good 4 u

Сначала раздался грохот, а потом что-то заскрипело; это Эстебан, пытаясь устроиться удобнее, задел ногой пустой стул и неаккуратно протащил его по полу. В наступившей после этого тишине вместо извинений все услышали недовольное ворчание: Колиньяра оперативно ткнули вилкой. Валентин закатил глаза. Свою речь он закончил уже спокойнее: — Так получается, что в один день ты просто защищаешь магистерскую по эффекту Саньяка в пространстве-времени вращающихся черных дыр. Арно захлопал, и Мэллит к нему присоединилась. Робер отсалютовал своим бокалом. Эстебан демонстративно потер пострадавший бок и выдал: «Поздравляю». — Поздравляю, — теплее повторил Ричард. Глаза Альдо лукаво заблестели. Он обошел кресло, в котором сидел Придд, наклонился к нему со спины, громко чихнул и сказал: — Прежде всего, извини. — Что ты, — ответили ему, — чихай на здоровье. Было очевидно, что одними словами виновник торжества не отделается, и он — спойлер! — не отделался. Альдо звонко чмокнул Валентина в бледную от недостатка солнца и обилия учебы щеку, а потом еще и обнял — так крепко, что обоим сразу же стало не хватать воздуха. Придд замахал руками. Ричард попытался спасти положение, пока радость не начали причинять всем собравшимся. — Кто-нибудь хочет, — сказал он, — сходить со мной за чипсами, Альдо? — Я занят, Дикон. — Нам очень нужны чипсы, Альдо. Короче говоря, в роковой момент греческой трагедии, которой еще предстояло развернуться в полном масштабе, Ричард с Альдо, сталкиваясь локтями, шли за едой и напитками, и последний с большим энтузиазмом повторял: «За пивом, за пивом, за пивом». Негромкий стук в дверь заставил их остановиться и оценить ситуацию: — Камень, ножницы или бумага? — Камень. Я открою. На пороге стоял молодой мужчина. Он приветливо кивнул, но не успел ничего спросить, потому что Ракан оказался быстрее: — Вы к Валентину? Сейчас позовем. Кстати, привет! Действительно позвали, а сами ушли на кухню: высыпать копченый сыр в глубокие миски, открывать новую бутылку вина, доставать из холодильника пиво и не вполне усердно делать вид, что происходящее за дверью их нисколько не интересует. — Давай так, это не может быть его друг, — рассуждал Ракан, размахивая наполовину уничтоженным злаковым батончиком. — Я знаю всех его друзей. Я — все его друзья. — «Я — государство, я — Франция»! — торжественным голосом передразнил его Окделл. — Мне кажется, Роберу надо говорить что-то вроде «это не руководство к действию» каждый раз, когда он дарит тебе исторические биографии. Или не дарить их. Ты становишься жутким, и люди боятся. Я — люди. — Так и должно быть, Ричард Медвежье Сердце. — Ну вообще-то «Львиное». — Сейчас я встану, — нежно улыбнулся Альдо, — и вы все получите, умники. Им обоим было слышно, как Арно задал вопрос и как Валентин ответил на него: «Джастин». Ричарду понадобилось несколько секунд, чтобы впитать полученную информацию и вытащить из духовки подогретую пиццу. Он посмотрел на Альдо; тот еле проглотил остатки батончика, сделал большие глаза и негромко воскликнул: — Что, тот самый Джастин?! Они вернулись к остальным. Валентин с гостем застряли в коридоре, но на месте был Савиньяк, который объяснял всем, кого и где только что поймал. Ричард притворился, что не заметил чужих взглядов, и с задумчивым видом упал в кресло-грушу. О Джастине Придде он знал немного: тот был старшим братом Валентина; занимался проблемами античной литературы в Оксфорде; любил сладкое; какое-то время назад встречался с Рокэ Алвой. Пожалуй, ему — высокому, худому, как брат, очень рыжему, в потертых джинсах, веселом