Horny Mind

Они шли тесно друг к другу, напуганные и потрясенные, провожаемые укоризненными взглядами огромных рам с воспоминаниями Императора Белоса. Если Луз головой по сторонам крутила, то Хантер накинул капюшон, как шоры, и пытался не пялиться на то, что его не касалось. Святотатство, вот, что он думал. Но где-то позади них шлепал жуткий Вендиго, покрытый сияющими глазами, поэтому перемещаться по картинам приходилось. С каждым таким перемещением Хантер становился все раздражительнее, а Луз – все серьезнее. Жуткому мальчику было, кажется, наплевать. Он тут и без них жил. - А сюда не пойдем, - решительно заявил Хантер, заслоняя одну из картин от Луз. Да, без посоха, а у нее все карманы набиты глифами, но он все еще Золотой Страж и преимущество в драке явно за ним… Хантеру стало стыдно, что он готов был биться на смерть, а Луз и не нападала, лишь заинтересованно заглянула ему за плечо, вынуждая растопыриться. Она не враг. Что ж так часто приходится себе об этом напоминать? - С чего бы? Хантер не может так быстро придумать, «с чего», он чувствует, как горло перехватывает тугая застежка плаща. Стены словно пододвигаются ближе, желая услышать его ответ, потолок любопытно склоняется, свет мутнеет, а вокруг ног все вертится доставучий пацаненок. Сквозь прорези маски он секунду смотрит на Хантера и едва заметно кивает. Хантер прошит насквозь его проницательным взглядом и не может пошевелиться, хотя, схватив Луз за руку, ребенок уже увлек ее довольно далеко вглубь галереи. - Малыш Белос тоже туда не хочет! - слышит Хантер ее удаляющийся крик. И только тогда смеет выдохнуть. Сердце колотится, отмечая секундами расстояние от разоблачения. Луз бы никогда не поняла. Кстати, где она? Надо догонять. Хантер из-за плеча бросает жадный взгляд на картину, что уберег от осквернения. На ней крутая темная лестница, уходящая вверх до огромного совиноглазого портала, в общем-то, ничего особенного. Снаружи обычное воспоминание императора Кипящих островов. Но Хантера манит витая рама, а каждый мазок на холсте, как струп на коже – до тошноты неуютно, а дразнит. Потому что один из мазков – он сам. Это и его воспоминание тоже. Он имеет полное право! Пораженный тем, что размышляет о правах, бесцеремонно вторгшись в подсознание своего императора, Хантер все равно тянется к картине, хотя между ними огромное пространство. Тянется, зная, что не дотянется. Если не подходить ближе, все безопасно. И внезапно стена из спутанных ветвей и труб, казавшаяся такой надежной, впечатывается ему в лицо. Что-то попадает под ноги, и Хантер кубарем вваливается в воспоминание императора Белоса. В их общее. Все еще имеешь право, а, Хантер? «Нет. Титан Всемогущий, нет, умоляю. Если с этим воспоминанием что-то не так, если оно искажено тоже, я не вынесу. Я не могу. Не хочу знать правду», – Хантер скребет ногтями изнанку холста, слыша, как по длинной лестнице поднимаются. Он чувствует в звучащих шагах радость и нетерпение, но и бесконечную усталость. Хотя нет. Устал он уже потом… Не смотреть невозможно и Хантер обреченно поворачивается. Другой Хантер бодро преодолевает ступеньки. Плащ на нем замаран, на лице свежий порез, - Хантер машинально касается лба, у него в этом месте едва заметный шрам. Еще один, в кучу к остальным. На верхней площадке дядя Белос, император Белос, скорбно смотрит в черный пустой проем. Совиноглазый портал лишен света и пути ему не указывает. Дядя дышит с тихим присвистом, под ногами у него хрустят песчинки. При виде одинокой белой фигурки наверху, Хантера накрывает тоска. Он помнит, какой дядя всегда бледный и измученный, с синяками под глазами, уставший, но величественный. Императора Белоса не сломить никакому проклятью. - Как много энергии, - чуть-чуть улыбается Белос, развернувшись к Хантеру своего временного промежутка. – Вот бы на благое дело ее. – Он кивает на портал. Для его Хантера гаснет и вновь загорается пронзительная искорка в бездонном голубом озере. Лишний Хантер трясет головой и зажмуривается. Он делает назад шаг за шагом, в то время как его воспоминание делает последние шаги навстречу дяде. Когда оно преклоняет колено и торжественно протягивает руку, выпуская между