В лес, где мерцают светлячки

Дед Пак говорил, что в лесу водятся духи, а летом, если повезет, в лесу можно услышать музыку. Только Чимину, видимо, совсем не везет, когда он понимает, что заблудился. Сквозь высокие кроны пробиваются лучи солнца, поют птицы, а деревья ничем не отличаются друг от друга. Чимин ходит по лесу бесконечно долго, но картинка вокруг, кажется, не меняется. Все сливается воедино. Нигде нет даже намека на тропинку или что-то, оставленное человеком. Из-за страха он даже забывает, куда поворачивал в последний раз и с какой стороны пришел. Он обессиленно падает на колени с полной готовностью дать волю чувствам и жалеть себя до самого конца, когда сзади раздается голос. — Ты выглядишь жалко. Чимин от неожиданности подпрыгивает и разворачивается, оставаясь сидеть на земле. Сердце часто бьется в груди. Какой-то парень стоит в паре метров от него, привалившись плечом к дереву. Он выглядит довольно просто в шортах, растянутой белой футболке и со слегка взъерошенными темными волосами. Он расслаблен и в то же время кажется немного уставшим. — Так и будешь сидеть, или я все-таки выведу тебя отсюда? Чимину требуется примерно три секунды, чтобы обработать мысль. Кем бы ни был этот человек, он может спасти. Чимин поднимается на ноги мгновенно и тут же сокращает расстояние между ними, на эмоциях готовясь повиснуть на шее у незнакомца. Но парень у дерева лишь отшатывается от него резко, выставляя вперед руку. — Не смей прикасаться ко мне. Это звучит достаточно грубо и отрезвляюще, отчего Чимин немного смущается, опустив взгляд. — Прости, я не хотел, — он теребит край собственной футболки, — просто помоги мне, пожалуйста. Парень хмыкает, разворачивается к нему спиной и идет куда-то вглубь леса. Чимину ничего не остается, как пойти следом за незнакомцем. Они идут молча и Чимину становится от этого неловко, поэтому он пытается завести разговор. — Меня вообще-то Чимин зовут, — ответа не следует, поэтому он продолжает. — Я не часто тут бываю и точно не хожу по лесам, вот и заблудился, — никакой реакции все еще не следует. Чимину становится еще более неловко, но он решает продолжать. Он рассказывает ему немного о себе, о том, что приехал на лето к родственникам, что сам живет в Сеуле, о своей работе, и что дед пугал его монстрами, будто бы они живут в этом лесу. Никаких ответов он не слышит, поэтому просто продолжает говорить все, что приходит в голову до того момента, пока они не выходят на опушку леса. Чимин замолкает от осознания того, что он в безопасности, потому что уже видит знакомые дома и дороги. Отсюда рукой подать до собственного жилища. — Боже, я так тебе благодарен, — он поворачивается лицом к своему спасителю. — Если хочешь, мы можем дойти до меня, я… — Нет. Парень перебивает его, четко давая понять, что никакие благодарности ему не нужны, но с места не сдвигается. — Тогда, ну… — Чимину вновь становится неловко, и он не знает, куда себя деть. — Ты же даже не сказал свое имя. — А ты не спрашивал. — По лицу парня ничего понять нельзя, но по поведению и ответам Чимин решает больше к нему не лезть. — Что ж, я тогда пойду, — делает шаг назад в сторону какой-никакой цивилизации, — еще раз большое спасибо. — Чимин улыбается ему широко и направляется домой, делая несколько шагов. — Мин Юнги, — прилетает тихое в спину. Но когда Чимин с улыбкой оборачивается к лесу, там уже никого нет.

