Луна тускло освещает уже опустевшую улицу, скрываясь за пеленой серых облаков. Даже в самом шумном месте в этом городе жизнь останавливается, когда на часах пробивает полночь. У
неё в это время жизнь только начинается.
Она пересекает порог «Четырех Сезонов». Медленно, словно пытаясь оттянуть неизбежный момент, подходит к стойке регистрации.
— Карту от 437 номера, пожалуйста. — Девушка на секунду задумывается, а затем тихо добавляет, —
Он в курсе, я вчера приходила.
Сердцебиение невольно учащается, когда двери лифта открываются на четвертом этаже. Она чувствует, как ноги становятся ватными, а кислорода резко не хватает.
Дверь издала удовлетворительный щелчок и поддалась, пропуская девушку внутрь просторной комнаты. Он сидит на кровати, на воздушном белоснежном одеяле, и тихо играет на гитаре. Их взгляды пересекаются. Мужчина откладывает гитару в сторону.
— Привет.
Молчание. Громкая тишина, которая давит на неё, заставляет дрожать. Девушка отводит взгляд, сглатывает некстати подступивший ком слез, и садится рядом. Кладет голову на плечо мужчине.
Фрэнк
домашний. Даже в разгар тура от него исходит этот раздражающий запах тепла и уюта, действующий ей на нервы. Когда она смотрит на него, такого простого, в домашней одежде и с волосами, небрежно заправленными за уши, и сразу вспоминает о том, что мешает ей обрести счастье. У него есть
семья. Не ей он по утрам готовит завтрак. У неё нет ничего, кроме этих ночных встреч и бесконечной, неисчерпаемой, удушающей любви к нему, а у него есть всё.
Она никогда не носит парфюм на встречи с ним. Не оставляет за собой ни следа. Её не существует для него. Её нет в его жизни, она просто призрак, наблюдающий за чужим счастьем и обреченный на вечные муки.
— Знаешь, я написал о тебе песню.
Она поднимает голову, немного отодвигается и всматривается в его лицо. Он сдержанно улыбается, а в ореховых глазах танцуют золотые искры. Песня о любви, посвященная ей? Воздух электризуется, а на лице застывает немой вопрос, который она не решается озвучить. Вместо этого она тихо произносит:
— Я хотела бы послушать. Хотя бы отрывок.
Фрэнк снова тянется за гитарой. Сердце замирает, когда она слышит его звонкий, немного подрагивающий от волнения голос в давящей тишине номера.
От тебя
В моем животе появляются бабочки
Твой поцелуй полон огня
Он обжег мои губы и гордость
Я не смог разглядеть твою тьму
Сердце болезненно сжимается. Конечно, ведь это не она — «самая прелестная девушка на вечеринке». Не она сейчас ждет его возвращения из турне, не она заботится об их детях. Разве он когда-нибудь сможет написать про неё балладу, наполненную нежной любовью, когда сама она — воплощение всего того, что Фрэнк никогда не захочет видеть рядом с собой?
— Это восхитительно, — она улыбается и берет его за руку, хотя внутри, кажется, все органы отзываются тупой болью, а в комнате резко становится душно. — Ты определенно должен это выпустить.
Он ничего не отвечает, лишь едва заметно улыбается и встаёт, чтобы убрать гитару в чехол. Она пользуется моментом и отворачивается, чтобы сдержать слёзы и выдохнуть. Кажется, уже через мгновение его ладони блуждают по её спине, избавляют от мешающей сейчас футболки, а длинные пальцы пересчитывают родинки, расположение которых он, черт возьми, помнит наизусть.
— Фрэнк, — она отстраняется, упирается руками в татуированную грудь, хочет заглянуть в его глаза. — Я люблю тебя.
Сейчас. Сейчас он наконец, спустя два года, скажет то же самое. Неужели у неё есть шанс обрести счастье? Он ведь сможет оставить всё позади и начать новую жизнь рядом с ней?
Она знает, что этого никогда не случится. Но каждый раз, когда они встречаются, она втайне надеется услышать такое необходимое «И я тебя».
— Я знаю, — он даже не смотрит на неё. Взгляд устремился куда-то мимо, сквозь видимое пространство. — Знаю.
Она закрывает глаза и отвечает на очередной поцелуй. Поддается обволакивающему шепоту, а напрашивающийся уже несколько месяцев разговор вновь отходит на второй план. В конце концов, кто она для Айеро? Она не будет читать ему морали о верности. Ей просто нужно принять свое место в его жизни и не надеяться на то, что когда-то оно поменяется.
***
— Послезавтра мы выступаем в Варшаве. Я купил тебе билет на вечерний рейс. Ты же прилетишь?
Она лежит в его объятиях, в тысячный раз рассматривает цветные узоры на его теле, которые, кажется, уже запомнила наизусть. Может, ещё есть надежда?
— Прилечу.