галстуке и старом пиджаке, — отлично подходили все характеристики, кроме последней. На это и поспешил обратить внимание Альдо. — Никогда бы не подумал, — начал он тактично, — что Алва может встречаться с человеком, который носит твид. Эстебан хмыкнул: — Никогда бы не подумал, что Алва может встречаться с человеком, который дышит. — Он встречается с Диконом. — Правда? Очень ему сочувствую. — Кому именно? В ответ Колиньяр токсично промолчал. — Не сбивайте меня, — возмутился Ракан. — Алва. Человек в зеленом пиджаке. Ничего такой. Даже очень. На мой вкус, конечно. Хотя мы сейчас совсем даже и не об этом. Они — вместе. Мысли, мои чуваки? Мэллит рассмеялась. — Ради бога, Альдо, — сказала она и взяла паузу, чтобы дотянуться до салфеток, — твоя леопардовая шуба в этот момент висит через стену от нас. — Позволь начать с того, что вы ничего не понимаете в моде. — Мы правда ничего не понимаем в моде, — перебил его Эстебан. — Шуба крутая, твой вкус, без сомнений, велик. Вы лучше расскажите, мои чуваки, почему на рубашке Эпинэ не хватает… раз, два, три… всех пуговиц. Это чтобы она лучше сочеталась с футболкой? Лицо Альдо сделалось мрачнее тучи. Робер повел плечами и усмехнулся. Все ждали захватывающих историй. — Альдо взялся за утюг, — сказал Эпинэ. — Ты же понимаешь, что нельзя вкинуть такое и замолчать? — присвистнул Ричард. Робер понимал, но место рассказчика охотно уступил Ракану. — Я уверен, что ваши головы полны умных мыслей, но сейчас можете оставить их при себе, — строго предупредил он. — Рассказывать особо нечего. Но я расскажу. Куда деваться, правильно? Значит, сегодня у Робера было несколько дополнительных часов: его поставили на замену. А я знал, что он еще не работал с младшими курсами и что он будет переживать, ведь это, типа, Робер. Вы знакомы, да? Ходячий тревожный торт. Как творожный, только тревожный. Шутка. Обожаю его. Поэтому и еще по ряду злых причин я решил устроить сюрприз, чтобы день у самого классного историка начался хорошо. — И прошел плохо? — Эстебан, я вымою тебе рот с мылом. — Пожалуйста. Главное, не гладь мои вещи. В какой-то момент Ричард уже не мог маскировать смешки за кашлем и громко расхохотался. Арно повернулся к Эпинэ и спросил: — Как все прошло? — Второкурсники, — вместо тысячи слов произнес мужчина. — Мы должны были обсуждать особенности английского гуманизма, а в итоге разговаривали про мою декабрьскую статью по «Игре престолов». Одним словом… второкурсники. Помолчали. Валентин с Джастином все еще были заняты в коридоре. — План такой, — решительно сообщил Альдо, оглянувшись по сторонам, — я устрою допрос. Извини, Ричард. Нельзя не воспользоваться такой возможностью, это как пройти мимо человека, который выжил после укуса самой ядовитой змеи в джунглях. Фигурально выражаясь. Еще раз извини, Ричард. Ричард был почти уверен, что его друг шутит, поэтому только отмахнулся: «Занимайся своими расследованиями, Сплетница». — Все в норме? — спросил Робер. — Никаких проблем, — пожал плечами Дикон. В целом, Окделл не врал. Рокэ мало говорил о своем прошлом, и Ричард не имел привычки представлять, что происходило в жизни Алвы раньше. До сегодняшнего дня. Неужели это как-то к нему относилось? Старший брат Валентина казался интересным, как и тот факт, что у него и Рокэ нашлось что-то общее, но, с другой стороны, все, что было в Вегасе, там и оставалось. Или нет? — Для начала я обязательно узнаю, нравится ли Джастину в Англии, — продолжал Альдо, — как он переживает каждодневные дожди, какой чай любит и сколько раз говорил маленькому Вальхену, что тот приемный. К