пальцами ключ, закачавшийся на тонкой цепочке, Хантер чувствует вес зависти. Пусть тогда он еле держался на ногах, но у него был ключ с кровью Титана. Сейчас он в порядке, что с того? Что толку в его сросшихся костях, если больше помочь дяде он не может ничем? А дядя тем временем гладит его по щеке. Другого его. Но Хантер все равно чувствует тепло через перчатку и заново – восторг. Ощущение своей полезности. Оправданного доверия. Два Хантера смотрят на своего императора, умирая от любви. После стольких неудач, мальчик наконец-то угодил ему. Белос одобрительно кивает и, рассматривая ключ, старается не выдать своего возбуждения. Накинув цепочку на шею, он одаривает замершего племянника скупой рассеянной лаской. Для Хантера она значит много. Он опускает веки, полностью растворяясь в прикосновении. Брови его то взлетают вверх, то хмурятся, будто он переключается между слезами и смехом. Он дрожит даже ушами, и подныривает под руку послушным животным. Трется виском и щекой и целует через перчатку, обхватив ее, переплетаясь пальцами, не в состоянии прервать контакт. Белос с интересом наблюдает за бесстыдным поведением племянника. Хантер-вторженец наблюдает за ними обоими. И его вновь накрывает околорелигиозный экстаз. Он готов ударить самого себя за желание стащить перчатку с императора. Он помнит, как сдвинул плотную кожу, обнажая полосу дядиной руки, как потянулся к ней, как под его губами окаменели сухожилия в кисти, предвестники беды. Воспоминание ощутило то же самое и отпрянуло в ужасе до того, как запрет прозвучал в воздухе. Лишний Хантер пожирает глазами, как император с усмешкой смыкает губы. На его лице – удовольствие. Дядя симпатизирует племяннику, даже, когда он откровенно несносен, - вот, что Хантер видит, чувствует, слышит и это знание несмываемо оседает на коже. Удовольствие, впрочем, искреннее. Золотой Страж, отреагировавший на его вдох перед приказом, удовлетворяет Белоса куда сильнее его ласки. Но он доволен, потому разоблачается сам, разминает хрустнувшие пальцы и, склонившись, целует Хантера в губы. То, как Хантер всегда старается положить свои поверх рук императора, когда он берет его за лицо, ощущается единственной реальной вещью за много лет. Привязываться к гримволкерам – дело неблагодарное, но нет ничего порочного в желании принять все тепло, что Хантер готов отдать. О тонкую сухую кожу рук императора Хантер чувствует огрубевшие участки на своей. Он беспокоится, что дяде неприятно, но тот не обращает внимания. Белос по-своему ценит полученное. Не от изнеженных ладоней ведьмы, которая ничего тяжелее посоха не держала. У Хантера – руки воина. Руки мастера. Его Хантер трудолюбивый юноша и тело его изменено даже в таких мелочах - Хантер слегка шершавый. Если его гладить, кончиками пальцев хорошо запоминается, где именно. Пусть он избит и вымотан, но дядя смотрит столь тепло, что хочется разрыдаться от давления в груди. Хантер собирает его ладони в свои и снова целует, зарывается в них пылающим от смущения лицом. Между ними больше нет границ. Ничто и никто не отвлекает их друг от друга. Лишний Хантер в тени раздраженно вытирает щеки. На языке отголоски терпкой горечи. Он сам мечтает встать на колени перед императором и разделить с ним их триумф. Мечтает о доверительном действе, когда плоть вторгается между губ, ложится и скользит на языке, пока над головой мерно постукивает о брошь ключ на тонкой цепочке. Хантер желает повторения так сильно, что совершенно не помнит, как было больно стоять на разбитых коленях, что движения были слишком торопливыми и он не успевал подстроиться, задыхаясь. Что рука на волосах не была столь уж невесома и добра. И, что пока он боролся с собой, глотая вязкую горькую сперму, Белос завороженно гладил ключ на своей груди. Хантер не помнит таких мелочей, ему ясна общая картина. Он толкает и пихает неразрываемый холст, как вдруг тот растворяется под руками. Кубарем Хантер выпадает в коридор под ноги взвизгнувшей Луз. Жуткий ребенок отпрыгивает от него, но узнав, снова кружит рядом и прижимается к ноге. - Бра-атик, - чуть слышно выдыхает он, переплетая пальцы с Хантером. И от этого прикосновения по коже расползается стыль.