***

Чимин приходит к лесу на следующий день, сам не понимая для чего. Где-то в глубине души надеется снова встретить молчаливого спасителя, разумом понимая, насколько малы шансы. Он не решается зайти дальше и просто стоит в тени крайних деревьев. Проходит минут десять, после чего сбоку раздается звук. — Почему ты здесь? Юнги выглядит так же, как и вчера, но теперь у него на голове черная кепка. Он держит руки в карманах и смотрит слегка лениво что ли. — Надеялся встретить тебя, — Чимин отвечает честно и готов поклясться, что видит, как уголок губ парня напротив поднимается в довольной ухмылке. — Идем, тут жарко, — Юнги делает несколько шагов в лес. — Не бойся, я тебя потом выведу обратно. Они проводят целый день вместе, как и каждый следующий после этого. Всегда встречаются на опушке и Юнги ведет его в чащу. Отчего-то Чимин доверяет ему безусловно. Чаще всего они остаются у журчащей речки, к которой приводит Юнги в первый день и много разговаривают обо всем на свете. Но больше, конечно, говорит Чимин, или они оба молчат. Юнги не многословен и говорит редко, но когда это происходит, Чимин чувствует, как к загадочному парню тянется душа. Но Юнги всегда держит дистанцию в прямом смысле. Старается идти чуть поодаль и якобы незаметно убирает руки, когда руки Чимина оказываются рядом. — Почему тебе так не нравятся прикосновения? — спрашивает он однажды. Они сидят под деревом, оба облокотившись спинами на ствол. Юнги сидит, расслабленно закрыв глаза и расставив руки по обеим сторонам от себя. Но когда слышит вопрос, слегка съеживается, и это от глаз Чимина не ускользает. Юнги молчит какое-то время, и Чимин уже не ожидает от него ответа, когда тот начинает говорить. — Твой дед был прав, рассказывая тебе про монстров в лесу, — он говорит тихо и глаза не открывает, лишь сцепляет руки на коленях перед собой. — Младенцем меня оставили в лесу, я должен был умереть. Лесное божество не дало мне погибнуть, вдохнув в меня жизнь. Сейчас я что-то типа призрака, — Юнги хмыкает, но на лице у него ни единой эмоции. — Но магия не всесильна, и она развеется, если я дотронусь человека. И тогда я исчезну. Чимина словно окатывают ледяной водой, и он не может и слова сказать, не то чтобы с места сдвинуться. Они так и сидят там до самого вечера, а после Юнги молча снова отводит Чимина к опушке у деревни. Расстаются они тоже молча, и Чимин чувствует себя странно. Но на следующий день Чимин уже стоит на месте их встречи с двумя парами зимних шерстяных перчаток. Когда Юнги появляется, он выглядит растрепанным и слегка удивленным. — Я не думал, что ты придешь. И не будь Чимин так взволнован собственной идеей, он бы увидел растерянность и, возможно, что-то бы об этом сказал. Но он лишь протягивает Юнги одну пару и просит надеть. Юнги смотрит сначала на перчатки, а потом Чимину в глаза, и Чимину кажется, что он видит все невысказанные вопросы. Парень аккуратно берет пару и натягивает на руки. — Что теперь? Чимин, уже надевший свои перчатки, протягивает к Юнги правую руку ладонью вверх. — Теперь ты моешь прикоснуться. У самого сердце от стука заходится, и, кажется, проходит вечность, пока Юнги мнется. Он тупо смотрит на протянутую конечность и не знает, что делать. Решается лишь спустя какое-то время. Аккуратно, словно боясь спугнуть, он невесомо кладет поверх ладони Чимина собственную и перестает дышать. Но видение не пропадает, а реальность не рассыпается, поэтому он решается на большее и чуть сжимает чужие пальцы. Он наконец-то чувствует. Через слои перчаток мало что можно действительно почувствовать, но ощущение тяжести чужой руки и осознание происходящего взрывает мозг. Юнги резко отстраняется и быстро стягивает с себя перчатку. — В них жарко, — бросает он и уходит в глубь леса. Чимин лишь старается за ним поспеть и не улыбаться так сильно от чужого смущения. Когда Юнги в тот же день набирается храбрости, чтобы повторить эксперимент, он больше не снимает перчатки. Он держит Чимина за руку и переплетает с ним пальцы. Оба чувствуют. Через несколько дней он просит разрешения дотронуться до лица, и, конечно же, Чимин позволяет. Он видит в глазах напротив бесконечный интерес вперемешку с восторгом и сам чувствует, как готов оторваться от земли и взлететь. Так проходят недели, за ними месяцы. Они не расстаются ни на день. Но выражение лица Юнги становится все задумчивее, а глаза грустнее по мере приближения конца лета. Чимин видит это, но не знает, как помочь. Он бы хотел обнять его крепко и больше не отпускать, но не может. Поэтому Чимин лишь старается его веселить, рассказывать что-то постоянно и держать его за руку, иногда сжимая чуть крепче, чем стоило бы. Но Юнги, кажется, иногда грустнел от этого лишь сильнее. В их последний вечер они сидят на небольшом холме в тени деревьев и смотрят на закат. По лицу Юнги нельзя различить ни одну эмоцию. Чимин же не знает, что сказать. — Эй, — когда Юнги нарушает тишину, Чимин поворачивает к нему голову с мягкой улыбкой, — ты бы хотел обнять меня? Чимин молча кивает, не совсем понимая, к чему вопрос. — Тогда ты хотел бы сделать это сейчас? Чимин собирается кивнуть во второй раз, но осознание вопроса наконец-то доходит до мозга. Это не то же самое, что держаться за руки в перчатках. Объятия прямо сейчас — это прикосновение кожа к коже. Это означает конец. Чимин в секунду оказывается на ногах и пятится от Юнги спиной в ужасе смотря на поднимающегося вслед за ним парня. — Ты с ума сошел? — голос ломается. — Я… — Юнги мнется, переминаясь с ноги на ногу, — я просто хочу, чтобы это случилось так. У Чимина в голове тысяча мыслей одной волной, но когда он заглядывает в глубокие глаза Юнги, наступает резкий штиль. У того в глазах надежда с крапинкой уверенности. — Пожалуйста, — добавляет Юнги, и все цепи вместе с собственным сердцем падают вниз, рассыпаясь на мелкие песчинки. Чимин видит, что Юнги хочет этого по-настоящему и сдается, не позволяя себе думать о будущем. Чимин подходит к нему так близко, что между ними остается всего несколько сантиметров, и разводит руки в стороны, открываясь. Предоставляя ему следующий шаг. Юнги действует, не задумываясь и не оставляя себе даже шанса. Парень обвивает его своими руками, а Чимин закрывает объятия, вжимая Юнги в себя и вжимаясь сам так сильно, как только может. Юнги крепкий, теплый и настоящий. Прикосновение кожа к коже рук, плеч и шеи кажутся такими горячими, что могут остаться ожоги. Это ощущается как высокая температура, лихорадочный бред и полет в бездну. Сердце колотится так, словно ищет выход из грудной клетки. Чимин сходит с ума, пытаясь удержать мгновение. Чимин чувствует, как чужой выдох в шею выбивает из него остатки разума. И он мысленно просит Вселенную оставить его в этом дне навечно. Но солнце садится. А Чимин на опушке леса остается один.