счастью, когда Придды наконец дошли до гостиной, градус напряжения заметно снизился. Стали знакомиться. Подумав, Валентин оттянул ворот своей счастливой футболки с надписью «3800 задач по физике лучше, чем секс», провел ладонью по шее и указал на Робера: — Это — Робер, наш страдающий медиевист; это Альдо, богатый наследник; это Арно, по образованию экономист, по призванию филолог, по роду занятий бариста; это Мэллит, она занимается теологией, тарологией и суетологией; это Ричард, он как-то сказал, что мы с ним лучшие друзья, и у меня нет причин не верить; это Эстебан, он… Колиньяр. Эстебан цокнул языком и протянул Джастину руку со словами: — Я работаю в IT-сфере. — Прости, — суховато извинился Валентин, — я поставил себя на твое место и решил, что не хотел бы в очередной раз говорить о таком на людях. Идем дальше. Джастин, это — все; все, это — Джастин, мой старший брат, который выбирается в свет реже, чем Мадонна. Он же специалист по заклинаниям и порче. — Гуманитарные науки, — поправил Джастин и улыбнулся; от такой солнечной улыбки запросто можно было ослепнуть. — В нашей семье это одно и то же. Неловкость испарилась так быстро, как будто ее и не было вовсе. Ричард не знал, кого за это благодарить: хорошее пиво, Альдо, который в любой компании работал, как обогреватель, и чутко следил, чтобы температура разговора не падала ниже нормы, или характер старшего Придда. Даже на первый взгляд Джастин казался куда дружелюбнее Валентина, может быть, и мягче, но при этом точно не уступал ему в ехидстве и остроте шуток. Он притягивал к себе внимание, как магнит. — Еще раз, — сказал человек-магнит, повернувшись к Арно, — ты работаешь?.. — Бариста, — Савиньяк подмигнул ему. — Люди странно смотрят, когда узнают, что перед тем, как начать варить кофе, ваш покорный слуга окончил экономический факультет, но так сложилось исторически. После выпуска я посчитал, какой средний доход получит каждый человек, если разделить мировой валовый продукт на все население Земли, вычислил некоторую сумму, и она удачно совпала с зарплатой в «Изломе». Тогда я не видел никаких политических и экономических причин зарабатывать больше. — Ты же просто хотел позлить брата? — вклинилась Мэллит. — Не без этого, — философски согласился Арно и отхлебнул еще пива. Джастин покивал и спросил: — Ты работаешь в кафе и собираешь материал для книги? — Кто проболтался? Все молчали. Поколебавшись, Валентин поднял руку. — Большое предательство, — пожаловался Савиньяк, но было видно, что по-настоящему он не злился; сердиться на Валентина — на большинство людей — у него не получалось. Так уж сложилось исторически. — Кое-что собираю. Прикольно, да? Тарантино ведь работал в видео-салоне до того, как начал снимать. Эстебан перебил его: — Только Тарантино — про кровь, кишки и настоящее кино, а у тебя будут сплошные мелодрамы с сахарным финалом. И котами. С кучей котов. — Звучит прекрасно?.. — рассмеялся Джастин. — Помните, как было в фильме? «Ведь нельзя жить, как я уже говорил, без нежности, без этого можно застрелиться». Арно посмотрел на старшего Придда с любопытством: — Это из Годара? — уточнил он. — Валентин его обожает. Показывал мне «Жить своей жизнью» и «На последнем дыхании», когда был в настроении. Джастин развел руками и улыбнулся. В меру самодовольный вид человека, который только что рассказал удачную историю или с убедительными доказательствами разрешил шекспировскую проблему, был ему, бесспорно, к лицу. — А кто показывал их Валентину, по-вашему? В ответ Валентин фыркнул что-то беззлобное и с налетом иронии. Он сидел рядом с