Под небосводом Тейвата

Все что находилось в поле зрения было окутано мраком и тайной. Само место было зловещее и излучало самую жуткую и опасную энергетику вокруг. Многие жители опасались неизведанного: глубин, мистики, секретов и опасности, что хранит это место. Однако нерешенные загадки, риск и азарт хождения по тонкой грани смерти и жизни зазывали в свои самые укромные и темные уголки любителей путешествий, самых отважных людей или просто безумцев. Хотя скорее это место сводило всех кто умудрился попасть в эту ловушку с ума, заставляя их невольно меняться, пытаясь выжить в нелюдимых местах. Многим удавалось попасть за границы существования жизни, но почти никому не удавалось покинуть это место, сохраняя рассудок. Так что же подтолкнуло меня переступить границу разумного и умудриться остаться заложником своей глупой прихоти? Стать пленником этих устрашающих шахт, давящих каменных стен и скрытых под землей вытоптанных неизведанных никем троп. Все о чем я мечтал, было лишь стремление доказать свою значимость близкому человеку, обречь его на страшное горе от расставания и в последний момент вернуться, даря себя и признавая перед ним всю глубину моих чувств. Я хотел стать свидетелем и его взаимного признания, его улыбки спустя время, проведенное в одиночестве. Видеть блеск от восхищения моим героизмом и встречать с ним все оставшиеся закаты и рассветы, словно герои дешевых, но романтичных мелодрам, которые мне довелось прочитать. Но черт возьми! Я споткнулся об лежащий одинокий камень почти онемевшей от боли ноги. На секунду вырвалась моя мрачная натура, виртуозно спрятанная за благородной личностью. Я еле слышно выпалил самые омерзительные ругательства, на которые был способен, щурясь от пробивающей на дрожь боли. Боясь застать свидетелей моей слабости, я демонстративно направлялся ближе к выходу из этого ада, пытаясь доказать воображаемым иллюзиям людей, что несмотря на все, я мужественно двигаюсь вперед. При этом будучи готовым всегда дать отпор врагу. Правда внутри, все мое сознание кричало мне, что пора было давно отбросить все показушничество еще с момента как я повредил себе ногу. Это вышло случайно и до смущения неловко и так неопытно. Любой искатель приключения готов был бы провалиться сквозь еще одну толщу разлома, скрывшись от всех, кто увидел провал. По правде, я бы тоже. Я представлял Разлом как жуткое, но терпимое место (хотя бы для обладателей глаза Бога). Однако, недооценив врага, я в нерасчетливом прыжке наткнулся на нежданную каменную поверхность и продолжил свое падение уже в муках и страхе от услышанного хруста в ноге. Так, оказавшись на поверхности земли заброшенных шахт, я стал жертвой собственной беспечности и озорства. С того момента весь мой план об экспедиции мест Разлома и скорого прибытия домой, разрушился словно его никогда и не было. Шансов на быструю реабилитацию не было. Вокруг не было укромных мест для экстренного привала, тем более для лечения. Единственный вариант был заснуть на брошенных деревянных постройках, молясь, что боль пройдет к следующему дню. Говоря о днях, Разлом настолько глубоко находился под землей, что солнечные лучи почти не освещали это тусклое место. Вершина была пустая и, взглянув туда, было невозможно определить время и количество проведенных суток. Это пугало неопытного путешественника, который имел все познания о походах лишь из книг. В любом случае делать было нечего, а последние сбереженные для дальнейшего пути силы, были исчерпаны. Почти как тяжелый мешок, тело Син Цю повалилось в немощности на поверхность деревянных досок, погружая путника в манящий сон. Веки неприятно сжимались, а мир вокруг расплывался, становясь еще темнее и более жутким. Будто темное существо Разлома все это время лишь и ждало когда бдительность жертвы угаснет, готовясь к нападению с тыла, застав врасплох. Но это все уже не волновало юношу. Он полностью погрузился в царство Морфея, внутри желая спасения. Благородство и гордость отступили перед страхом неизбежности, а может и мучительной смерти. Видеть спасительные сны не удавалось. Скорее увиденные сновидения были проделками подсознания, которое показывало спящему, яркие цветные картинки из кинопленки воспоминаний. Оно показывало знакомые лица, улочки и местность Ли Юэ. Оно перемешивало каждое вспоминания с другим, не давая сфокусироваться на чем-то одном, в силу истощения после изнурительного похода. Так юноша переживал словно вторую жизнь, наблюдая со стороны о воспоминаниях. Но когда появился момент с девушкой, высокого роста, белыми словно снег волосами, заплетенными в изящную косу и обтянутым коричневым материалом одежду, парень инстинктивно вжался и свел брови к переносице, чувствуя отторжение к одному ее появлению. Дальше последовало воспоминание его дражайшего друга детства. Он все так же был мил и наивен. Его радостный взгляд был направлен на Син Цю .