Dying death - Твоя моя

Сейчас. Именно сейчас. В данную секунду. В данный отрывок времени. Всё вокруг замерло, будто в пресловутом фильме «Матрица». Несколько привычных движений, и шум города тонет в музыке, которая рвёт душу. Но я слушаю её в надежде, что она поддержит и вытащит из этой трясины, не понимая, что она наоборот тянет меня вниз. Словно к сердцу привязали камень, и оно кровит, трещит по швам, и тянет за собою глупого владельца. А может оно само стало камнем. И уже нет того трепещущего, ранимого, любящего комочка, что каждый раз заходилось каким-то невероятным ритмом, стоило только увидеть его. А кто собственно такой, этот он? Он не вымышленный. Нет, ни в коем случае. Он вполне реальный. С карими глазами и трёхдневной щетиной. Он то, что не даёт закрыть глаза. Не даёт выйти из этого мира, который образовался в голове с его приходом. Не понимает, что прожигая взглядом при встрече, будь это раз в полгода, или почти каждый день на лестничной площадке осточертелой десятиэтажки, будто убивает. Словно тянет в омут. За собой. Но на самом деле он остаётся тут, а я наблюдаю из под толщи воды, крови, мусора, как его лицо становится всё дальше и дальше. То лицо, те глаза, что когда-то вдохнули жизнь, теперь приносят лишь боль. И нет эмоций. Никаких. У него. А моё лицо искажено болью и невысыхающими дорожками слёз. И откуда они только берутся? Ведь как будто уже и не больно. Как будто не было этих лет. Но снова в тёмной комнате, уставившись в одну точку и притянув колени к груди, вытаскиваю из воспалённого мозга моменты, которых и не было. Их и не могло быть. Но словно в наказание, или во спасение, я и сам не знаю, воспалённое подсознание выдаёт кадр за кадром, заставляя, скрючится на полу в позе зародыша и открывать рот в беззвучном крике боли. Той боли, что никогда не вырвется наружу. Ведь она словно слилась со мной. Стала моей неотъемлемой частью. Словно какой-то извращённый портной, без наркоза, на скорую руку, грубыми, большими стежками, пришил ёе ко мне будто по контуру. И тело, вопреки ожиданиям, не отвергло инородное. А приняло, как должное. Словно так и было с моего бесполезного рождения. *** -Ты такой забавный! – Смотрю на тебя сверху вниз. Я только что упал с велосипеда. Приходится немного щурится из-за солнца, но это не мешает разглядеть твою улыбку. Вместо того чтобы помочь мне подняться, ты садишься рядом на корточки и треплешь по голове, отчего я немного съёживаюсь. -Что забавного в том, что бы упасть с велосипеда? – Недовольно отталкиваю руку, одновременно желая, чтобы этот момент не заканчивался. -Ничего. – Просто произносишь ты. – В этом нет ничего забавного. Знать, что ты в порядке. Видеть, как ты дуешься, когда я подшучиваю над тобой. Это… Он не договаривает. Смотрит чуть в сторону, видимо в поисках подходящего слова, и переводит взгляд на меня. И ему больше не надо ничего говорить. Он счастлив. Счастлив также, как и я. *** -Ты простудишься. Он останавливает меня, хватая за локоть, и немного грубо разворачивая к себе. Снимает свою шапку, а затем и шарф. Не смотря в глаза, отдаёт их мне и, засунув руки в карманы, продолжает идти вдоль припорошенной снегом аллеи. Шарф пахнет им. И через насколько секунд я вешу на нём, целуя в щеку. В ответ лишь легкая полуулыбка, которая исчезает через секунду, моя рука в его. А больше мне ничего и не надо. *** -А почему люди не летают? Глупый вопрос, произнесённый на крыше нашего с тобой дома. Ты стоишь рядом с закрытыми глазами, ловя последние лучи заходящего солнца. Я решая последовать твоему примеру. На душе становится так легко и хорошо. Словно нет ничего вокруг. Лишь этот небольшой ветерок, гоняющий неизвестно откуда взявшийся целлофановый пакет. Слышится лёгкий шорох, но он совсем не мешает моменту. -Не летают, говоришь, а хочешь, научу? Я не сразу соображаю, когда ты обхватываешь меня со спины и толкаешь к краю. Умиротворение исчезает так же быстро, но страх не приходит. Лишь мелькает мысль, что ты первый меня обнял. -И как же? – Чуть громче выдоха, но ты меня услышишь. Последний луч солнца скрывается за горизонтом. В один момент ветер становится чуть сильнее и прохладней. Ладонь опускается мне на глаза, и я их вновь закрываю. С меня стягивают футболку, и разводят руки в стороны. Мелькает мысль о Титанике, лёгкий поцелуй в шейный позвонок, и шёпот: -Открывай. Подо мной обшарпанные крыши пятиэтажек, дворы, потонувшие в зелени, чуть левее виден