Сто один

Я шёл за Лёшкой, то и дело поглядывая на него и дожидаясь условного знака. Я отличал следы и походку Бобрикова, даже когда он был в немецкой обуви, его манеры и интонацию, когда он говорил на языке фрицев, его вспыльчивый и непостоянный характер. Да, он такой, что я могу поделать? Мы шли к партизанскому лагерю. Казалось, в другой любой момент это было бы радостно снова встретить своих, но не сейчас, когда мы немецкие разведчики. Я осмотрелся и заметил, что Лёшка оглядывается на меня. Быстро и незаметно, чтобы фрицы ничего не заподозрили. Вот мы прошли условное место, где должны разделиться: Бобриков и ещё несколько разведчиков пойдут дальше к машине, а я должен остаться здесь и задержать остальных. Я снова направил свой взгляд на Лёшку. Скрестив руки за спиной, он кивнул и ударил пальцем о палец раз, другой, третий. Я не сводил с него глаз, запоминая каждый его жест до мелочей. «Начинай считать до ста после моего сигнала. Встретимся в пещере за поворотом. Понял?» Лёшка, как же я рад, что встретился с тобой ещё тогда, до начала войны! Бобриков быстро развернулся, и я успел еле заметно кивнуть до того, как фрицы смогли что-нибудь понять. Но этих пары секунд было достаточно, чтобы я поверил в себя и волна энергии захлестнула с новой силой. Он улыбнулся… Даже в такой ситуации Лёшка кажется спокойным, и от этого собственные переживания улетают. Но вот он скрылся за поворотом, постукивая пальцами в ритм. Один, два, три, четыре… Я уверенно остановился. Я знал, что фрицы последуют моему примеру, и этого было достаточно. Шесть, семь… — И что дальше? — вдруг спросил капитан на немецком. Он говорил весело, но в тоже время в его словах слышался оттенок грубости. — Лейтенант Беккер с остальными подъедет к лагерю с противоположной стороны, а мы проникнем туда под видом русских солдат, которые бежали из плена, — он остановился, пристально глядя на меня. Постукивая пальцем о камень, я старался делать вид, будто внимательно его слушаю, но не переставал считать. Двадцать девять, тридцать, тридцать один… Теперь Лёхе надо взорвать машину с оружием и ценными бумагами. Он это сделает, я в него верю. Бобриков дойдет до цели секунд за пятьдесят. К тому времени я должен собрать всех фрицев вокруг себя. Их пять человек. Сорок пять, сорок шесть… Я сосредоточенно посмотрел на немцев, не переставая набивать ритм. В отличие от меня, у которого был один ножик, двое из них с огнестрельным оружием, но остальные, видимо, нет. Нельзя допустить, чтобы они им воспользовались. — Эй, — крикнул я, стараясь приманить всех к одному месту, чтобы было легче разбить этих проклятых фрицев. — Посмотрите, — я кивнул в сторону узкой тропы, заваленной ветками — тайный ход партизан, но я не допущу, чтобы про него узнали другие немцы. Сработало. Все сбежались ко мне, последним подошёл майор, любопытно разглядывая местность. Его пистолет был прикреплен у пояса, так что ему потребовалось бы секунд пять на подготовку, прежде чем им воспользоваться. А я справлюсь за две. За две секунды. Семьдесят, семьдесят один, семьдесят два… — Закурить? — в моё сознание ворвался голос капитана. Он протянул мне сигару, самодовольно улыбаясь. Если бы несколько лет назад мне предложили самые элитные сигареты или французское вино, например, я бы, не задумываясь, отказался, а сейчас, бывает, сяду с Лёшкой и выпью за что-нибудь хорошее… Но не сегодня, не в этот момент. Я категорически тряхнул головой. Фриц пожал плечами и поднёс сигарету ко рту. Облокотившись на камень, он благополучно закурил вместе со своими товарищами. Я не возражал, мне было даже удобнее. Восемьдесят восемь, восемьдесят девять… Нож у меня за спиной щёлкнул. Я уже не выстукивал ритм и не смотрел в сторону, куда скрылся Лёшка. Я не сводил взгляд с этих проклятых фрицев. Перебирая рукоятку ножа в руке, я повернул лезвие от себя, так удобнее, а в голове уже прорабатывал все движения. Девяносто шесть, девяносто семь, девяносто восемь… Давай, Лёшка, ещё немного. Поставив одну ногу вперёд, я ждал, пока раздастся взрыв, и был готов в любую секунду накинуться на фрицев. Девяносто девять, сто… Тишина, которую прервал резкий грохот. В ушах зазвенело, но я не обращал на это внимания. Одним движением уложив двух фрицев, я вонзил нож между лопатками капитана. Тот, устояв на ногах не больше трёх секунд, упал на мокрую землю. Сигарета выпала из его руки и покрылась алой коркой крови. Следующий майор. Он уже успел выхватить пистолет, но не раздался щелчок заржавевшего металла. Майор пошатнулся и упал у моих ног. — Лёня, сзади! — пронзительный крик заставил понять, что бой ещё не окончен. Это был Лёшка. Да, точно, Лёшка Бобриков. Я различал его голос среди тысячи других… Раздался свист пуль и уже столь знакомый грохот стрельбы. За доли секунды поняв, откуда доносится звук, я скрылся за ближайшим деревом, перекатившись по земле, которую устилали сухие листья. Только сейчас, тяжело дыша, я мог разглядеть стреляющего. Это был один из разведчиков из нашей группы. Он крался вдоль дороги, то и дело озираясь назад. Конечно, там Лёшка. А я пока отмечал каждую деталь, выделял слепые зоны и выстраивал путь до цели, всё крепче и крепче сжимая в руке нож. Снова выстрелы и уже так близко. Самое время, чтобы воплотить в реальность мой план. Выстрел. Пуля с бешеной скоростью пролетела над моей головой. Я понимал, что медлить нельзя. Я стал удаляться от дороги, не теряя из поля зрения врага, чтобы заманить его в лес. Как вдруг… Я не понял, что произошло, но грохот стих, что-то тяжёлое упало на землю и раздался хлопок в ладоши. Словно сердцем почувствовав родной дух, улыбку и знакомые шаги, я неуверенно вышел из-за дерева, потупя взгляд в пол. Но я не мог сдержать улыбку. Я поднял голову, и уголки рта поднялись вверх. В двух шагах от меня стоял Бобриков. Его нога была рассечена, а штаны стали бордовыми. Но Лёшка махнул головой, показывая, что это совсем не важно. Мы стояли друг перед другом, не смея пошевелиться. Лешка, тебе идёт, когда ты улыбаешься. Твои глаза цвета горького шоколада становятся такими тёплыми и уютными, что хочется в них утонуть. Знаю, я тебе это говорил, и не один раз, но что поделаешь, если это правда?