Парень почувствовал как тепло от этого нежного взгляда заставляют его щеки налиться краской, а сердце стучать в унисон с сердцем своего друга, словно этот мир принадлежал лишь им двоим, а все остальные теряли свою значимость вокруг. Вдруг, хрупкое тело экзорциста сделало шаг вперед навстречу к против стоящему человеку. Увидев этот малый, но значимый для влюбленного юноши жест, Син Цю сделал робкий шаг вперед, еще один, а затем изо всех сил подбежал к парню с распростертыми объятиями, желая соединиться с ним и никогда не отпускать. Но удивившись, он не почувствовал теплоты от прикосновений. Перед ним не было его Чунь Юня. Юноша буквально заключил в объятия пустоту, которая сковывала его неприятным чувством. Медленно развернувшись, он увидел макушку нежно-голубых волос, повернутая к нему спиной и обнимающую ту самую женщину. Шень Хе. Так мерзко и неприятно пронеслось в голове имя того, кто резко стал заменой Син Цю во всем. С ее появления, дружба начала медленно разрушаться. Чунь Юнь, не понимая того, отдалялся от своего друга, проводя больше времени в компании другой. Этой Шень Хе и Сян Лин. Это ужасное чувство ревности развивалось как сорняк в душе юного парня, который был слишком неопытным и опрометчивым, чтобы влюбиться. Это отвратительное чувство — ревность, обжигало парня, доставляя лишь больше ненависти и боли. Воспоминания и события после момента с попыткой воссоединения с возлюбленным резко стали превращаться в мрачные отрывки кошмара, причинами которых стали неопытность в отношениях и собственных чувств Син Цю и наивностью с ноткой глупости со стороны Чунь Юня, который не замечал изменений в своем друге. Появились отголоски памяти и отрывки речей юноши, который ненавистно отзывался об окружающих Чунь Юня. Все кто имели к его другу, его сокровищу, какие либо связи, становились врагами в глазах влюбленного и уже одержимого парня. Оставаясь подолгу в одиночестве, где никто не мог слушать его слов, он проклинал их имена, насылая порчу и мысленно угрожал им расправой за попытку отдалить его от его единственного лучшего друга. Видя неприязнь (настолько открытую со стороны Шень Хе) к своей персоне, Син Цю было невыносимо и досадно. Особенно сам факт того, что для его близкого человека, взгляды и прямая ненависть, направленная в сторону книголюба, была не замечена. Чунь Юнь, был либо откровенно глупым, либо слепым или... Это или пугало больше чем даже нынешнее плачевное состояние, в которое попал парень из-за подобного оборота событий. Син Цю хотел скрыться от всех на некоторое время, оставить Юня в таком же неожиданном одиночестве, как тот оставил его раньше, бросив, не сказав ни слова. Это была месть, которая должна была послужить началом осознания своих поступков для всех, включая самого главного актера в этом спектакле, Чунь Юня. Все о чем мечтал уже, почти убитый усталостью и душевным горем обладатель янтарных глаз — спасение из заточения его верным и единственным Чунь Юнем. Признание которого уже было неважно. Главное было лишь вспоминание о своем друге, который отсутствовал в городе уже целый день. Вдруг удар, отдающийся из области живота, заставил парня очнуться и согнуться от боли, нанесенной по телу, пока тот был в лишен сознания. Приподняв свой потухший взгляд, Син Цю увидел группу людей, одетых в шахтерскую одежду, испачканную в золе и грязью почв. Мужчина, находившийся ближе всех к юноше, держал в руке тяжелый молот, а ногой время от времени пинал немощное лежащее тело, целясь в живот, чтобы добить почти мертвого парня. Придя в себя, парень попытался встать, но тело было ватным и тяжелым, словно в нем был залит свинец. Попытка не удалась и план побега провалился с треском. Увидя, что юноша начал проявлять признаки жизни, негодяи не долго ожидая, нанесли еще один удар сильнее. От такого прилива боли, Син Цю не смог сдержать боль и постыдно для себя прохрипел, показывая врагам их превосходство. Только такие гнусные люди как похитители сокровищ были способны на нечестную битву с тем, кто не мог дать им отпора. Поэтому наслаждаясь своей властью и силой, они стали наносить поочерёдно бедняге увечья. Каждое из них было не смертельным, но в целом они медленно добивали жертву до состояния смерти. Как бы душа юного доблестного война ни пыталась сопротивляться, тело отказывалось двигаться и лишь подвергалось поочередным ударам. Такая пытка была хуже смерти. Будучи недостойными даже лишить человека жизни одним ударом из-за страха, они измывались над полумертвом телом парня, выдавливая из себя мерзкие улыбки, получая искреннее удовольствие от измыванием над человеком. Син Цю лишь медленно погибал, думая напоследок лишь об одном. Неужели я закончу здесь свою жизнь? В этом жалком месте от рук таких же жалких людей? Все снова стало расплываться перед глазами юноши, погружая все во мрак. Мертвенный холод резко пробрался до самых кончиков тела, забирая за собой последние признаки жизни. Парень последний раз вдохнул, как вдруг почувствовал слабое дуновение ветерка и знакомый запах. Но он уже не мог определить владельца, погружаясь в бесконечную тьму и холод.