьба у него, наверное, такая.       всегда должен быть запасной вариант, который держат просто чтобы был. к нему никогда не пойдут первому, но побегут к последнему, когда бросят все остальные. потому что ты же будешь здесь, будешь же, да? и он всегда скажет да, потому что, вообще-то, у него никогда нет выбора.       потому что даже такому, как он, иногда нужна компания.       только его компания никогда никому особо не пригождалась. ему ведь в плечо даже не поплачешь о том, как плохо и грустно, ему всегда будет похуй, и вряд ли он постесняется выразить это вслух. он всегда будет думать о себе, а не о чужих соплях — как и все, в общем-то, просто он не из лицемерных мразей, которые станут это скрывать.       и свой дерьмовый характер он скрывать не станет тоже.       не выбирайте меня. без вас лучше будет — хоть не так тошно от жизни, когда не слушаешь чужих пиздостраданий.       но почему-то противно до тошноты от себя и от окружающих, когда руслан смотрит, как вечно ругаются за внимание коли — и сотрудники его какие-то, и города окружающие. и не хочет ведь смотреть, но почему-то вглядывается, и сам себе никак не объяснит, зачем.       наверное, мазохизм у него процветает — в этом и дело всё.       наверное, он ебанутый просто по всем фронтам.       только интересно ему правда, кого из этих лицемеров выберет этот глупый очаровательный ребёнок, который научился считать уравнения реакций в уме, но никак не в силах постичь людскую суть.       все люди — мрази, хочет сказать руслан, глядя на то, как они общаются с колей так, будто им действительно это интересно. или, может, это всё-таки он что-то упускает?       зачем ты вообще их слушаешь, спросить хочется, когда коля снова улыбается с тёплой вежливостью на очередные разговоры и идиотские предложения.       спросить, вообще-то, много хочется, но каждый раз желание выйти покурить оказывается сильнее.       и вопросов больше с каждой встречей, потому что коля тактично извиняется перед собеседниками сразу же, как руслан хлопает себя по карманам куртки и отлипает от стенки. будто бежать от общения пытается, ей-богу, но и дураку ведь видно, как коле приятно от комплиментов и внимания.       а коля за пределами лаборатории — любого дурака хлеще.       но руслан махнёт в очередной раз рукой, заключив, что это не его проблемы, ему своими бы озаботиться. и выйдет всё-таки на крыльцо, в дождливый летний вечер.       и сам милостиво к себе же закроет глаза на то, что если бы не было бы коли — проблем у него было бы меньше. как и вопросов.       потому что коля не стоял бы рядом, такой же восхищённый, как ещё пару минут назад, будто тёплый светлый зал не сменился на козырёк дома и слабый фонарь рядом.       потому что коля не улыбался бы ему — уже не так вежливо, как остальным, но ещё не так раскованно, как мог бы кому-то близкому. и не трещал бы то про погоду осторожно, будто прощупывая тропинку, то про очередные свои научные успехи, которые руслану, честно говоря, до пизды-то. о чём он почему-то в очередной раз промолчит.       потому что коля не выбирал бы его.