***

— Одну секунду зря потратил, — вздохнул я. — Опять разошлись? — и это опять прозвучало как самое ужасное оскорбление. — Ты на сто один взорвал. — Как на сто один? — недоуменно спросил Лёха, но его глаза тут же засияли, он улыбнулся и кинулся на меня, чуть не повалив с ног. Я тоже засмеялся, и на душе стало совсем тепло, как в детстве. — Я специально, понимаешь, специально позже взорвал эту машину, — шептал мне на ухо Лёшка. — Мы всегда расходились, я впереди шёл, — он на секунду замолчал, а потом добавил: — Думал, сравняю счёт. Ведь у меня тоже сто один было. А потом мы смеялись и плакали, радовались и… И радовались, будто кончилась война и все трудности позади, будто мы выполнили самое сложное поручение. — Получается, мы не разошлись, так? — вдруг сказал я, смотря в карие, наполненные счастьем, глаза Бобрикова. — Так! — закричал тот, забыв, что поблизости всё ещё может ходить враг. Он ударил меня по плечу, но это не показалось грубым или оскорбительным. Нет, это то, чего так часто не хватает, то, что я буду вспоминать всю свою жизнь. — Вместе, — прошептал я и ткнулся лбом в плечо Бобрикова. — После стольких тренировок, — по щекам катились слёзы, но мы смеялись, смеялись, смеялись… Лёшка… Бобриков… Сотни, тысячи раз я твердил это. Моя душа кричала, а сердце пело, и я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, когда из раза в раз встречался с Лёшкой после очередного задания. Словно в детстве, когда ласковая рука матери ложилась мне на голову, а её нежный голос читал сказки. Медленно с любовью… Это ты подарил мне надежду и веру, эмоции и незабываемые воспоминания, ты, лучший друг Лёшка — диверсант Алексей Бобриков.