парк и колесо обозрения, уже не работающее. Ветер треплет волосы, и глаза сами закрываются. Такое спокойствие. Ты резко разворачиваешь меня к себе, и я чувствую дыхание на своих губах. Боюсь не то что открыть глаза, я вдохнуть боюсь. -Не бойся. Пахнет мятой и вишней, словно перемешанных с табаком. Ты курил кальян. -Не боюсь. И мне не надо открывать глаза, чтобы увидеть твою улыбку. Ты целуешь меня в лоб, и твоё тепло пропадает лишь на несколько секунд. Накинув мне на плечи кофту, и сжав в объятиях, ты что-то шепчешь, а мне настолько хорошо, что я почти не различаю звуков. Зато отчётливо чувствую твоё дыхание, у себя на шее и лёгкий шелест целлофанового пакета, который сейчас абсолютно не мешает. *** Я продолжаю лежать на холодном полу. Слёзы текут из опухших красных глаз. Красные от того, что я не спал неизвестно какое количество времени. Красные от постоянных слёз. Плотно задёрнутые тёмные шторы совсем не пропускают свет. И со мной есть эта тишина. Темнота и тишина, источником звуков в этой комнате являюсь лишь я сам. За окном осень, а в комнате зима. Причём она настолько холодная, что нет никаких шансов на спасение. Нужно лишь смириться с тем, что я замерзаю. Тело меня не слушается, а может это я выдумал, но факт остаётся фактом. В моих воспоминаниях. В моей реальности. Он за стеной. Возможно на расстоянии вытянутой руки. За стеной, через которую невозможно пробиться, дотянуться, услышать, почувствовать, понять, смириться, успокоиться, жить… *** -Здравствуй Сень Передо мной заплаканная тётя Наташа и поддерживающий её под локоть муж. Видно, что и он плакал, но сейчас держится. -Здравствуйте. Что-то случилось? Паника медленными шагами начинает подходить к моему сознанию, и я сам не замечаю, как она стучится в дверь. -Ты ведь знаешь, что Максим уехал работать в Питер? Слов нет. Поэтому я просто киваю. -Он разбился. Там. В Питере. Погиб на месте. Врачи бы не успели. Следующие слова, новые слёзы… Всё это проходит мимо. В моей голове обрывки тех встреч. Тех моментов, когда мы виделись. Когда ты улыбался… -Когда похороны? Голос словно не мой. Словно я постарел. И за это мимолётное старение я потерял всё то, что было мне так дорого. -Через два дня. Ты приходи. Он бы хотел, чтобы ты пришёл. Новая волна слёз, и они выходят из общего тамбура, негромко хлопая входной железной дверью. А я возвращаюсь в свою квартиру. Закрываю дверь в зал на замок, задёргиваю шторы, и ложусь на пол рядом со стеной, за которой находится твоя комната. *** Твоя квартира соседняя с моей. Я в девятой, а ты в десятой. Даже тут ты на шаг впереди меня. Как всегда обогнал, хотя никто из нас не понимает, почему мы бежим. Особенно я. Почему продолжаю бежать даже тогда, когда не то что тело, даже разум мне отказал? Почему продолжаю слепо верить в то, что мы будем вместе? Почему, когда всё умерло, надежда ещё живёт? Пытается отодрать пришитую ко мне боль, пинает сердце, в надежде, что то вновь забьётся. А я убийца. Я просто саморазрушитель. Я убил всё в себе. Я убил самого себя. И убиваю её. В надежде на то, что надежда больше не будет меня мучить. Какая ирония. Сейчас бы засмеяться, но и смех я убил. Его отголоски звучат в памяти бледными воспоминаниями. Звучат всплесками боли, головной и душевной. Так хочется вернуть всё назад. Но осознание того, что прошлого нет приходит новой волной, очищая мёртвые и замёрзшие тело и разум. Прошлого нет. Вот, что я убивал на самом деле на протяжении этих месяцев. Это прошлое, что тянуло меня за собой мертво. А я жив. Ведь если осознать. Понять. Хотя бы попытаться. Все воспоминания, - это мои сны. Они не были реальностью, и не хотели ей быть. Не хотели причинять боль. Лишь я. Я один сделал их реальными. Сделал их теми, кто драл меня на куски. Это всё я. Саморазрушитель. Ведь всё, что между нами было, можно сосчитать по пальцам. Вот мы встретились у входной железной двери, странного оранжевого цвета. Вот подходя к подъезду я увидел твою машину. Из-за закрытой двери услышал твой голос в тамбуре, когда ты вёл очередную девочку в свою квартиру. Между нами ничего не было. Я так хотел, что бы между нами что-то было. Я не пришёл на твои похороны той осенью. Я выхожу в новый день, в новый мир, в новую весну. Только мою. Обновлённым. Я буду жить. Я буду верить. Страдать. Любить. Обманываться. Но и тебя я не забуду. Ты будешь тем самым шрамом, проходящим через всего меня. Хоть этот шрам и фантом – он существует.