братом и, если бы мог, светился от радости, но он не мог — и поэтому вел себя, как обычно. По мере возможностей Окделл старался не выпадать из общего разговора, а еще — не встречаться взглядом с необычными глазами Джастина. Когда последнее стало совсем невозможным, он, Дикон, первым подорвался встречать Катершванцев: те на полчаса вырвались со своих адских тренировок, чтобы поздравить Придда с новыми корочками и вручить ему штрудель по древнему семейному рецепту. — Рихард, — прошептал (вернее говоря, громко пробасил) Йоганн уже в дверях, — Альдо рассказал, что к вам приехал брат Вальхена. Ты чувствуешь себя в порядке? — Как никогда, почему ты спрашиваешь? Правда, Ричард чувствовал себя замечательно, но готов был поверить в обратное, когда спустя четверть часа получил сообщения от Айрис («если ты зарулишь к нам на днях и поможешь собрать шкаф я буду любить тебя еще больше хотя это и невозможно») и Селины («тф дик айрис сказала ты заедешь завтра и расскажешь про кровавую встречу с бывшим своего нынешнего которого мы не называем???»). Окделл сильно пожалел, что за ним не ходит съемочная группа, как в «Офисе» или «Дряни»: в сложившейся ситуации поднять брови и бросить взгляд прямо в камеру казалось очень уместным жестом. Пробиться на балкон и проветриться Дикону не удалось, и он, вспомнив, что Мэллит осталась наедине с Эстебаном, поспешил обратно в гостиную. Там Колиньяр не без явного надрыва заканчивал пересказывать главную книгу своей жизни. Все было хуже некуда. Ричарду захотелось взвыть в ту же секунду, когда он услышал про поднятую руку и знак доллара над безлюдной землей; Мэллит проявила чудеса выдержки и дослушала до конца, а потом сказала: — Я, блять, думала, что я самая умная и самая гениальная, но эта Айн Рэнд вместе со своим Джоном Голтом испортила мне всю малину. Окделл вышел. Мэллит была в полном порядке, в отличие от Эстебана, который во время бурного ликбеза по женскому священству в протестантизме, весь красный, не только сдвинул ноги вместе и сел, как приличный человек, но и отполз на самый край дивана. Еще через час Ричард вместе со всеми выпил за то, чтобы Валентину хватило сил на аспирантуру, и ушел звонить: сначала Айрис по поводу работы, потом Рокэ — узнавать про шкаф. То есть наоборот. То есть, конечно, его основной целью было протрезветь. Для этого Дикон выбрал кухню и крупно просчитался, потому что на кухне, открывая и закрывая шкафчики, что-то искал Джастин. — Знаю, на что это похоже, — сказал он, сдув со лба волосы, — но, честное слово, я искал чай, а не наркотики. У меня он обычно стоит… — В шкафу над раковиной? — Да, а?.. А. Разумеется, Окделл знал, где Джастин Придд хранит чай, потому что ровно такой же системы придерживался и Рокэ. Еще Алва с любовью относился к фильмам Жан-Люка Годара, и Дикон весь вечер ломал голову, думая, в какой момент у него появилась эта привязанность: до Джастина или после? А другие его привычки — это тоже Джастин или кто-то еще? А какой процент из этого — от Ричарда? А самому Ричарду что-то передалось? Другими словами, голова молодого человека шла кругом, и выпивка здесь была не при делах. Дикон отодвинул табурет, обтянутый белой тканью, и сел. Сказал, чтобы не молчать: — Альдо хотел узнать, какой чай ты любишь. — Потому что я приехал из Англии? — Или потому что носишь твид. Задумавшись, Джастин разлил кипяток по двум чашкам; вторую он поставил перед Ричардом. — Мне нравится сочетание яблока, корицы и изюма. Валентин считает, что это невозможно пить, но его вкусы специфические. Что Альдо хотел узнать еще? Ричард растрепал свои