(Не)винные воспоминания

      — То есть, я тебе тоже нравлюсь с шестнадцати лет? — усмехается Кэйа.       Они с Дилюком лежат в обнимку в постели. Их примирение случилось уже месяца три как. Но почему-то обсудить природу своих чувств они решили только сейчас. В спокойной беседе, остывая после очередной страстной ночи в руках друг друга. Видимо, наконец достаточно снова сблизились, чтобы обсуждать подобное. Как бы абсурдно это ни звучало.       — Ну, скорее, с семнадцати, — вздыхает Дилюк. — Ты же знаешь, я в этом плане чуть более…       — Тугодум, — хихикает Кэйа. И конечно получает обиженный щипок за бочину. — Ну ай, — возмущается он, но продолжает улыбаться. — Учитывая обстоятельства, мы с тобой оба вполне себе тугодумы. Уже столько лет назад могли быть вместе.       — Что вышло, то вышло, — пожимает плечом Дилюк.       Кэйа согласно хмыкает. Немного молчит, глядя в потолок. А потом хитро щурится и спрашивает:       — А ты обо мне фантазировал?       — Прекрати, — недовольно буркает ему в шею Дилюк.       — Да ладно тебе. Что уже скрываться-то, — цокает Кэйа. — Я фантазировал. Ух, я такое фантазировал. Мы с тобой ещё и половины из этого не сделали.       Дилюк недовольно кусает его под ухом. Кэйа только снова смеётся и говорит, что ему щекотно. Потом чуть трясёт Дилюка за плечо и тянет:       — Ну брось, ну расскажи, — тот лишь отрицательно хмыкает. — Ну неужели совсем ничего? Да быть не может, — разочарованно вздыхает он. Но наседать на Дилюка не хочется. Да и смысла нет. Поэтому вместо этого Кэйа ухмыляется и мурлычет: — Ладно, тогда я расскажу…       — Кэй! — возмущается Дилюк, даже приподнявшись на локте, чтобы грозно на него зыркнуть.       — Да не боись, я тебе расскажу свою самую невинную и романтичную фантазию, — закатывает глаза тот, притягивая его обратно к себе на плечо. — Она моя самая любимая, на самом деле… — убедившись, что ему не прилетает новых укусов и щипков, он продолжает: — Короче. Нам там с тобой лет по семнадцать. Помнишь, на винокурню как-то сделали иностранную поставку дорогущего вина. Поздней весной, совсем незадолго до… всего… — очень общим штрихом он описывает трагедию, разлучившую их на целые годы. — Нам тогда ещё на пушечный выстрел запретили подходить к погребам.       Хмык Дилюка подтверждает, что он помнит.       — И мы с тобой ещё были уверены, что это самое вкусное вино во всём Тейвате, — продолжает Кэйа. — И это жуткая несправедливость, что нам его не дают попробовать. Ах, те времена, когда ты ещё мог пригубить со мной стаканчик-другой… — трагично вздыхает он.       — Ах, те времена, когда ты пригублял всего стаканчик-другой, а не полтаверны, — его же тоном отзывает Дилюк. На этот раз щипок достаётся ему. Но он тоже лишь усмехается.       — В общем, — наконец переходит к сути Кэйа, — я представлял, что мы с тобой всё же пробрались ночью в погреба и нагло выкрали одну бутылку.       — Конечно, твоя самая любимая фантазия — про то, как мы украли вино, — фыркает Дилюк.       — Ты дослушай сначала, — закатывает глаза Кэйа. — Это только начало. Так вот… Мы с тобой крадём вино и бежим с ним в Вольфендом. Забираемся на крышу чьего-то дома на опушке. Садимся у печной трубы. Ты закидываешь свою ногу мне на колено. Я свою руку тебе на плечо. Мы раскупориваем бутылку, пробуем по очереди. И вино оказывается, правда, словно божественный нектар. Сладкое и такое пьянящее, — мечтательно выдыхает он. — И мы с тобой сидим довольные в обнимку, смотрим на звёзды. Болтаем ни о чём. Потягиваем его прямо из бутылки… А потом просто целуемся. Без разговоров, признаний и обсуждений. Знаешь, так легко и непринуждённо, словно делали это уже сотню раз. И сидим себе дальше, как ни в чём не бывало. Твоя голова на моём плече. В воздухе пахнет лилиями. А потом ты говоришь, что…       — …что нам нельзя допивать это вино, — вдруг заканчивает за него Дилюк. — Потому что в нём вкус нашего первого поцелуя. И нужно его сохранить на память и спрятать где-нибудь.       — Ты… ты откуда это знаешь?.. — ошарашенно выдыхает Кэйа.       — Я был уверен, что мне всё это приснилось.       — Люк… — вдруг резко садится Кэйа. — Хочешь сказать, это всё было на самом деле?!       — Ну либо так, либо у нас с тобой до ужаса одинаковые фантазии, — хмурится Дилюк, приподнявшись на локте. — Вероятно, то вино так ударило нам в голову, что мы назавтра перепутали реальное воспоминание со сном.       Они поражённо глядят друг другу в глаза, осознавая сказанное.       — Погоди, то есть мы ещё чёрт знает когда поцеловались. И просто забыли?! — негодующе сводит брови Кэйа. — Какая чудовищная несправедливость!       — Да ладно, может, и правда просто пригрезилось, — утешающе поджимает губы Дилюк. Кэйа недовольно морщит нос. А потом его лицо вдруг проясняется:       — Стоп, так ведь это можно проверить! — он ловит вопросительный взгляд Дилюка и поясняет: — Та бутылка должна быть всё ещё где-то здесь. Ведь если мы её в итоге спрятали, то так и не достали.       На этот раз садится Дилюк. Задумчиво сводит брови и смотрит куда-то в пустоту у кровати. А потом переводит взгляд на Кэйю:       — Есть идеи, где?       Тот отрицательно мотает головой:       — У меня в этом… воспоминании… сплошной туман с момента, как мы спустились с крыши. И я уже не ручаюсь за то, что я придумал, а что нет, — он раздражённо потирает лоб. А потом с надеждой глядит на Дилюка: — Ты?       — У меня тоже всё плохо, — качает головой тот. — Помню только, что на винокурню мы вернулись ещё с бутылкой. И всё.       — Тогда давай проявим нашу коллективную капитанскую дедукцию, — задумчиво щурится Кэйа. — Ставлю что угодно на то, что мы спрятали её в винном погребе.       — Камушек среди гальки, — усмехается Дилюк. — Но наверняка в одном из тайников, чтобы никто кроме нас не смог её найти.       Они снова буравят полумрак комнаты задумчивыми взглядами, но больше никаких деталей так и не припоминают.       — Так, ну-ка, идём, — Кэйа хлопает Дилюка по коленке и вскакивает с кровати.       — Что? Куда? — не понимает Дилюк.       — Как куда? В погреба, — тоном «очевидно же» поясняет Кэйа, натягивая штаны, нашаренные на полу. — Одевайся давай.       — Кэй, ночь на дворе, — цокает Дилюк.       — И что?! — закатывает глаза тот. — Это погреба, там нет окон. День — ночь, никакой разницы. Пойдём, пойдём, всё равно не спим, — он обходит кровать, тянет Дилюка за руку и вручает ему его штаны.       Тот вздыхает, но штаны всё же надевает. Делает он это больше из природного упрямства. Ему тоже явно любопытно. Иначе его бы и адские гончие из постели не вытащили.       Потом они крадутся как мыши маршрутом, отлично выученным за юношество, на уровне мышечной памяти минуя особо скрипучие половицы. На самом деле, красться совсем не обязательно — на винокурне ночует всего одна горничная. И сон её не то, чтобы слишком чуткий. Но что-то в атмосфере этой охоты за воспоминанием непроизвольно снова превращает их в подростков.       У двери в подвал они зажигают по подсвечнику и плечом к плечу осторожно спускаются по каменной лестнице.       — Так. Твоё крыло левое, моё правое, — сосредоточенно сдвинув брови, делает два взмаха рукой Дилюк. — Встретимся через десять минут здесь же.       — Люк, — усмехается Кэйа и хватает его за руку, прежде чем тот успевает сорваться с места. — Мы же не на задании. «Левое крыло, правое крыло», — передразнивает он. — Вместе пошли. Неспеша всё осмотрим.       И так и не отпустив его руку шагает во мрак к винным бочкам. Дилюк ожидаемо бурчит, но послушно шагает следом. Даже руку забрать не пытается.       Они методично обшаривают углы. Осматривают пыльные стеллажи с коллекционными винами. Заглядывают за бочки. Проверяют половицы. Простукивают особо подозрительные камни кладки. Негромко обмениваются предположениями. Вспоминают свои старые тайники. К одним они уже не могут подлезть. Другие оказываются слишком малы для чего-то вроде бутылки вина. Третьи вовсе оказываются несуществующими или давно замурованными.       Варианты неумолимо иссякают, стремительно подрывая боевой дух их скромной команды. Дилюк предлагает ещё раз посмотреть за старыми бочками. Кэйа пожимает плечами, но уже без особого энтузиазма, и идёт за ним в восточное крыло. На перепутье, зазевавшись, он стукается лбом о низкий свод деревянной арки, разделяющей секции погреба.       — Да что ж такое, — шипит он, потирая лоб. — Третий раз уже.       — Сам предложил в полумраке шарахаться, — хмыкает Дилюк, но в ушибленное место всё же целует.       — Раньше у меня таких проблем не было, — недовольно буркает Кэйа. И Дилюк вдруг замирает. Смотрит на него, широко распахнув глаза.       — Что? — настороженно спрашивает Кэйа.       — Кэй, последний раз ты тут вольно разгуливал в семнадцать лет.       — Ну да…       — Ты тогда был ниже меня, — поясняет Дилюк.       И Кэйю тоже озаряет. Конечно, он не мог раньше биться лбом о притолоку. Он до неё не доставал. Но, кажется, это не всё, чем озарило Дилюка.       — Ты что-то вспомнил? — радостно интересуется Кэйа, чувствуя, как открывается второе дыхание.       — Не уверен, — качает головой Дилюк. — Но у меня такое чувство, что надо искать где-то наверху. Там, куда я мог дотянуться. У стеллажей. Или в потолочной балке…       И они с удвоенным энтузиазмом начинают общупывать и простукивать всё, до чего могут дотянуться. Точнее, до чего может дотянуться Дилюк. Потому что он, в отличие от Кэйи, со своих семнадцати лет не вырос ни на миллиметр. И не то, чтобы Кэйа прямо вымахал, но всё же чуть вытянулся. По возвращении Дилюка эта новая разница в их росте оказалась чуть ли не первым, что бросилось ему в глаза. Сразу после вечно нахмуренных бровей, пришедших на смену привычному открытому взгляду.       — Погоди, — вдруг хмыкает Дилюк у очередного поворота. Стучит по балке, прислушивается. — Что-то есть… Надо подцепить.       — Дай, — мягко отодвигает его Кэйа. Затем просовывает в щель тонкое лезвие и легонько поддевает деревянную панель, закрывающую потайную нишу.       — Откуда у тебя нож?! — поражённо выдыхает Дилюк.       — Я всегда готов к неожиданностям, — хмыкает Кэйа, открывает тайник и привстаёт на цыпочки, чтобы заглянуть туда.       — На тебе нет ничего кроме домашних штанов!       — Всегда готов к неожиданностям, — настойчиво повторяет Кэйа. Потом снова опускается на полную стопу и разочарованно вздыхает: — Пусто. Сплошные пауки.       — Точно? — хмурится Дилюк.       — Точно, — хмыкает Кэйа. — И ниша в любом случае маловата для бутылки. Если не веришь, могу подсадить.       — Я не настолько ниже тебя, — шипит Дилюк. — И верю, — недовольно добавляет он. Затем берёт деревянную панель и прижимает её на место.       Кэйа смотрит, как он тянется к балке, чуть привставая на цыпочки только на одной ноге. И что-то в отблеске свечного огня в его алых волосах вдруг отдаётся ему странным дежа вю.       — Не здесь… — бормочет он. — Не здесь, подожди…       Дилюк оборачивается к нему с выражением немого вопроса на лице.       — Я тоже что-то вспомнил, — поясняет Кэйа, — но смутно совсем.       Вспомнил — слишком громкое слово. Скорее, выхватил всего одну, сильно размытую картинку. Но в ней что-то явно не вяжется с тем, что он видит прямо сейчас.       — Идём, — он машет Дилюку, чтобы шёл следом, а сам уже бредёт дальше по погребу, внимательно оглядываясь по сторонам. — Рядом точно должны быть бочки… и стеллаж. Или лестница…       Он останавливается у каждого более-менее подходящего места и «примеряет» туда Дилюка. В тех местах, где получившийся натюрморт его устраивает, они внимательно прощупывают и простукивают балки. Всё так же на пределе роста Дилюка, само собой. Где-то тайников нет вовсе. Где-то они опять не подходят по форме.       Но вот, наконец, Дилюк ударяет по какой-то особенно полой нише. Панелька отходит от той достаточно легко, даже поддевать не приходится. И оказывается довольно длинной. В такую нишу как раз спокойно легла бы бутылка вина. Он переглядывается с Кэйей. Тот возвращает ему восторженный взгляд и показательно скрещивает пальцы.       Дилюк запускает руку в открывшуюся нишу, не страшась ни пыли, ни пауков. Сосредоточенно шарит там, закусив губу.       — Тоже пусто, — наконец обречённо вздыхает он, стряхивая с руки паутину. Потом складывает руки на груди и как-то устало глядит на Кэю. — Может, нам правда просто пригрезилось?       Но Кэйа смотрит на него с какой-то слишком уж довольной ухмылкой.       — Я вспомнил ещё кое-что, Люк, — усмехается он.       — Что?       — То, что ты всегда был немножко задницей. Даже в свои лучшие годы.       — Эй, — возмущается Дилюк. Но, прежде чем он успевает продолжить, Кэйа привстаёт на цыпочки, тянется глубже в нишу и таки достаёт оттуда пыльную бутылку вина. Дилюк поражённо смотрит на неё, словно на материализовавший фантом, а потом скорее переводит взгляд на довольного Кэйю, ожидая объяснений.       — Ну смотри, — хмыкает тот. — Почему бутылка вообще спрятана на высоте твоего роста?       — Чтобы ты не мог дотянуться, — согласно хмыкает Дилюк.       — В точку. Но она лежит так, что даже ты не смог дотянуться. Без табуреток и прочего, само собой.       — Подожди… — трёт лоб Дилюк. — Может, я хотел, чтобы мы могли её достать только вместе?       — О, Люк, ты был и остаёшься романтичной задницей. Но всё же задницей. В приоритете, — усмехается Кэйа. Тот грозит ему, но всё же вопросительно кивает, ожидая пояснений. И Кэйа не заставляет его ждать. — Если мне не изменяет моя совершенно ненадёжная память, подкидывающая мне новые обрывки с той ночи, то я не очень-то хотел расставаться с таким божественным вином. Мне это казалось расточительством, вероятно, — задумчиво потирает подбородок он. — Поэтому хмельной и юный господин Дилюк воспользовался своим небольшим преимуществом в росте и спрятал бутылку именно в этой нише. Со словами: «Вот станешь выше меня, тогда и достанешь её», — усмехается Кэйа, хлопая по балке. Дилюк сначала возмущенно фыркает, но в итоге тоже усмехается и качает головой. Это вполне в его духе, что отрицать. — Ещё и язык мне показал, — жалуется Кэйа. — И, возможно, икнул. Но это не точно. А потом поцеловал, — с ухмылкой добавляет он. — И это уже точно.       Дилюк демонстративно закатывает глаза, а потом снисходительно изгибает бровь:       — А встать на какую-нибудь бочку ты не додумался?       — Предположу, что мой разум, задурманенный вином и твоими поцелуями, до такого не догадался.       Дилюк укоризненно хмурит брови, но на губах у него улыбка. Кэйа прекрасно знает, что делает. Что отлично видно по его довольной физиономии. Он переводит взгляд на бутылку в своих руках и говорит:       — Что ж, мы её нашли, Люк. Значит, всё же не приснилось.       — Не приснилось, — эхом отзывается Дилюк. — Выходит, мы всё же отдали свои первые поцелуи друг другу. Надо же.       — Как романтично, на самом деле… — мечтательно поднимает взгляд в потолок Кэйа. Потом драматично вздыхает и с придыханием говорит: — Видно мы с тобой и правда предначертаны друг другу судьбой, и души наши св…       — Ой, не начинай, — раздражённо закатывает глаза Дилюк.       — Я вообще-то серьёзно, — почти обиженно бубнит тот.       — Ага.       — Ну почти, — насмешливо морщит нос Кэйа и склоняется к нему, чтобы чмокнуть. Тот лишь отмахивается, но у самого щёки слегка пунцовеют.       Кэйа отстраняется, снова смотрит на бутылку и спрашивает:       — Ну что, господин Дилюк, готовы попробовать вино со вкусом нашего первого поцелуя?       — После вас, — со взмахом руки уступает ему первенство Дилюк.       Кэйа отставляет свой подсвечник и не без труда откупоривает бутылку. Подносит её к своим изогнутым в ухмылке губам. Но не отпивает. Замирает, принюхивается. Задумчиво хмурится. Потом всё же наклоняет горлышко и отпивает самую малость — едва мочит губы. И кривится:       — Кислятина…       — Честно говоря, не знаю, чего мы с тобой ожидали, — хмыкает Дилюк. — Оно пролежало открытым почти пять лет.       — Да я тоже не знаю, чего мы ожидали, — усмехается Кэйа. — Дай хоть посмотрю, что за вино. Посвети-ка? — Дилюк послушно подходит ближе и наклоняет подсвечник под нужным углом. — О… А я его пробовал, — удивлённо выдыхает Кэйа, стерев пыль с этикетки. — Довольно посредственное, кстати. Неплохое, но ничего выдающегося. Твоим винам вообще не ровня.       — Вот как? — мягко усмехается Дилюк.       — Странно, мне казалось, я вообще ничего вкусней не пробовал.       — Ну, во-первых, на тот момент ты не так уж и много вин перепробовал, — хмыкает Дилюк. — А во-вторых, такая уж судьба у воспоминаний о первом поцелуе, — поджимает губы он. — И ночь там самая звёздная, и воздух пахнет лилиями, и вино, что сцеловываешь с чужих губ, может быть только слаще мёда.       Кэйа усмехается и глядит на него с лёгкой ноткой грусти во взгляде. Между воспоминанием и фантазией, и правда, тонкая грань.       — Впрочем, — хмыкает Дилюк, подходя к нему вплотную, — твои губы по сей день сладкие, как мёд…       Он тянется за поцелуем. Но Кэйа отклоняется.       — Люк, я ценю романтику, — поспешно поясняет он в ответ на хмурый зырк, — но я только что его отпил, — он показательно покачивает бутылкой в своей руке. — Они сейчас кислые, я тебе гарантирую.       — Дай всё же попробую, — хмыкает тот и прижимается губами к его губам. Отстраняется и слегка кривится.       — Кисло? — смеётся Кэйа.       — Кисло, — усмехается Дилюк. Но всё равно чмокает его ещё раз. И улыбается. Кэйа улыбается в ответ, закупоривает бутылку в своих руках и спрашивает:       — Ну, что скажете, господин Дилюк? Сохраним эту бутылочку на память?       — Дай подумать, — наигранно задумчиво глядит в потолок он. — Я не выкинул даже твою дурацкую аляповатую вазу, хотя мы были ещё в ссоре. Хочу ли я сохранить бутылку вина, которое мы пили в ночь нашего первого поцелуя? Хммм…       Кэйа смеётся и склоняет голову на бок. Глядит на Дилюка ласково и влюблённо. С лучиками в уголках глаз.       — И куда же мы её поставим? — интересуется он.       — Я думаю, у неё уже есть законное место, — хмыкает Дилюк. И кивает на нишу, из которой они её достали.       Кэйа понимающе хмыкает. Действительно, глупо нести её наверх и хранить под стеклом на шёлковой подушечке. Ей самое место тут, в таинственном полумраке прохладного винного погреба. Там, где её смогут найти только они двое.       — Конечно, я её без табуретки не достану, — хмыкает Дилюк, забирая у Кэйи бутылку и аккуратно закатывая её обратно в нишу. — Но, видимо, карма.       Кэйа смеётся, качая головой. Его семнадцатилетнее уязвлённое самолюбие отмщено.       Дилюк берёт в руки доску, чтобы закрыть нишу, но Кэйа вдруг останавливает его за запястье.       — Погоди, — говорит он, сверкая энтузиазмом во взгляде. — Есть идейка…       Он снова подхватывает подсвечник и ныряет в соседнюю секцию погреба. Чем-то шуршит, гремит. Что-то ищет на полу. И наконец возвращается.       — Подержи-ка, — он отдаёт подсвечник Дилюку. Тот послушно забирает его, но ставит на пол.       Во второй руке у Кэйи какая-то деревяшка. Он снова запускает руку в нишу, что-то проверяет, задумчиво хмыкает. Затем глядит на деревяшку и щурится, что-то прикидывая. А потом ломает её об колено.       — Что ты?.. — наконец интересуется Дилюк.       — Сейчас увидишь, — подмигивает ему Кэйа. Достаёт из ниши вино. Вкладывает туда обломок деревяшки. А затем снова укладывает бутылку. И улыбается Дилюку: — Попробуй теперь.       Не отводя взгляд, Дилюк поднимает руку и запускает её в тайник. Там, где его прежде встречала лишь пустота и паутина, он чувствует пальцами прохладное стекло. Кэйа сократил глубину ниши. Теперь они оба могут спокойно достать эту памятную бутылку. Дилюк поражённо качает головой, ставит свой подсвечник на пол и тянет Кэйю в объятия:       — Я тебя не достоин, ей богу, — выдыхает он ему в плечо.       — Ну так-то да, — усмехается Кэйа. И получает заслуженный щипок за бочину. Но и ласковый поцелуй следом тоже получает.       И для обоих он сладкий как мёд, звёздный как ночь и пахнет лилиями. Потому что, когда влюблён так безбожно как они, каждый поцелуй — как первый.