Сломанный механизм

 Тик-так, тик-так, тик-так… Тихое тиканье идеального механизма своей размеренной мелодией разрушает тишину пустынной комнаты. Тик-так… Теперь это бесконечная музыка моей жизни, которая будет сопровождать меня оставшееся мне время. Тик-так… И больше ничего. Ни-че-го. Тик-так… Шаг. Боль. Вздох. Хах, всё ещё больно, всё ещё напоминает. С каждым порывом холодного воздуха, который, прорываясь сквозь слегка прикрытое окно, обжигает открытую кожу, пробегаясь по ней волной мурашек. Хах, а врачи говорили, что я больше не буду чувствовать. Врачи говорили, что это неважно. Врачи говорили, что и не с таким живут. Врачи говорили, что всё будет хорошо. Сколько лет назад они это сказали? Только вот ничего не изменилось. Вздох. Ледяной, морозный воздух обжигает охрипшее горло. Вздох. Перебивая размеренное тиканье моих личных часов, из горла вырывается глухой хрип. Тик-так… Вторят ему стальные шестерёнки. Тик-так… Чёрт, как же раздражает этот стук. Тик-так… Как же хотелось, чтобы он наконец-то закончился. Просто остановился стальной механизм, уверенно перекачивающий мою разгоряченную кровь, просто замолчал так же, как это сделал прошлый. Не такой прочный и очень хрупкий. Прошлый механизм сдался быстрее. Быстрее устал прогонять густую жидкость, несущую с собой расплавленный металл чистой концентрированной боли. Черт, прошлый механизм сдался быстрее, но я чувствую, что и новый уже на пределе. Даже он не способен заставить меня забыть твои глубокие глаза цвета расплавленного серебра. Они въелись мне под кожу, пустили корни мне в голову, навсегда застывая полупрозрачно-призрачным видением перед глазами.  Бах! Это очередной и, на этот раз, действительно сильный порыв ветра распахивает давно уже поскрипывающее старое окно, поднимая своими потоками, пожелтевшую от времени, тонкую ткань занавесок. Вместе с холодными завихрениями воздуха в комнату ворвались хрупкие ледяные хрусталики и поспешили плавно опуститься на плечи и голову высокого статного мужчины. Он медленно повернул голову, бросив безразличный, пустой взгляд на только что распахнувшееся окно, но, не увидев ничего примечательного, всё так же безразлично перевёл взгляд на другой конец комнаты. Как вдруг его зрачки, заприметив кого-то в дальнем углу, быстро расширились, мгновенно узнавая плавные изгибы и изящный силуэт. В другом конце просторного помещения, на старом плетёном кресле, закинув ногу на ногу, сидела она. Его личный кошмар и самое прекрасное, что случалось с ним за всю его жизнь. Механическое сердце тревожно забилось, ускоряя свой досели размеренный и тихий темп. Тик-так, тик-так, тик-так… — Тхххыыхх? — на грани слышимости прохрипел мужчина, с замиранием стального сердца посмотрев на девушку. Та лишь слегка кивнула, улыбнувшись глазами, радужка которых напоминала расплавленное серебро с темной окантовкой. Мало кто знал, что связывало этих двоих. Мало кто знал, что они вообще знакомы и ещё меньше верили, что их отношения во что-то выльются. Точнее, никто. Никто не верил. Никто и помыслить не мог, что тот несчастный случай, произошедший с молодым дворянином как-то связан со внезапной смертью замужней графини. Все сопереживали, важно кивая головами, наблюдая, как некогда молодой и полный жизни парень медленно угасает. Все посчитали то огнестрельное ранение, лишившее его сердца, случайностью, простой нелепицей. Бывает же, случаются несчастья. Тем более, врачи смогли найти выход из ситуации и просто-напросто заменили невыдержавший механизм на новый, более прочный и долговечный. Теперь там, где зияла дыра, бодро крутились шестерёнки, издавая столь противное и непрекращающееся тиканье. Когда он наконец-то очнулся после многочасовых операций, то поначалу ничего не чувствовал, да и не должен был чувствовать, ибо прогнозы были неутешительными — полная потеря чувствительности. Казалось бы, это должно было огорчить его, но впервые за долгое время, потрескавшиеся губы изогнулись не то в улыбке, не то в болезненном оскале. Он надеялся, что больше никогда не будет чувствовать ту боль, что за последние месяцы полностью заменила все жидкости в его организме, циркулируя по венам и артериям вместо крови, переваривая безвкусную пищу вместо желудочного сока и заполняя собой клетки вместо цитозоли. Однако, вскоре, всё вернулось на круги своя, и обжигающие потоки боли снова наполнили его. Стальное сердце справлялось, но не могло обезболить или хоть как-то помочь. И вот сейчас оно, ранее успешно справляясь со своей нелёгкой задачей на протяжении многих лет, впервые начало сбоить. Крохотные детальки шумно щёлкали, часто сбиваясь с ритма и крутясь невпопад. Зрачки так сильно расширились, что, казалось бы, затопили собой всё пространство, оставляя лишь крохотную полоску радужки. Мужчина медленно поднял трясущиеся руки и попытался подойти к девушке, но окаменевшие и ослабшие ноги не держали и мгновенно подкосились, с глухим стуком встречаясь с потёртым паркетом. Тёмные пряди слегка колыхнулись, сгоняя хрупкие хрусталики крохотных снежинок. Девушка беззвучно рассмеялась, прикрывая рот ладошкой в шёлковых перчатках. Она так же бесшумно поднялась и подошла к мужчине на полу, протягивая ему свою утончённую ладонь. — Пора, mon chéri, я соскучилась. Мужчина несколько раз глубоко вдохнул и, протянув руку девушке, тут же сжал её прохладную ладошку. В тот же миг пара начала потихоньку таять. Прозрачно-голубые полы платья девушки развивались, проходя сквозь предметы, а снежинки пролетали сквозь мужчину, опускаясь на безвольное тело на полу пустынной комнаты. Её покой больше ничего не нарушало. Стальной механизм замер, прекращая свой равномерный стук, и лишь тонкие занавески развевались от порывов ледяного ветра, приносящего с собой очередную порцию хрупких снежинок, так искусно вырезанных неизвестным мастером.