волосы. Под открытым взглядом голубых глаз ему стало неловко. — Прости, но это останется только между мной и богом. Джастин легко согласился и сел напротив. — Тогда, — сказал он, — можем поговорить о твоих начинаниях на юридическом поприще. Валентин упоминал, что ты работаешь у Дорака. Смешок Дикон успешно потопил в чашке с отколотым краем. Он подумал: «Кто использует этот глагол в XXI веке? Наследный принц маленькой европейской страны?» — Валентин упоминал обо мне? — Брось. Он переживает за тебя, хотя обычно это сложно заметить. Сам знаешь. Разговаривать с Джастином Приддом оказалось приятно: он никогда не перебивал собеседника и умел смотреть так, чтобы вы чувствовали себя самым важным человеком в комнате. У него были хрипловатый смех, немного вычурная книжная речь и тон учителя языка из частной школы. Он смотрел в потолок и заправлял волосы за уши, когда задумывался о чем-то, смешно хмурился и округлял рот, если хотел возразить, и ярко улыбался большую часть времени. Ричард был настолько очарован, что не заметил, как от рассказов о буднях помощника адвоката перешел на бытовые мелочи. Что еще важнее, он едва не перевернул на Джастина весь свой чай. Из этого могла бы получиться отличная сцена-клише в духе самых популярных ромкомов или «Скотта Пилигрима против всех», где главный герой вынужден был сражаться за сердце прекрасной Рамоны. Хорошо, что они находились не в фильме, а старший Придд уж точно не был злым бывшим. Поэтому Ричард и спросил: — Как вы с Рокэ познакомились? Джастин не удивился: — Так сразу? — Если тебе не странно это рассказывать. — Если тебе не странно это слушать, — весело фыркнули в ответ. — В баре. Рокэ был со своими друзьями, а я — со своими. Никаких вечеринок; все смотрели футбол. Брови Дикона стремительно поползли вверх: — Рокэ любил футбол? — В том-то и дело, что терпеть не мог. Ты же знаешь, что происходит в таких случаях? Было невыносимо — и для болельщиков, и для меня, потому что я писал… кажется, это был реферат по «Илиаде». Тут Окделл прочистил горло. Сказал: — Есть два вопроса. Придд серьезно кивнул, мол, задавай. Ричард почувствовал себя студентом-любимчиком на лекции и улыбнулся. — Кто занимается этим в баре, Джастин, господи? — Забавно, что Рокэ спросил то же самое, — мужчина постучал по столу. — В своей манере. Но я не обижаюсь, если что. Тогда за мое трудолюбие нам достались бесплатные шоты. Дальше? — В чем была суть работы? — Помнится, я пытался развить мысль, что благодаря Гомеру у нас существует два фундамента для современного фэнтези: история войны и история путешествия. Еще я писал о том, как он показал Троянскую войну: не как борьбу добра со злом, но как борьбу одних против других, причем разрушительную, разорительную, бессмысленную и со смертями людей. — Подробно, — оценил Ричард. Джастин уронил голову на сложенные руки и продолжил: — Ты слышал про ассоциации? Я запомнил все это подробно, потому что весь вечер печатал текст и пялился на рубашку Рокэ. Синюю. Прошло много лет, но каждый раз, когда я вспоминаю о Гомере, у меня в уме всплывает дурацкая рубашка — и наоборот. Услышав это, Ричард расхохотался. Дальнейший рассказ Придда получился очень деликатным. Дикон узнал о Рокэ Алве много нового, но при этом не чувствовал себя так, будто выворачивает наизнанку корзину с чужим постельным бельем. Ему нравилось, как Джастин смотрел на прошлые отношения. Ему с каждой минутой все больше и больше нравился сам Джастин и то, как закатный свет, проникавший в комнату через неплотные шторы, подсвечивал его кудрявые волосы и золотил веснушки по всему лицу. — До того, как я попрощаюсь со всеми и уеду творить революцию в науке, скажи мне, пожалуйста, вот что, — попросил в конце концов старший брат Валентина, и в его глазах мелькнуло что-то смутно знакомое Окделлу. — Арно и Вальхен?.. Ричард постарался сделать нейтральный вид и ответил: — Понятия не имею. — Мне просто было интересно, как выглядит человек, которому мой брат однажды целый вечер читал «Ложную слепоту» по Скайпу, — признался Джастин. Ричард усмехнулся уголками губ: — Слушай, я знаю, что у Валентина крепкий роман с теорией струн, и он не выглядит как человек, способный на измены. После этого наступило уютное молчание. Первыми уехали Альдо и Робер: обоим хотелось позвонить Матильде в Италию и отоспаться — после экзамена по истории международных отношений и трехчасового спарринга с бакалаврами соответственно. За ними ушел Арно, спешивший на встречу с Эмилем. Джастин задержался, чтобы помочь Валентину прибраться и сказать что-то личное; прощались они долго. Вскоре после этого в коридор выпорхнула Мэллит со словами: — Знакомьтесь, это мой новый друг, — она указала Эстебана, который плелся следом, и наклонилась за кроссовками, — на следующей неделе мы собираемся смотреть рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда». Да, Эстебан? В этой ситуации Ричард повел себя, как человек чести, то есть нашел своими глазами глаза Эстебана и без слов предупредил его: «В случае утвердительного ответа я буду вынужден стебать тебя, пока смерть не разлучит нас». Колиньяр сжал челюсти — и сказал: — Да, Мэллит, мы же договорились. Разошлись все. Тогда Окделл вызвал такси, надел свою толстовку и между делом приобнял Валентина за плечи. В этот раз Придд не возражал. — Твой брат — чудо, — поделился наблюдениями Дикон. Вальхен закатил глаза: — Кто этого не знает? — Ты понял, о чем я говорю, и тоже так думаешь, — отмахнулся Ричард и поправил лямку рюкзака. — Твой брат чудесный, но я бы никогда не променял тебя на него. Чисто для справки. — Спасибо на добром слове. — Я люблю тебя, Валентин. — Я тоже тебя люблю, предатель. — Что? — Ничего, тебе никто не поверит, — протянул Придд и отстранился. — Все, достаточно на сегодня. Дверь за твоей спиной. Привет Алве. *** В теплом салоне Ричард назвал адрес и полез за телефоном. Все подробности вечера Рокэ узнал до обидного быстро, но ожидаемого эффекта это не произвело (что тоже было обидно). Они долго говорили о ерунде и обсуждали, что лучше заказать для марафона «Тьмы», и у молодого человека в голове все плавилось, когда Алва спросил: — Как он? — Отлично, — Ричарду потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить. — Занимается наукой, гуляет с собакой и влюбляет в себя других людей. Рокэ хмыкнул, и Дикон добавил: — По своим каналам я узнал, что у Джастина крайне запутанные отношения с дочерью босса и симпатичным сержантом оксфордской полиции. Валентин ставит на сержанта. Или на полное собрание сочинений римских поэтов. Рокэ хмыкнул еще раз. — Что? — Ничего. Я рад, что у Джастина все отлично, — сказал Алва искренне, чтобы испортить все следующим предложением: — И что встреча с ним не разбила тебе сердце. Окделл закатил глаза. — Вы говорили обо мне? — Ага. Я узнал много плохого. — Что бы ты ни услышал, Ричард, — Алва драматично выдохнул, — помни, что на самом деле все было гораздо хуже. Здесь Дикон пьяно рассмеялся, пробормотал в трубку что-то сентиментально-ласковое и нажал на «сброс». Спать хотелось до ужаса, и он отключился. Во сне Рокэ рассказывал о себе: «Хочешь историю, юноша? Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен».